Поиск упоминаний социологии архитектуры в работах некоторых классиков социологии города и урбанистики

Можно предположить, что данное «единодушие» есть результат негласного «конвенциального соглаше­ния» урбанистов. Поэтому мы решили некоторые рабо­ты проанализировать более подробно. Для целей иссле­дования были отобраны работы некоторых классиков урбанистики:

1) Lewis Mumford «The culture of the cities» (1938) [46]; 2) Lewis Mumford «The city in history» (1961) [47]; 3) Kevin Lynch «The Image of the City» (1960) [48; 49]; 4) Jane Jacobs «The Death and Life of Great American Cities»

(1961) [50];

5) Edmund N. Bacon «Design of cities» (1967) [51];

6) Herbert J.Gans «The Levittowners» (1967) [367];

7) Amos Rapoport «House Form and Culture» (1969) [52];

8) Spiro Kostof «The City Shaped» (1991) [368];

9) Spiro Kostof «The city assembled» (1992) [369];

10) Richard Rogers «Cities For A Small Planet» (1997) [370];

11) Gerald E. Frug «City Making: Building Communities without Building Walls» (1999) [371];

12) Richard Rogers and Anne Power «Cities For A Small Country» (2000) [372];

13) Joseph Rykwert «The Seduction of Place: The History and Futur» (2002) [373].

Среди основных рассматриваемых авторами про­блем: город, жизнь в городе, организация жизни в горо­де, «плохие города», идеальные города, будущее городов и пр. – нет проблем социологии архитектуры. Пробле­мы самой архитектуры как основные проблемы урбани­стики в большей части работ не рассмат риваются.

«Культура городов», «Город в истории» Льюиса Мамфорда

Л. Мамфорд, например, в книге «Культура горо­дов» (1938), считал, что город нельзя сводить к матери­альной структуре, более важна его социальная и культур­ная стороны. В этом его сущность, а не в форме улиц или типе строений. Главная функция города, по Мамфор­ду, не в экономическом благополучии и не в удобстве жизни, а в механизме передачи культурного наследия (heritage). Город – это одновременно и физическая едини­ца совместной жизни, и символ коллективных стремле­ний и единодушия, вырастающих в его условиях. Наря­ду с самим языком он остается величайшим творением человека [46. – C. 5]. «Природа города не заключается в его экономической основе, город – это, преж де всего, социальное образование. Признак города в его целевой социальной сложности. Он представляет максимум воз­можностей для очеловечивания естественной среды и для натурализации человеческого (культурного) на­следия. Он дает культурную форму первому и материа­лизует в постоянных коллективных формах второе»

[46. – С. 6]. Архитектурные формы при этом – эстети­ческие символы эпохи общества и цивилизации. Город у Л. Мамфорда – это не постройки, а взаимоотношения человека, пространства и окружающей среды. Скорее размеры, чем формы, играют для Мамфорда главную

роль при анализе города. Так, при обсуждении основ планирования индустриальных городов западной ци­вилизации (прежде всего, Великобритании и США) середины XIX века Мамфорд отмечает возникновение нового подхода к решению проблемы социального жи­лья – принципа минимума жизни. «Возможно, именно здесь находится ключ к важнейшему достижению чело­вечества новой городской культуры – оно разработало минимум жизни. В прошлом были периоды величайшей животной дикости, люди резали и жгли плоть тех, кто провинился перед превалирующим кодексом морали или теологических верований. Но XIX век, гордо осо­знавший свои новые гуманитарные принципы, перевел эти неприкрытые зверства в медленный и тихий про­цесс изнурения и истощения. Минимум школы, минимум отдыха, минимум чистоты, минимум укрытия. Мрачная пелена покрыла городские улучшения этого периода, высочайший предмет гордости был продолжением этих минимальных условий и этих негативных приобрете­ний. Квинтэссенция этого минимума жизни была до­стигнута в тюрьме» [46. – С. 179]. Последствием стало то, что жилье, соответствующее минимальному стандар­ту, с тех пор стало считаться нормальным, т.е. произо­шла деградация качества жилья.

С точки зрения той же размерности, идеальными Л. Мамфорд считает средневековые города, а также, что технологическое развитие должно уравновешиваться соответствующими социальными структурами. Пример средневековья (особенно до позднего Возрождения) очень важен, поскольку тогда этот баланс сохранялся. Впоследствии баланс нарушился, и технический про­гресс привел к росту городов и социальному распаду [46. – С. 14; 149]. «Изучая прошлое западной цивилизации (на­чиная с XV в.), становится очевидно, что механическая интеграция и социальный разрыв шли рука об руку.

Наша способность к эффективной физической ор­ганизации чрезвычайно возросла, но наша возможность создавать гармоничный противовес этим внешним свя­зям посредством кооперативных и городских ассоциа­ций в региональном и всемирном масштабе, каковой была христианская церковь в средние века, не поспева­ла за этими механическими триумфами» [46. – С. 7].

