Предельные условия максимального благосостояния

Предположим, вопрос распределения дохода уже улажен путем коллективного реше­ния. В этом случае может быть сформулирован ряд предельных условий, которые должны быть выполнены для оптимального распределения ресурсов. Эти предельные условия - не более, чем система уравнений, которые должны быть решены для опре­деления неизвестных цен и количеств всех товаров и услуг, распределенных между индивидами и видами употребления. Если нам известны принадлежащие отдельным лицам запасы ресурсов, технические коэффициенты затрат, а также бергсонова фун­кция благосостояния, включающая этику распределения, то теоретически должно быть возможно решить систему уравнений относительно неизвестных цен и коли­честв. Принимая во внимание вклад Вальраса в теорию общего равновесия, можно испытать что-то вроде шока, осознав, что большинство предельных условий социаль­ного оптимума так и не были ясно и детально сформулированы вплоть до совсем недавнего времени. Даже Парето и Бароне не пошли намного-дальше постулирования условий оптимального обмена. Полный перечень условий оптимума впервые появил­ся в статьях Лернера о социалистической экономике в середине 30-х годов и был наилучшим образом сформулирован в двух классических статьях Бергсона и Хикса в 1938 и 1939 гг.

В качестве полезного обзора практически всей неоклассической микроэкономики мы перечислим сейчас наиболее важные из условий оптимума. Читатель может про­верить (подтвердить) любое из них самостоятельно с помощью хорошо известного правила равенства предельных величин, которое определяет оптимум как ситуацию, в которой не может быть взаимовыгодной торговли.

1. Условие оптимального обмена. Соотношение предельных полезностей, или
предельная норма замещения для каждой пары потребительских товаров
должно быть одинаковым для всех домохозяйств, которые потребляют оба
товара; другими словами, все домохозяйства должны в результате оказаться
где то на контрактной кривой обмена в "коробке Эджуорта"³.

2. Условие оптимального производства. В пределах технических ограниче­
ний соотношение предельных продуктов (в натуральном выражении), или
предельная норма замещения для каждой пары факторов производства
должно быть одинаковым для всех фирм в отрасли, производящей однород­
ный продукт. Если производственные факторы отложены по осям "коробки
Эджуорта", изокванты для любой пары фирм должны являться касательны­
ми друг к другу; все фирмы должны оказаться в итоге на контрактной
кривой производства. Кроме того, предельная норма замещения между
производством любых двух товаров должна быть одинаковой для любых
двух фирм, производящих оба товара.

3. Условие оптимальной структуры продукции. Если удовлетворяются пер­
вое и второе условия, предельный продукт каждого фактора будет обладать
одинаковой ценностью в каждой отрасли, и цены, соответствующие этой
ситуации, будут равны предельным нормам замещения между потребляе­
мыми благами, общим для всех домохозяйств. Суммируя, получим, что
предельная норма замещения между любой парой продуктов для любого
домохозяйства, потреб ляющего оба товара, должна быть такой же, как
предельная норма замещения между ними в производстве.

4. Условие оптимальной интенсивности использования факторов. Пре­
дельная норма замещения между работой и досугом должна быть равна
предельной технической норме замещения между часами работы и получа­
емым в результате продуктом; другими словами, должно быть невозможно

увеличить суммарную ценность выпускаемой продукции, заплатив рабоче­му за то, чтобы он работал меньше или больше часов, или переведя его на другой участок работы.

5. Условие оптимального момента времени. Если мы учтем распределение вложений ресурсов и выпуска продукции во времени, первые четыре усло­вия оптимума могут быть применены для того, чтобы получить оптималь­ные условия этого распределения. Предельная норма замещения во време­ни между каждым фактором производства и продуктом, так же как и пре­дельная норма замещения во времени между факторами и между продук­тами, должна быть равна ставке процента по нерисковым ценным бумагам. Таким образом ставка процента должна уравнивать предельные предпоч­тения настоящего для всех людей с нормой дохода относительно издержек. Если некоторые активы являются неликвидными и их доход ненадежным, то предельные ставки замещения между каждой парой активов различных степеней ликвидности и надежности должны быть равными для всех домаш­них хозяйств.

Все эти условия могут быть суммированы в одном главном критерии: субъектив­ные и объективные предельные нормы замещения между любыми двумя благами (продуктами и факторами) должны быть равны для всех домашних хозяйств и всех производственных единиц соответственно, и эти субъективные и объективные соотношения должны равняться друг другу.

Эти пять условий, вместе взятые, составляют необходимый базис для достижения максимального благосостояния. Однако, поскольку они являются предельными усло­виями, или условиями первого порядка, их недостаточно для того, чтобы гарантиро­вать максимум благосостояния. В добавление к ним нам требуются условия второго порядка, "убывающей отдачи" для того, чтобы все кривые безразличия были выпук­лыми и все кривые производственной трансформации были вогнутыми книзу вблизи точки максимального благосостояния. Но даже если условия и первого, и второго порядка выполняются, мы не можем быть уверены, что мы достигли maximum maximorum: "Предельные условия, — пишет Боулдинг, —- не могут нам помочь отли­чить вершину кротового холмика от вершины горы Эверест". Для того чтобы благосо­стояние было максимальным, должны также выполняться "суммарные условия" (the "total conditions"), как их называл Хикс: должно быть невозможно увеличить сумму "излишков" (surpluses) у производителей и потребителей путем запуска в производст­во нового продукта или изъятия старого. Экономическое благосостояние будет макси­мальным при одновременном выполнении предельных условий, условий второго по­рядка и суммарных условий. Мы, однако, снова подчеркиваем, что этот максимум -просто один из бесконечного числа оптимумов Парето. Чтобы выбрать один из них, нам необходимо постулировать функцию общественного благосостояния Бергсона, т.е. систему скалярных величин для ранжирования индивидуальных полезностей.

