Александр Сергеевич Хоменков, алтарник Болгарского подворья

 

Мы служили вместе с отцом Дании­лом на Болгарском подворье с 1995 до 2000 года, фактиче­ски он начал свое служение на моих глазах.

Мы с ним занимались исследованиями по естест­венно-научной апологетике, но не работали совместно, каждый из нас вел самостоятельную работу. Моя первая статья по научному креационизму вышла еще в 1994 году, а отец Даниил, в свою очередь, изначально не принимал никаких компромиссов с эволюционизмом. Уже во время служения на Болгарском подворье он планировал подго­товить третий выпуск альманаха «Божественное откро­вение и современная наука», составить что-то подобное «Энциклопедии по креационизму», в которой хотел со­брать вопросы, которые чаще всего задают обычные люди, и ответить на них. К сожалению, ни одно, ни другое так и не было издано, но, очевидно, что исследования по на­учному креационизму помогали отцу Даниилу в его даль­нейшем миссионерском служении.

В одной из своих статей я неоднократно ссылался на древнегреческого философа Платона, а именно — на его учение об «эйдосах» как некоей «внутренней» стороне ве­щей, их идеальной основе. Мысли Платона здесь довольно близки к христианской святоотеческой традиции, но со­временные ученые, отвергающие материализм, ссылаются большей частью именно на Платона, а не на отцов Церкви, поэтому идеи этого философа постоянно попадали в мои статьи вместе с цитатами трудов ученых идеалистической направленности. Эта статья должна была пойти в право­славный сборник, редакторы которого посчитали неумест­ным делать упор на языческого философа и предложили мне «провести четкий водораздел» между платонизмом и святоотеческой традицией, «дабы не вводить в соблазн читателей сборника». Предстояла большая работа, к кото­рой я был не готов и из-за отсутствия времени, и по своему философскому и богословскому уровню. О своих проблемах я рассказал отцу Даниилу, и он сразу же пригласил меня приехать. Я пришел к нему домой, батюшка, как обычно, был очень занят: он что-то писал, искал материал в Интернете. Он быстро просмотрел мою статью и указал, какие прин­ципиальные дополнения нужно в нее внести, чтобы она соответствовала духу христианского мировоззрения. Вся работа заняла буквально двадцать минут: мы убрали лиш­нее, нашли то, чего не хватает, оформили текст по-новому, а на прощанье он мне дал почитать книгу о роли платониз­ма в европейской истории.

Он всегда находил время для разговора с людьми, находил нужные слова, давал полный ответ всем, кто его спрашивал о чем-то, касающемся веры. Он был прост в об­щении, никогда «не серьезничал» — в соответствии с со­ветами православных подвижников благочестия. Глубо­кое знание богословия и высокая духовность сочетались в нем с веселым характером, он очень много знал, он был просто мудрым человеком, но в то же время всегда оста­вался радостным и открытым. Помню случай, в котором проявилось чувство юмора отца Даниила и, одновре­менно, его трепетное отношение к чистоте Православия во всем, даже в том, что, на первый взгляд, не имеет прин­ципиального значения. Мы договорились, что он передаст мне одну из книг Тейяра де Шардена — католического философа-модерниста, мировоззренческой основой кото­рого были завуалированные псевдохристианской рито­рикой пантеизм и эволюционизм. Труды Шардена столь разрушительны для христианства, что, когда у нас в стра­не господствовала идеология государственного атеизма, они издавались массовыми тиражами, и его книги даже были выставлены для публичного обозрения вместе с ра­ботами Маркса и Ленина — уникальный случай для ав­тора, позиционирующего себя христианским философом. Когда мы договаривались с батюшкой о передаче книги, он служил уже в другом храме и встретиться нам было

несколько затруднительно. А тут на днях как раз должен был состояться крестный ход, после которого отец Даниил планировал зайти в наш храм. Я, не подумав, предложил ему взять книгу с собой, а после крестного хода занести ее к нам на подворье. Но от этого предложения батюшка ка­тегорически отказался: «Ты бы еще сказал, чтобы я во вре­мя крестного хода шел, прижав эту книгу к сердцу!»