Одним из лучших изобретений городского плани­рования Мамфорд считал «Город-сад» Эбинизера Говар­да. Он считал, что в начале ХХ столетия были сделаны два новых изобретения, ставших предвестниками новой эпохи, – это самолет и город-сад. Первое дало человеку крылья, а второе – лучшее место для жизни [46. – С. 394].

Город должен планироваться так, чтобы возможно­сти, ставшие доступными при помощи новых техноло­гий, не смогли разрушить его социальную ткань (высот­ное строительство, индустриальный метод, моторный транспорт и пр.) [46. – С. 7]. С точки зрения размеров, современные города-мегаполисы страдают гигантома­нией, которая нарушает социальную и культурную сре­ду. Эти города потеряли контроль над размерами и раз­растаются пригородами. Идеальными для Мамфорда являются небольшие – до 35 тыс. человек – города (по­добно средневековым) с шаговой доступностью и раз­витым местным сообществом (комьюнити), участвую­щим в управлении. Идеальные города будущего для Мамфорда – это биотехнические города с гармоничным взаимодействием человека и техники [46. – C. 356, 357]. Об этом Мамфорд пишет в своей книге «Город в исто­рии» (1961). Он продолжает обоснование гипотезы по­явления города как главного средства символической коммуникации и культурного обмена, а значит, и разви­тия цивилизации. Книга «Город в истории» использует задел культурно-исторического исследования городских форм, сделанный Мамфордом 22 года назад в книге

«Культура городов». Метод исследования сохранился: на многочисленных исторических примерах городских форм выделены основные культурные и социальные эф­фекты данной эпохи. Сохранена идея предназначения городов, в которой главная миссия города, по мнению автора, состоит в трансляции культурного наследия человеческой цивилизации. Мамфорд дал основатель­ную интерпретацию возникновения города. Он описал сущностные характеристики города, среди которых одной из важнейших является церемониальный центр, сакральное пространство, отделенное от мирского, «дом богов». Автор выступает против тех, кто считает, что появление городов вызвано «обычными функция­ми» (common functions): эффективное ведение хозяйства и защита; или что города – естественная форма оседлой жизни (крупная деревня) [47].

«Возникнув как святое место, к которому рассеян­ные группы периодически возвращались, чтобы совер­шить церемонии и ритуалы, древний город был первым постоянным местом встречи» [47. – С. 95].

Концепций, которые были бы достойной аль­тернативой гипотезе Мамфорда, в современном урба­нистическом дискурсе не найдено, хотя можно найти предшественников, среди которых – концепции проис­хождения городов, разработанные немецкими социоло­гами (Зиммель, Теннис, Маркс, Вебер).

Гениальность автора проявляется и в том, что даже не отдавая себе в этом отчет, но учитывая объектив­ность существования законов социологии архитектуры, Мамфорд отмечает некоторые из них и обращает вни­мание на их значение для процессов создания го родов.

Так, например, одним из базовых процессов он считает чередование материализации и этериализа­ции, где архитектура является кульминационной точкой материализации.

«Ритм жизни в городах, по-видимому, есть чередо­вание материализации и этериализации (etherialization). Твердая структура, отделенная в человеческом вос­приятии, приобретает символическое значение, соеди­няя знающего и знаемое. Субъективные образы, идеи, интуи ции, только частично сформированные в их нату­ральном выражении, подобно этому приобретают мате­риальные атрибуты, запечатленные в видимых структу­рах, размер которых, позиция, сложность, организация и эстетическая форма расширяют поле значений и цен­ностей, которые бы в противном случае оказались невы­разимыми. Городской дизайн, следовательно, есть куль­минационная точка социально адекватного процесса материализации» [47. – C. 113].

Автор отмечает, что изначально географического планирования города не существовало. Позже появи­лась гипподамова схема (прямоугольная решетка улиц) и начался процесс, который автор называет «регрессия к утопии», то есть появление заранее задуманного плана города.

Идея Мамфорда состоит в том, что ничто не мог­ло бы более эффективно делать города, чем культура и цивилизация. По его мнению, с появлением «плани­ровщика», который под личиной прогресса вводит не­которую отстраненную схему, происходит регрессия

[47. – С. 171].

Для автора такой случай означает помеху в работе ци­клов материализации и этериализации, поскольку начи­нает материализовываться не культурно-символическое наследие цивилизации, а чей-то конкретный план.

Так, Мамфорд критикует Платона с его идеальным городом, имеющим разумное устройство: ремесленники работают, стражи охраняют, мудрецы всеми правят.

В современном мире автор видит серьезную угрозу того, что за счет новых технологий человечество вплот­

ную приблизилось к возможности реализовать чей­

то план – например, того же Платона:

«Кибернетика, медицинская психиатрия, искус­ственное оплодотворение, хирургия и химиотерапия дали возможность превращать людей в покорные авто­маты, находящиеся под внешним управлением, оставив им лишь столько ума, чтобы заменить машину в случае, если ее использование окажется неоправданным. Веж­ливое название этого создания – «человек в простран­стве», но его реальное название – «человек, сошедший с ума» [47. – C.176].

