Начало конца. – Логика как бомба. – Тупик

Утрата религии привела к образованию в здании человечества трещины. Сегодня эта трещина растет с такой бешеной скоростью, что мы видим эту скорость. Это ключевой момент в истории человечества, и он требует отдельного осмысления. В первую очередь нужно понять природу происходящих процессов. Что положило их начало? Большой вопрос, почему именно на Западе стала исчезать религия. Что это, случайность или закономерность? Трудно найти однозначный ответ. Со слишком сложной системой мы имеем дело, чтобы уловить ситуацию до таких тонкостей. Здесь каждый увидит свою причину. Одни увидят в этом случай. Другие заявят, что западное общество предрасположено к утрате религии из-за излишнего пристрастия к логике, разрушившей веру. Третьи найдут в этом метафизику.

Солнце восходит на Востоке и умирает на Западе. Все религии мира родились на Востоке. Все безбожные философии родились на Западе. Картины Воскресения рисуют на восточной стороне храма. Страшный Суд – на западной стороне.

Версий много, читатель сам выберет по своему вкусу. Мы же заявим, что не можем в жесткой логической последовательности объяснить, почему именно западная пирамида начала превращаться в монстра. Вернее, можем, но это будет тяжеловесное и сомнительное объяснение. Эта тема – предмет отдельной работы. Для нас пока достаточно зафиксировать, что именно западное общество утратило религиозные тормоза.

Негативные процессы начали набирать обороты в IX веке, когда Запад стал отмежевываться от Вселенского православия. Окончательный разрыв состоялся в XI – XII веках. Раскол положил начало современному обществу потребления. Его генеалогическое древо выглядит следующим образом. Великий раскол порождает католицизм. Католицизм порождает протестантизм. Протестантизм порождает капитализм. Капитализм порождает атомизм, высшую фазу развития капитала и максимальную степень раздробленности общества. Некогда гармоничные структуры превращаются в хаос-массу. Члены принципиально нового типа общества, которого еще не знало человечество, не имеют никаких целей и задач, кроме увеличения темпов личного потребления и погони за чувственным удовольствием. Человек традиционного общества понимал себя как «Я – это мои принципы». Человек светского общества понимает себя уже по-новому: «Я – это мои вещи». При переходе из одного состояния в другое теряется душа. Раньше вещи были приложением к человеку. В новой цивилизации человек стал приложением к вещам.

Христианское общество возвращается в состояние языческого общества, именуемое поганым от латинского poganus, т.е. сельский житель, деревня, до которого ещё не дошло христианское учение. Потом термин приобрел отрицательный оттенок, и сегодня современное языческое общество именно в негативном смысле поганое. Если язычники знали хоть каких-то богов, ограничивающих их страсти, то бог современных язычников, доллар, не вводит никаких ограничений. Делай, что хочешь, если это выгодно, приятно и безнаказанно. Более детально мы раскроем эту тему ниже.

Скорость начавшегося процесса далеко превосходила временные мерки человеческой жизни. Общество не могло зафиксировать, осмыслить, и тем более, дать оценку начавшемуся движению. Возникла иллюзия, что начавшийся процесс является положительным явлением.

История с эпохой Возрождения один в один повторяет историю появления морфия. Когда в XIX веке выделили чистый морфий, все почитали его за чудо-лекарство. Например, такой известный ученый как Фрейд, рекомендует морфий своим пациентам от всех болезней. И только спустя несколько лет общество понимает, что скрывается за «лекарством». То же самое происходит и с прогрессом. Сначала его воспринимают как путь к счастью. Бога нет, никто не мешает, делай что хочешь, и прочее. Религия воспринимается в худшем случае как мракобесие и отсталость. В лучшем случае в ней видят традицию, сферу действия которой нужно ограничить выполнению обрядов. Веру вытесняют на обочину жизни. Из центральной силы религия превращается во что-то нелепое, бесполезное и смешное, как старый самовар. С этого момента западное человечество живет своей жизнью, религия своей, и оба приходят в упадок.

