Лики древнерусских интеллигентов

И интеллектуалов

В стольном городе во Киеве, Что у ласкова сударь-князя Владимера А и было пированьс — почестной пир, Было столованье — почестной стол. Много на пиру было князей и бояр И русских могучих богатырей.

Сборник Кирши Данилова

Лики древнерусских интеллигентов и интеллектуалов мерцают в многочисленных источниках, начиная с «Опыта исторического словаря о Российских писателях» Н. И. Новикова (1772) и многотомных словарей митрополита Евгения (Болховитинова), изданных в начале XIX века, и заканчивая подлинно энциклопедическим Словарем книжников и книж­ности Древней Руси в шести томах, опубликованным Дмитрием Була-ниным в конце XX столетия. О них идет речь в исторических сочинени­ях Нового времени, в «Истории государства Российского» Н. М. Карам­зина, в многотомниках С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, где в качестве главных героев Древней Руси выступают великие и удельные князья, иногда — выдающиеся святители РПЦ. «Персонографический» метод изложения был успешно использован Н. И. Костомаровым в его «Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Обшир­ный пантеон церковных иерархов представлен в труде А. В. Карташева «Очерки по истории русской церкви»; исторической классикой стало

174

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

175

 

исследование Г. П. Федотова «Святые Древней Руси». Короче говоря, мы располагаем богатейшим материалом для того, чтобы персонифи­цировать древнерусские типы интеллигентов и интеллектуалов, указан­ные на рис. 2.1. Начнем со светских владык, великих князей, которые взяли на себя интеллигентскую функцию управления общественным сознанием личным примером и путем распространения «учения книж­ного». Их вклад в интеллигентизацию состоит в том, что именно они, гордые деспоты, соорудили на Руси православную купель, ставшую истоком русской интеллигентности.

Светские интеллигенты — древнерусские князья представлены в отечественной истории, по крайней мере, четырьмя именами: Владимир Святой, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Александр Невский. Первоначально все они были обычными отпрысками княжеского рода, с юных лет приобщались к ратному делу, княжеским междоусобицам и династическим интригам. Их этическое самоопределение выражалось формулой палеокультурной интеллектуальности, где суетность сочеталась с гордыней, а дерзание — с жестокосердием. Но с возрастом наступал нравственный перелом: воинственная суетность уступала место толерант­ности, даже кротости, а гордыню теснило смиренномудрие. Этот перелом происходил под действием человеколюбивой христианской этики, и гор­дые властители брали на себя альтруистическую интеллигентскую функ­цию управления общественным сознанием во благо общества. Они на­чинали действовать не как эгоисты-интеллектуалы, а как альтруисты-интеллигенты.

Князь новгородский (с 969 г.), великий князь Киевский (с 980 г.) свя­той равноапостольный Владимир Святославович (7-1015), прозванный русскими былинами «Красное Солнышко», унаследовал от своего отца воинственность и агрессивность. Он покорил вятичей, радимичей, ятвя-гов, воевал с печенегами, Волжской Болгарией, Польшей и Византией. Летописи изображают Владимира жестоким, кровожадным и женолюби­вым: он имел несколько сотен наложниц в разных городах и «всякая прелестная жена и девица страшились его любострастного взора». На его совести убийство брата Ярополка, полоцкого князя Рогволода с сыновь­ями и насильная женитьба на его дочери Рогнеде. Но у него были и до­стоинства. По словам Н. М. Карамзина, Владимир, «овладев с помощью злодеяния и храбрых варягов государством, скоро доказал, что родился быть государем великим»¹. Особенно большое политическое и экономи­ческое значение имело Крещение Руси, которое, как уже говорилось,

¹ Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 2007. С. 110.

представляло собой культурную революцию. Выбор киевским князем православия и гордое породнение с византийским императорским домом были обусловлены не капризной прихотью, а дальновидными государ­ственными расчетами дерзкого интеллектуала. При нем Киевская Русь вступила в пору своего расцвета.

Наши летописцы с восторгом описывают воцерковленность и нрав­ственное перерождение, испытанное князем-язычником после его кре­щения. Он активно занимался распространением веры, крестил народ в подвластных ему землях, строил церкви, выделил на содержание духо­венства и церковное строительство десятую часть своих доходов. Часто вспоминают, что Владимир завел для отроков училища книжные, куда неволей брали детей у «знаменитых родителей», то есть бояр. Так началось не народное, а сословное просвещение на Руси. Историки РПЦ проница­тельно отмечают стремление великого князя ввести таким путем «во всем боярском сословии не грамоту только, а настоящее просвещение, ту вы­сокую образованность, какой украшалась Византия»'. Руководствуясь евангельской заповедью о непротивлении злу, Владимир милосердно отменил смертную казнь, чем вызвал недовольство епископов, упросив­ших его вернуться к прежним судебным порядкам. Будучи хлебосольным хозяином, он был «истинным отцом бедных», которые могли приходить на двор княжеский, утолять там голод и брать из казны деньги. Став христианином, великий князь позабыл надменную гордыню и жил в мире с соседними государствами, прибегая к оружию только для отраже­ния набегов хищных печенегов. Если доверять летописцам (Н. И. Косто­маров сомневается в их беспристрастности), во второй половине своей жизни Владимир приобщился к добродетелям смиренномудрия и долго­терпения, входящим в состав формулы палеокультурной интеллигент­ности. Стало быть, в его лице мы имеем легендарного палеокультурного интеллигента княжеского рода. Причисление его к лику святых в сере­дине XIII века — еще одно подтверждение высоких нравственных досто­инств равноапостольного князя².

Княжение Ярослава Владимировича (ок. 978-1054 гг.), часто име­нуемое «золотым веком» Киевской Руси, является непосредственным продолжением государственной и православно-культурной политики его отца. Действительно, ему удалось превратить Русь в могучее, европей­ски признанное государство. Но это не означает идеальность его этиче­ских качеств.