Давайте теперь представим капиталистическую экономику, в которой мы создаем ценовую систему, имеющую следующие характеристики: (1) все ресурсы и продукты (inputs and outputs) имеют фиксированные цены, которые не может изменить никакой покупатель или продавец; (2) на рынок будут выноситься только те продукты, которые могут быть проданы по ценам, покрывающим издержки; и (3) любая фирма при желании может производить любой продукт по этим ценам. Если при этом каждый потребитель максимизирует свою полезность и каждая фирма максимизирует свои прибыли, то все предшествующие оптимальные условия как первого, так и второго порядка автоматически выполняются с помощью рыночного механизма. На этой стадии читатель может доказать эту "теорему невидимой руки" сам. Заметьте, что она утверждает не только то, что долговременное равновесие совершенной конкуренции создает оптимальное распределение ресурсов (при условии, что распределение дохода является заданным), но также и обратное: каждое оптимальное распределение ресур­сов представляет собой долговременное равновесие совершенной конкуренции.

13. Оптимальные характеристики совершенной конкуренции

"По крайней мере со времен физиократов и Адама Смита, — замечал Самуэльсон, — большинство экономистов ощущали, что в некотором смысле совершенная конкурен­ция представляет собой оптимальную ситуацию". В каком именно смысле, сейчас стало очевидно. Это, конечно, не означает, что Адам Смит или любой другой эконо­мист классической школы оправдывал конкуренцию только потому, что она позволя­ет найти эффективное решение статической модели общего равновесия. Мы знаем, что они защищали конкуренцию в значительной степени благодаря ее динамическо­му воздействию на побудительные мотивы людей [см. гл. 2, раздел 19]. Но классиче­ский аргумент о том, что перелив труда и капитала будет уравнивать прибыли и нормы зарплаты между отраслями, фактически означал, что предельные условия оптимума будут выполняться в равновесии. Следовательно, современная теория благосостояния ясно формулирует одну из причин, по которым совершенная конкуренция может быть (и была) сочтена наилучшим состоянием экономики.

Иногда думают, что для того, чтобы гарантировать общественный оптимум, доста­точно менее жестких условий чистой конкуренции; при чистой конкуренции каждое домашнее хозяйство (фирма) покупает и продает такую малую часть суммарного количества каждого товара, что не может оказать влияние на цены, и, кроме того, все цены на однородные продукты и факторы едины во всей экономике. Однако эти два условия являются необходимыми, но не достаточными. Вдобавок все факторы должны быть совершенно мобильными, так что не могут возникнуть сверхприбыли, отдача должна быть постоянной, и все экономические агенты должны иметь совершенную информацию о доступных альтернативах. Очевидно, что эти характеристики совер­шенной конкуренции, никогда не достигаются в реальном мире. Однако зададим вопрос: не может ли соответствующее вмешательство государства дать нам возмож­ность приблизиться к требованиям совершенной конкуренции. В частности, государ­ственное управление крупными предприятиями, с возрастающей отдачей ликвидиро­вало бы одну из главных угроз совершенной конкуренции. Может показаться пара­доксальным оправдание национализации отраслей промышленности на том основа­нии, что она будет поддерживать конкуренцию. Но как указывал Бароне, теория благосостояния Парето демонстрирует, что эффективное распределение ресурсов тре­бует совершенной конкуренции, что вовсе не то же самое, что утверждение необходи­мости частной собственности на средства производства. Такая ценовая система явля­ется не капиталистическим институтом, а просто набором "коэффициентов трансфор­мации", который мог бы выполнять те же самые функции в централизованно управ­ляемой экономике. Государству надо лишь разрешить потребителям и рабочим мак­симизировать их собственную выгоду и потребовать от управляющих предприятиями действовать так же, как если бы они занимались максимизацией своих прибылей. Но даже этот элемент принуждения не является необходимым, поскольку максимизация прибылей может происходить автоматически, если зарплату управляющих поставить в зависимость от прибыли. После того, как эффективность распределения будет обес­печена с помощью подобной децентрализованной саморегулируемой ценовой систе­мы, сверхприбыли могли бы распределяться в соответствии с ценностными суждени­ями о распределении дохода. Это главный пункт теории рыночного социализма Лан-ге-Лернера. Любопытно, что эта единственная когда-либо появившаяся теория соци­ализма была творением не марксистов и советских экономистов, а "буржуазных эко­номистов" в наиболее уничижительном смысле этого термина.

14. Нерыночная взаимозависимость

Понятие общественного оптимума, достигаемого при выполнении предельных усло­вий, предполагает, что эффективное распределение ресурсов может быть определено путем простого сравнения ценности выпускаемого продукта при различных примене­ниях ресурсов: переход любого фактора или продукта от одного способа применения к другому изменяет благосостояние лишь в той мере, в какой он приводит к изменению ценности выпускаемой продукции. Но предположим, что переход факторов к некото-

