Игумен Мелхиседек (Артюхин), настоятель храма Первоверховных Апостолов Петра и Павла в Ясеневе

Отец Даниил служил в храме Апостолов Петра и Павла в Ясеневе всего лишь раз в неделю, по четвергам (в субботы, воскресенья и праздники он был на Крутицком подворье), и я очень жалею, что не смог сделать так, чтобы он стал постоянным клириком нашего храма. На службах мы с ним пересекались редко, потому что именно по четвергам я нес послушание в доме престарелых. Но все же иногда нам удавалось сослужить вместе — например, в Крещенские или Рождественские сочельники, на службе Великой Пятницы.

В нашем храме отец Даниил готовил людей ко крещению, проводил с ними огласительные беседы. Мы обсудили с ним, в какой форме это должно быть, чтобы, с одной стороны, это не было слишком кратко, с другой стороны — чтобы не затягивать, как это было в первохристианские времена, когда у Кирилла Иерусалимского оглашение шло в течение года. Мы решили, что человек должен прослушать круг из пяти лекций, причем с какой лекции начинать — значения не имело, иначе каждый раз надо было начинать заново, и группа не смогла бы набираться. Главное, чтобы человек был на всех пяти занятиях, и это было доступно для любого. Крестить отец Даниил предложил по древнему чину крещальной Литургии, который он отыскал в библиотечных архивах, этот чин уже практиковался у отца Владимира Воробьева в храме Святителя Николая в Кузнецах. Они служили такую Литургию по субботам, со всеми ее особенностями, и отец Даниил разучил это богослужение с нашим хором. Это, конечно, уникальное событие, когда во время богослужения происходит рождение нового человека для вечности, крещаемые присутствуют на Литургии в белых одеждах, и подходят к Святой Чаше как к апофеозу своего вступления в Церковь. После богослужения их поздравляют и священники, и вся община. Эта крещальная Литургия приносит колоссальные плоды, ведь само по себе крещение — это преображение человека, но есть еще и мистическая значимость в том, что это происходит во время самой Литургии. Конечно, в том, что подобное торжество совершалось в нашем храме, была заслуга только отца Даниила.

Только спустя некоторое время я оценил по достоинству ревность отца Даниила, его попечение о Церкви, смелость и неординарность, поскольку осуществление его идеи было сопряжено с особенными трудами. Я был удивлен тому, как он решился сочетать Литургию с Крещением, как смело он идет новыми путями, потому что все это непривычно, необычно, кто-то обязательно будет против, и надо объяснять хору, да и самому приспосабливаться. Но когда я сам начал принимать участие в крещальной Литургии, то увидел, что по времени отец Даниил даже выиграл, такая служба была чуть-чуть короче, чем раздельное совершение этих двух Таинств, и в этом ему была помощь Божия. А самое главное, что это стало благодатным мистическим возвращением к истокам, когда Литургия была центральным осознаваемым стержнем. И я был очень рад, что это происходит в нашем храме, такая Литургия служится и сейчас, и уже отец Алексей Сысоев продолжает дело своего сына, а оглашение проводит диакон отец Геннадий, те же пять бесед, конечно, со своими особенностями.

Я не мог понять, как у отца Даниила хватало на все времени, как он мог так знать и чувствовать Писание, которым он был внутренне наполнен, — это, конечно, была Божественная благодать. О чем его ни спросишь — он все знает, он просто «глотал» книги, но ведь «проглотить» — это одно, а запомнить — другое, и на каждый богословски поставленный вопрос у него был адекватное, профессиональное и подкрепленное мнением того или иного церковного авторитета, святого отца конкретное суждение, с подробностями, с фактами, с цитатами. Он, конечно, поражал энциклопедизмом. Но духовное величие отца. Даниила, весь его потенциал, значимость его церковного подвига я осознал уже после его смерти, когда вышли кассеты с его проповедями и лекциями, книги, толкования на Священное Писание, толкования на творения святых отцов, в частности на «Лествицу».

