X. О любви

Сцена более благосклонна к любви, чем человеческая жизнь. Ибо на сценелюбовь, как правило, является предметом комедий, и лишь иногда -- трагедий;но в жизни она приносит много несчастий, принимая иногда вид сирены, иногда-- фурии. Можно заметить, что среди всех великих и достойных людей, (древнихили современных, о которых сохранилась память) нет ни одного, который был быувлечен любовью до безумия; это говорит о том, что великие умы и великиедела, действительно, не допускают развития этой страсти, свойственнойслабым. Тем не менее необходимо сделать исключение в отношении МаркаАнтония, соправителя Рима, и Аппия Клавдия, децемвира и законодателя, изкоторых первый был действительно человеком сластолюбивым и неумеренным, авторой -- строгим и мудрым. А поэтому нам представляется, что любовь (хотя иредко) может найти путь не только в сердце, для нее открытое, но и в сердце,надежно от нее защищенное, если не быть бдительным. Плохо говорит Эпикур:"Satis magnum alter alteri theatrum sumus"^[47] -- как будточеловек, созданный для созерцания небес и всех благородных предметов, недолжен делать ничего, как стоять на коленях перед маленьким идолом и бытьрабом, не скажу, низменных желаний (подобно животным), но зрения, котороебыло дано ему для более возвышенных целей. Интересно отметить эксцессы, свойственные этой страсти, и то, как онаидет наперекор природе и истинной ценности вещей; достаточно вспомнитьпостоянное употребление гипербол в речи, которые приличествуют только когдаговорят о любви, и больше нигде. И дело не только в гиперболе; ибо хотя ихорошо было сказано, что архильстецом, в присутствии которого все мелкиельстецы кажутся разумными людьми, является наше самолюбие, однако,безусловно, влюбленный превосходит и его. Ведь нет такого гордого человека,который так до абсурда высоко думал бы о себе, как думают влюбленные о тех,кого они любят; и поэтому правильно сказано, что "невозможно любить и бытьмудрым". И нельзя сказать, что эту слабость видят только другие люди, а тот,кого любят, ее не видит: нет, ее видит прежде всего любимый человек, заисключением тех случаев, когда любовь взаимна. Ибо истинное правило в атомотношении состоит и том, что любовь всегда вознаграждается либо взаимностью,либо скрытым и тайным презрением. Тем более мужчины должны остерегаться этойстрасти, из-за которой теряются не только другие блага, но и она сама. Чтокасается до других потерь, то высказывание поэта действительно хорошо ихопределяет: тот, кто предпочитает Елену, теряет дары Юноны и Паллады. Ведьтот, кто слишком высоко ценит любовную привязанность, теряет и богатство, имудрость. Эта страсть достигает своей высшей точки в такие времена, когдачеловек более всего слаб, во времена великого процветания и великогобедствия, хотя в последнем случае она наблюдалась меньше; оба эти состояниявозбуждают любовь, делают ее более бурной и тем самым показывают, что онаесть дитя безрассудства. Лучше поступает тот, кто, раз уж невозможно не допустить любви,удерживает ее в подобающем ей месте и полностью отделяет от своих серьезныхдел и действий в жизни: ибо если она однажды вмешается в дела, товзбаламучивает судьбы людей так сильно, что люди никак не могут оставатьсяверными своим собственным целям. Не знаю, почему военные так предаютсялюбви; я думаю, это объясняется тем же, почему они предаются вину, ибоопасности обычно требуют того, чтобы их оплачивали удовольствиями. В природечеловека есть тайная склонность и стремление любить других; если они нерасходуются на кого-либо одного или немногих, то, естественно,распространяются на многих людей и побуждают их стать гуманными имилосердными, что иногда и наблюдается у монахов. Супружеская любовь создастчеловеческий род, дружеская любовь совершенствует его, а распутная любовьего развращает и унижает.

