Надпись на футболке. – Ты права. Как думаешь, нам позвать доктора?

 

– Ты права. Как думаешь, нам позвать доктора?

Я пыталась сосредоточиться на голосе. Он был мужским и сильно напоминал голос дяди Боба. Но никак не получалось определить, откуда я его слышу. Затем раздался второй, и я попробовала сосредоточиться на нем.

– Да, конечно. Надо кого-нибудь позвать.

Слева от меня была Куки. Она держала меня за руку, и это было ужасно глупо – мы редко держимся за руки на людях. Мне хотелось прокомментировать это хотя бы взглядом, но веки будто кто-то склеил суперклеем. Проклятье. Я попробовала озвучить хоть что- нибудь из миллиона мыслей, но рот, похоже, постигла та же участь. Сразу после того, как туда напихали ваты.

Я нахмурилась и испустила совсем невнятный стон.

– Солнышко, это Куки. Ты в больнице.

– Мм-мм, – промычала я абсолютно серьезно.

Это просто нелепо. Я никогда в жизни не лежала в больнице, не плевала в потолок палаты с чудесным видом из окна или без него, но, насколько мне удавалось ощущать окружающее, подо мной, кажется, была кровать.

– Она очнулась? – услышала я голос моей сестры под аккомпанемент суетливого шума от вошедших в палату людей. – Чарли? – позвала она, и я еще сто раз попыталась открыть глаза или хоть что-нибудь сказать. Черт бы побрал изобретателя суперклея. – Что скажете? – снова спросила Джемма.

Меня так и подмывало высказать ей, что я думаю по поводу всей этой треклятой ситуации, но меня опередила медсестра:

– Швы выглядят хорошо. Операция прошла успешно. После курса физиотерапии она сможет пользоваться рукой не хуже, чем раньше.

Рукой? Что, черт бы их всех побрал, у меня с рукой?

Кто-то вышел, а вслед за ним и Джемма, сыпля вопросами.

– Привет, милая, – послышался голос дяди Боба, который я уже сегодня слышала. – Ты меня слышишь?

– Мм-мм. Раздался смешок:

– Приму за положительный ответ.

Я подняла свободную руку и попыталась нащупать лицо. Его не было! Куки направила мою руку левее и сказала:

– Вот тут.

Ох, слава богу. На мне было около килограмма бинта, и я слегка почувствовала себя идиоткой. Разве подобные штуковины не вышли из употребления еще в восьмидесятых? К тому же половина лица была заклеена. Наверняка не очень привлекательно.

Что, черт возьми, произошло? И тут я вспомнила.

– Боже мой! – пробормотала я и попыталась сесть.

– Нет, даже не думай, – произнес тот же голос, и я начала всерьез подозревать, что это и есть на самом деле дядя Боб.

– Уокер, – глухо просипела я.

– Ты расслышала? – спросил Диби. Наверное, у Куки. – Я тоже нет. – Затем наклонился ближе ко мне и спросил очень-очень громко, акцентируя каждый слог: – Ты хочешь попить?

Я подняла руку и на ощупь поискала его лицо.

– Я тут, рядом, – едва не проорал он.

Отыскав его физиономию, я накрыла ему рот рукой и прошипела:

– Ш-шш.

Куки хихикнула.

– Извини, – сказал Диби, беря меня за руку.

– Я ничего не вижу.

– Сейчас, у меня тут теплая вода. – Куки промокнула теплой влажной тряпкой мне веки и вытерла лицо. По крайней мере там, где не было повязки.

И мне наконец удалось открыть глаза.

Я поморгала и попыталась сфокусировать зрение. Справа был дядя Боб. Я подняла руку и снова потрогала его лицо. Темные усы кололись. Куки стояла слева и держала меня за руку, но я не смогла сжать ее ладонь.

– Рейес, – выдохнула я и посмотрела на дядю Боба.

– С ним все в порядке, милая, не переживай.

Раз так, то я и не стала. Несколько часов подряд я то засыпала, то просыпалась снова. Каждый раз, открывая глаза, я видела разных людей, сменяющих друг друга. Когда в конце концов я проснулась, не чувствуя себя так, будто на меня упал дом (ну ладно, я все еще чувствовала себя так, будто на меня упал дом, но на этот раз сумела продержаться дольше десяти секунд), в палате царил мрак, нарушаемый лишь мягким свечением мониторов рядом с кроватью. И никаких посетителей не было. Кроме Рейеса.