¹   Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви: в 2 т. М, 1997. Т. 1. С. 207.

²   Современная интерпретация личности Крестителя Руси представлена в монографии:
Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 2004.

176

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

177

 

Будучи князем-наместником в Новгороде, Ярослав в 1014 году отка­зался от уплаты ежегодной дани Киеву, подняв тем самым мятеж против своего отца — великого князя Владимира Святославовича. Только неожи­данная смерть последнего избавила Русь от военного столкновения отца и сына. Затем последовала четырехлетняя борьба новгородского князя с коварным братом Святополком и его польскими и печенежскими союз­никами за киевский великокняжеский стол. В 1019 году Ярослав «сел на столе»¹ в Киеве, но междоусобица не утихла: пришлось отражать набеги племянника полоцкого князя Брячислава и выдерживать суровую войну с братом Мстиславом, княжившим в Тмутаракани. Мстислав оказался победителем и потребовал себе в удел левую сторону Днепра с городом Черниговом. Только после смерти бездетного Мстислава в 1036 году его удел воссоединился с другими русскими землями, и Ярослав до конца дней своих оставался единоличным властителем Руси.

Внешняя политика Ярослава не отличалась миролюбием: он наголову разбил громадное войско печенегов, напавших на Киев в 1037 году, ус­пешно воевал с чудью и основал в Чудской земле город Юрьев (ныне Тарту), захватил ряд польских городов, вынудил литовских ятвягов платить ему дань, а в 1043 году послал военную экспедицию в Византию. Военную силу мудрый киевский князь расчетливо дополнял династическими бра­ками. Сам Ярослав в 1019 году женился на Ингигерд (Ирине), дочери шведского конунга; сестру свою выдал замуж за польского князя Кази­мира. Его дочери были европейскими королевами, а сыновья были жена­ты на немецких принцессах. В ознаменование заключения мира визан­тийский император Константин Мономах отдал дочь свою за Всеволода, сына Ярослава. Летописцы отмечали, что Ярослав «хотя был хромоног, но умом совершенен, и храбр на рати, и христиан любил, и сам книги читал».

Перечисленные подвиги Ярослава свидетельствуют о дерзкой сует­ности и жестокой гордыни, свойственным палеокультурным властителям. В чем же проявилась его интеллигентность? Во-первых, в культурно-просветительской деятельности. Заботясь о пополнении приходского духовенства и продолжая просветительные новации своего отца, он в Новгороде собрал 300 детей у старост и попов и отдал их в «учение книжное». Сам Ярослав любил чтение и беседы с книжными людьми. При своем дворе он содержал писцов и переводчиков, которые перепи­сывали книги духовного содержания и переводили с греческого новые

¹ Выражение «сел на столе» идет от обряда введения во княжение, когда нового князя действительно сажали на стол в соборной церкви.

сочинения. Отечественные библиотековеды, ссылаясь на летописную запись о том, что Ярослав «любил книги и, много их переписав, положил в церкви Святой Софии», почитают князя-книжника основателем первой библиотеки на Руси¹. Во-вторых, несомненная воцерковленность князя проявилась в активном утверждении христианской культуры. На долю Ярослава и книжников его поры выпала разработка тех социально-поли­тических и этических основ, которые впоследствии стали называться русским православием.

О его поддержке Печерского и других монастырей уже говорилось. Замечательным памятником византийской культуры является Софийский собор, возведенный в Киеве греческими зодчими и украшенный грече­скими художниками. Этот собор стал образцом для храмов, построенных русскими мастерами в Новгороде и других городах. «И другие церкви ставил он по городам и по местам, поставляя попов и давая от богатств своих жалованье, веля им учить людей, потому что им поручено это Бо­гом, и посещать часто церкви»². Правда, благочестивый князь не всегда проявлял смиренномудрие. В 1024 году он казнил волхвов, провоциро­вавших бунт в Суздале, а в 1051-м созванный им собор русских епископов избрал без согласования с Константинопольским патриархом митропо­литом Киевским «русина» Илариона. В-третьих, с его именем связана Русская Правда — свод древнерусского права, показывающий прогресс цивилизации на Руси. Наконец, нельзя не согласиться с первым совре­менным биографом, который отмечает, что «едва ли не единственному из правителей России князю Ярославу посчастливилось войти в историю с прозвищем "Мудрый" — пожалуй, наиболее лестным и наиболее по­четным для любого государственного мужа»... Не случайно в народной памяти «Ярослав Мудрый остался идеальным (курсив мой. — А. С.) правителем, одним из устроителей и радетелей Русской земли»³. Я пола­гаю, что мудрость (в древности говорили «богомудрость») — это качество интеллигента-альтруиста, а не интеллектуала-эгоиста.

Владимир Всеволодович Мономах (1053-1125) — внук Ярослава Мудрого и византийского императора Константина IX Мономаха, пожалуй, в наибольшей степени соответствует формуле древнерусского князя-интеллигента. Справедливо сказал Н. И. Костомаров: «Между древними князьями до татарского периода после Ярослава никто не оставил по себе

¹   Ванеев А. Н. Развитие библиотековедческой мысли в России (XI — начало XX в.). М,
2003. С. 12.

²   Повесть временных лет. С. 109.

¹ Карпов А. Ю. Ярослав Мудрый. М., 2001. С. 5-6.

178

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕШИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

179

 

такой громкой и доброй памяти, как Владимир Мономах, князь деятель­ный, сильный волею, выдававшийся здравым умом посреди своей братии, князей русских»¹. В его время целости и благополучию Руси угрожали две главные опасности: во-первых, постоянные междоусобицы удельных князей, во-вторых, набеги половцев (кипчаков), сменивших печенегов в донских степях.