XI. О высокой должности^[48]

Высокая должность делает человека слугой трех господ: слугой государяили государства, слугой людской молвы и слугой своего дела; он уже не хозяинни себе, ни своим поступкам, ни своему времени. Не странно ль стремиться квласти ценой свободы или к власти над людьми ценой власти над собою?Возвышение стоит трудов; а там одни тяготы влекут за собой другие,тягчайшие; возвышение требует порой унижения, а честь достается бесчестьем.На высоком месте нелегко устоять, но нет и пути назад, кроме падения или покрайней мере заката -- а это печальное зрелище: "Cum non sis, qui fueris,non esse, cur velis vivere"49. Нет, люди не в силах уйти на покой, когдахотели бы; не уходят они и тогда, когда следует; уединение всем нестерпимо,даже старости и немощам, которые надо бы укрывать в тени; так, старики вечносидят на пороге, хотя и предают этим свои седины на посмеяние. Высоким особам, чтобы считать себя счастливыми, необходимо справлятьсяо мнении других, ибо сами они не могут чувствовать счастья. Им надо думать осебе то, что думают о них другие, кто охотно оказался бы на их месте, итогда они счастливы или слывут таковыми. Но втайне они, быть может, иногомнения; ведь они первыми узнают о своих горестях и последними -- о своихошибках. И всегда высокие особы -- чужие самим себе; в сутолоке дел имнедосуг позаботиться о здоровье телесном или душевном: "Illi mors gravisincubat, qui notus nimis omnibus, ignotus moritur sibi"^[50].Высокая должность позволяет творить как добро, так и зло; в этом смысле она-- проклятие, ибо, чтобы уберечься от зла, мало не хотеть его, надо еще и немочь. Зато возможность делать добро есть подлинное и законное оправданиевластолюбию, ибо добрые помыслы, конечно, угодны Богу, но людям от них неболее проку, чем от сладостных снов, покуда помыслы не воплощены в дела; аэто невозможно без высокого сана и власти, служащих удобной позицией.Заслуги и добрые дела есть цель наших трудов, а сознание таковых -- венецнашего отдыха. Кто может, как господь Бог, созерцать свои творения, может ипочить от трудов своих. "Et conversus deus, ut aspiceret opera, quaefecerunt manus suae, vidit quod omnia essent bona nimis"^[51] -- атам и отдохнул в день субботний. В отправлении должности следуй лучшим образцам, ибо примеры стоятцелого сборника прописей. А спустя немного, возьми за образец себя самого исо всей строгостью выясни, не лучше ли шло у тебя дело вначале. Непренебрегай и примером тех, кто в той же должности выказал себя дурно -- недля того, чтобы порочить их память и тем прибавлять себе заслуг, но чтобызнать, чего надлежит избегать. Итак, вводи улучшения без похвальбы и безпоношения предшественников и прежних порядков; но возьми себе за правило нетолько следовать достойным примерам, а и самому создавать их. Возводи всеустановления к первооснове и старайся проследить, в чем и как подверглисьони искажениям; но совета ищи и у старых времен и у новых: у старыхзаимствуй, что лучше, у новых -- что пригоднее. По возможности будьпоследователен, дабы люди заранее знали, чего ожидать; но не будь чересчурсамонадеян и своеволен и разъясняй свое поведение, если отступаешь отобычных своих правил. Блюди подобающие тебе права, но не взывай при этом кзаконам; лучше утвердиться в своем праве молча и de facto, нежели заявлять онем громко и вызывающе. Блюди также права своих подчиненных и считай забольшую честь руководить в главном, нежели вмешиваться во все. Привлекайпомощников и советников и не гони за докучливость тех, кто осведомляет тебя,но, напротив, встречай их приветливо. Власть имущим присущи четыре главных порока: промедления, подкупность,грубость в обхождении и податливость. Чтобы не было промедлений, облегчи ксебе доступ; держись назначенных сроков; не откладывай повседневных дел ибез крайней нужды не берись за несколько дел сразу. Чтобы не было подкупов,свяжи не только руки берущие -- т. е. свои и слуг своих, но также и рукидающие -- своих просителей. Для первого надо лишь быть неподкупным, длявторого же -- открыто о том заявлять и клеймить лихоимство. Избегай нетолько проступка, но и подозрения. Кто переменчив и меняется без видимойпричины, может быть заподозрен в подкупности. Поэтому всякую перемену вомнениях или образе действий провозглашай открыто, вместе с причинами, к нейпобудившими, но не вздумай утаивать. Доверенный слуга или любимец, если повидимости ничем не заслуживает доверия, всеми считается обычно за пособникав тайном лихоимстве. Что касается грубого обхождения, то это ненужный поводк недовольству. Строгость рождает страх, но грубость рождает ненависть. Отвластей и порицание должно быть степенным, а не оскорбительным. Что доподатливости, то она хуже лихоимства; ибо взятки берут лишь от случая кслучаю, а кто поддается назойливости или пустой лести, того никогда неоставляют в покое. Как говорит Соломон: "Быть лицеприятным -- нехорошо:такой человек и за кусок хлеба предаст истину"^[52]. Справедлива древняя поговорка: "Место кажет человека". Только одних онокажет в хорошем виде, а других -- в плохом. "Omnium consensu capax imperii,nisi imperasset"^[53], -- сказал Тацит о Гальбе; но о Веспасиане онговорит: "Solus imperantium, Vespasianus mutatus in melius"^[54].Правда, в первом случае речь идет о способностях; во втором -- о нраве иобхождении. Кого почести изменяют к лучшему, тот наверняка по природевеликодушен. Ибо почести подобают -- или должны подобать -- именнодобродетели; и как в природе все движется стремительно к своему месту испокойно -- по достижении его, так и добродетель стремительна, когдаодержима честолюбием, и умиротворяется, когда облечена властью. На большуювысоту всегда восходят не прямо, но по винтовой лестнице; и если имеютсяпартии, то при восхождении нужно искать опоры, а взойдя на вершину --равновесия. К памяти предшественника будь справедлив и почтителен, ибо иначеэтот долг наверняка отдадут ему после тебя. К соратникам имей уважение;лучше призвать их, когда они того не ждут, чем обойти, когда они надеютсябыть призванными. В личных беседах с просителями не следует слишком помнитьо своем сане или напоминать о нем; но пусть лучше о тебе говорят: "Когда онв должности, он совсем другой человек".