Трагический опыт распада Рима очень важен для Мамфорда, так как служит примером возможной уча­сти, грозящей современным переросшим мегаполисам. В этом примере поразительно, что материальные фор­мы Великого Рима очень быстро пришли в негодность, как только прервался этап этериализации.

«Рим – классический пример того, что выдающий­ся биолог Уилер называл «abbau», или процессом рас­пада (разложения). Разрушение Рима было последним результатом его перерастания, что выразилось в потере функций и контроля над экономическими факторами и людьми, важными для продолжения его существова­ния. В каком-то смысле римская организация должна была бы стать этериализованной (одухотворенной) и способной при помощи образования поддерживать порядок без применения силы или захвата. Но тако­го не случилось – для остальных Рим не стал желаемой структурой дисциплинированной гражданской коопе­рации, но угрожающим примером неконтролируемого роста, бездумного пользования и материального пресы­щения» [47. – С. 238, 239].

«С точки зрения и политики, и урбанизма Рим оста­ется показательным уроком того, чего следует избегать. Его история содержит серию классических сигналов

опасности, предупреждающих о том, что жизнь начина­ет двигаться в неправильном направлении. Где толпы со­бираются в смертельных количествах, где резко растут ренты, а жилищные условия ухудшаются, где на место поддержания баланса и установления гармонии в том, что под руками, приходит односторонняя эксплуа тация отдаленных территорий, там почти автоматически ожи­вают прецеденты римских зданий. Сегодня они снова возвращаются: арена, многоэтажное жилье, массовые конкурсы и выставки, футбольные матчи, международ­ные конкурсы красоты, повсеместный стриптиз в рек­ламе, постоянное возбуждение чувств сценами секса, наслаждения и насилия – все это в настоящем римском стиле» [47. – С. 242]. «...Умножение ванных комнат и пе­рерасходы на дороги с хорошим покрытием и, сверх всего, массовая коллективная концент рация на легко­мысленных эфемерностях всех типов, выполненных с высочайшей технической дерзостью... Вот симп томы конца: притяжения деморализованной власти и мини­фикации жизни. Когда эти знаки умножаются, Некро­поль приближается, хотя ни один камень не был тронут. Для варвара, уже захватившего город изнутри. Прийди, палач! Прийди, хищник!» [47. – С. 242].

Говоря о современных городах, Мамфорд счита­ет, что размер метрополии не улучшает ее главную спо­собность – служить хранилищем собственной культуры и агентом взаимодействия с другими культурами. По его мнению, гораздо важнее не размер мирового города, а способность создавать «умы большого диапазона».

Города выполняют особую культурную функцию, но существует тенденция в сторону дематериализации ведущих институтов, организующих человека, его лич­ность и жизнь. По мнению Мамфорда, это приведет к формированию нового типа города – Невидимого Го­рода.

«Есть и другая сторона такой реорганизации ме­тропольного комплекса, вызванная дематериализацией или этериализацией существующих институтов, которая уже частично создала Невидимый Город. Само по себе это выражение того факта, что новый мир, в котором мы уже начали жить, не просто открыт на поверхности, намного далее видимого горизонта, но также открыт внутренне, пронизываемый невидимыми лучами, отве­чающий воздействиям и силам ниже порога обычного наблюдения» [47. – С. 563].

«Многие первоначальные функции города, будучи естественными, требовали физического присутствия всех участников. Теперь они превратились в формы, способные к быстрому перемещению, механическому изготовлению, электронной передаче и мировому рас­пространению. Если отдаленная деревня может смот­реть тот же фильм или слушать ту же радиопрограмму, что и самый важный центр, то никому не требуется жить в этом центре или посещать его для участия в кон­кретном действии» [47. – C. 563]. Главное, чтобы чело­век не стал придатком мегамашины.

Мегамашина (машина, machine) [47. – C. 60] – спе­циальное понятие, введенное Л. Мамфордом для того, чтобы обозначить проблему поглощения человеческой жизни техникой и технологиями. Негативный эффект мегамашины в том, что человек становится ее при­датком, все больше от нее зависит, вплоть до того, что даже трансляция социального и культурного наследия (heritage) [47. – C. 53], что жизненно важно для воспро­изводства человека, происходит посредством машины (СМИ, газеты, радио, впоследствии – ТВ).

Дематериализация институтов приводит к тому, что формирование человека, по мению Мамфорда, все больше перемещается в сферу символьной коммуни­кации, а не материальных городских форм. Т.е. архи­

тектура и, соответственно, социология архитектуры не являются главными или сколь нибудь существенными понятиями в урбанистической теории Мамфорда. Опре­деляющим для него, в конечном итоге, становится раз­мер: маленький город – хорошо; мегаполис – это город, потерявший контроль над размерами, численностью и управлением.