рой фирме порождает отрицательные побочные эффекты в виде дыма. Или предполо­жим, что переход продуктов к каким либо потребителям уменьшает удовлетворение других потребителей, потому что последние стараются "не отставать от Джонсов". Во всех подобных случаях, где производственные функции и предпочтения различных экономических агентов взаимозависимы, мы должны заменить условия оптимума Парето золотым правилом максимизации благосостояния Пигу: уравниванием пре­дельных частных и предельных общественных затрат каждого ресурса во всех приме­нениях⁴ [см. гл. 10, раздел 7]. Прямая взаимозависимость между фирмами и домашни­ми хозяйствами нарушает условия эффективности: одного доллара потребительских расходов больше не будет достаточно для приобретения факторов производства той же самой ценности независимо от приобретаемых продуктов. Следовательно, совер­шенная конкуренция не является достаточным условием оптимальной распредели­тельной эффективности, так как при совершенной конкуренции не исключены побоч­ные эффекты в производстве и потреблении, которые нарушают эффективность; совершенная конкуренция не исключает также фиксированную рабочую неделю, которая нарушает одно из предельных условий, а именно оптимальную интенсив­ность использования факторов. Однако совершенная конкуренция является необхо­димым условием для распределительной эффективности, так как централизованное планирование может достичь тех же самых результатов, лишь копируя работу конку­рентного механизма. Мы можем теперь сформулировать "теорему невидимой руки" по-новому: если производственные функции линейно однородны и побочные эффекты (externalities) в производстве и потреблении отсутствуют, тогда равновесие совершен­ной конкуренции удовлетворяет оптимуму Парето: никто не может выиграть от государственного вмешательства, иначе как за счет кого-то другого. Увы, даже эта последняя формулировка теоремы не исчерпывает все случаи "несостоятельности рынка" ("marketfailure"), так как ничего пока не было сказано об общественных благах {public goods) и проблемах "second-best*.

15. Общественные блага

Расхождения между частными и общественными издержками или частными и обще­ственными выгодами удобно разделить на две группы. Во-первых, неприсваиваемые реальные внешние экономики (nonappropriable "геаГ external economies), пользование которыми не может быть ограничено, или не компенсируемый внешний перерасход (nonchargeable external diseconomies). Во-вторых, это "общественные блага", которые совершенно не замечал Пигу. Особая природа общественных благ заключается в том, что их потребление может быть только совместным и равным: чем больше достается одному домохозяйству, тем больше, а не меньше достается любому другому. Впервые на это указывал еще в 1890 г. Уго Маццола (Ugo Mazzola), итальянский ученый, писавший по проблемам государственных финансов. Как подчеркивал Викселль в "Исследованиях по теории финансов" (1896), совместный спрос на общественные блага означает, что рыночный механизм не способен побудить потребителей обнаружить свои предпочтения в отношении таких благ. Но один индивид с его ограниченными средствами не может внести вклад в предоставление общественных благ просто пото­му, что его решение не влияет на их суммарное предложение; каждый получает выгоды от общественных благ независимо от того, платит он за них или нет.

Несмотря на то, что как нерыночная взаимозависимость, так и общественные блага создают расхождение между частными и общественными издержками, их зна­чение для экономики благосостояния никоим образом не одинаково. Нерыночная взаимозависимость в принципе всегда может быть компенсирована соответствующи­ми налогами и государственными выплатами, призванными покрыть разрыв между предельными частными и предельными общественными издержками. Например, пре­дельный общественный продукт фабрики, расположенной в населенной местности, гораздо меньше, чем предельный частный продукт. Ни одна семья не заинтересована в том, чтобы заплатить фабрике, дабы она переехала в промышленную зону, посколь-

ку частные издержки превысили бы частные выгоды. Однако все семьи в округе могут сложить свои средства и создать добровольную ассоциацию с целью заплатить фабри­ке, чтобы она переехала, если эта сумма плюс издержки создания такой ассоциация будут меньше, чем выгоды от перемены, — это так называемая теорема Коуза (см. ниже). Но если количество домохозяйств и, следовательно, издержки заключения сделки (транзакционные издержки) этого согласованного действия велики, эта добро­вольная ассоциация домашних хозяйств вряд ли возникнет. В этом случае, однако, государство может обложить жителей округи подушным налогом и использовать эти средства для выплаты фабрике, чтобы она переехала. Бели ценность недвижимости вследствие этого повысится, общее благосостояние возрастет. В случае общественных благ, однако, не возникает вопроса о налогах, взимаемых с тех, кто получит выгоду, и компенсационных премиях, выплачиваемых тем, кто понесет ущерб. В условиях чисто конкурентного рынка общественные блага вообще не будут предоставляться, так как никто не согласится платить налоги, чтобы их финансировать: поскольку каждый получает выгоды от национальной обороны, уменьшения шума и задымлен-ности, профилактики инфекционных заболеваний и т.п. независимо от того, кто за это платит, то все заинтересованы в том, чтобы уклоняться от платежей.

Отсюда ясно, что никакой рыночный критерий не поможет нам выяснить, каким должно быть "правильное" количество общественных благ. Согласно Викселлю только политическое решение (через голосование) может определить количество обществен­ных благ, которое следует производить. Чисто общественных благ существует очень мало: общественные дороги в действительности приносят делимые, а не неделимые выгоды: "чем больше достается тебе, тем меньше достается мне". Понятие обществен­ных благ гораздо более ограниченно, чем может показаться на первый взгляд. Недо­статочно, чтобы потребление было совместным; оно должно быть еще и равным для всех независимо от того, платят они или нет. Более того, предложение общественных благ не должно быть рационировано, поскольку количественное ограничение эквива­лентно цене, что создает, таким образом, возможность решения с помощью ценовой системы. Следовательно, возникает сомнение в том, являются ли дороги, охрана общественного порядка, парки, площадки для игр, школы и больницы действительно примерами общественных благ. Тем не менее, до тех пор, пока какие-то виды деятель­ности хотя бы отчасти носят общественный характер, ценовая система не сможет привести экономическую систему к социальному оптимуму.