Я узнала его жар и силу. А открыв глаза, сразу его заметила. Он легко сидел на корточках на спинке стула в углу. Волны плаща скользили по полу, словно черный туман, наползали на стены, окружали приборы. Лицо скрывал капюшон, пока Рейес наблюдал за мной твердым пристальным взглядом.

– Ты как? – спросила я, борясь с никуда не девшейся ватой во рту.

Он спрыгнул на пол. Плащ словно поглощал сам себя, пока не успокоился ровными волнами у его ног. Рейес повернулся к окну и посмотрел на огни города. А может, на мусорные баки в переулке. Кто знает, что там было?

– Это моя вина.

Я сдвинула брови:

– Ничего подобного.

Он посмотрел на меня через плечо.

– Тебе нужно как можно скорее выяснить, на что ты способна. – Проницательный взгляд изучал меня с головы до ног.

Мне вдруг стало неловко. У меня на лице огромная дыра, а рука остро нуждается в какой-то там терапии. Судя по всему, Уокер разрезал сухожилия в руке и частично повредил их в ноге. Кстати об Уокере…

– Где он? – спросила я.

– Уокер?

Я кивнула.

– В этой же больнице.

Я чуть не подскочила от тревоги. Никогда в жизни я никого так не боялась – разве что самого Рейеса. Но от одного упоминания имени Уокера я готова была выскочить из кожи. Меня поедало чувство, будто он забрал у меня что-то очень ценное. Невинность. А может, заносчивость. Не важно.

– Больше он никому вреда не причинит.

Я не сомневалась: Рейес прав, но почему-то легче не становилось. Он подошел ко мне и провел пальцами по руке, которая, как я чувствовала, уже начинала исцеляться. Теперь я могла слегка пошевелить пальцами.

– Мне очень жаль.

– Рейес…

– Я и допустить не мог, что он зайдет так далеко, когда доберется до тебя.

Даже мысли застыли у меня в голове, и я осторожно отступила на шаг, образно выражаясь. Странно звучит, знаю.

– О чем ты говоришь?

– Я знал, что он что-нибудь предпримет, – проговорил Рейес, с сожалением закрыв глаза. – Но чтобы такое? И я был связан…

– Что значит «когда доберется до тебя»? – Он посмотрел в пол, и, как битой по затылку, меня осенило. – Господи, иногда до меня так туго доходит, что сама себе поражаюсь.

– Датч, если бы я только знал…

– Ты меня подставил.

Опустив голову, он отошел от меня.

– Я была приманкой. Как же можно быть таким тормозом? – Я попыталась сесть, но боль пронзила руку. И ребра. И ногу. И, что странно, лицо. Еще слишком рано даже для меня.

– Я понятия не имел, где он и как его найти. Ты меня связала, помнишь? Зато я знал: если мы хорошенько потрясем кое-какие клетки, он обязательно откуда-то выползет. Я намеревался быть рядом, когда это случится. Повсюду ходил за тобой попятам, а потом потерял твой след.

– Рейес, он угрожал Куки и Эмбер. Он мог их убить.

– Датч…

– Дело не только во мне. И не в тебе, если это хоть что-нибудь для тебя значит.

– Если б я знал… если бы только подумал…

– В том-то и беда – ты не подумал. Внутри него вскипел гнев.

– Ты меня связала.

– Я тебя связала две недели назад, – огрызнулась я, чувствуя, как дергает щеку с каждым движением губ. – Почему ты раньше не пытался его найти?

– Я не знал. – Он расстроенно запустил пальцы в волосы. – Как и все остальные, я считал, что он мертв.

– И как же ты выяснил, что это не так? Мне показалось, он смутился.

– Тот факт, что я отсидел за решеткой десять лет своей человеческой жизни за то, чего

не совершал, был прекрасным источником веселья для демонов, когда они меня пытали. Я и не догадывался, что он жив, пока они мне об этом не сказали. А потом ты меня связала, и отправиться на его поиски я уже не мог.

