Понимание метафоры

Как уже указывалось выше, принцип метафоризации является одним из важнейших для психологического тренинга. Для того чтобы понять, почему это так и каким образом ведущий тренинговой группы может использовать метафору, обратимся к психолингвистическим особенностям метафоры.
МЕТАФОРА (греч. «перенос»), троп или фигура речи, состоящая в употреблении слова, обозначающего некоторый класс объектов (предметов, лиц, явлений, действий или признаков), для обозначения другого, сходного с данным, класса объектов или единичного объекта. Когда мы употребляем названия животных не по отношению к самим животным, а переносим их, например, на человека, то это можно считать метафорой. Скажем, фразы о каком-то человеке: «Ну, это орел!» или «Настоящая акула бизнеса» — конечно же, являются метафорическими. В расширительном смысле термин «метафора» относят также к другим видам переносного значения слова.
В психологическом контексте метафора определяется как «выведение, расширение, перенос одной реальности дискурса или содержания на другое, более яркое, вспоминающееся» (Reber, 1995, с. 19). Это нечто большее, чем яркий и полезный образ, приводящий к новому пониманию или видению. Метафора требует способности отражения определенной позиции в понимании вопроса и транслирования этого понимания за рамки привычного контекста в систему других образов при сохранении основного значения.
Как отмечают R.R. Hoffman, Е.L. Cochran и J.M. Nead, «понятие метафоры может быть определено различным образом: как «произнесение одного, подразумевая другое», как «отклонение от семантических правил» и как «совершение имплицитных сравнений, отличающихся от наблюдаемых у объектов» (1992, с. 176 — цит. по В.А. Янчук, 2000).

Психологическое воздействие метафоры чрезвычайно активно используется в художественной литературе. Но не следует думать, что ее роль ограничивается «украшательством» текста. Эстетика метафоры — лишь одна из ее сторон, можно сказать, ее «внешность», заставляющая обратить на нее внимания и восхититься ее красотой (в особенности если метафора неожиданна, нестандартна). Но за внешней формой очень часто скрываются разнообразные смысловые содержания, которые могут быть настолько богаты, что, метафорически говоря, не всякому удается «забрать и унести» все.
Но, кроме того, метафора оказывается инструментом, с помощью которого расширяется круг возможностей для перевода содержания одного понятийного поля в другое. Ведь еще Аристотель говорил, что искусство метафоры — это искусство находить сходство между разными, порой очень непохожими вещами.
И еще: метафора — это нечто большее, чем яркий и полезный образ, приводящий к новому пониманию или видению. Опыт любого человека, связанный е познанием собственного внутреннего мира, составляет основу для огромного разнообразия метафор, в котором психические феномены могут трактоваться как некие сущности и овеществленные или даже одушевленные предметы. Скажем, мы, общаясь с другими людьми, часто говорим, не замечая используемых метафор: «у него мягкий характер», или «эта мысль глубока и ярка», или «меня радует твоя смелая идея».
Сталкиваясь с метафорой (в письменном тексте или в устной речи — неважно), человек не просто осуществляет акт познания; разворачивается процесс осознавания, в котором слиты многоаспектные процессы понимания и интерпретации. Ситуация особенно осложняется, если встает задача передачи усвоенного материала другому, то есть возникает необходимость объяснения.
Известный специалист в области психологической герменевтики А.А. Брудный указывает, ссылаясь на Ирвинга Дж. Ли, семь значений слова «понимание»:
Понимание 1 — следование заданному или избранному направлению (понимание железнодорожного расписания, выполнение приказа и т.п.).
Понимание 2 — способность прогнозировать. Предположение о том, какие последствия повлекут намерения, высказанные кем-то.
Понимание З — способность дать словесный эквивалент.
Понимание 4 — согласование программ деятельности.

