Новая книга о Русской интеллигенции 2 страница

ПОКОЛЕНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

интеллигентности и интеллектуальности, что отмечалось и в предыдущей i

дискуссии.

В своем «Заключительном слове» Д. А. Гранин сказал: «Никакого
итога нашей встречи подвести невозможно, потому что она показала то
же, что и предыдущая, — даже, может быть, еще большее расхождение
во мнениях, как и положено на подобного рода дискуссиях... Но все же j

общий фон был таков: интеллигенция яростно отстаивает свое право на существование, свою необходимость, свое будущее и, может быть, это и есть тот здоровый инстинкт, который оставляет какие-то надежды»¹. Отмеченный Граниным «здоровый инстинкт» одухотворял и последующие интеллигентские форумы, организованные Гуманитарным университетом профсоюзов.

В ноябре 1997 года в том же дворце Белосельских-Белозерских состо- I

ялся новый круглый стол, посвященный месту и роли интеллигенции в
жизни России. В этот раз элита петербургской культуры собралась нака
нуне открытия в Москве съезда Конгресса российской интеллигенции,
поэтому живо обсуждались целесообразность и повестка дня съезда, ,

жизнеспособность Конгресса как самостоятельного общественного движения, поневоле всплывали традиционные проблемы о сути интеллигенции, социальных функциях, диалоге с властью и обществом.

На круглом столе выступили 22 оратора. Материалы дискуссии бы
ли оперативно изданы², и знакомство с ними вновь демонстрирует
«многоголосие и разноцветье» мнений, которым радовался А. С. Запе-
соцкий. Приведу несколько примеров. «Интеллигенция исчезает как
социальная сила. Золотой век творческой интеллигенции идет к концу»
(Д. Гранин) — «Интеллигенция представляет собой и сегодня достаточно
большую и значительную силу» (А. Запесоцкий); «Мы от класса интел
лигенции идем к отдельным интеллектуалам» (Н. Катерли) — «Конгресс
интеллигенции, конечно, нужен» (Н. Скатов); «Мы не знаем, кого сего- ,

дня считать интеллигенцией. Основной задачей Конгресса долж
но стать самоопределение интеллигенции» (Ю. Новолодский) — «Сущность
интеллигента состоит не в том, что он находится в оппозиции к власти, а
в том, что он внутренне независим» (В. Триодин); «Конгресс должен быть
шоковым. Он должен вызвать большой скандал» (М. Пиотровский) — «Не
превращать Конгресс в какой-то бунт, потому что такой бунт, несомненно,
вызовет ответную реакцию. Я — против этого» (Д. Лихачев). .

' Судьба российской интеллигенции: сб. / сост. и ред. В. Е. Триодин. СПб., 1999. С. 136-137.

² Судьба российской интеллигенции: материалы научной дискуссии / сост. и ред. В. Е. Триодин. СПб., 1997. Вып. 2.

Как известно, 10-11 декабря 1997 года в Москве состоялся съезд Конгресса российской интеллигенции, на котором присутствовали 620 делегатов из 76 регионов страны, гости из стран СНГ и дальнего зарубежья, члены Правительства и Администрации Президента России, члены Совета федерации, депутаты Государственной Думы и прочие официальные лица. Прекрасно организованный в соответствии с квотами демократического представительства и в духе всероссийского политического шоу съезд заслушал около 90 докладов, принял декларативные документы, в том числе «Декларацию прав культуры», и утвердил Устав общероссийского общественного движения «Конгресс интеллигенции Российской Федерации».

Опубликованные Гуманитарным университетом профсоюзов труды съезда¹ являются ценным историческим источником, потому что они отражают надежды и тревоги российской интеллигенции на излете XX века.

Второй съезд Конгресса состоялся в декабре 1999 года в Санкт-Петербурге². Он был гораздо скромнее по масштабам: на съезд прибыли 253 человека, представлявшие 37 регионов России. В дальнейшем проявляли активность только некоторые региональные отделения. В 2005 году С. А. Филатов разочарованно признался, что наладить конструктивный диалог с федеральной властью Конгрессу не удалось³.

В середине 1990-х годов правительство Ельцина остро нуждалось в идеологическом оправдании своей политики в глазах народа, отсюда — замысел использовать для этой цели потенциал интеллигенции, которая способна разработать «национальную идею», разыграть «диалог с властью» и т. п.