– И поэтому ты меня подставил?

– Я подставил нас, Датч. Я должен был быть рядом с тобой на каждом шагу, но твой бойфренд висел у тебя на хвосте, куда бы ты ни пошла. Покажись я в открытую с тобой на людях, меня бы сразу арестовали.

От меня не ускользнула ироничность ситуации. Сначала папа, теперь Рейес. Когда уже жизнь меня хоть чему-нибудь научит? Что мне нужно сделать, чтобы научиться видеть истинную природу людей? Мне – той, кто видит человеческие души насквозь? Кто чувствует их самые глубокие страхи и видит, какого цвета у них честь?

– У меня только один вопрос.

– Задавай.

– Почему ты просто не рассказал обо всем мне? Честное слово, ты такой же гад, как мой отец. Что не так с мужиками и их способностью быть открытыми и говорить чертову правду?

Перед тем, как Рейес ответил, его рот превратился в жесткую линию.

– Я тебе не доверял.

– Что?!

– Ты меня связала, Датч. Откровенно говоря, имей ты хоть малейшее подозрение о том, на что действительно способна, то могла бы сделать намного больше. Что тебе, кстати, надо выяснить как можно скорее. – Меня пронзил холодный взгляд. – Потому что этой войне конца и края не видно.

– Какой еще войне? – обалдела я. – Твоей войне? Той, которую развязали твои старые приятели из преисподней? – Я покачала головой так сильно, как только осмелилась. – Я не желаю иметь с этим ничего общего. С меня хватит. Тебя и вообще всего.

– Датч, им нужна только ты. Им нужен портал, а ты и есть портал. Они уже нашли способ выследить тебя. Слышишь? Они знают, как тебя найти. – Рейес навис надо мной. Его брови сдвинулись от гнева или боли. А может, от того и другого сразу. – Ты должна выяснить, на что способна, и должна сделать это сейчас. Хватит распыляться на всех этих людей. Тебе нужно сосредоточиться на своей настоящей работе.

– Все эти люди и есть моя настоящая работа.

– Ненадолго, – возразил он, посмотрел на дверь и через полсекунды испарился.

Да уж, мужик есть мужик. Как только на горизонте замаячит ссора, надо сразу пускаться наутек.

Я тоже глянула на дверь и увидела на пороге полицейского. Настроения давать показания не было, поэтому я закрыла глаза и притворилась, будто сплю.

– Ты не спишь, – сказал офицер.

– Еще как сплю.

Я открыла глаза и посмотрела на него. Льющийся из коридора свет будто еще больше затенял черты лица, так что узнать его было невозможно. Он вошел в палату, и свечение приборов услужливо показало мне лицо Оуэна Вона, моего заклятого врага. Скорее всего он здесь, потому что отпинать ногами лежачую девушку – это на редкость весело.

Он поднял мою историю болезни.

– Что ж ты никак копыта не откинешь? – Только глухой не услышал бы в его голосе

удивления. – Тебя калечат и бьют, бьют и калечат, а ты все выкарабкиваешься и выкарабкиваешься.

– Пришел меня добить?

Вон ошеломленно уставился на меня, затем на его лице отразилась решительность.

– Кажется, я понимаю, почему ты так подумала.

После всего, что со мной случилось за этот день, меньше всего на свете мне хотелось любезничать с чуваком, который в старших классах пытался меня убить или как минимум ужасно покалечить. Этот пункт в списке «Чего бы мне хотелось» стоял сразу после вбивания зубочисток мне под ногти и перед предательством близкого человека. Очередного предательства. Само собой, список не коротенький.

Несколько секунд я изучала его взглядом и чувствовала, как меня сжигает любопытство, плевать хотевшее на номер Вона в моем списке.

– Что такого я тебе сделала в старших классах? – спросила я, еле-еле двигая губами. Он покачал головой:

– Ничего. Это было сто лет назад. Теперь уже не важно.

И тут дамбу прорвало. Из меня полились эмоции всех мастей и размеров.

– Скажи мне, – едва не умоляла я. – Скажи мне, что я сделала не так, чтобы я никогда в жизни больше так не поступала. Чтобы я поняла, что я делаю не так снова, снова и снова.