В те годы он не часто говорил проповеди в нашем храме, так как был еще в сане диакона, но все они были очень яркими и искренними, явно шли от сердца, а не про­сто «читались по бумажке». Запомнилось, как на одной из проповедей он сказал: «Все мы призваны к святости. На Страшном Суде каждого из нас спросят: «А ты по­чему не святой?» Он постоянно призывал людей не рас­слабляться, жить напряженной духовной жизнью, и уже тогда он был готов на любой риск, на любой подвиг ради Христа. Люди чувствовали эту искренность, их интересо­вала его эрудиция, богатые познания, вдобавок он всегда был в курсе всех современных событий.

Помню, как он выступал на Крутицком подворье в воскресной школе. Я видел его на одном из первых за­нятий, и тогда слушателей было совсем немного, но когда я через несколько месяцев пришел в следующий раз, то об­наружил, что послушать отца Даниила пришло в разы больше людей, даже не хватало сидячих мест.

После того как отца Даниила перевели на служение в другой храм, мы, конечно, продолжали общаться, чаще всего обсуждали нашу работу по креационизму. Наша по­следняя встреча с ним была в сентябре 2009 года. Канал «СТС» предложил батюшке участвовать в фильме по про­блеме противостояния эволюционизма и креационизма, и его попросили пригласить на съемку своих единомыш­ленников. Отец Даниил позвонил мне, и мы встрети­лись в храме Апостола фомы, куда приехала и съемочная группа. Сначала журналисты задали несколько вопросов мне, а потом долго брали интервью у отца Даниила. По­сле съемки батюшка пригласил меня пить чай, разговор у нас тогда получился долгий, мы сидели за чашкой чая вдвоем, и никого больше не было. В тот день еще оста­валось время до всенощной, отец Даниил никуда не спе­шил, и мы беседовали обо всем: об общих знакомых, о вы­ступлениях отца Даниила на телевидении, о его дебатах с язычниками. Он подарил мне несколько своих книг, сделал дарственные надписи. А через некоторое время его с нами не стало. И я думаю, что эта последняя встре­ча была устроена Промыслом Божиим. Или, может быть, у отца Даниила были какие-то предчувствия, он знал, что такое может произойти, и поэтому так долго и не то­ропясь со мной разговаривал.

Утром 20 ноября, еще ничего не зная, я сел завтра­кать и включил радио, послушать новости. Приемник был настроен на радиостанцию «Свобода», и в блоке но­востей я слышу фразу: «В дневниках священника Дании­ла Сысоева, убитого сегодня ночью...». Потом, конечно, начали звонить друзья, знакомые, те, кто вместе с нами занимался креационизмом. Эта новость не оставила спо­койным никого.

Николай Беликов, прихожанин храма Святителя Николая в Толмачах

Знакомство с отцом Даниилом было для меня совершенно неожиданным, можно сказать, слу­чайным. В один из воскресных дней после Литургии мы с женой вышли из храма, и вместе с нами вышел наш священник Алексей Лымарев, оживленно беседующий с неизвестным мне батюшкой. Батюшка восторженно рассказывал о предстоящей поездке на Святую Землю, произнося «в Ерушалаим». И вдруг с легкостью пред­лагает окружающим присоединиться к нему. Я, не за­думываясь, поднял руку: «Батюшка, меня возьмете?» Он ответил: «Конечно, поехали!» Познакомились, поговори­ли и расстались. Странная надежда поселилась в сердце, но рассудком я понимал, что этот разговор надо забыть навсегда, батюшка просто так сказал, для поддержания разговора.

Но через какое-то время отец Даниил объявился, узнал мой телефон и позвонил.

— Помните, вы хотели поехать на Святую Землю?

-Да.