Владимир не без успеха решал эти общерусские проблемы и воору­женной рукой, и дипломатическим путем, и доводами разума, а иногда — хитростью и коварством. В общей сложности за сорокалетие активной деятельности (с 1068 по 1117 г.), по его собственным словам, он совершил 83 военных похода и «путешествия», продиктованных политическими целями. Современники характеризовали Владимира Мономаха как вы­дающегося военачальника, действующего не для личной своей выгоды, а для пользы всей Русской земли. По его призыву в 1097 году в городе Любиче на Днепре собрался княжеский съезд, на котором князья, как сказано в летописи, пришли к соглашению: «Зачем губим Русскую землю, поднимая сами на себя вражду? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут усобицы. Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую землю». Однако, несмотря на кресто-целование, после краткого замирения распри возобновлялись, и вновь Владимир призывал к благоразумию. Наконец, в 1103 году объединенные русские полки встали против половецкого войска, «и великий Бог вложил ужас великий в половцев, и страх напал на них и трепет от лица русских воинов... В день 4-го апреля совершил Бог великое спасение, а на врагов наших дал нам победу великую»². После этого поражения половцы при­смирели на долгие годы.

Знаком высокого авторитета и доверия стало избрание в 1113 году Владимира Мономаха на великокняжеский стол в Киеве. Владимир стал отказываться, но в Киеве в условиях безвластия начались погромы и бесчинства, и киевское духовенство умолило его взять бразды правления. Придя в Киев, он прекратил беспорядки, и время его княжения было самым спокойным и безмятежным на Руси. Удельные князья не смели заводить усобиц, повиновались великому князю и в случае строптивости чувствовали его тяжелую руку. Конечно, не случайно эпоха Мономаха отмечена строительством великолепных каменных храмов в Киеве и других местах. Расцветала древнерусская книжность: в монастырях на­чалось летописание, по византийскому образцу стали составляться жития

¹  Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 44.

²  Повесть временных лет. С. 169.

русских святителей, увеличивалась библиотека переводов. Параллельно существовала поэтическая самобытная литература, носившая фольклор­ный отпечаток. Сам великий князь владел не только мечом, но и писа­тельским стило. Ему принадлежит «Поучение» — одно из выдающихся произведений древнерусской литературы¹.

Свое «Поучение», написанное на склоне лет (вероятно, в 1117 г.), автор адресовал детям своим и иным читателям. Ценность этой «грамотки», на мой взгляд, состоит в том, что она раскрывает необыкновенную личность Владимира Мономаха в интересующих нас интеллектно-этических аспек­тах. Благодаря этому, можно верифицировать содержание нашей формулы палеокультурной интеллигентности. Удостоверимся в этом.

Знание, образованность оцениваются автором весьма высоко: «что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь, — как отец мой, дома сидя знал пять языков, оттого и честь от других стран». Сам Владимир Мономах был весьма образованным человеком византий­ской и русской культуры, не случайно английский византинист и славист Д. Д. Оболенский включил его в галерею портретов выдающихся сынов Византии².

Трудолюбие неустанное: «Бога ради, не ленитесь, молю вас... Пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные». «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя».

Смиренномудрие, великодушие: «Лучше праведнику малое, чем многие богатства грешным»; «иметь душу чистую и непорочную, тело худое, беседу кроткую, при старых молчать, премудрых слушать, старшим по­коряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свирепствовать словом, не хулить в беседе, не смеяться много, стыдиться старших, с нелепыми женщинами не беседовать, глаза держать книзу, а душу ввысь, избегать суеты». Мономах не страдал грехом гордыни. В 1093 году он добровольно уступил отцовский киевский стол Святополку Изяславичу, старшему в роде, а в 1094-м передал Чер­нигов другому двоюродному брату Олегу Святославичу, сам же удалился в менее престижный Переяславль, где княжил с 1094 по 1113 год. Думаю, что для него не были пустыми слова «Поучения»: «Паче же всего гордости

' Сочинению Владимира Мономаха посвящено великое множество статей и книг, неко­торое представление о котором дает монография: Конявская Е. Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI — середина XV в.). М., 2000. С. 53-69.

² Оболенский Д. Указ. соч. С. 461-485.

180

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

181

 

не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завт­ра в гробу». Владимир жил скромно, роскоши не любил, путешествовал в одежде бедняка и облачался в княжеский наряд только при въезде в город. Был гостеприимным хозяином, щедро угощал гостей своих и сам прислуживал им за столом.

Толерантность, долготерпение многократно пришлось проявлять в отношениях с гордыми, глупыми и жадными родственниками-князьями. Один из примеров — отказ от мщения двоюродному брату Олегу, в бит­ве с которым был убит младший сын Владимира Изяслав. Сам Мономах болезненно переживал грехи свои и каялся в том, что допустил веролом­ное убийство половецких князей, приехавших к нему для переговоров, что учинил в ходе княжеской междоусобицы жестокую расправу над жителями Минска, что разорял Чернигов, где сам княжил многие годы.

Воцерковленность, покровительство духовенству и церковное стро­ительство были свойственны Владимиру Мономаху, как и другим русским князьям. Он поддерживал тесные, и даже дружеские отношения с мит­рополитом Киевским Никифором, присланным из Константинополя. Этот факт, по мнению Д. Д. Оболенского, позволяет «сделать вывод о близости Владимира к византийскому обществу и его интеллектуальному миру». Об этой близости свидетельствует и «Поучение», написанное не без греческого литературного влияния (с. 483).

19 мая 1125 года Мономах скончался, и летописец написал о нем: «Украшенный добрым нравом, славный победами, он не возносился, не величался, по заповеди Божией добро творил врагам своим и паче меры был милостив к нищим и убогим, не щадя имения своего, но все раздавая нуждающимся». Н. И. Костомаров 750 лет спустя, «рассуждая беспри­страстно», сделал вывод: «За ним в истории останется то великое значе­ние, что, живя в обществе, едва выходившем из самого варварского со­стояния, вращаясь в такой среде, где всякий гонялся за узкими свое­корыстными целями, еще почти не понимая святости права и договора, один Мономах держал знамя общей для всех правды и собирал под него силы Русской земли»¹. Мне же остается еще раз обратить внимание на то, что интеллектно-этическая характеристика Владимира Мономаха хорошо согласуется с концептом палеокультурной интеллигентности.

