Протоиерей Константин Харитошкин, настоятель храма Святителя Николая В Сабурове

В нашем храме отец Даниил проходил диаконскую практику. Настоятелем у нас тогда был отец Василий Бабурин, член епархиального совета, хороший службист, строгий батюшка. К нему на практику присы­лали многих клириков, но до сих пор прихожане ни о ком так тепло не вспоминают, как об отце Данииле Сысоеве. Хотя отец Даниил понимал, что служит здесь временно, он воспринимал храм как родной дом, и все люди, которые сюда приходили, были для него родными. Он всех встре­чал с открытым сердцем, с огромной щедростью стремил­ся поделиться своими знаниями, ничего не таил в себе, не ленился. Он сразу же досконально изучил историю хра­ма и с огромной радостью отвечал на вопросы, всем рас­сказывал о святынях, храмовых иконах.

Я познакомился с отцом Даниилом сначала заочно — по его статьям. Одна из первых его работ, которую я про­читал, была посвящена крещению с погружением, и эта работа очень помогла мне в приходской жизни, потому что была очень убедительной. Дело в том, что в советское время взрослых крестили мало, и чаще всего обливанием. В 90-е годы предложение крестить взрослых людей погру­жением у сослужащих священников вызвало вопрос: «За­чем?» И я не раз показывал эту статью отца Даниила, в ко­торой приводились очень четкие аргументы со ссылками на святых отцов Церкви, на традицию.

После этого я старался регулярно читать публика­ции отца Даниила. Не со всеми его взглядами и идеями я был согласен, некоторые из них казались мне слишком категоричными. Отец Даниил был очень прямым, искрен­ним и горячим человеком, и его богословское творчество выражало его душу. В своих трудах он всегда искал прямо­го ответа на вопросы, в них было горение, стремление всем свидетельствовать об Истине.

Когда отца Даниила назначили служить в храм Апо­стола Фомы, я очень обрадовался, что у меня появился такой сосед. Этот храм расположился в деревянном до­мике, и скоро там стала складываться прекрасная община, проповедническая. Мне очень нравилось бывать в храме Апостола фомы. Может быть, там было меньше радения о внешнем, о какой-то симметрии — маленький деревян­ный храм рос постепенно, возникали разные пристроеч­ки, зато на стенах — горячие обращения к прихожанам, разные объявления: такого-то числа «будет молебен», «со­стоится беседа» и тому подобное. Все было очень открыто, живо, в этом чувствовался апостольский дух.

По своей живости и душевной щедрости отец Да­ниил всегда предлагал нашему приходу совместные дела. Если батюшке удавалось что-то сделать для своего храма, даже решить какие-либо бытовые, технические вопросы, он сразу же стремился этим поделиться, звонил мне: «Отец Константин, у меня вот что получилось! Нужно так-то по­ступить, туда-то позвонить. Давай я тебе дам телефоны!» Помочь было для него радостью, и, благодаря ему, мы всег­да были соработниками.

Не могу сказать, что мы стали близкими друзьями, но всегда общались со взаимной любовью и взаимным уважением. В разговорах со мной отец Даниил был чрез­вычайно доверчив. Он открывал свои сокровенные пере­живания, абсолютно доверяя собеседнику и надеясь на его порядочность. У него была детская душа, в нем не было никакой двойственности. Он разговаривал как христиа­нин с христианином.

Отец Даниил никогда не только не боялся, он именно спешил в любой аудитории свидетельствовать о Христе. Он, безусловно, был интеллектуалом, обладал красноречи­ем, и его апостольский проповеднический дар был в боль­шей степени связан с любовью к Слову Божию и любовью к людям. Он замечательно умел найти подход к человеку, казалось бы, даже не ища этого подхода. Отец Даниил был лучезарным человеком и, не скупясь, делился этим светом. В нем была столь необходимая простота, а люди видели, что он говорит от сердца, с любовью, и поэтому их серд­ца тоже зажигались. Отец Даниил спешил осветить тьму незнания, неведения, извращенного понимания сущности Церкви, проповедуя истину христианства.

Для меня отец Даниил — образ христианина апо­стольских времен, для которого главная радость — слу­жить Литургию, нести Слово Божие. Смерть отца Даниила стала венцом его служения. Он пострадал как христианин, который проповедовал и крестил, доносил Слово Божие до сердец людей. Всегда поминаю отца Даниила и наде­юсь, что батюшка тоже молится о своих близких, о своей общине, обо всех нас.