— Ну, если у вас по-прежнему есть желание, при­соединяйтесь.

Отец Даниил объяснил, в какое турбюро нужно пой­ти, как купить билеты. В поездку отправились впятером: батюшка с матушкой, я с супругой и знакомый батюшки, врач по профессии. Так и состоялось наше знакомство: мы вместе путешествовали по Святой Земле.

Отец Даниил поразил меня сразу. Прежде всего, я ни­когда не встречал человека, который бы так знал Священ­ное Писание. Куда бы мы ни приезжали, он всегда цити­ровал Писание наизусть и рассказывал, что происходило на этом месте во времена Ветхого и Нового Завета. Причем делал это всегда оживленно, с задором, в такие минуты у него горели глаза, был восторженный голос, и было вид­но: то, о чем он говорит, наполняет его целиком. Я вспо­минаю, как отец Даниил приходил к нам в гости, садился на диванчик и говорил. Говорил только о вере, о Христе. Других тем у него не было. Даже если разговор и начинал­ся с чего-то другого, заканчивал он его обязательно разъ­яснением Священного Писания.

Мы путешествовали день и ночь, в буквальном смыс­ле слова, и объездили всю Святую Землю. Отец Даниил все делал стремительно, иногда за ним было трудно успевать, он всегда бежал где-то впереди, ряса развевается на ветру. Надо сказать, что он никогда не снимал своих священни­ческих одежд, хотя известно, что иудеи особого располо­жения к православным священникам не имеют, а порой даже вообще плюют в их сторону. Но, глядя на отца Да­ниила, становилось понятно, что священнические одеж­ды — это часть его естества, как кожа. Позже, в Москве, мы время от времени встречались, и я никогда не видел его в светской одежде. Тогда, в первые дни на Святой Земле, я спросил его: «Батюшка, вы не боитесь ходить в облаче­нии? А вдруг придется защищаться?» Он ответил: «Нет- нет. Я себя так хорошо чувствую».

На каждом месте, где мы останавливались, батюшка доставал Библию из своей походной сумки и читал нам. Иногда он срывал цветочек или листик и клал в Библию, и мы стали помогать ему, собирали гербарий со Святой Земли. Думаю, у матушки Юлии до сих пор хранится эта Библия. Меня удивляло, что он читал не для того, чтобы просто озвучить для нас какие-то фрагменты, для него связь того, что было, с тем, что есть, и с тем, что будет, была естественна и очевидна. Эта связь проходила через него. Он говорил не о том, что было «когда-то», а о том, что было всегда и будет всегда. Он проповедовал неустан­но, неумолимо и всегда с внутренним восторгом. Созда­валось впечатление, что Бог когда-то ему сказал: «Я пору­чаю тебе этим заниматься» — и батюшка свято выполнял поручение Божие. Большей частью мы слушали его вни­мательно, но иногда утомлялись, считали, что должна быть какая-то мера. В этой поездке отец Даниил показал­ся мне строгим человеком, а в какие-то моменты — даже немилосердным.

Однажды я потерялся. Это произошло на Храмо­вой горе. Мне хотелось сделать фотографии, и я упустил группу из виду. Жена, как она позже мне рассказала, на­чала меня искать, но отец Даниил сказал: «Ничего. Сам найдется». И они, несмотря на слезные уговоры супруги, все-таки ушли. Было уже поздновато, и на Храмовую гору вооруженные полицейские никого не впускали. Мобиль­ных телефонов у нас тогда не было. Я стал расспрашивать полицейских, не видали ли они священника в черных одеждах с двумя дамами. Полицейским эта группа за­помнилась, и они указали мне правильный выход. В конце концов я нашел своих. Супруга была в слезах, а отец Дани­ил, как ни в чем не бывало, попивал свежий арабский кофе. Для него все было предсказуемо.