Александр Ярославович Невский (1219-й² или 1220-1263 гг.) — пра­правнук Владимира Мономаха относится к младшей, северной ветви

¹  Костомаров Н. И. Указ. соч. Т. 1. С. 74-75.

² В. Н. Татищев указывает определенную дату рождения Александра —
30 мая 1219 года; другие историки склоняются к 1220 или даже 1221 году. Кстати, 30 мая —
дата, замечательная тем, что в этот день родился Петр Великий.

Мономаховичей, родоначальником которой был Юрий Долгорукий. Имя Александра Невского известно каждому россиянину с детских лет. Он стал излюбленным народным героем, защитником не личной отчины, а всего Отечества, не проигравшим ни одного сражения, причем в эпо­ху беспрестанных междоусобиц меч его ни разу не обагрился русской кровью. Его воинская доблесть и личная отвага сочетались с государ­ственной мудростью и предусмотрительностью перед лицом сокруши­тельного татарского нашествия. Сохранившиеся в народной памяти подвиги добродетельного героя были столь впечатляющи, что русская церковь в 1547 году причислила его к лику святых благоверных князей. Н. М. Карамзин заметил по этому поводу: «Имя Святого, ему данное, гораздо выразительнее Великого: ибо Великими называют обыкновенно счастливых; Александр же мог добродетелями своими только облегчить жестокую судьбу России, и подданные, ревностно славя его память, до­казали, что народ иногда справедливо ценит достоинства государей и не всегда полагает их во внешнем блеске государства»¹.

В конце XIII века появилось «Житие Александра Невского», написан­ное «худым, грешным и недостойным» агиографом, который слышал об Александре «от отец своих» и лично знал его. Автор сообщает, что «ро­стом он был выше других людей, голос его был как труба в народе, лицо его походило на лицо библейского Иосифа, сила его была частью силы Самсона, премудростью он равен был Соломону, храбростью — римско­му царю Веспасиану»². Ничего не говорится о смиренномудрии отваж­ного князя, о его толерантности и милосердии. Нас же интересуют именно эти качества святого благоверного князя Александра Невского, поскольку они позволяют согласно формуле палеокультурной интелли­гентности причислить его к русской интеллигенции.

Следуя «Поучению» Владимира Мономаха, родители Александра с детских лет обучали его грамоте, любимым занятием молодого князя было чтение священных книг и церковное песнопение. Книгопочитание внушал ему дядя князь Константин, известный книголюб своего времени, собиравший славянские и греческие книги. Несомненна книжная про­ свещенность будущего народного героя. Громкие победы над шведами (1240) и Ливонским орденом (Ледовое побоище, 1242) укрепили за мо­лодым Александром славу непобедимого полководца. Летописи говорят, что когда эта слава дошла до Батыя, он приказал князю новгородскому явиться к себе, сказав: «если хочешь сохранить за собою землю свою,

¹ Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 441.

² Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М, 2002. С. 202.

182

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНиИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

183

 

приди ко мне, увидишь честь и славу царства моего». Смиренномудрие подсказало победителю немецких псов-рыцарей стратегию непротивления и покорности торжествующей силе. Сломив свою гордыню, Александр вместе с братом Андреем приехал в 1247 году в волжскую Орду. Он при­нял условия, продиктованные свирепыми завоевателями: беспрекословная покорность и регулярная дань, а образ жизни и вероисповедания — пол­ная свобода. В 1252 году Александр получил ярлык великого князя и начал выполнять нелегкую функцию посредника между Ордой и беспо­койными русскими землями. Приходилось действовать не только угово­рами, но и насилием усмирять вольнолюбивый Новгород. В 1260-е годы многие русские города взбунтовались против «басурман» — сборщиков ханской дани. В Орде собрали полки, чтобы наказать мятежников. Алек­сандр поспешил к хану Берке вымаливать прощение Русской земле. Берке оказал милость, но для этого русскому князю пришлось почти год терпеливо и униженно уговаривать хана. Возвращаясь домой, великий князь скончался. Книжность и воцерковленность, смиренномудрый аль­труизм и самоотверженная толерантность позволяют считать Александ­ра Невского палеокультурным интеллигентом.

Светские интеллектуалы — древнерусские князья, гораздо более распространенный тип, чем князья-интеллигенты. Если последние были в палеокультурном обществе исключительным явлением, вызывающим восторг и поклонение современников и потомков, то светские интеллек­туалы, использующие насилие для удовлетворения собственной горды­ни, — явление ординарное, хотя и не однообразное. На мой взгляд, древнерусские князья-интеллектуалы подразделяются на три разновид­ности: а) безбожные изверги; б) богобоязненные деспоты; в) удалые рыцари. Эти разновидности древних интеллектуалов ассоциируются с неокультурными фигурами циников, деспотов, квазигуманистов. Назову некоторые имена.

Святополк Ярополкович Окаянный (ок. 980-1019 гг.) вошел в ис­торию как воплощение безбожного злодейства и вероломства, ядовитый плод княжеской междоусобицы. Напомню, как было дело. Его отец Яро-полк был предательски убит своим младшим братом Владимиром Свя­тославовичем, узурпировавшим великокняжеский стол. Чтобы загладить братоубийство, Владимир усыновил малолетнего Святополка, который по возрасту оказался старшим сыном в семье. Поэтому после внезапной смерти Владимира в 1015 году он легально воцарился в Киеве. Но этого ему было мало, безбожная гордыня подсказала преступные замыслы. Чтобы укрепить свою власть, он решил уничтожить прочих сыновей покойного князя, дабы избавиться от возможных соперников и завладеть