Неудачная попытка упорядочения интеллигентского хаоса наталкивает на мысль, что анархический хаос — естественное состояние интеллигенции. Недаром мудрый академик Лихачев, выступая на учредительном съезде Конгресса, говорил: «Сила интеллигенции — в индивидуальности... Нельзя из интеллигенции делать партию, потому что, как только из интеллигенции будет сделана партия, перестанут существовать интеллигенты»⁴. Опыт показал, что из интеллигенции при всем желании нельзя сделать партию, потому что каждый интеллигентный

¹ Конгресс российской интеллигенции / сост. и ред. С. А. Филатов. СПб., 1998.

² Конгресс российской интеллигенции / сост. и ред. С. А. Филатов. СПб., 2000.

³ Филатов С. А. По обе стороны... М., 2006. С. 268.

⁴ Лихачев Д. С. Сила интеллигенции — в индивидуальности // Конгресс российской
интеллигенции / сост. и ред. С. А. Филатов. СПб., 1998. С. 23.

ПОКОЛЕНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

человек ощущает себя единственным в своем роде произведением природы и общества. Поэтому до сих пор не удалось выработать однозначное определение интеллигенции и, значит, определить, кого можно, а кого нельзя принимать в ряды интеллигентской партии.

Оргкомитету съезда, конечно, пришлось столкнуться с вопросом: кого считать интеллигентом? Интересен опыт ответа на этот сакраментальный вопрос. Такие критерии, как «интеллектуальная независимость», «состояние души», «больная совесть», «оппозиционность власти» и тому подобные, пришлось отбросить, и была взята на вооружение формулировка: интеллигенция — «уникальный слой общества, куда, безусловно, входит и все образованное сословие, и культуротворящий слой, и интеллектуалы, и критически мыслящие личности»¹. Это определение совпадает по объему с трактовкой, содержащейся в Толковом словаре живого великорусского языка В. И. Даля (1881, т. 2), где сказано: «интеллигенция — разумная, образованная, умственно развитая часть жителей». Поскольку в постсоветской России «разумных и образованных» больше половины народонаселения, потребовались дополнительные ограничения. Тогда обратились к академику Лихачеву, который уточнил: «интеллигент — это человек, обладающий умственной порядочностью, свободный в своих убеждениях, не зависящий от экономических, политических условий, не подчиняющийся идеологическим обязательствам»². Надо думать, что указанные критерии использовались и при выборах делегатов, и при отборе докладчиков съезда. Что же получилось?

Если посмотреть на перечень докладчиков и почитать их сообщения, сомневаться не приходится: все они относятся к образованному сословию, «культуротворящему слою» и все — критически мыслящие личности (в духе П. Л. Лаврова). Сложнее определить умственную порядочность, свободу убеждений, независимость от экономических и политических условий. Наверняка среди участников съезда были интеллигенты, отвечающие критерию Д. С. Лихачева. Но нельзя считать государственных деятелей М. Е. Швыдкого или А. Н. Яковлева, экс-президента М. С. Горбачева или демократа Е. Т. Гайдара людьми, «независимыми от экономических и политических условий». Значит, их нельзя назвать интеллигентами, так же как депутатов Государственной Думы или региональных органов власти, руководителей творческих союзов, театров, библиотек, музеев, потому что они не могут «не подчиняться идеологическим обязательствам». Получается, что критерий В. И. Даля слишком широк,

а критерий Д. С. Лихачева слишком узок. Так кто же он, «подлинный российский интеллигент»?

Если для порожденного ельцинской бюрократией Конгресса интеллигенции этот вопрос имел риторическое значение (кого назначим, тот и будет), то для практики высшей школы он имеет стратегическое, жизненное значение, значение «этического идеала воспитания» (В. Е. Триодин). Проблемам формирования российского интеллигента в современном вузе был посвящен очередной сборник статей педагогов Гуманитарного университета профсоюзов'. Сборник содержит девять, не побоюсь этого слова, блестящих статей, принадлежащих признанным лидерам вузовской интеллигенции. Проблемы русской интеллигенции, обсуждавшиеся ранее, осмысливаются заново в свете культурно-исторических тенденций, социально-психологических подходов, педагогического опыта формирования «нового человека», актуальных трансформаций постсоветской России.