Начало упадка веры незамедлительно отражается на широких массах. Больше никто ни во что не верит. Честь, совесть, понятие долга и высшие принципы стремительно исчезают. Плотская жизнь понимается как единственное сокровище, радостями которого надо успеть насладиться. Решающее значение обретают деньги. Прорисовываются контуры потребительского общества, общества без Бога, светского общества с новым богом. «ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: `Я Христос', и многих прельстят». (Мф.24,5)

Князья забывают о высоких принципах и воюют с единственной целью – обрести земные блага. Для победы нужна большая армия, и, следовательно, сильная экономика. Сильная экономика возникает, когда подданные стремятся богатеть. Чтобы главным делом подданных стало накопление богатства, надо «сворачивать» религию, которая учит это самое богатство презирать. Впервые в истории возникает вопрос о «вреде религии». Первыми его поддерживают власть имущие. Эту тему начинают педалировать вьющиеся вокруг власти ученые. Разложение захватывает Церковь, превращая ее в светский институт. Религией в прямом смысле начинают торговать. Практикуется отпущение грехов за деньги, торговля церковными должностями, протаскивание родственников на теплые места и прочее.

Процесс захватывает всю средневековую Европу. Но к чему это приводит? Казалось бы, сбылась «мечта идиотов». Устремившийся к богатству народ создал сильную экономику, что позволило содержать большую армию. Однако солдаты теперь воевали исключительно за деньги. На практике выяснилось, что наемная армия не очень хочет сражаться. Макиавелли, живший в то время, писал, что наемники отличаются от национальной армии двумя качествами: они быстро отступают и медленно наступают. Толпы наемников бродили по Европе, перепродаваясь от одного герцога к другому, иногда в решающий момент битвы. Кто заплатит больше, тот и победил. Ситуация, чем-то похожая на современные выборы.

Стало очевидно, что путь без религии – это путь разложения. И вновь возникает проблема. Как с одной стороны, сделать так, чтобы государство было экономически сильным, и люди в нем стремились к богатству, но с другой стороны, чтобы при этом они почитали мораль, веру.

Умирать за деньги нельзя. Как говорил Юлий Цезарь, «можно найти много людей, готовых убивать за деньги, но нельзя найти людей, готовых умирать за деньги». Идти на смерть можно только за идеалы. Но чтобы умирать за идеалы, нужно иметь идеалы, ценимые выше жизни. Но где же их взять без религии? К слову сказать, технически мощная Америка сегодня сталкивается с аналогичной проблемой. Солдаты не хотят умирать за деньги. Это первая причина, по которой она завязла в военных конфликтах.

Князья озадачиваются вопросом, как создать ручную, управляемую религию? Выполнить это возможно не иначе, как через раскол католической церкви. Начинается эпоха создания карманных церквей. Первыми в этом процессе выступили немецкие князья. Они поддержали некоего Мартина Лютера, протестовавшего против имевшихся в церкви злоупотреблений. Своим протестом он не избавил от пороков западную церковь. Он лишь расколол ее. Конечно, если бы не поддержка немецких князей, увидевших в этом возможность достижения политических целей, никто бы не знал ни этого монаха, ни его протестантизма. Но он, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте. Безусловно, это был честный человек, верящий в справедливость начатого им дела. Своими страстными обличительными речами он сделал свое раскольничье дело. Католическая церковь раскололась.

 

* * *

Чтобы понять, почему это учение принесло такие неожиданные плоды, нужно уловить логику протестантизма. Он ведь тоже превратился в капитализм не сразу. Протестантизм Лютера резко отличается от протестантизма Кальвина. Если первого можно назвать добрым католиком, то второй уже открыто проповедовал, что количество денег определяет спасение души. Это было революционно новое заявление. Но на него никто не обращает особого внимания. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорят на обочине жизни, хорошо это или плохо. У Кальвина находятся последователи. Не потому, что они разобрались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина узаконивала добывание денег любыми путями. Отметим, что успех Гитлера базируется на тех же стимулах, что и успех Кальвина, и протестантизма в целом. Оба эти деятеля говорили массе: вы избранные, и только в силу факта вашего существования у вас есть право реализовывать свои желания за счет низших. Корни колоссального успеха здесь в том, что масса охотнее принимает не то, что истинно, – в этом она разобраться не может, – а то, что соответствует ее желаниям и вообще чувственной сфере. Фашистские лозунги всегда и везде будут находить горячих последователей и понимание в широких массах.