их уделами. По его приказу были зверски убиты благочестивые юноши Борис и Глеб, затем третий брат Святослав. Страшное злодейство вызва­ло всеобщее возмущение, и Ярослав Владимирович, княживший в то время в Новгороде, нанес поражение войску злодея и выгнал его из Кие­ва. Святополк призвал на помощь своего тестя, польского короля Боле­слава, и с его помощью овладел Киевом. Болеслав, преследуя собственные цели, попытался оккупировать другие города Киевской Руси. Святополк предал своего спасителя и приказал градоначальникам перебить польские гарнизоны. Сам Болеслав с богатой добычей успел покинуть русские земли. Ища защиты от Ярослава и своих подданных, Святополк обратил­ся к печенегам, призывая их идти на Русь. В результате упорного и же­стокого сражения новгородская дружина Ярослава одержала победу. Святополк бежал и, по словам Н. М. Карамзина, «окончил гнусную жизнь свою в пустынях богемских, заслужив проклятие современников и по­томства. Имя Окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя: ибо злодейство есть несчастие»¹.

Братоубийство, предательство, коварство, вероломство, призвание врагов в русские земли, изуверская жестокость — обычные спутники древнерусских междоусобиц. В 1097 году к ужасу Владимира Мономаха впервые на Руси была применена византийская практика ослепления; первой жертвой стал князь теребовльский Василько, ослепленный свои­ми завистниками. Это изуверство практиковалось удельными князьями даже в XV веке (вспомним великого князя Московского Василия Тем­ного). Где источник безбожной жестокости древнерусских властителей²? В дикой гордыне, не зря считавшейся в христианстве самым главным грехом. Гордыня и жестокосердие, согласно нашим формулам, — цент­ральная часть палеокультурной интеллектуальности. Поэтому умственно развитых извергов вроде Святополка Окаянного мы вынуждены отнести к древнерусским интеллектуалам.

Андрей Юрьевич Боголюбский (ок. 1111-1174 гг.) — князь суздаль­ский, представитель богобоязненных деспотов-интеллектуалов. В Лав-рентьевской летописи сказано: «Сей благоверный и христолюбивый

' Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 144.

² Справедливости ради скажу, что церковные пастыри не отставали от своей паствы. Согласно летописям в 1168 году епископ Владимирский Фсодор жестоко расправлялся с непокорными священниками и монахами: рвал им бороды, выжигал глаза, резал языки, рубил головы. Князь Андрей Боголюбский был вынужден отправить своего любимца к Киевскому митрополиту-греку, который поступил с ним по византийскому обычаю: прика­зал отрубить правую руку, отрезать язык и выколоть глаза (Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 83-84).

184

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНиИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

185

 

князь Андрей с юных лет возлюбил Христа и Его Пречистую Матерь, очистив свой ум, как светлую палату, и украсив душу всеми добрыми нравами. Он уподобился Соломону, соорудив две великолепные и бога­тейшие церкви — одну в Боголюбове, другую во Владимире... Не омра­чил он ума своего пьянством; был кормителем чернецам и черницам, и для всех людей был как бы отцом любвеобильным». Однако истовая воцерковленность этого князя не сочеталась с христианским смиренно­мудрием. Напротив, агрессивной политикой суздальского князя руково­дила суетная гордыня. Он задумал отнять у Киева значение столичного города, резиденции великого князя и митрополита и сделать свой удел первенствующим, а себя — полновластным хозяином Русской земли. Умный и властолюбивый князь нашел идеологическое обоснование своих притязаний в ссылке на волю Божию и благословение церкви. Он лично выкрал в Вышгороде чудотворную икону Богородицы и установил ее в возведенном им Владимирском храме. Прежде малый и незначитель­ный город Владимир он сделал столицей Ростово-Суздальской земли, построил в нем несколько церквей, блиставших обильной позолотой и стенной живописью. Андрей дальновидно приобретал поддержку духо­венства, укрепляя тем самым свою власть в народе. Его часто можно было видеть в храме на молитве со слезами умиления на глазах, он все­народно раздавал милостыню убогим, кормил чернецов и черниц, искус­но создавая себе имидж набожного и благочестивого христианина.

Богобоязненный князь не забывал о силовых методах. Чтобы изба­виться от конкуренции со стороны родственников, он изгнал из Ростово-Суздальской земли трех своих братьев и двух племянников; столь же решительно Андрей избавлялся от недостаточно преданных бояр. Эти меры усиливали Владимирское княжество и позволяли ему выступать в качестве арбитра в постоянных междоусобицах. В 1169 году Боголюб-ский достиг заветной цели — ему удалось захватить Киев. Славный город, заслуживший у иностранцев звание второго Константинополя, подвергся страшному разгрому. Жителей беспощадно убивали, разрушали дома, церкви, монастыри, зажгли даже Печерский монастырь. Обезлюдевший, ограбленный, униженный Киев утратил свое политическое значение. Разделавшись с Киевом, Андрей вознамерился покорить и Новгород. Однако новгородская рать разбила войско суздальцев. Вскоре вражда остыла, и новгородцы согласились принять князя, рекомендованного Андреем. Правда, ненадолго.

Андрею не удалось подчинить своей власти русские земли. Ему хоте­лось перемещать князей с места на место, посылать их с дружинами в походы, мирить и ссорить по своему произволу. Но его надменное власто-

любие сталкивалось с непокорностью удельных родственников. Иногда он терпел позорные поражения, относительно одного из которых лето­писец заметил: «Князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл своим невоздержанием: распалился гневом, возгордился и напрас­но похвалился, а похвалу и гордость диавол вселяет в сердце человеку»¹. По отношению к своим подданным владимирский князь становился все более жестоким: отягощал народ поборами через своих посадников и тиунов, по своему произволу казнил и миловал, кого хотел. Его настиг конец многих деспотов: он был предательски убит собственными при­ближенными 28 июня 1175 года.