Нельзя не согласиться с выводами авторов статей: «Спасение России, ее возрождение и развитие стратегически лежат не на пути революций, классовой борьбы, апологии политического человека (власти), а заключаются в успехах цивилизации, культуры, просвещения, гуманизма» (В. Т. Пуляев); «Необходима разработка концепции интеллигенции, которая бы позволила ответить на актуальные вопросы, связанные с определением ее природы, места и роли в истории и современной ситуации в России» (Б. Д. Парыгин); «Истекшие 8 лет, безусловно, можно рассматривать как период определенного раскрепощения личности: обстоятельство, открывшее возможности для формирования нового облика российской интеллигенции; однако сковывающий контроль над нашим сознанием со стороны партии сменился развращающим контролем рынка» (А. В. Островский); «Образованность есть всего лишь условие интеллигентности, которое можно на языке логики определить как «необходимое, но недостаточное» для ее возникновения (М. С. Каган); продуктивность размышлений зависит от «исторического подхода к пониманию сущности самой интеллигенции, ибо интеллигенция в России исторически изменялась» (М. С. Каган); «Интеллигент — не профессиональное, а нравственное понятие; этот термин включает набор ценностей, которым извечно отдавали предпочтение россияне: приоритет общественных ценностей, соборность, духовность, и наоборот: за термином "интеллигентность" стоит неприятие таких пропагандируемых

¹ Филатов С. А. Вступительное слово // Там же. С. 19.

² Там же.

¹ Формирование российского интеллигента в университете / сост. и ред. В. Е. Триодин. СПб., 2000.

ПОКОЛЕНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

ныне качеств, как индивидуализм, приобретательство, конкуренция, расчет» (В. Е. Триодин); «Педагогический процесс должен быть ориентирован не столько на выработку знаний и умений, сколько на формирование мотивационной сферы, нравственно-личностных качеств, глубокой культуры и потребности постоянного самосовершенствования» (Г. А. Праздников); «Быть интеллигентом невозможно без праведниче-ства, жертвенности, известного аскетизма. Но такое ограничение духовности, свободы и личной ответственности не может быть массовым. Именно поэтому интеллигенция в лице лучших представителей — элита» (Г. А. Праздников).

Пятнадцать лет я преподаю в Гуманитарном университете профсоюзов курс «Теория и история социально-культурной деятельности». Разбираясь в хитросплетениях социологии и истории культуры, обращаясь к теоретическим обобщениям и мемуарам современников, я постоянно чувствовал неполноту исторических сценариев. Мне казалось, что народные массы служат всего лишь исполнителями, а инициаторами и новаторами социально-культурного и научно-технического прогресса являются добрые или злые, но обязательно умные и креативные люди, которые ныне именуются интеллигентами и интеллектуалами. Ясно, что в разные культурно-исторические эпохи они выглядели по-разному, но что-то существенное их отличало от окружающих. Обращение к научной литературе не вносило ясности и не разрешало сомнений. Я умышленно акцентировал противоположные по смыслу высказывания участников дискуссий в нашем Университете, чтобы проиллюстрировать ту «мглу противоречий», которая окутала проблему интеллигенции.

Постепенно созрела социально-культурная концепция интеллигентности. Сокращенный вариант ее был изложен в книге «Интеллигенты и интеллектуалы в российской истории», изданной Гуманитарным университетом профсоюзов в 2007 году'. Настоящая книга представляет собой развернутое и аргументированное изложение моей концепции. Хочется обратить внимание на две ее отличительные особенности:

1. Исходные понятия «интеллигентность» и «интеллектуальность» представлены в виде логических формул, учитывающих уровень развития интеллекта и этическое самоопределение человека. Благодаря формальнологическому подходу достигается однозначность трактовок терминов «интеллигент», «интеллектуал», «интеллигенция», «полуинтеллигенция» и производных от них. Становится возможной типизация интеллигентов и интеллектуалов, которая имеет вид конечного исчисления.

2. В качестве хронологической единицы исторической эволюции русской интеллигенции используется понятие «социально-культурное поколение», длина которого соответствует культурно-исторической эпохе. История русской интеллигенции представляется в виде последовательной смены поколений интеллигенции, обладающих типологической общностью и специфическими, исторически обусловленными особенностями. Особенности поколения персонифицируются в личностях выдающихся интеллигентов и интеллектуалов, оставивших заметный след в истории России. Со времен христианизации Руси, когда появились первые интеллигенты-книжники, и до настоящего времени различаются двенадцать поколений русской интеллигенции, каждое из которых охарактеризовано в книге.

Предложенная концепция русской интеллигенции была инициирована упомянутыми выше дискуссиями в Гуманитарном университете профсоюзов. Она не претендует на разрешение всех дискуссионных проблем, но, мне кажется, создает предпосылки для дальнейшей их разработки. Во всяком случае, материал книги может служить основой для чтения курса «Русская интеллигенция» в современной высшей школе.