Можно провести параллель с событиями 1993 года в Оптиной пустыни. В убиенном иеромонахе Василии уже проглядывалось дарование духовника, уже чувствовалось, что это будет один из высокодуховных людей, чуть ли не оптинский старец, а ему было всего 33 года. Почему Господь забирает таких людей — это тайна. После того как я познакомился с трудами и деятельностью отца Даниила, я думаю, что такого человека, как отец Даниил, больше не будет, никто в такой полноте его дела не восстановит. Собери сто священников — и не будет одного отца Даниила, не получится ни у кого. В нем одном было столько Божественной энергии, что хватило бы на десять человек. И дело его может остановиться, нет, не само миссионерство как таковое, не написание книг, а ничего подобного больше не будет. А ведь Господь знает, скольких людей бы отец Даниил еще привел в Церковь, сколько бы еще он мог написать, сколько сказать, растолковать, скольких вразумить, — но это тайна Божественная.

Господь сказал: «Я сказал вам все, что слышал от Отца Моего», — и каждый священник только напоминает и растолковывает то Евангелие, которое принес Христос. Люди должны так услышать Евангелие, чтобы его исполнить, а мы, священники, ничего нового не скажем, мы только растолковываем, новыми словами, новыми эмоциями, даем какие-то интерпретации, каждый по-разному. И сколько же еще отец Даниил мог сделать полезного для Церкви — и вдруг такая остановка в человеческой истории! Но видимо, то, что он будет делать сверху, будет гораздо ценнее, чем то, что он делал на земле. Как говорит Писание, «пустите в дело серпы, ибо жатва созрела». Ребенок пребывает в чреве матери девять месяцев, чтобы потом родиться на белый свет. Но никто не предлагает, чтобы он побыл там еще немного, еще пару месяцев. И наша история состоит не в том, чтобы здесь подольше пожить и именно здесь принести наибольшую пользу для людей, для Церкви, хотя и это тоже необходимо. Самое главное — это созреть для вечности, как мы читаем в паремии на день памяти мучеников: «А праведник, если и рановременно умрет, будет в покое, ибо не в долговечности честная старость и не числом лет измеряется: мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь — возраст старости» (Прем. 4, 7-9). Люди недоумевали, почему же он так мало пожил, не понимая, что он прожил мало, а лет ему было много. «Как благоугодивший Богу, он возлюблен, и, как живший посреди грешников, преставлен, восхищен, чтобы злоба не изменила разума его, или коварство не прельстило души его» (Прем. 4, 10-11). Амвросий Оптинский говорил, что, как ни прискорбна потеря человека, как бы она ни была неожиданна, Господь забирает человека в двух случаях: или на пике, на взлете его духовной жизни, или на падении, чтобы не было еще большего падения. То есть человек дошел до дна, и уже нет надежды на возвращение, и продолжительность дней жизни уже бесполезна, и, чтобы это дно не продолжалось, посылается серп. Слова преподобного Амвросия утешают, значит, момент смерти отца Даниила был пиком его духовной жизни.

Меня взбудоражила и всколыхнула его кончина, и в этом — конкретный пример духовного смысла происшедшего. Кассеты и книги были и при его жизни, я что-то листал, думаю, потом еще полистаю, да что там, я его вижу постоянно. И вдруг — после его смерти все это мне стало попадаться просто на каждом шагу, то одну кассету принесут, то другую, и я начал слушать, стал читать — одну книгу, вторую, третью. Его кончина как магнитом притянула меня к его наследию, и я уверен, что не только меня. Она высветила всю его жизнь, всю его деятельность, всю огромную пользу, которую он принес Церкви своими беседами, толкованиями, наставлениями, всем, что он оставил для нас, людей XXI века.

Всему свое время, своя актуальность. Иоанн Златоуст пишет про мерзость ристалищ, а сейчас компьютеры и телевидение в сто раз хуже любых ристалищ. Интерпретации и толкования отцом Даниилом Евангелия или святых отцов для нашего времени были потрясающими, многогранными, позитивными, вдохновляющими. После его кончины о нем узнало очень большое количество людей, и, может быть, его труды, его наследие кого-то всколыхнут, кого-то подвигнут к исправлению своей христианской жизни, кто-то полюбит Священное Писание. Господь сказал: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин. 14, 21). Отец Даниил блеснул, как молния, но молния не светит долго, как лампочка или как прожектор, она блеснула ярчайшим светом — и осветила все вокруг. И кому молния не помогла, тому и фонарь, и прожектор не помогут. Его и убрали из жизни именно потому, что он приводил людей к Евангелию, к этой величайшей Книге Жизни. Сама его кончина свидетельствует об этом, потому что все случилось не в темноте на улице, и тогда могли сказать, что был грабеж или хулиганство, убирали человека, который был кое-кому как кость в горле, и сатана через этих людей понимал, что еще сотни и тысячи людей могут быть приведены к Богу.