Так что поначалу с отцом Даниилом было не очень уютно. Однажды я ему даже резко высказал: «Батюшка, понятно, что вам надо торопиться. А мне надо фотографи­ровать! Я хочу дочери фотографии показать, для меня это тоже важно. Может быть, я здесь последний раз в жизни!» После этого разговора он немного «смирился».

Были мы и в монастыре Креста Господня. Он был закрыт, но мы походили кругами, постучали, покричали, и нам открыли. С отцом Даниилом двери открывали вез­де. Одна из монахинь (ее звали Слободанка) долго и лю­безно рассказывала нам об истории и святынях монастыря. За монастырскими воротами на зеленой траве росли цве­ты, невысокие и красные, как кровь, и их было очень мно­го. Я сорвал цветочек и говорю: «Держи, батюшка. Я тебя сфотографирую». В голову пришла мысль: «Наверное, эти цветы — напоминание о том, что Иисус Христос пролил Свою кровь на этой земле», фотография батюшки с крас­ным цветочком в руке стоит у нас дома на комоде.

Когда ты видишь, что человек последователен каж­дый день и каждую минуту, — начинаешь понимать, что он живет так, как верит, и это притягивает к нему.

После поездки мы начали поддерживать отношения. Как-то отец Даниил зашел к нам домой и сказал: «Я освя­тил часовню! Рядом, на Кантемировской. Хотите пока­жу?» Он был такой счастливый в этот момент, я, наверное, счастливее человека не видел. Мы, конечно, пошли с ним. Приходим на место, я смотрю вокруг и ничего не вижу. Отец Даниил показывает на что-то вроде контейнера с деревянным крестом, это и была часовня. Мы вошли в это малюсенькое помещение (думаю, что там смог бы поместиться от силы еще один человек), на стенах кото­рого висели бумажные иконы. Помолились, вышли в воз­вышенном состоянии, и отец Даниил начал рассказывать о своих планах, сказал, что хочет построить храм в виде базилики. Спросил меня, что я думаю по этому поводу. Я отвечал: «Для русского человека это как-то непривыч­но. Но вам виднее, батюшка». Было просто удивительно, насколько отец Даниил верил в то, что храм будет постро­ен. А спустя некоторое время он пригласил нас на освя­щение деревянного храма Апостола Фомы.

Отец Даниил не раз приглашал меня ходить в этот храм, отец Алексей Лымарев даже как-то сказал ему в шутку: «Ты зачем наших прихожан переманиваешь?» Но отец Даниил все равно настойчиво продолжал звать, а я продолжал быть преданным своему храму. Сейчас со­жалею, что редко приходил к отцу Даниилу. Сильно со­жалею, потому что батюшка мог дать мне то, что уже ни­кто никогда не даст.

Недавно я купил диск «Пасхальные беседы в Свет­лый Четверг отца Даниила Сысоева». У меня уже есть такая запись, но этот диск я купил из-за фотографии на обложке. Смотришь на улыбку отца Даниила, на его глаза, и ясно понимаешь, что на тебя глядит человек с не­земным содержанием. Для отца Даниила жизнь была яв­лением вечным, и никак иначе. Он был пламенным свя­щенником, человеком пламенной веры в прямом смысле этого слова. Его горящий взгляд был устремлен в веч­ность, он был человеком, идущим по дороге под назва­нием «вечность», а отрезок этой дороги, на котором мы его встретили, назывался «земная жизнь». Мы остались здесь, а отец Даниил пошел дальше.