¹ Соколов А. В. Интеллигенты и интеллектуалы в российской истории. СПб., 2007.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

Глава 1

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ

ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Наше исследование носит не историко-фактографический или конкретно-социологический характер; предполагается, что читатели хорошо знакомы с историей России, социологией культуры, теоретической культурологией. Нас интересуют обобщения, а не данные, поэтому будем использовать два дополняющих друг друга метода.

А. Метод формально-логического обобщения, состоящий в представлении закономерностей развития русской интеллигенции в виде схем, классификаций, периодизаций, логических (причинно-следственных) зависимостей. Великий историк и педагог В. О. Ключевский говорил, что схемы «сводят известные однородные явления в формулу, которая указывает внутреннюю связь этих явлений, отделяя в них необходимое от случайного... Историческая схема или формула, выражающая известный процесс, необходима, чтобы понять смысл этого процесса, найти его причины и указать его последствия. Факт, не приведенный в схему, есть смутное представление, из которого нельзя сделать научного употребления»¹.

Б. Мегтояхудожественно-интуитивного обобщения, которым владеют не ученые-систематики, а художники и поэты, способные передавать недоступное сухой схематизации живое движение жизни. Г. С. Померанц хорошо сказал: поэты как свидетели и выразители истории «схватывают целое непосредственно, в нескольких ярких образах, одним скачком интуиции, делая ненужной долгую и всегда спорную работу отбора, сравнения и монтажа фактов. И эти прозрения ближе к сути вещей, чем любые построения, даже опирающиеся на целый Монблан фактов»². Действительно, отдельное четверостишие или художественный образ — вспомним Базарова, Рахметова, Чацкого, Евгения Онегина, Юрия Живаго, Петрушу Верховенского, князя Мышкина, Павку Корчагина — несут неповторимый «аромат эпохи», без которого невозможно понять и полюбить интеллигенцию этой эпохи.

' Кпючевский В. О. Сочинения: в 9 т. М, 1989. Т. 6. С. 107.

² Померанц Г. С. История в сослагательном наклонении // Вопросы философии. 1990. № 11.С. 60.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

1.1.1. «Интеллигенция» как имя и псевдоним: логико-лексикографический экскурс

Я все слова люблю, мне дороги вес речи, И всем богам я посвящаю стих.

В. Брюсов

Давно замечено, что для плодотворности научных дискуссий нужно предварительно договориться о понятиях. Как правило, ученые-обществоведы этим пренебрегают, и бесконечная полемика вокруг судьбы русской интеллигенции — яркий тому пример. Каждый дискутант имеет в виду собственное представление об интеллигентности и интеллигентах, не считая нужным его раскрывать и аргументировать. В итоге получается безнадежно запутанный спор о словах, где одно и то же именуется по-разному, а разное называется одинаково. Если вспомнить семанти ческий треугольник «денотат — концепт — имя», то можно сказать, что имя «интеллигенция» приписывается различным денотатам (идеальным или материальным предметам) и, соответственно, обретает разные концепты (значения)'. Причем «интеллигенцией» часто именуются денотаты, уже имеющие другие имена, что умножает многозначность слова «интеллигенция». Возникает вопрос, по отношению к каким денотатам правомерно использовать имя «интеллигенция», а в каких случаях оно превращается в псевдоним, то есть фальсифицируется?

Для сбора эмпирического материала обратимся к лексикографии, ведь она претендует на выражение значений, устоявшихся в современной устной и письменной речи. Изданные за последние три столетия лексикографические пособия в виде лексиконов, толковых словарей и энциклопедий содержат несовместимые толкования слова «интеллигенция» и далеки от согласованности. Какие толкования были в ходу в разное время? Лексикографический экскурс, посвященный слову «интеллигенция», естественно начать с истории его появления в русском языке, обзора значений этого слова и производных от него в различных источниках.

Петровское поколение не оставило после себя значительных лексикографических трудов, за исключением «Лексикона треязычного» (около 20 тысяч словарных статей), составленного Ф. П. Поликарповым-Орловым

¹ Поясню, что денотат — предмет, существующий независимо от говорящего, концепт — понятие, представление о предмете, выражаемое в принятом определении (дефиниции, толковании), имя — слово или словосочетание, обозначающее (именующее) предмет.