Князья, избавившиеся от опеки религии, добившись политической самостоятельности, погружаются в свои сиюминутные вопросы, драку за доступ к ресурсам. Утрата европейским обществом религии означала, что нет больше сил, способных понять ситуацию. Запущенный процесс начинает развиваться самостоятельно, сообразно внутренней логике. Страшные по своей разрушительной силе тенденции крепнут и набирают обороты. Но пока этого никто не видит и видеть не может.

 

***

Религия – это поиск истины через Откровение. Философия – это поиск истины через логику. Протестантизм, возникший как политический инструмент, чтобы стать легитимным, создает собственную мировоззренческую базу. С самого начала он был обречен уже только потому, что его основатель, Мартин Лютер, не был пророком. Он не получал Откровений из миров, лежащих за пределами человеческого сознания, и потому не мог оперировать ни чем, кроме здравого смысла. Уже только за это его следует называть не религией, а философским учением.

Единственным ориентиром протестанты объявляют Библию. Все остальное, что было накоплено за полтора тысячелетия, – Соборы, почитание икон, многие таинства и прочее, – они отвергают. Не осталось ничего, кроме логики и Библии, понимаемой через призму логики. В результате получилась светская организация, называющая себя церковью, а своих членов христианами. На самом деле от христианства там осталось только название.

Предвидя негодование простых протестантов, хотя мы предполагаем, что совсем простые люди не будут читать эту работу хотя бы потому, что её нужно читать, мы все же находим нужным извиниться перед честными людьми, исповедующими свою религию. Мы не хотим никого обидеть в светлых чувствах, и потому все, что мы здесь говорим, носит крупный характер, никак не касающийся никакой отдельной личности.

Продолжая разговор, обращаем внимание, что не стоит заблуждаться почитанием Библии протестантами. Библия – это противоречивый текст со множеством взаимоисключающих положений, осознать который можно только при наличии Веры. Без Веры суетный ум человека не способен принять догматы Откровения, Священное Писание и Священное Предание. Для рационального ума это – не более чем набор невероятных басен и неправдоподобных мифов, кем-то сочиненных на досуге. Чтобы выскочить из множества противоречий, логику необходимо подчинять Вере, а не наоборот. Не верить глазам своим так же, как мы, каждый день, видя как Солнце движется а Земля стоит, утверждаем обратное, т.е. Солнце неподвижно, а Земля движется вокруг него, так и здесь, логика должна строиться на догматах, не имеющих видимого подтверждения, но открытых в Откровении.

До Великого раскола, когда Церковь была единой, оперировать в метафизической сфере логикой не позволялось. Когда Арий, пресвитер Александрии, «вычислил», что раз Христос рожденный, значит, «однажды появившийся», т.е. не существовавший до рождения и потому не единосущный Богу, Никейский Вселенский Собор назвал это логичное утверждение ересью. Собор утвердил Символ Веры, говоривший о Христе как о «рожденном прежде всех век», т.е. до начала Бытия. Понять это в детерминированной логике нельзя, в это надо верить. Для этого нужно признать невозможность человека выйти за человеческие рамки. Арий не отказаться от своего умствования, расколов своей ересью Церковь. Для кого авторитет Ария был выше авторитета Церкви, те откололись от Вселенской церкви. Это пример показывает опасность безрассудного преклонения перед священником, каким бы авторитетным он ни был. Крупный раскол может учинить только очень авторитетный священник. Неавторитетный на это просто не способен. Это следует иметь ввиду всем, кто творит из священника кумира.