Мстислав Мстиславович Удалой (7-1228) — образец древнерусско­го рыцарства. Он остался в народной памяти борцом за справедливость, который «всегда порывался на великие дела». Во время очередного стол­кновения между новгородцами и суздальскими князьями в 1210 году он явился в Новгород и заявил: «пришел к вам, услыхавши, что князья де­лают вам насилие, жаль мне своей отчины». Новгородцы провозгласили его своим князем и начали готовиться к бою, но суздальский князь Все­волод Юрьевич воздержался от военного столкновения. Мстислав ездил по новгородской земле, учреждал порядок, строил укрепления и церкви. Предпринял два похода на чудь и подчинил Новгороду всю чудскую землю. Когда к нему пришло приглашение из Южной Руси решить воз­никшее там междоусобие, он немедленно направился туда со своей новгородской дружиной, посадил на киевский стол своего родственника, утихомирил Чернигов и со славой вернулся в Новгород. Затем польский князь Лешко позвал его отнять Галич у венгров, которые захватили город. Мстислав освободил Галич и некоторое время находился в нем. Но Леш­ко объединился с венграми и напал на русских. Как раз в это время по­ступило известие, что суздальские князья опять обижают новгородцев, и в Новгороде настала «великая печаль и вопль». Удалой рыцарь поспешил на север.

21 апреля 1216 года произошла великая битва между суздальским войском и новгородским ополчением. Сам Мстислав трижды проехал сквозь неприятельские полки, поражая направо и налево топором. Суз­дальская рать была разбита наголову. Этой победоносной войной Мсти­слав показал, что нельзя безнаказанно нарушать новгородские права и вольности. Теперь, развязав руки, неутомимый правдоискатель вернулся в Галич и освободил его от венгров и поляков. Галицкая земля с востор­гом признала победителя своим князем. Последний подвиг Мстислава

¹ Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 92.

186

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

187

 

Удалого — участие в сражении с татарами на берегу реки Калки в мае 1223 года. Старый князь упорно сражался, но сила была не на его стороне, и пришлось отступить. Пользуясь простодушием доверчивого рыцаря, боя­ре выжили его из Галича, и он скончался в 1228 году по дороге в Киев.

Н. И. Костомаров оценил Мстислава Мстиславовича следующим образом: этот князь «не преследовал новых целей, не создавал нового первообраза общественного строя. Это был, напротив, защитник старины, охранитель существующего, борец за правду, но за ту правду, которой образ сложился уже прежде... Это был лучший человек своего времени, но не переходивший той черты, которую назначил себе дух предшество­вавших веков, и в этом отношении жизнь его выражала современное ему общество»'. Другими словами, Мстислав Удалой — гордый и воинствен­ный защитник древнерусской косности (консерватизма), имевшей скорее языческие, нежели христианские корни.

Аскетическая христианская косность — несомненное достоинство древнерусского духовенства. Образцом богоугодного человека, воплоще­нием смиренномудрия и долготерпения сделался отшельник-подвижник, отрешившийся от грешного мира, питавшийся самой скудной пищей, истязавший себя железными веригами. За подвижниками следовала мо­настырская братия — общество безбрачных постников и тружеников, затем — белое духовенство, а за церковной оградой — прочие русские люди, спасаемые молитвами подвижников и монахов. Поскольку основой христианского благочестия служила вера, а не разум, интеллектность не считалась желательным качеством воцерковленного человека.

Но церковь не выполняла бы свою сущностную теологическую функ­цию (СФ-3), если бы отцы церкви не занимались толкованием священных текстов (экзегезой), развитием богословия, поучением паствы. Для этого требовался креативный интеллект, преодолевающий косное самоумаление. В недавно принявшей христианство Киевской Руси появляются рели­гиозные мыслители, родоначальники богословской экзегезы и — шире — русской философской мысли². Конечно, эти мыслители правомерно включаются в палеокультурный интеллектный слой, представляя в нем два этических полюса — интеллигентов-священнослужителей и интел­лектуалов-священнослужителей. Об их интеллигентности (интеллекту­альности) можно судить по двум источникам: во-первых, по дошедшим до нас описаниям их деятельности; во-вторых, по их сочинениям («сло­вам»).

Плеяду древнерусских интеллигентов-священнослужителей по праву возглавляет Иларион, который в 1051 году стал по воле великого князя Ярослава первым Киевским митрополитом из русских и просла­вился как автор шедевра церковного красноречия — «Слова о законе и благодати». В этом сочинении проявилась его богословская эрудиция, литературная одаренность и, самое главное, патриотическая политическая позиция. По словам А. В. Карташева, «Иларион был человеком высшего образования: может быть, самым образованным человеком своего време­ни. Он мог понимать и букву канонов и свободно толковать их с полным знанием дела... Иларионово "Слово о законе и благодати" — высшее по совершенству мысли и стиля литературное произведение домонгольско­го периода. А что на смелый шаг автономного посвящения в митрополи­ты он пошел не по мотивам карьеры, о том говорит его нравственный облик молитвенника, аскета и, вероятно, схимника, миссионера, писате­ля и вождя монашества»'. В «Слове» иносказательно, под видом смены религиозных заветов, прославляется пышный рост русского православия и возвеличивается князь Владимир как герой веры, достойный канони­зации. Эта идеология шла вразрез со взглядами греческой патриархии. После смерти своего покровителя Ярослава Иларион бесследно исчезает с исторической арены. В 1055 году в Киеве избрали другого митрополи­та — грека Ефрема.

Святитель Кирилл, епископ Туровский (ок. 1130-1183 гг.) всю жизнь смиренно прожил в Турове, центре небольшого Турово-Пинского кня­жества на реке Припяти. Выходец из богатой семьи, он получил прекрас­ное богословское образование, специально обучался красноречию. Уже в зрелые годы он положил начало иноческого жития в Туровском Борисо­глебском монастыре, где принял схиму и затворился «в столп» — уеди­ненную башню для духовного самосовершенствования. Авторитет Ту­ровского столпника был столь велик, что по общему желанию всей епархии он был возведен на епископскую кафедру. Став епископом, Ки­рилл показал себя смелым правдолюбцем и был одним из главных обли­чителей лжеепископа Феодора, ставленника князя Андрея Боголюбского. Общерусскую славу Кириллу Туровскому принесло обширное литера­турное наследие. Он выступал как талантливый преемник византийской школы проповедничества и был назван «вторым Златоустом», «просияв­шим на Руси». Его произведения пользовались такой популярностью и авторитетом, что включались в рукописные сборники вместе с творения­ми отцов церкви.