Действительно, мы, похоже, сталкиваемся с двумя довольно разными и частично перекрывающими друг друга определениями общественного блага. Общественное благо, если оно доступно кому-нибудь, должно быть доступно всем — свойство неог­раниченного пользования (nonexcludability), — и его потребление кем-то одним не должно препятствовать его потреблению другими — отсутствие соперничества (nonrivalness). Переполненная дорога, свободно доступная всем, является обществен­ным благом в той мере, в которой пользование ею неограничено, однако соперничество здесь налицо. Точно так же места в полупустом коммерческом театре являются общественными благами в том смысле, что соперничество отсутствует, однако поль­зование ими ограничено. В обоих случаях то, что кажется частным благом, является отчасти общественным, вследствие чего рыночный механизм может оказаться неспо­собным обеспечить оптимальное по Парето распределение ресурсов. Подобным обра­зом, экономические выгоды образования в значительной степени являются личными (персональными) и делимыми, а ресурсы, вложенные в систему образования, такие, как учителя, здания и оборудование, покупаются и продаются на частных рынках, ориентированных на максимизацию прибыли. Тем не менее, не все выгоды образова­ния достаются только тем, кто за них заплатил, а также невозможно целиком отстра­нить менее образованных людей от "выгод", создаваемых более образованными. Обра­зование, следовательно, представляет собой то, что можно было бы назвать "квазиоб­щественным благом", и попытка производить его посредством рыночного механизма вполне могла бы привести к недоинвестированию в образование. Мы пришли к заклю-

чению, что "общественность" определенных благ жестко ограничивает "теорему неви­димой руки" таким способом, о котором и не подозревал Адам Смит.

16. Теория благосостояния Питу

Перед тем, как исследовать проблемы 'second-best¹¹, воспользуемся возможностью сказать еще несколько слов о теории благосостояния Пигу и ее отличии от теории Парето. Анализ Пигу расхождения между предельным частным и предельным обще­ственным продуктом ограничивается проблемой "реальных* положительных и отри­цательных побочных эффектов, связанных с "предельными" приращениями выпуска продукции. Но большинство случаев, исследуемых Пигу, скорее имеют отношение к тому, что Хикс называл "суммарными" условиями, чем к условиям предельным. Под­ходящими примерами являются планирование городов и расчистка трущоб. В обоих случаях имеет место некоторая степень "общественности", поэтому никакая система налогов или поощрительных премий не может привести к гармонии в соотношении частных и общественных издержек и выгод. То же самое верно и в отношении необ­ратимых побочных эффектов. Рассмотрим, например, следующий перечень реальных отрицательных побочных эффектов динамического типа, взятых со страниц "Эконо­мической теории благосостояния": несчастные случаи на производстве, профессио­нальные заболевания, применение женского и детского труда, загрязнение воздуха и воды, происходящее от выбросов необработанных отходов, и безработица, происходя­щая от изменений технологии. Все они ведут к общественным потерям, но их уничто­жение почти наверняка нарушило бы предельные условия. Измерение этих потерь в натуральном выражении само по себе было бы трудной задачей, поскольку по опреде­лению они выходят за пределы ценовой системы. Но даже если бы мы могли выразить их в физических единицах, мы не смогли бы оценить их субъективно без шкалы оценок, т.е. без функции общественного благосостояния, говорящей нам, как сравни­вать утраченную полезность у различных пострадавших. Собственный метод Пигу состоит в расчете общественных издержек путем суммирования прямых и косвенных издержек, связанных с данной величиной инвестиций, причем все они оцениваются в рыночных ценах. Но если рыночные цены отражают только частные, а не обществен­ные издержки, этот метод оценки терпит неудачу. Мы можем применять метод Пигу только в модели частичного равновесия. Когда расхождения между частными и обще­ственными издержками распространяются на всю экономику, мы не можем использо­вать рыночные цены в качестве меры удовлетворения.

Пигу применял в качестве индикатора благосостояния размер национального дивиденда: национальный дивиденд максимален, только если предельные обществен­ные продукты или, что то же самое, предельные общественные затраты всех ресурсов во всех альтернативных применениях одинаковы. Очевидно, что это определение максимума благосостояния базируется на межличностных сравнениях. Более того, пробным камнем политических рецептов Пигу является "переход богатства от бога­тых к бедным": если такой переход не уменьшит национального дохода, он должен повысить благосостояние. Зависимость такого типа обоснования от бентамова допу­щения аддитивных функций полезности является очевидной. Но критиковать подход Пигу за то, что он основан на нормативных допущениях, значит упускать суть. Целью книги как раз и было показать что динамическая экономика реального мира, которой свойственна несовершенная конкуренция, подвергается воздействию со стороны пря­мых нерыночных взаимодействий, которые могут, однако, быть устранены, если мы согласны произвести некоторые "обоснованные" и привлекательные для многих меж­личностные сравнения полезностей. Пигу писал не теоретический трактат, а книгу для своего времени. "Арифметика перераспределения" — этот любимый аргумент консерваторов Викторианской эпохи против перераспределения дохода - была ми­шенью его критики, и его центральной идеей было то, что попытки поднять уровень дохода бедняков не стоит приносить в жертву автоматическим экономическим силам. Теперь для нас должно быть очевидно, что в практической теории благосостояния нельзя избежать ценностных суждении. Проблема состоит в том, чтобы сделать их

отчетливыми. Именно в этом отношении книга Питу действительно заслуживает критики.

"Экономическая теория благосостояния" Питу, по-видимому, подкрепляет один из наиболее старых аргументов радикальных критиков конкурентного капитализма: выбор потребителей, отражающийся в рыночных ценах, не обязательно отражает общественное значение благ и услуг, существуют полезности, а не просто желаемые результаты, которые конкуренция надлежащим образом не производит. Действитель­но, тот, кто усвоил тезис Питу о возможной взаимозависимости фирм и домохозяйств, не может продолжать верить в спонтанную координацию частных и общественных интересов. Даже почитаемый принцип суверенитета потребителей теряет свою силу. Предположим, что косвенный налог на алкоголь уменьшил бы количество потребля­емого алкоголя. Если удовлетворения потребителей взаимозависимы, принятие тако­го налога нельзя рассматривать как отрицание общего принципа, что сам человек лучше всех разбирается в вопросах своего собственного благополучия: люди чувство­вали бы себя лучше, если бы они одновременно получили стимул пить меньше; поэтому средства, полученные от этого налога, могли бы использоваться в качестве платы за снижение склонности к спиртному.