Когда верующие принимают основные постулаты на веру, им не требуется логическое обоснование веры. Поэтому православные остались верующими по сути и по духу. Верующими, а не знающими. Католики же пытались понять некоторые действия Бога, например, почему Бог допускает страдания (теодицея). Протестанты пошли еще дальше. Они взялись не оправдывать, а осмысливать Бога. Не сделай они этого шага, через несколько десятков лет протестантизм сошел бы на нет, бесследно распавшись, как распадались тысячи подобных групп. С другой стороны, не будь протестантизма, было бы что-то подобное. Ради сохранения своей власти светские князья поддержали бы любое иное учение, дающее им независимость от церкви. Светской власти нужно было легализовать свою независимость.

Оперирование логикой в вопросах, находящихся за пределами земного мира, помещение нерациональной информации в рациональный формат приводит к умалению религии. Логика хороша для сиюминутного. В вечных вопросах она вредна. Великие западные умы говорили о недопустимости оперирования логикой в вопросах метафизики. Но здесь мы обнаруживаем парадокс, который позволяет заключить, что новоевропейские философы не понимали характера своих действий. Например, Лейбниц, повторивший за Тертуллианом знаменитое «верую, ибо абсурдно», одновременно участвовал в развитии принципиально иной мировоззренческой базы, без идеи Бога.

Абсурдное для земного мира не означает абсолютной абсурдности. Виднейший католический богослов, святой Фома Аквинский, в конце жизни сказал, что все его труды –солома, и любая безграмотная бабка знает больше, ибо верит, что душа бессмертна. Ни одна логика не может вместить знания бабки. Приоритет бабкиной веры перед логикой ученого мужа получил название «парадокс Фомы».

Так как неземной мир не умещался в земную логику, а для узаконивания светской власти его требовалось уместить, возник опасный феномен – новоевропейская философия. Этот тип философии давал светскому обществу фундамент. Протестантские богословы, пытавшиеся осмыслить Откровение, выстраивают многосложные логические конструкции. Но трактаты, логически доказывавшие благость Бога и наличие загробной жизни, ни на йоту не способствовали росту веры. Доминирование логики выхолащивало суть христианства. Земные цели начали вытеснять небесные. Князья церкви, получив в лице логики инструмент, посредством которого можно было оправдать любые пороки, постепенно узаконивают свои плотские желания («нельзя, но если очень хочется, то можно»; «все равны, но некоторые равнее»). Возникает двойная мораль. Главным ориентиром становится не Откровение, а светская власть и богатство. Отсюда берет начало претензия римского епископа на главенство.

 

***

Логическое осмысливание действий Бога вело к тому, что раз Бог всемогущ, значит, Он знает всё. В том числе будущую судьбу еще не рожденных людей. Получалось, человек еще до своего рождения имел нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. Следуя логике, никто от этого листа отклониться не мог.

Такой взгляд на свою судьбу уничтожает смысл добрых дел. Какой смысл их делать, раз все предопределено? Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты все равно не можешь сделать то, что не предопределено. Ещё раз подчеркнем, что простые люди не руководствовались такими умозаключениями, они просто верили. Но зато для одаренных людей, жаждущих оправдать и освободить свои страсти, это был Клондайк.

Исходя из этой логики, самые отвратительные поступки получают если не благословение, то оправдание. Выходило, не ты совершаешь плохие поступки, а так устроил Бог. И человек не в силах свернуть с пути, предначертанного Богом, ибо если бы это было возможно, значит, Бог не всемогущ и не всезнающ, что противоречит Его природе. Любой самый темный верующий легко и непринужденно справляется с этим противоречием, даже не замечая его, потому что он верит, что Бог всемогущ, а человек свободен. Вера спасает его от заблуждения.