 

' Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 101.

² Замалеев А. Ф. Русская религиозная философия XI-XX вв. СПб., 2007. С. 7-47.

¹ КарташевА. В. Указ. соч. С. 168-169.

188

Глава 2. ПАЛЕСЖУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

189

 

Главная тема религиозно-философского творчества епископа Туров­ского — проблема человека и его служения Господу. Ради человека создан Господом весь мир, и лишь человек способен установить Божью правду на земле. Именно потому, что человек есть «венец Творения», он обязан подавлять в себе все земное, плотское и греховное ради чистоты духовной. Главным вместилищем Божией благодати Кирилл называет церковь. Мо­настырь же, в его понимании, — это образец земного существования, единственное место, где человек может справиться с дьявольскими иску­шениями. Идеалом в этом отношении является Печерский монастырь под руководством игумена Феодосия. Подобно Феодосию, Кирилл непримирим к ересям и инакомыслию, страстно отстаивает единство церкви. Фило­софскую проблему познания Кирилл решает в полном соответствии с догматами. Господь дает человеку знания только в форме Откровения и запрещает ему преступать те пределы познания, которые он установил. Поэтому «внутренняя сущность» Бога абсолютно непознаваема.

Как духовно-литературное творчество, так и жизненный путь святи­теля Кирилла Туровского безупречно ортодоксальны и полностью соот­ветствуют нормам православной святости, поэтому причисление его к лику святых вполне оправдано и закономерно. Согласно нашим формулам столь же оправдано и закономерно отнесение его к палеокультурным интеллигентам. Таким образом, в лице Кирилла Туровского святость и интеллигентность совпадают. Впрочем, святость может сочетаться и с интеллектуальностью в том случае, когда богослужение переходит границы христианской толерантности.

Интеллектуалов-священнослужителей можно разделить на три разновидности: а) суровые аскеты; б) политическое деятели; в) дисси­денты-еретики. Эти разновидности ассоциируются с фигурами квазигу­манистов, деспотов и нигилистов на рис. 1.2.

Преподобный Феодосии Печерский (ок. 1036-1074 гг.) — воплощение аскетичной суровости. Как сказано в его «Житии», в юношеском возрасте он убежал из дома, чтобы стать отшельником в Печерском монастыре. Феодосии быстро прославился своим подвижничеством и смирением. Он всем служил, носил воду, таскал дрова, молол муку для пропитания бра­тии. Первым приходил он в церковь к богослужению, последним уходил из церкви и во все время литургии простаивал на одном месте, не двига­ясь ни шагу. Когда его избрали игуменом, он ввел очень строгий устав, заимствованный в одном из константинопольских монастырей. Феодосии ревниво следил, чтобы монахи неукоснительно выполняли устав. Он по ночам обходил келий, нередко подслушивал у дверей, и если слышал, что монахи разговаривают между собой, то ударял палкой в дверь. Никому

не дозволялось иметь никакой собственности, и если он находил что-либо подобное в келье монаха, то бросал в огонь. Никто из братии не смел ничего съесть, кроме того, что предлагалось на трапезе. Главное, чего добивался суровый игумен, — беспрекословное подчинение его воле, послушание без всякого размышления. Всякое отклонение от приказа игумена объявлялось грехом. «Житие» повествует, что однажды вратарь не пустил в монастырь князя Изяслава, потому что он приехал в такое время, когда Феодосии запретил пускать посторонних за монастырскую ограду. Требуя от монахов строгой нищенской и постной жизни, игумен сам показывал пример: ел обыкновенно один ржаной хлеб, вареную зелень без масла и пил одну воду; всегда носил на теле власяницу, а сверх вла­сяницы худую свитку и, кроме рук, никогда не мыл своего тела.

Феодосии отрицал веротерпимость и решительно заявлял в своем «Послании о вере латинской»: «Не подобает хвалить чужой веры. Если кто чужую веру хвалит, то становится он свою веру хулящим. Если же начнет хвалить и свою и чужую, то окажется держащим двоеверие, что недалеко от ереси». Призывая к жизни мирной не только с друзьями, но и с врагами, суровый игумен поучал различать «своих врагов» и «врагов Божьих»: «свой враг тебе тот будет, кто убил бы перед твоими очами твоего сына или брата; прости ему все; но Божие враги—жиды, еретики, держащие кривую веру» прощению не подлежат. Тем не менее он приказывал всякого невер­ного, как и правоверного, накормить, одеть и избавить от беды.

Феодосии пользовался большим авторитетом на Руси, и нередко кня­зья приходили к нему, а также приглашали к себе. Он не вступал в поли­тические интриги, действуя всегда по совести. Когда в 1075 году Святослав выжил из Киева своего старшего брата Изяслава и сел на его место (обыч­ное дело в те времена), неподкупный игумен Феодосии немедленно вы­ступил обличителем князя-узурпатора. И устно, и письменно он укорял его за нарушения братолюбия и запретил упоминать его имя в своей церкви. Конфликт обострился до последней степени, ждали гонений на Феодосия. Но Святослав предпочел ограничиться только угрозой ссылки. Приведенные факты показывают, что Феодосии Печерский был далек как от смиренномудрия, так и от кроткой толерантности. Он был фанатичный аскет с элементами деспотизма.