Понимание 5 заключается в решении проблем.
Понимание б — способность осуществить приемлемую реакцию (собеседники достигают некоторого единого уровня постижения сущности обсуждаемого текста).
Понимание 7— реализованная способность правильно провести рассуждение, то есть дифференцировать ситуацию от сходных, но отличных, действовать адекватно объекту или ситуации. «Понимание, — говорит В. Гейзенберг, — означает адаптацию нашего концептуального мышления к совокупности новых явлений».
В отечественной науке понимание оказывалось в центре внимания таких исследователей, как А.А. Потебня, П.Л. Блонский, Н.А. Рубакин, М.М. Бахтин, а позже — М.С. Роговин, Г.И. Рузавин, В.А. Лекторский, и другие. При этом во многих концепциях осуществляются попытки интеграции лингвистических, семантических, логико-познавательных, коммуникативных аспектов проблемы понимания. Глубоко проработанный подход к решению этой проблемы предложил А.А. Брудный. С его точки зрения, «понимание есть последовательное изменение структуры воссоздаваемой в сознании ситуации и перемещение мысленного центра ситуации от одного ее элемента к другому. При этом значимость связей между элементами ситуации меняется. Главнейшее звено процесса понимания заключается не только и не столько в установлении связей, сколько главным образом в определении значимости их... Таким образом, понимание здесь рассматривается как взаимодействие с некоторым объектом, в результате которого воссоздается работающая модель этого объекта. Понять — значит собрать работающую модель» (с. 138—139).
С психолого-педагогических позиций понимание метафоры, по нашему мнению, продуктивно рассматривать, опираясь на труды С.Л. Рубинштейна, который считал понимание специфической способностью процесса мышления субъекта. Рубинштейновская трактовка понимания, раскрываемая в свете предложенного им принципа имплицитного и эксплицитного, представляется чрезвычайно эвристичной для анализа восприятия метафоры. Переход от непонимания к пониманию метафоры предполагает совершенно особую форму мыслительной работы субъекта — ведь в метафоре семантические элементы даны в таком качестве, в котором они нё прямо входят в образующий контекст. Здесь нет подобия или тем более изоморфизма ситуация требует от читателя преобразования, реконструкции текста в соответствии с другой системой связей другого контекста СА. Рубинштейн указывает, что дляпонимания текста необходимо повернуть все элементы такой стороной, чтобы они выступили в том качестве, которым они включаются в данный контекст, в образующие его связи. Тут правомерно вспомнить идею А.А. Потебни о неисчерпаемости содержания произведения, открывающейся контекстом читателя, тогда как само произведение должно представлять собой законченное в себе целое. Эту же мысль встречаем у А.А. Брудного: «Можно сказать даже, что поливариантность понимания есть специфическая особенность текстов художественной литературы. Это зависит не только от содержания текстов, но и от особенностей ихконструкции» (с. 139).

Интерпретация и объяснение метафоры

Вообще проблема соотношения понимания и объяснения в науке весьма запутанна. Как известно, по В. Дильтею именно эти категории обозначают разделение психологии на гуманитарно-ориентированный и ествественно-научный подходы. При этом в понимании более важным является механизм переживания и ценностное отношение, а в объяснении - рационализация и выделение общих законов.
В герменевтике, педагогике, психологии категории понимания, интерпретации и объяснения трактуются столь разнообразно, что, прежде чем описать некоторые особенности осмысления метафоры участниками тренинга, следует хотя бы кратко проанализировать соотношение указанных категорий исходя из субъектной парадигмы.
Герменевтический подход содержит в себе достаточно противоречивые взгляды на соотношение понимания, интерпретации и объяснения. В одних случаях понимание рассматривается как процесс проникновения в причины явлений, а интерпретация — как выведение следствий такого проникновения (Э.В. Ильенков). В других — критерии разграничения этих понятий связаны с объективностью-субъективностью: понимание трактуется как рациональный процесс, а интерпретация — как субъективный процесс произвольного толкования (Г. Фреге). Довольно часто интерпретацию считают средством понимания (правда, при этом содержательно интерпретация и объяснение фактически оказываются совпадающими).
Однако что представляет собой в целом активность субъекта при столкновении с метафорой?