22 Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

и изданного в 1704 году. Слова «интеллигенция» там нет. Нет его и в подготовленном Академией наук в 1731 году «Немецко-латинском и русском лексиконе». Более образованное и менее обремененное государственной службой екатерининское поколение заметнее проявило себя в гуманитарной сфере. Наиболее авторитетными источниками разговорного и литературного языка XVIII века считаются: «Словарь разноязычный, или Толкование еврейских, греческих, латинских, французских, немецких и прочих иноземных употребляемых в русском языке и некоторых славянских слов», составленный Н. Кургановым в качестве приложения к книге «Российская универсальная грамматика, или Всеобщее письмословие» (СПб., 1769); Яновский Н. М. «Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту». СПб., 1803-1804. Ч. 1-3; обширный (более 43 тысяч словарных статей) «Словарь Академии Российской», разработанный и изданный в шести томах в 1789-1794 годах. Ни в одном из перечисленных источников имя «интеллигенция» или производные от него не обнаруживаются. Но соответствующий концепт имел хождение под псевдонимом «литератор».

Как известно, в России XVIII века, как в оригинале, так и в переводах на русский язык отдельных статей, получила широкое распространение знаменитая Энциклопедия наук, искусств и ремесел под редакцией Д. Дидро. Хотя в Энциклопедии не было слов «интеллигент» или «интеллектуал», но в ней была обширная статья «литераторы», рисующая идеал просвещенного человека. Приведу несколько цитат. «Одно из огромных преимуществ нашего века — множество образованных людей, легко переходящих от шипов математики к цветам поэзии и одинаково хорошо судящих и о книге, посвященной метафизике, и о театральной пьесе: дух века сделал их в большинстве своем одинаково способными и к светской жизни, и к кабинетным занятиям... Глубокий и утонченный интеллект многих из них, интеллект, коим пропитаны были их сочинения и беседы, во многом способствует образованию и просвещению нации. Подкрепленная здравой философией их критика разрушила все предрассудки, которыми было заражено общество... Они отличаются большей независимостью духа по сравнению с другими людьми. Литератор — это совсем не то, что называется остроумным человеком: в человеке просто остроумном меньше культуры, меньше знаний, от него не требуется никакой философии... Существует много литераторов, которые не являются писателями»¹. Образ «литератора», нарисованный легким пером Франсуа Вольтера, весьма близок к словесным портретам интел-

¹ Философия в Энциклопедии Дидро и Даламбера. М., 1994. С. 331.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...___________________________ 23

лигентов, которые предлагались на дискуссиях в Гуманитарном университете профсоюзов и на съездах Конгресса российской интеллигенции (см. Введение). Мне кажется, что за французским псевдонимом «литератор» скрывается идеальный российский интеллигент, сильно напоминающий Д. С. Лихачева.

В начале XIX века на общественную арену вышло пушкинско-гого-левское поколение, зачинатель классической русской литературы, которое заговорило с детства нам знакомым литературным языком. Лексикография пыталась уследить за стремительным прогрессом русской речи. В 1806-1822 годах было осуществлено второе, пересмотренное и дополненное издание Академического словаря — Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный, но слово «интеллигенция» в нем по-прежнему отсутствует. Нет его и в другом академическом издании — четырехтомном Словаре церковнославянского и русского языка (СПб., 1847). Авторы учли 115 тысяч лексических единиц, стремясь «определения значений слов составить со всей логической точностью и краткостью», но слово «интеллигенция» не попало в поле их зрения. Может быть, этот пробел объясняется тем, что оно не было в ходу в современной литературе. Ведь в творениях А. С. Пушкина, как свидетельствует фундаментальный Словарь языка Пушкина, вышедший в четырех томах под редакцией академика В. В. Виноградова в 1956— 1961 годах, слово «интеллигенция» не встречается, как, впрочем, и слово «культура».

Однако было бы опрометчиво и исторически неверно считать, что культурной элите пушкинской эпохи слово «интеллигенция» было неведомо вообще. Некоторые ученые на основании изучения дневников В. А. Жуковского и других источников пришли к выводу, что слово «интеллигенция» в понимании, ставшем позднее общепризнанным, использовалось уже в 1836 году лицами пушкинского круга. Причем с истинным (подлинным) интеллигентом ассоциировались не только образованность, но и «дум высокое стремленье» и моральная чистоплотность. Значит, имя «интеллигенция» в 1830-е годы стало обретать свой денотат в виде сообщества образованных, творчески активных и высокоморальных людей. Но еще раньше русские ученые начали использовать термин «интеллигенция» применительно к совершенно другому денотату. Последний имеет античные корни и хотя бы поэтому заслуживает специального рассмотрения.