Существование эффектов Веблена⁵ в потреблении дает, таким образом, простор действиям правительства по увеличению благосостояния. Рассмотрим случай введе­ния нового продукта. Мы уже знаем, что рыночный критерий не способен указать, стоит ли производить новый продукт. Однако, если уж он произведен, любой может купить его просто потому, что его покупают другие. Но если потребности взаимозави­симы, от его изъятия никому не сделается хуже. Следовательно, суверенитет потре­бителей не создает критерия для удаления ненужных продуктов. Пугающий смысл соображений подобного рода в мире, в котором большинство потребительских благ дифференцировано, очевиден. При дифференциации продуктов каждая фирма стал­кивается с убывающей кривой спроса. Даже при "касательном решении"⁶ ("tangency solution") число фирм будет больше, цены выше и выпуск продукции ниже, чем в условиях совершенной конкуренции [см. гл. 10, раздел 9]. Но этим потерям противо­действует разнообразие продуктов, доступных в условиях монополистической конку­ренции. Если функции предпочтения потребителей независимы, мы должны заклю­чить, что потребители платят за то разнообразие, которого они желают. Но в присут­ствии эффекта повального увлечения ("bandwagon") и эффекта "снобизма" ("snob" effect), нам требуется какой-то критерий желаемой обществом степени разнообразия, поскольку обычное испытание рынком больше не имеет никакого смысла.

Проблема с разграничением Пигу между частными и общественными издержками состоит в том, что его нельзя сделать строгим. С другой стороны, теория благосостоя­ния Парето достигает точного и менее претенциозного определения социального оптимума, так как оптимальность по Парето определяется при заданном распределе­нии дохода. Однако возможность практического приложения этого достижения к политике равна нулю. Нестрогое правило, в соответствии с которым вхождение в отрасль должно сохраняться настолько свободным, насколько это технически осуще­ствимо, имеет большее отношение к практической политике, чем идеальный принцип оптимальности по Парето. Экономика благосостояния Пигу, с другой стороны, откро­венно нормативна и связана с практическими применениями: "Нашего внимания более достойно то, что сулит нам плоды, а не свет". Это предполагает мир свободной, а не совершенной конкуренции, с негибкостью, неделимостью и несовершенством знания, которые нельзя найти в концепции совершенной конкуренции Парето. Недо­статки теории Пигу заключаются не столько в ее зависимости от нормативных допу­щений, сколько в попытке изобразить то, что действительно является структурными дефектами рыночного механизма, в качестве простых предельных расхождений меж­ду частным и общественным продуктом.

В последние несколько лет утверждение Пигу, что государственное вмешательст­во в форме налогов и субсидий требуется всякий раз, когда частный и общественный

продукт расходятся, оспаривалось Р.Х. Коузом и другими экономистами, по мнению которых рыночный механизм может привести к оптимуму по Парето, несмотря на побочные эффекты (externalities) в производстве и потреблении, поскольку обычно существует возможность рыночного торга (a private bargaining solution), который уст­ранил бы их влияние; более того, административные издержки, связанные со взима­нием налогов и раздачей поощрительных премий могут легко поглотить больше средств, чем их теряется при отклонении от оптимума Парето. Возьмем собственный пример Пигу с железной дорогой, которая вредит окрестным полям; аргумент состоит в том, что если бы железная дорога могла торговаться с фермерами, собственность которых граничит с железнодорожной полосой, не имело бы значения то, что с желез­ной дороги невозможно взыскать плату за разрушения, вызываемые огнем и дымом. Если бы ущерб, наносимый фермерам, был больше, чем выгоды, которые получает железная дорога, фермеры могли бы заплатить сумму, достаточную для того, чтобы побудить железную дорогу закрыть эту ветку; если бы этот ущерб был меньше, чем выгоды, суммарное благосостояние возросло бы, когда железная дорога заплатит фермерам за то, чтобы они терпели причиняемый ущерб. Таким образом, общая установка Пигу на то, что побочные эффекты должны компенсироваться с помощью налога, предполагает, что сторона, причиняющая ущерб, и сторона, страдающая от него, не могут путем переговоров достичь взаимной выгоды. Кроме того, она предпо­лагает, что административные издержки достижения оптимального распределения ресурсов посредством специального налога всегда меньше, чем сам ущерб от отрица­тельных побочных эффектов.

Подводя итог, скажем, что если права собственности на все ресурсы четко опреде­лены и если все экономические агенты могут собраться вместе для того, чтобы догово­риться друг с другом, — "издержки заключения сделки могут не приниматься в расчет", — то сами агенты будут иметь мотивы вступать в добровольные соглашения для того, чтобы переложить издержки "загрязнения" с жертв на виновников. При этих обстоятельствах можно показать, что величина национального дохода не зависит от того, кто и как будет отвечать за загрязнение в соответствии с результатом частных переговоров; это второе положение вошло в литературу как теорема Коуза. Наконец, утверждается, что даже если издержки заключения сделки настолько высоки, что теорема Коуза неприменима, все же нет оснований предполагать, что правительствен­ное вмешательство поправит дела; "несостоятельность правительства" следует сопо­ставить с "несостоятельностью рынка".