Следует заметить, что согласно Рубинштейну деятельность — это не единственная форма активности. Кроме познания, раскрывающего сущность объектов и деятельности, преобразующей эти объекты, можно и нужно учитывать еще одну форму активности, о которой писал С.Л. Рубинштейн — созерцание, благодаря которому субъект особым образом относится к бытию.
Детская фантазия, философские построения, математическое оперирование идеальными объектами, художественное творчество — это всего лишь различные методы созерцания, имеющего активный характер. Модели отношений действительности, отражаемые в метафорах, служат средствами более глубокого раскрытия сложных связей, существующих между различными объектами. Метафора как способ обозначения одного через другое, переноса свойств одних предметов на другие является продуктом характерного для созерцания способа фиксации человеком своей особой субъективной реальности. «Метафоричность высказывания, создаваемая за счет использования житейских (в терминах Л.С. Выготского) понятий, имеющих большое число семантических признаков, семантических полей, чем конкрентно-научные понятия, создает широкий простор для возможной конкретизации, раскрытия концептуального содержания» (В.Ф. Петренко, 1997, с. 142—143).
Встречаясь с метафорой, субъект соотносит полученную информацию, осмысленное содержание с конструктами своего сознания; он как бы размещает новое знание в сформированной у него к настоящему моменту когнитивной системе. А интерпретируя метафору, он осуществляет выработку собственного — личного — отношения к воспринятым смыслам.
Например, на тренинговом занятии от кого-то из участников звучит фраза: «Жизнь похожа на бублик׃ кому-то достаются края, а кому-то — серединка». Один из воспринимающих эту метафору интерпретирует ее так: Для N. вся жизнь сводится к питанию — возможно, потому, что в его, слушателя, когнитивной системе устойчиво зафиксирована идея о роли пищи для физиологического выживания. А другой участник, опираясь на собственный опыт неудачника, истолкует прозвучавшую метафору иначе: «Очевидно, N., так же как и я, все время оказывается опоздавшим к раздаче жизненных благ». Вот тут и обнаруживается отличие понимания от интерпретации: понимание состоит в том, что возникает подобие (в идеале — изоморфизм) между смысловым полем текста и семантическим пространством субъекта; интерпретация же вовсе не связана с таким подобием, напротив, она в первую очередь определяется теми контекстами, в которых воспринимается метафора, и концептами сознания субъекта.
Когда же субъект воспроизводит смысловое содержание текста для другого лица, следует говорить об объяснении. Однако заметим, что при этом правомерно говорить о двух типах объяснения: в случае передачи смыслов исходного текста происходит объяснение понятого, в случае изложения собственной точки зрения на метафору — объяснение своей интерпретации. Можно, по-видимому, считать эти два типа разноуровневыми, поскольку второй случай подразумевает более высокую степень мыслительной деятельности, включающей и понимание, и нечто большее — новое, субъективное выявление смыслов текста и эксплицирование осознанного для другого субъекта, требующее учета контекстов воспринимающего.
В приведенном выше примере, рассказывая кому-то третьему об услышанной на тренинге метафоре, участник может произнести следующее: «Жизнь уподобляется N. продуктам питания, которые делятся не по справедливости. Похоже, он относит себя к тем, кому достается дырка от бублика. Я так думаю потому, во-первых, что он уже не раз упоминал о своей неуспешности, а во-вторых, он произнес это с такой интонацией...»
Интерпретация метафоры представляет собой сложное сочетание когнитивного и оценочно-смыслового процессов, имеющее ярко выраженный индивидуально-специфический характер. Одни субъекты при интерпретации ориентируются в большей степени на раскрытие смысла, вложенного в метафору автором, другие — на те смыслы, которые связаны с контекстом и не слишком очевидно представлены в тексте, третьи — на смыслы, проецируемые на текст ими самими, четвертые — на оценку автора и его позиции и т.д.