– Чарли…

– Оуэн, – я накрыла лицо рукой, которую могла поднять, и сильно прикусила губу, чтобы не разреветься, – просто скажи мне, пожалуйста.

Он вздохнул и медленно выдохнул.

– Ты стащила мои штаны.

Совсем чуть-чуть я опустила руку и посмотрела на него.

– Чего?

– Примерно за месяц до того, как я пытался раскатать тебя по асфальту, чтобы ты померла долгой и мучительной смертью, я пролил на штаны апельсиновый сок. Пошел в туалет, снял их, чтобы сполоснуть, но кто-то из ребят решил подшутить надо мной, забрал их, убежал и швырнул в женский туалет. А ты их взяла.

– Я даже… Погоди, все верно. Дверь открыл Ларри Виджил и бросил штаны. Ну и я…

я посмотрела на Вона извиняющимся взглядом, – взяла их. Я думала, они из раздевалки. А на следующий день, – добавила я, с трудом произнося слова вслух, – пришла в них в школу. Просто забавы ради. Оуэн, я понятия не имела, что они твои. Я думала, их достали из чьего- то шкафчика, а у хозяина есть шорты или еще что надеть вместо них.

– Их взяли не из шкафчика, и мне не во что было переодеться. А когда ты заявилась в них, я подумал, ты в курсе, что они мои. – Смутившись, он опустил глаза. – В тот день ты проходила мимо, посмотрела прямо на меня и громко рассмеялась.

Я провела рукой по волосам и дернулась, когда пальцы прошлись по швам под бинтом.

– Оуэн, я не над тобой тогда смеялась. Я, ну не знаю, просто смеялась. Может быть, над чем-то, что сказала Джессика. – Джессика была моей лучшей подругой, пока я не допустила ошибку, рассказав о себе слишком много.

– Что ж, теперь я это знаю. – Он подошел к окну, которое, как выяснилось, выходило на кампус одного из колледжей.

– Есть в этой истории что-то еще, верно? Вон кивнул и отвернулся.

– Я не мог оттуда выйти. Был конец дня, и все разошлись по домам, а я без штанов торчал в туалете. В общем, я дождался, когда разъедутся все автобусы, завязал на поясе куртку и пошел домой.

Я съежилась. Наверное, ему было ужасно стыдно.

– Господи, – прошептала я, вспомнив. – Ты же был совсем еще ребенком! Тебя избили братки из Южной Девятки.

Выдержав долгую паузу, Оуэн кивнул:

– Они поймали меня в переулке и надрали задницу за то, что я был без штанов.

– Но на следующий день ты пришел в школу. Он пожал плечами.

– Я никому ничего не сказал. Маме соврал, что разбил велосипед. Вряд ли в Девятке кто-нибудь стал бы распускать язык, а значит, никто никогда ни о чем бы не узнал. А когда я увидел тебя в школе в моих штанах и все вокруг смеялись…

Я закрыла глаза рукой.

– Вот что значит насыпать соль на рану.

– Я никак не мог тебя простить. Чуваки из Девятки с тех пор не оставляли меня в покое.

Каждый день меня доставали.

– Оуэн, мне очень, очень жаль. Видимо, поэтому ты так странно себя вел. Нил Госсет говорил, что ты вроде как отдалился от них.

– Ежедневные унижения накладывают отпечаток. Но это не меняет того факта, что ты стерва.

– Твоя правда.

Он повернулся ко мне.

– И ты снова и снова вляпываешься в дерьмо, потом выкарабкиваешься и вляпываешься в еще более вонючее. Парни у меня в участке не могут понять, молодец ты или непроходимая тупица.

Я глянула на него, раздвинув пальцы.

– Между этими понятиями очень тонкая грань. Вон посмотрел себе под ноги.

– Я хотел, чтобы ты умерла.

– Ага, до меня дошло, когда ты гнался за мной на отцовском джипе.

– Я хотел протащить твой труп по улицам. И чтобы конечности отрывались и оставались валяться на дороге.

– Понятно, но теперь ты перевернул страницу, верно?