17. Решения типа "second-best"

Это приводит нас к последнему и окончательному возражению против "теоремы невидимой руки": невозможности частичной теории благосостояния, которую демон­стрирует теория "second-best". В выдающейся статье, опубликованной в 1956 г., Липси (Lipsey) и Ланкастер (Lancaster) доказали, что если имеются по крайней мере два рынка, на которых условия оптимума не выполняются, то изменение политики, при­званное ликвидировать несовершенства на одном из этих двух рынков, не может быть оправдано по критерию благосостояния Парето. Движение в направлении оптималь­ности Парето не проходит: либо мы получаем оптимальное решение (first-best solution), либо нам приходится выбирать между неоптимальными решениями. Более чем упро­щенный способ формулировки доказательства Липси-Ланкастера таков: предполо­жим, что мы имеем систему общего равновесия с ограничениями на два уравнения и решаем эту систему с помощью обычных приемов нахождения условного максимума; предположим теперь, что одним из ограничений является параметр политики и про­блема состоит в том, чтобы выяснить, повысит ли сокращение тарифа социальное благосостояние. Доказать, что это обязательно произойдет, невозможно, — это и называется общей теорией "second-best".

Значение этого аргумента для традиционной теории благосостояния огромно. Принуждение к заключению контрактов, говоря лишь об одной из минимально необ­ходимых функций государства, не обходится без издержек. Если такие издержки на

управление конкуренцией не финансируются целиком за счет подушных налогов фиксированного размера (lump-sum taxes) или из не поддающихся прогнозированию налогов на капитал (capital levies) (см. ниже), условия оптимума Парето не будут выполняться даже на одном рынке. Это говорит лишь о том, что вся теория благосо­стояния, которая имеет хоть какое-то отношение к реальному миру, волей-неволей имеет дело с неоптимальными решениями. Совершенная конкуренция составляет необходимое, но не достаточное условие для оптимума Парето. Но существование государства фактически гарантирует, что мы столкнемся с проблемой "second-best", и, следовательно, когда выполняются условия оптимума на всех, кроме одного или двух рынков, нет оснований полагать, что условия оптимума Парето будут выполняться ид оставшихся рынках. В целом, следовательно, с точки зрения благосостояния совер­шенная конкуренция не имеет однозначного преимущества.

18.Ценообразование на основе предельных издержек

Так неужели частичная прикладная теория благосостояния беспредметна? Неужели мы ничего не можем спасти из-под обломков современной экономической теории благосостояния? Должны ли мы отказаться от старой доктрины, что эффективное распределение ресурсов достигается только тогда, когда цены равняются предельным издержкам, которая представляла собой суть правил Ланге-Лернера для децентрали­зованного рыночного социализма, и от ее логического следствия, что от государствен­ных предприятий надо требовать установления цен в соответствии с предельными издержками? Нижеследующий исторический обзор концепции ценообразования на основе предельных издержек (ЦПИ) поместит Эти вопросы в перспективу и поможет свести воедино нити нашего рассуждения об экономической теории благосостояния.

Доктрина, утверждающая, что вся масса накладных расходов отраслей, в которых издержки уменьшаются с ростом объема производства, или "естественных монопо­лий*, должна финансироваться из общих доходов от налогов, а цена выпускаемой ими продукции должна зависеть только от предельных текущих издержек (marginal operating costs), впервые отчетливо появляется в литературе по экономике железнодо­рожного транспорта в конце XIX в., особенно в сочинениях таких экономистов, как Вильгельм Лаунхардт (Wilhelm Launhardt) и Артур Хэдли (Arthur Hadley), хотя наме­ки на нее попадаются в гораздо более ранней работе Жюля Дюпюи (Jules Dupuit) я его учеников в парижской Школе строительства мостов и дорог (см. гл. 8, раздел 16). Когда Гарольд Хотеллинг (Harold Hotelling) воскресил концепцию ЦПИ для государ­ственных предприятий в известном докладе, опубликованном в 1938 г., он выдвинул общий принцип, согласно которому получающиеся в итоге потери отраслей с умень­шающимися издержками должны финансироваться из "налогов, выплачиваемых в виде фиксированной суммы" ("lump-sum taxes*)> т.е. налогов, которые не влияют на поведение экономических агентов в пределе (at the margin). Утверждение им превос­ходства ЦПИ и вера в нейтральные, фиксированной суммы налоги основывались на "новой" теории благосостояния в духе Парето. Защита Хотеллингом ЦПИ почти сразу же столкнулась с критикой, которая продолжается до сего дня. Тем не менее, этим критикам не удалось опровергнуть тезис Хотеллинга, который действительно являет­ся подлинным кредо современных специалистов по экономике транспорта.

В1950 г. Рагтлз (Ruggles) представил классический обзор ранних стадий дискуссии вокруг тезиса Хотеллинга, который включал такие великие имена в современной экономической науке, как Фриш (Frisch), Лернер, Самуэльсон, Льюис (Lewis), Мид (Meade), Коуз и многие другие. Это была запутанная дискуссия, которая, как мы теперь можем видеть, содержала столько же ошибок, сколько и обоснованных аргу­ментов. Некоторые некорректно утверждали, что цены должны быть только пропор­циональны, а не равны предельным издержкам. В этом случае была бы возможность выполнить все предельные условия оптимальности Парето и в то же время покрыть суммарные издержки из выручки от продаж. Некоторые полагали, что ЦПИ требует идентичных тарифов за пользование коммунальными услугами в периоды пиковой нагрузки и между ними, тогда как верно прямо противоположное. Некоторые говори-

ли, что совершенная ценовая дискриминация (perfectprice discrimination) удовлетвори­ла бы предельным условиям, что верно, и что совершенная ценовая дискриминация предпочтительней, чем ЦПИ, что неверно, поскольку дискриминационные выплаты (сборы) являются лишь одним из многих способов оценки внутриотраслевых излиш­ков (pricing intramarginal units). В частности, особая форма ценовой дискриминации, а именно поэлементное ценообразование (multipartpricing), включающая постоянный, единообразный "вступительный¹¹ взнос (“admission” fee) для всех пользователей или потребителей для финансирования накладных расходов (overhead costs) плюс пере* менную плату, равную предельным издержкам, для покрытия текущих издержек, считалась предпочтительной по отношению к ЦПИ, потому что она удовлетворяла принципу выгоды, в соответствии с которым налоги "платит тот, кто получает выгоду", и решала проблему потерь в отраслях с уменьшающимися издержками. Наконец, утверждалось, что ЦПИ не дает возможности применить критерий прибыльности для оценки инвестиций и что любой переход от ценообразования по средним издержкам к ЦПИ без компенсационных платежей выигравших (потребителей общественных услуг) проигравшим (всем налогоплательщикам) обязательно ведет к изменению в распределении дохода. Отсюда следует, что результаты ЦПИ просто несопоставимы с результатами ценообразования по средним издержкам.