Не стало отца Даниила, не стало священника, но появился еще один мученик и Ангел на Небе, и смерть осветила его путь. Она показала нам, что для Бога надо быть живым человеком, и именно потрясающая живость была его особой чертой. Как будто у него внутри было два или три моторчика. У него было трое детей — и когда же он находил для них время, когда все писалось, когда все говорилось, когда исполнялись все требы, как все это совмещалось в одном человеке? Когда во время службы он говорил проповедь, то говорил так быстро, как будто его мысли опережали слова, он всегда хотел сказать как можно больше, потому что проповедь ограничена во времени. Я даже просил его говорить помедленнее, потому что люди не успевали переварить одну мысль, как уже следовала другая. Он прислушивался к моей просьбе, и с каждым разом его проповеди были все основательнее, но он все равно был как вулкан, ему хотелось делиться с людьми всем, что он знает, и это дар любви: неуста- вание делиться тем духовным сокровищем, которое дал ему Господь. В десять раз он приумножил свой талант, данный ему от Господа, если бы мы все так поступали, раздавая то, что получили от Господа, потому что каждому священнику Господь, безусловно, дает дары.

Отец Даниил являл собой живой пример колоссальной самоотдачи ради людей, он не бежал от трудов, а наоборот, накладывал на себя труды: Миссионерский центр на Крутицком подворье, потом строительство храма, мало и этого, надо и уличное миссионерство, мало и его — надо организовывать целый миссионерский центр. Удивительно, что он в каких-то богословских и богослужебных обстоятельствах, да и в житейских ситуациях, умудрялся задавать вопросы мне. Это мы у него спрашивали, что нам было непонятно, и вдруг он становился на такую позицию, как будто он не знает и надо посоветоваться, надо спросить, надо взять благословение. Это правильное духовное устроение, когда человек не считает себя всезнайкой, истиной в конечной инстанции, это — внутренняя духовная культура и стержень.

Как говорил авва Дорофей, святые предпочитали поступить по совету брата, и, может быть, испортить дело, чем сделать его правильно, но поступить по-своему, так, как считаешь нужным. Отец Даниил становился на позицию вопрошающего, хотя и сам был учителем, наставником, но не стеснялся смиренно спрашивать совета. Я уверен, что он и сам знал ответ на свой вопрос, но он понуждал себя поступать по отцам, не считал себя непогрешимым, как Папа Римский. Есть известная история с Симеоном Столпником: для отцов было удивительно, что это за новый подвиг стояния, и одни этот подвиг одобряли, другие — нет и говорили, что он пошел таким необычным путем из-за своей внутренней гордыни. И решили они его испытать, сказав: «Симеон, сойди со столпа», и если он не согласится, то он самочин- ник и самовольник, и подвиг его не от Бога. А если он послушает, тогда — от Бога. Приходят они к столпу, он стоит и молится (кстати, мне до сих пор непонятно устройство этого столпа, как там жить, как повернуться, как там спать, есть, есть ли там крыша или еще что-либо?). И кричат ему: «Ты в прелести, ты гордец, и подвиг твой не от Бога, потому что не как все отцы поступаешь. И мы решили: сойди со столпа и живи как все». А он спрашивает: «А вы все решили?» — «Все». — «Тогда, братья, благословите, слушаюсь». И только занес ногу слезать, как все и закричали: «Отче, отче, оставайся, молись о нас, подвизайся». Симеон услышал мнение отцов и готов был подчиниться, лишь бы не поступать по своей воле. Вот такая духовная скромность была у отца Даниила, чего нам всем, конечно, не хватает, мы все сами знаем, сами все понимаем, ни у кого ничего не спрашиваем, это, конечно, общая наша беда, и мирян, и священников, мы сами себе на уме. А у отца Даниила было правильное духовное устроение, он сам учил и сам спрашивал совета.

Господь преставил его от худшего к лучшему, от временного к вечному, от тленного к нетленному. Дай Бог отцу Даниилу быть на Небе, а с Неба помогать нам идти по нашему жизненному пути, пока не придем туда, где находится он.