Вопреки сторонникам мифической уникальности русской интеллигенции, пытающимся русифицировать само слово «интеллигенция», об интеллигенции знали древние римляне. Боэций (480-524), известный как

24 Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

«последний римлянин», в своем предсмертном «Утешении философией» называет интеллигенцией (intelligentia) «божественный разум», «высший способ познания»'. К термину «интеллигенция» обращались весьма популярные в России Ф. Шеллинг и Г. Гегель, трактуя его как «высший разум», «самосознание народа», «дух народа». В Царскосельском лицее философию преподавал А. И. Галич — педантичный, но хорошо знающий свой предмет профессор. В конце своей научно-педагогической карьеры он обобщил свои воззрения в двухтомном труде, посвященном философским системам. Ко второму тому был приложен философский словарь, состоящий из 217 терминов, в числе которых был «интеллигенция, разумный дух»².

Итак, первым лексикографически зафиксированным в России денотатом имени «интеллигенция» бьш идеальный предмет, понимаемый как «разумный дух», а не социальная группа умных и образованных людей. Приоритет подобного философско-теологического толкования интеллигенции подтверждает не только словарик А. И. Галича, но и довольно солидное издание — «Необходимое дополнительное приложение к Настольному словарю Ф. Толля» (1866). Здесь концепт интеллигенции бьш сформулирован как «мыслительная сила». В дальнейшем возвышенно-идеалистическое понимание интеллигенции превратилось в метафору типа: русская интеллигенция — разум и совесть народа.

В пореформенной России слово «интеллигенция» вошло в разговорный и литературный язык, но значение его было секуляризировано: вместо «разумного духа» оно стало обозначать конкретные человеческие сообщества, противостоящие друг другу в социально-культурном отношении. Эти сообщества стали новыми денотатами имени «интеллигенция». Само же имя обрело не только популярность, но и полисемичность (многозначность) и привлекло внимание ученых лингвистов. Этимологический и лексико-семантический анализ русского слова «интеллигенция» выполнен несколькими авторитетными филологами, в числе которых академики Ю. С. Степанов и М. Л. Гаспаров. Ю. С. Степанов в своем лингво-культурологическом исследовании «Константы. Словарь русской культуры» посвятил концепту «интеллигенция» довольно обширную статью³. Используя широкий круг философской, художественной, исторической

' Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1990. С. 282.

² Галич А. И. Опыт философского словаря // Галич А. И. Опыт философских систем.
СПб., 1819. Кн. 2. С. 321.

³ Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997.
С.610-633.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ... 25

литературы, он рассматривает дальнюю историю термина и концепта «интеллигенция», использование его в общественной жизни XIX и XX столетий, а также семантически связанные с ним концепты «мещанство», «диссиденты» и др. М. JI. Гаспаров сосредоточился на актуальной историко-философской проблеме «Интеллигенция и революция»¹. Эмоционально и убедительно он высказал свои соображения по поводу роли интеллигенции в русской истории, интеллигентности творцов русской культуры, влияния русской классики на общественное самосознание, сопровождая их многоаспектными примечаниями — филологическим, историческим, философским и др. Изменения значения слова «интеллигенция» в русском языке XVIII-XIX веков проследила Г. Н. Скляревская². Не повторяя суждения названных авторов, но учитывая их, я продолжу воспроизведение лексикографической истории имени «интеллигенция» во второй половине XIX века и в XX столетии.

Кто из русских писателей первым использовал слово «интеллигенция» в смысле, близком к современному? На роль крестного отца интеллигенции претендовал плодовитый писатель П. Д. Боборыкин (1836-1921). Об этом своем вкладе в отечественную культуру он сам заявлял в своих статьях 1904 и 1909 годов. Его претензия была признана обоснованной, и в энциклопедиях XX века — от дореволюционного «Энциклопедического словаря братьев Гранат» до книг Большой советской энциклопедии, изданных в 1937, 1953, 1972 годах, можно прочитать, что термин «интеллигенция» был введен в обиход писателем П. Д. Боборыкиным в 1860-х годах и из русского перешел в другие языки. Наши предыдущие рассуждения и знакомство с его романами показывают, что претензия Боборыкина нуждается в уточнении. Не он включил слово «интеллигенция» в русскую речь (кто это сделал, установить невозможно); его лингвистическая инновация заключается в том, что он первый связал это имя с новым денотатом, соответствующим формировавшейся в то время народнической идеологии.