Отделив смысл от бессмыслицы в этих критических высказываниях, Рагтлз все же отверг тезис Хотеллинга, основанный на "новой" теории благосостояния. В лучшем случае Хотеллинг показал, что переход к ЦПИ вызовет потенциальное улучшение по Парето (potential Pareto improvement) — ПУП (PPI), а не действительное улучшение. Хотеллинг полагал, что если потери финансируются за счет налогов фиксированной суммы, то ЦПИ будет означать действительные улучшения по Парето, поскольку общими налогами фиксированной суммы облагаются только внутриотраслевые из­лишки для потребителей и для производителей (intramarginal consumers' and producers' surpluses). Рагглз доказывал, что Хотеллинг просто неправ, так как даже налоги фиксированной суммы отчасти выплачивают те, кто мало или вообще не пользуется общественными услугами, и, следовательно, они подразумевают перераспределение дохода между пользователями и непользователями. Мы должны либо не обращать внимания на этот результат, предполагая, что полезность дохода одинакова для всех людей, что возвращает к "старой" теории благосостояния Маршалла и Пигу, либо мы должны отрицать, что перераспределение дохода в одинаковой степени касается поль­зователей и непользователей, что может быть верно или неверно в зависимости от того, какая общественная услуга рассматривается.

Критика Хотеллинга Рагллзом выдержала испытание временем, и в настоящее время тезис о том, что "новая" теория благосостояния может лишь одобрить ПУП, и стал общим местом: действительное улучшение по Парето требует добавления допол­нительной оценки распределения дохода. Это признание иногда рассматривается как свидетельство несостоятельности "новой" теории благосостояния, которая в конце концов обещала представить важные и значительные выводы относительно мер эко­номической политики, не прибегая к межличностным сравнениям полезности и отде­ляя таким образом вопросы эффективности распределения от вопросов справедливо­сти распределения. Скептики утверждают, что если заключения экономики благосо­стояния относятся к потенциальным, а не действительным улучшениям по Парето, то обещанное отделение эффективности от справедливости достигается только за счет практической неприменимости. Сам Хотеллинг полагал, что налоги на земельную ренту, наследуемый доход и текущий доход — все они являются нейтральными, фиксированной суммы налогами, из чего следовало, что ПУП всегда может быть реализовано на практике. Представление о том, что налоги на земельную ренту, на наследуемые доходы являются налогами фиксированной суммы, которые не влияют на предельные условия максимизации благосостояния, должно быть отвергнуто как часть устаревшей экономической теории XIX в. Еще более странным было заявление Хотеллинга о том, что налогом фиксированной суммы является подоходный налог, тогда как он очевидно изменяет предельные нормы замещения между работой и

досугом*. Таким образом, единственно возможным налогом фиксированной суммы является только налог на избирателей или подушный налог. К сожалению, такие налоги политически неосуществимы. Поэтому вряд ли существует способ, которым мы могли бы когда либо реализовать ПУП на практике, не прибегая к некоторым межличностным сравнениям полезности.

В конце 50-х годах важный вклад в этоу дискуссию внесли еще несколько эконо­мистов, причем все они поддерживали центральный вывод Рагглза, что неосуществи­мость перераспределения дохода или богатства с помощью налога фиксированной суммы представляет собой ахиллесову пяту теории ЦПИ. Такие работы, как "Critique of Welfare Economics" ("Критика теории благосостояния¹¹) (1957) Литтла (Little) и "Theoretical Welfare Economics" ("Экономическая теория благосостояния") Граафа (Graaf) (1957) сразу же отвергали ЦПИ из-за невозможности достичь в смешанной экономике оптимальных условий первого порядка (first-best conditions). Некоторые авторы, как, например, Уайзмен (Wiseman) пошли даже дальше, утверждая, что само понятие общего правила ценообразования не имеет смысла для сферы коммунальных услуг. Что же касается ЦПИ, то Уайзмен повторил старый аргумент, что любая попытка применить правила ЦПИ для отраслей с уменьшающимися издержками, предполагает определенную систему финансирования получающихся в итоге потерь, изменяя таким образом распределение дохода, причем это изменение в соответствии с "новой" теорией благосостояния не может быть оценено. Уайзмен добавил, однако, тот пункт, что правило ЦПИ ничего не говорит нам о том, на какой период должно быть принято решение относительно цен на общественные услуги и, следовательно, не дает оснований для выбора длительности соответствующего планового периода. Уайзмен доказывал, что единственным практическим плановым периодом будет тот, который равняется наименьшему общему кратному сроков службы всех вовлеченных активов, что означает, что ЦПИ всегда пришлось бы дополнять планированием инве­стиций.

Решающее возражение Уайзмену было сделано Фаррелом. Стоит заметить, что он признавал все стандартные аргументы против ЦПИ, связанные с решениями "second-best", избегал обсуждения специальных трудностей, создаваемых отраслями с убыва­ющими издержками, и в конечном счете основал свое доказательство ЦПИ на еще больших недостатках ценообразования по средним издержкам. Этот и другие аргу­менты в пользу ЦПИ, появившиеся в конце 50-х годов, далеко отошли от догматиче­ских деклараций ранних сторонников ЦПИ, сделанных под впечатлением доклада Хотеллинга 1938 г. Новый аргумент в пользу ЦПИ заключается не в том, что оно дает совершенные правила управления общественными предприятиями, а в том, что это правило дает лучшие результаты по сравнению с ценообразованием по средним издержкам.