Вскользь отметим, что выросшая из протестантизма наука тоже пришла к предопределению. Лаплас заявил, что, зная скорость, массу и движение всех частиц мира, теоретически можно вычислить будущее. Снова предопределение, только логическое. Ньютоновская модель мира, понимавшая Вселенную как гигантский часовой механизм, так же не отрицала такой возможности. И только физика Эйнштейна разрушила механическое понимание мира. Однако великий физик пришел к своей теории, оперируя не только логикой, но и обращаясь к Священным текстам. Когда Бор предположил, что некоторые элементарные частицы обладают волей, от предопределения даже в такой точной науке как физика не осталось и следа. Последние данные физики не оставляют камня на камне от материализма и предопределения. Если из ниоткуда, из абсолютного вакуума, рождаются элементарные частицы, о каком предопределении можно говорить… Тем более, материя уже давно не тело, протяженное в пространстве, как ее понимали прежде, а некие волны и энергия, которые в определенной компановке образуют то, что мы называем материей. Но что это такое, материя, – внятного объяснения не существует и по сей день.

Возвращаясь к теме протестантизма, скажем, что логика, справедливая для земного мира, разрушила догматы мира вышнего. Вместо свободной воли и выбора родился механицизм, отказывающий человеку в свободе, уподобляя его механизму, выполняющему заранее определенную программу. Убивая свободу, волю и выбор, предопределение уничтожало основу христианства – равенство перед Богом. Получалось, что не все люди равны. Есть избранные, которым уготован рай и вечное блаженство, и отверженные, обреченные на вечные муки ада. Согласно протестантской доктрине, Христос своей крестной смертью открыл путь ко спасению не всем, а лишь избранным.

С рациональной точки зрения догмат предопределения не имеет изъянов. Но все религии отказываются оперировать логикой в метафизических вопросах. Впадая в противоречие между всемогуществом Бога и свободой человека, мировые религии не выбирали что-то одно, а делали волевое усилие в пользу и того, и другого. Бог знает всё, но человек остается свободным. Это утверждение противоречит рациональному мышлению, но соответствует метафизическому, сохраняя веру.

Ряд тупиковых вопросов (например, таких: «если Бог всемогущ, может ли Он создать такой камень, который не сможет поднять») не предполагает ответа, потому что всякий ответ умаляет всемогущество Бога. Эти вопросы были признаны неправомочными, бесовскими, принадлежащими к разряду софистики. Таких примеров множество, и все они подтверждают только то, что абсурдное для нашего мира не означает абсолютной абсурдности. Разность законов физики Ньютона и Эйнштейна объясняется тем, что законы, абсурдные для макромира, естественны для микромира, и наоборот. Человеческие чувства много чего не могут зафиксировать, но это не означает, что не доступное чувствам не существует. Если из некоего объема пространства убрать все, что там существует, про пустой объем нельзя сказать, что там ничего нет. Всегда будет правильнее сказать: «там нет ничего, известного мне». Аналогично и с логическими тупиками, в которые попадает наша трехмерная логика. То, что мы не видит ответа, не означает, что ответа не существует вовсе.

России и исламскому миру в этом несказанно повезло. Русь спаслась от руководства логикой по фундаментальным вопросам не потому, что мы такие умные, а потому, что не получили с христианством довеска в виде мировоззрения и культуры Древнего мира. Бог миловал нас от логики Аристотеля, развитой европейскими богословами до такой степени, что они решились оперировать ею в религии. Православие, в отличие от католицизма, спокойно приняло на веру догматы Откровения. Кит проглотил Иону. Это невозможно физиологически, но мы верим, а не рассуждаем. Русь разделила мысль «верую, ибо абсурдно». Из этого следует, что чем человек умнее, тем он яснее сознает границы своего ума, и наоборот, чем глупее, тем больше считает себя всезнайкой. Сократ был настолько умен, что своим единственным знанием объявил незнание: «Я знаю, что ничего не знаю». Эту мысль великолепно выразил Достоевский в романе «Преступление и наказание», наделив ею Родиона Раскольникова: «Если на одном полюсе будет истина, а на другом Христос, я предпочту Христа». Глубина мысли, заложенная в этой фразе, остается за рамками возможностей рационального мышления. Здесь трехмерная истина заканчивается и начинается истина Христа – абсолютная истина. «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10, 15).

 

Лекция 10.