– Не совсем. Просто сейчас тебя неслабо пожевали, и как-то не с руки осложнять тебе жизнь в такой момент. Мы к этому вернемся, когда тебе полегчает.

– Похоже на план.

 

 

 

На следующий день я проснулась после полудня. Сквозь окно сочился мягкий солнечный свет. Со мной сидели дядя Боб и Куки. Глаза у нее покраснели, чего я не

заметила днем раньше.

– Ты высыпаешься? – спросила я у нее.

– Кто бы говорил, – печально усмехнулась она. – Тут уже все побывали. По новостям только и трубят о человеке, отсидевшем в тюрьме за убийство, которого не совершал. Думаю, Рейес станет знаменитостью.

– То есть ему не придется возвращаться в тюрьму?

– Я говорил с твоим другом, Нилом Госсетом, – подал голос дядя Боб. – Его будут держать под минимальной охраной, пока не закончат с бумажной кутерьмой.

– Но почему его просто не отпустят? – встревожилась я. – Человек, за убийство которого его посадили, даже не мертв.

– Сначала нужно доказать, что это действительно Эрл Уокер. Потом заполнить соответствующие документы. И только после этого судья пересмотрит дело. В жизни не так, как в фильмах, милая.

– Так как он? – спросила я.

– Фэрроу в полном порядке, – ответил Диби. – Он вызвал полицию еще до того, как добрался до твоего дома. Появился, кстати, одновременно с нами и сдался без лишних проблем. – Главный вопрос дядя Боб припас напоследок: – Это и правда был тот мужик, которого он якобы убил?

Я знала, что ему нелегко будет это принять. Засадить человека за убийство, которого тот не совершал, – такое пошатнет моральный кодекс любого хорошего копа.

– Ты никак не мог этого знать, дядя Боб. Минуточку, – нахмурилась я. – Что значит сдался? Разве у него был выбор?

– Вообще-то, офицеры, прибывшие туда первыми, были немного заняты. И понятия не имели, кто он такой. Он сам себя назвал и сказал им, что куча сломанных конечностей – это Эрл Уокер.

– Сказал им? С пулевыми ранениями? Диби с Куки обменялись взглядами.

– В него никто не стрелял, солнышко, – сказала Куки.

– Черт возьми, а он быстрее, чем я думала. Я могла поклясться, что его подстрелили. То есть я видела, как Уокер нажал на спусковой крючок. Видела пули, которые летели прямо ему в сердце.

И снова эти переглядывания. Куки взяла меня за руку.

– Солнце, это был не Рейес. – Она прикусила губу. – Это был Гаррет Своупс.

Ничего не понимая, я моргнула, закрыла глаза и проиграла в памяти то, что видела. В дверь ворвался высокий мужчина, а Рейес как раз бежал ко мне. Картинка сложилась.

– Гаррет? – наконец прошептала я. – Дверь выбил Гаррет?

– Да, – подтвердил дядя Боб.

– Гаррета Своупса подстрелили? – Просто в голове не укладывалось. – Нет, это был Рейес. Он ворвался в дверь и… раздался выстрел.

– Солнце, тебе нужно отдохнуть.

– Вы ошибаетесь. – Шок и отрицание спорили, кто займет место впереди в моем кабриолете, мчащемся в страну грез. Они ошибаются. Гаррета подстрелили? Из-за меня? Я изо всех сил попыталась слезть с койки. – Он здесь? Я должна его увидеть.

Дядя Боб уложил меня обратно на гору подушек.

– Чарли…

– Поверить не могу, что его опять из-за меня подстрелили. Мне нужно его увидеть. Он наверняка рвет и мечет.

– Не получится, милая. – Голова дяди Боба поникла, и ко мне раскаленными добела волнами поплыли печаль и горе.

Я повернулась к Куки, заглянула в ее покрасневшие глаза, и ужас, который полз у меня по позвоночнику, стал таким тяжелым и холодным, словно меня прямо в этой кровати ломала с хрустом огромная глыба льда. Я заставила себя перевести взгляд на дядю Боба. И стала ждать.

Я видела, с каким трудом он ищет подходящие слова. Потом посмотрел на меня и прошептал:

– Он не выжил, милая.

И все вокруг потеряло очертания.