Начало 60-х годов ознаменовалось новым поворотом в дискуссии о ЦПИ, в ходе которого был, наконец, дан ответ на ранние критические замечания Уайзмена о том, что ЦПИ требует решения о продолжительности периода времени, относительно которой должны быть определены издержки, но не дана основа для такого решения. Этот ответ опирается на хорошо известную теорему о том, что краткосрочные и долгосрочные предельные издержки совпадают тогда, когда производственные мощ­ности оптимально приспособлены к спросу, из чего следует, что любая разница между краткосрочными и долгосрочными последствиями ЦПИ является верным признаком того, что производственные мощности не приведены к своему оптимальному уровню. Если существует избыточный спрос при цене, определенной краткосрочными пре­дельными издержками, ЦПИ говорит нам, что цены должны повышаться до тех пор,

* Большинство первоначальных участников полемики вокруг тезиса Хотеллинга соглашались с ним в том, что подоходный налог превосходит акциз в качестве метода получения дохода для финансирования системы ЦПИ. Этот тезис, вскоре ставший известным как "теория избыточной обременительности косвенного налогообложения" (the "excess burden of indirect taxation"), вызвал почти столько же споров в 40-х и 50-х годах, как и концепция ЦПИ. Потребовалось почти два десятилетия, чтобы прийти к теперешнему распространенному выводу о том, что не существует простого способа ранжирования налогов в соответствии с их "избыточной обременительностью".

пока спрос не будет равен производственным мощностям. С другой стороны, однако, мощности должны повыситься до уровня спроса при цене, которая оптимальна в смысле равенства долгосрочным предельным издержкам. Другими словами, если су­ществует оптимальная инвестиционная политика, то нет противоречия между крат­косрочным и долгосрочным ЦПИ, а если такое противоречие существует, то в этом виноват не принцип ЦПИ, а проводимая инвестиционная политика.

Этот аргумент составляет сущность вклада ряда французских экономистов, в особенности Марселя Буатё. (Marcel Boiteux) и Пьера Массе (Pierre Masse), которые были связаны с Французским департаментом электроэнергетики Electricite de France в годы после второй мировой войны. Они отметили, что при установлении цен на электричество практически нет альтернативы установлению цен на основе долгосроч­ных предельных издержек. Краткосрочные предельные издержки могут отражать издержки быстрого или временного увеличения выпуска продукции, но какое бы ни было оперативное значение краткосрочных предельных издержек, это не меняет того факта, что административные ограничения на частые изменения тарифов заставляли менеджеров ведомств, производящих электроэнергию, сосредоточиваться на постоян­ных изменениях выпуска продукции и, следовательно, на долгосрочных предельных издержках. Теория оптимальных мощностей французских инженеров экономистов была подхвачена Ральфом Терви (Ralph Turvey) в его сочинениях о проблемах цено­образования в британской электроэнергетике. В своей главной работе "Optimal Pricing and Investment in Electricity Supply" ("Оптимальное ценообразование и инвестирование в снабжении электричеством") (1968) он твердо отстаивает ЦПИ как правило ценооб­разования по принципу "second-best", утверждая, что цены на продукты государствен­ных предприятий, продаваемые внутри государственного сектора, должны равняться их долгосрочным предельным издержкам, в то время как цены на те продукты, кото­рые продаются вне общественного сектора, должны быть пропорциональны долго­срочным предельным издержкам, и превышение цены над предельными издержками должно определяться ценами товаров-субститутов, выпускаемых в частном секторе.

Поразительной особенностью французских работ по ЦПИ является полное игно­рирование проблемы потерь в отраслях с сокращающимися издержками. Если дейст­вительно существуют "естественные монополии", т.е. государственные предприятия, на которых издержки продолжают монотонно уменьшаться для всех предвидимых уровней выпуска продукции, то вряд ли нам поможет знание того, что краткосрочные предельные издержки будут равняться долгосрочным предельным издержкам, когда мощности приведены к оптимальному уровню, поскольку оптимальный уровень мощ­ностей "естественных монополий" бесконечно велик. Конечно, наличие растущей отдачи в большинстве общественных услуг сомнительно. Более того, утверждалось, что даже уменьшающиеся издержки на железных дорогах на самом деле обусловлены избыточными мощностями и не имеют отношения к долгосрочному равновесию. Но даже если мы откажемся от понятия истинных отраслей с сокращающимися издерж­ками, проблема потерь составляет неотъемлемую часть принципа ЦПИ.

Большинство английских и американских ученых, занимавшихся вопросами ЦПИ, иллюстрируют проблему потерь примерами национализированных отраслей, таких, как железнодорожный транспорт; спрос на его услуги сокращается в течение долгого времени, так что финансовые потери действительно имеют место из-за избы­точных мощностей. В этом случае даже цены, равные краткосрочным предельным издержкам, не покроют долгосрочных предельных издержек и приведут к финансо­вым потерям. Мы можем, конечно, поднять цены до уровня, покрывающего средние издержки, устраняя таким образом убытки, но это только перераспределяет обще­ственные издержки на поддержание избыточной мощности от всех налогоплательщи­ков к потребителям этой услуги. Французские экономисты просто не обсуждают вопросов справедливости, связанных с правилами ценообразования для государствен­ных предприятий, так как они, по-видимому, думают о таких отраслях, как электро­энергетика, спрос на продукцию которых растет и издержки скорее всего не уменьша­ются в долгосрочном аспекте.