То, что его могут убить, было вполне реально. Как-то мы встретились с ним в метро, он зашел в тот же ва­гон, в котором ехал я. Батюшка, кстати, был таким священ­ником, у которого можно было взять благословение, где бы то ни было, даже в метро. Вряд ли я бы подошел за благо­словением в вагоне метро к любому другому батюшке (это, конечно, не умаляет достоинств других священников). Просто было неестественно не взять благословение у отца Даниила, где бы ты его ни встретил, такой он был свя­щенник. Отец Даниил меня благословил и говорит: «Еду к мусульманам». Я дерзнул поучить: «Батюшка, ты с ними слишком резко разговариваешь, ты их задеваешь». Я же ви­дел его на дебатах с мусульманами, которые показывали по телевидению. Конечно, знание Корана отцом Дании­лом значительно превосходило знания его оппонентов, и это, конечно, их уязвляло. Я уже не раз говорил батюшке, что с ними надо мягче, они могут и горло перерезать. А он отвечал: «Смерти я не боюсь». Но я продолжал говорить отцу Даниилу, что ходить к мусульманам опасно, мне каза­лось, что можно проповедовать и христианам, таким, как я, например. Нам это необходимо, мы мало что знаем.

Отец Даниил не раз говорил мне, что хочет умереть за Христа, и в его устах это звучало естественно. «Ведь это самая хорошая смерть, Николай. Ты с этим согласен?» Я от­вечал: «Конечно, согласен». Я на самом деле был с ним со­гласен, так сказать, концептуально. Но с моей стороны это были просто слова, а он говорил о сверхправде жизни...

Известие о смерти отца Даниила застало меня в даль­ней командировке. Я ехал в такси, было раннее утро. Мы слушали радио, и вдруг объявляют эту страшную новость. Я позвонил жене, она еще ничего не знала. Конечно, это была трагедия, но не было чувства безысходности, хотя обычно, когда умирают достойные, выдающиеся люди, на­циональные авторитеты, наступает именно ощущение без­ысходности, начинаешь тревожно задумываться, кто же еще остался, кто придет вместо них...

Отец Даниил был столпом христианской веры. Он был человеком, который нес живое знание Священного Писания, жил во Христе. Наша дочь редко бывает в хра­ме, но отец Даниил быстро нашел к ней подход, они часто подолгу о чем-то разговаривали, когда он к нам приходил. Дочь — человек несентиментальный, но уход из жизни отца Даниила был серьезной утратой и для нее, и это было еще одним подтверждением того, что он — священник необычный.

Отпевание отца Даниила было очень торжествен­ным, никогда в своей жизни я не видел ничего более тор­жественного. Было очевидно, что происходит величайшее духовное событие нашего времени, событие небесно­го масштаба. Прощание не стало прощанием, это были торжественные проводы. Приехал Патриарх, огромное число священников, все в белых одеждах. Вот так встре­чают праведников в раю, уверен, именно так встретили там и отца Даниила.

Для нас, христиан, смерти не существует. Но усоп­ших все равно закапывают в землю, и уныние и печаль на­стигают живущих. Но у меня и не было, и нет ощущения, что отец Даниил умер, что его нет. И это не гипербола. Он жив в моем сердце. У меня нет зла на тех людей, которые это осуществили. Они исполнили волю Божию, сделали то, о чем отец Даниил мечтал. Он стремился отдать жизнь за Христа, и Христос принял эту жертву.

Мы знаем из истории о гонениях на христиан, а со­всем недавно это было обычным делом в нашей стране. «Меня гнали, и вас будут гнать», — сказал Сам Господь. Но нас-то никто не гонит... Отец Даниил —- человек пра­ведной жизни, и он стал первым христианским мучени­ком в XXI веке.

Однажды меня попросили написать воспомина­ния об отце Данииле в приходской листок. Я озаглавил заметку так: «На нашем диванчике сидел святой чело­век». Заголовок исправили. Это понятно: есть опреде­ленная редакторская корректность, существует офици­альная канонизация. Но знакомство и общение с отцом Даниилом — это некий отрезок жизни, который стал для меня самым значимым. Таких бескомпромиссно ве­рующих людей я никогда не встречал, только читал о них в книгах. В нашей современной жизни иметь среди сво­их знакомых мученика за Христа — это счастье. Своя вера — слабая. А когда такой человек был и остается ря­дом с тобой, это как стена, как опора, и ты знаешь, что она не обрушится. Таким столпом и утверждением Истины был и остается для меня отец Даниил Сысоев.