Глава VII. Правовая культура. правовой идеологии культа прав человека, столь характерного для западноевропейской правовой мысли, как и связанного с ним культо­вого отношения к славе (цель

правовой идеологии культа прав человека, столь характерного для западноевропейской правовой мысли, как и связанного с ним культо­вого отношения к славе (цель личного самоутверждения) и богатству. Сказанное не означает, что в России отсутствовали другие идео­логические и культурные течения. Определенным влиянием пользо­вались и либеральная, и радикальная идеологии, но определяющей в общенациональном коммуникативном пространстве являлась идео­логия консервативно-патриархальная, укорененная в традициях православной культуры.

Специфика социально-правовых коммуникаций, возникающих в рамках такой культуры, заключается в доминировании императивных (монологических) ее вариантов и ограниченности вариантов диспози-тивных (диалогических). Ю. М, Лотман описывает их противостояние как оппозицию «магической» и «религиозной» моделей культуры. Ученый выделял две архетипические модели культуры: магическую, характеризуемую через «договор», и религиозную, представляемую как «вручение себя». Магическая система коммуникации характери­зуется взаимностью, эквивалентностью, договорностью. В основе религиозной коммуникации лежит не обмен, а безоговорочное вручение себя во власть. Одна сторона отдает себя другой без того, чтобы сопровождать этот акт какими-либо условиями, а получающая сторона признается носительницей высшей власти. Отношения этого типа характеризуются односторонностью и неэквивалентностью. Одна сторона отдает все, а другая сторона может дать или нет. От­сутствие награды не может служить основанием для разрыва отно­шений. Психология обмена исключается и не допускается мысль об условно-конвенциональном, относительном, характере основных ценностей. Если для западной правовой культуры была характерна магическая система коммуникации, то русской правовой культуре, по мнению Ю. М. Лотмана, свойствен религиозный тип коммуникации.

Средствами религиозного типа коммуникации являются не знаки, а симво­лы, природа которых исключает возможность отчуждения от содержания, и, сле­довательно, обмана или толкования. «Официальная церковь языческой Римской империи последних веков, за фасадом которой таились глубоко сокрытые культы религиозного характера, была магической. Система жертвоприношений богам со­ставляла основу договорных с ними отношений, а официальное поклонение импе­ратору имело характер конвенции с государством. Именно в силу отмеченных выше черт магизма "религия" римлянина не отвечала ни его развитому и укоренившемуся

¹⁴* 203

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА

Учебник

в самых глубинах его культурной психологии юридическому мышлению, ни всей структуре разработанно-правового государства. Христианство, с позиций римля­нина, было глубоко антигосударственным началом, поскольку представляло собой религию в самом точном значении этого слова и, следовательно, исключало фор­мально-юридическое сознание. А отказ от этого сознания был для человека римской культуры отказом от самой идеи государственности».

Если на Западе «договорное сознание, магическое по своей далекой основе, было окружено авторитетом римской государственной традиции и заняло равно­правное место рядом с религиозно-авторитарным, то на Руси оно осознавалось как языческое по своей природе. Это накладывало печать на его общественную оценку». В русской коммуникативной традиции договор лишен ореола культур­ной ценности. «В рыцарском быту Запада, где отношения с Богом и святыми могут моделироваться по системе "сюзерен — вассал" и подчиняться условному ритуалу типа посвящения в рыцари и служения Даме, договор, скрепляющий его ритуал, жест, пергамент и печати осеняются ореолом святости и получают высший ценност­ный авторитет. На Руси договор воспринимается как дело чисто человеческое в значении: "человеческое" как противоположное "божественному". Введение крест­ного целования в тех случаях, когда необходимо скрепить договор, свидетельствует именно о том, что без безусловного и внедоговорного божественного авторитета он недостаточно гарантирован». В связи с этим «система отношений, устанавли­вающаяся в средневековом обществе, — система взаимных обязательств между верховной властью и феодалами — получает уже весьма рано отрицательную оценку... Централизованная власть в гораздо более прямой форме, чем на Западе, строилась по модели религиозных отношений. Построенная в "Домострое" изоморфная мо­дель: Бог во вселенной, царь — в государстве, отец — в семье — отражала три степени безусловной врученности человека и копировала религиозную систему на других уровнях. Возникавшее в этих условиях понятие "государевой службы" под­разумевало отсутствие условий между сторонами: с одной— подразумевалась безусловная и полная отдача себя, а с другой — милость... Власть в перспективе символического сознания русского средневековья наделяется чертами святости и истины. Ценность ее безусловна — она образ небесной власти и воплощает в себе вечную истину. Ритуалы, которыми она себя окружает, являются подобием небес­ного порядка. Перед ее лицом отдельный человек выступает не как договариваю­щаяся сторона, а как капля, вливающаяся в море».

«Распространяя на государственность религиозное чувство, социальная пси­хология этого типа требовала от общества как бы передачи всего семиозиса царю, который делался фигурой символической, как бы живой иконой... Уделом же ос­тальных членов общества делалось поведение с нулевой семиотикой, от них тре­бовалась чисто практическая деятельность».⁹

Все попытки последних веков сделать нашей культуре то секу-ляризованно-либеральные, то радикальные «прививки» повреждали

⁹ Лотман Ю. М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры //Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 345-351.