Сто лет спустя после Илариона, в 1147 году, повторилась история независимого от греков выбора русского митрополита. Теперь великий князь Изяслав Мстиславович, преследуя личные политические цели, инициировал избрание собором русских епископов известного своей богословской ученостью инока Зарубского монастыря Климента Смо-лятича (? — после 1164 г.). Климент согласился на рискованную акцию

190

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.1. ДРЕВНЕРУССКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

191

 

и принял сан митрополита Киевского, зарекомендовав себя борцом за автокефалию РПЦ. Волей-неволей он оказался политически ангажиро­ванным и вовлеченным в суетные княжеские междоусобицы и противостоя­ние с грекофильными князьями и епископами, которое продолжалось в течение семнадцати лет. Ему пришлось несколько раз бежать из Киева и возвращаться вновь, мириться с одновременным существованием дру­гих митрополитов, искать княжеской милости и защиты. Такой образ жизни, конечно, далек от кроткого смиренномудрия и долготерпения палеокультурного интеллигента. Однако богословско-философское твор­чество Смолятича заслуживает внимания.

Владея греческим языком, он, по его словам, «писал из Гомера, Ари­стотеля и Платона, прославившихся эллинскими хитростями», но из его наследия до нас дошло лишь его «Послание пресвитеру Фоме». Напи­санное на склоне лет, «Послание» имеет целью опровергнуть выдвинутые против Смолятича обвинения в славолюбии и доказать его право на ру­ководство Русской церковью. Глубокомысленный автор не отрицает буквального прочтения Священного Писания, но считает более важным символически-аллегорическое понимание библейских текстов, посколь­ку это позволяет постичь их глубинный смысл. Тем самым он открывает в богословской экзегетике новые методологические подходы. Это откры­тие можно понимать таким образом, что, отстаивая свое право на симво­лическое толкование Священного Писания, Климент отстаивает право Русской церкви на самостоятельность. Представляют интерес рассужде­ния автора по поводу «вечных вопросов», до сих пор мучающих русских интеллигентов: свобода воли и ее пределы, цель жизни и спасение души, корыстолюбие и нестяжательство. Вовлеченность Климента Смолятича в суетное честолюбие позволяет квалифицировать его как священнослу­ жителя-интеллектуала.

Как известно, золотоордынские ханы покровительствовали РПЦ, рассматривая ее как орудие своего влияния в «русском улусе». Корыстолюби­вое духовенство, поставленное в привилегированное положение, возгор­дилось и стало удручать прихожан поборами и мздоимством. Недовольство вылилось в ересь стригольников, которых академик Б. А. Рыбаков назвал «русскими гуманистами XIV века»¹. Диакон Карп в составленном им «писании книжном» утверждал, что святители и попы «не достойни суть, духопродавци суть», они «имения взимают у крестьян, требуют прино­шений за живых и мертвых». Стригольников казнили, но квазигумани­стическое «писание» Карпа замечательно тем, что представляет собой

¹ Рыбаков Б. А. Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия. М, 1993.

первый опыт интеллектуального нигилизма в истории русской интелли­генции.

Не только великие князья и высшие церковные иерархи образовывали интеллектный слой древнерусского общества. К этому слою относились монастырские агиографы и летописцы, в том числе Никон (7-1088) и Нестор (1050-е гг. — начало XII в.), княжеские родственники и книго­чеи-бояре. Не могу не обратить внимания на богомольных и образованных древнерусских женщин, некоторые из них канонизированы РПЦ. В их числе преподобная Евфросиния, игуменья Полоцкая (ум. в 1173 г.), которую Г. П. Федотов характеризует как «исключительную по силе ха­рактера и образованности церковную деятельницу»¹. Будучи дочерью Полоцкого князя, она отвергла светскую жизнь и постриглась в монастыре своей тетки. Показательно, что в качестве своего монашеского подвига она выбрала «интеллектуальное занятие»: переписывание книг, которые продавала, а деньги раздавала бедным.

При дворах могущественных князей обычно подвизались поэты-песнетворцы, воспевавшие деяния князя и его семьи. По мнению ученых, такими придворными певцами были легендарный Боян и не менее ле­гендарный автор «Слова о полку Игореве»². Последний имеет репута­цию человека «широкой начитанности, хорошо разбиравшегося в исто­рической литературе своего времени, в памятниках книжной культуры своей эпохи. В. Г. Белинский считал древнерусским интеллигентом Да­ ниила Заточника, автора знаменитого «Моления». Великий критик писал: «Кто бы ни был Даниил Заточник, можно заключить не без осно­вания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слиш­ком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляют самолюбивую посредствен­ность; которых сердце болит и снедается ревностью по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы помолчать, а молчат там, где выгодно говорить»³. Слова Белинского можно отнести не только к древ­нерусскому писателю, но и ко многим этически озабоченным русским интеллигентам иных исторических эпох.

Можно было бы продолжать и продолжать увлекательную повесть о ге­роях и злодеях древнерусского поколения интеллигентов и интеллектуалов. Но многословие не есть признак смиренномудрия. Главная задача насто­ящего параграфа заключалась в том, чтобы рассеять распространенное

¹ Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 265.

² Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. 1 (XI — первая
половина XIV в.). С. 16-32; 63-91.

³ Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1954. Т. 5. С. 351.

192

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

193

 

заблуждение, что русская интеллигенция появилась в середине XIX века, поскольку ранее слова «интеллигенция» не было в русском языке. Да, слова не было, но интеллигентные люди были! Мы постарались извлечь из тьмы времен наиболее яркие лики древнерусских интеллигентов и интеллектуалов и продемонстрировать их людям XXI века. Чтобы не впасть в пресловутый антиисторизм, были предложены формулы палео-культурной интеллигентности и интеллектуальности, на основе которых произведена предварительная, очень грубая систематизация носителей смиренномудрия и греховной гордыни. Наверняка наши выводы не бес­спорны, но ведь мы впервые вглядываемся в загадочные лики древнерус­ских интеллигентов и интеллектуалов.

Окончание периода господства древнерусского поколения обозначим серединой XIV века, исходя из следующих соображений. В это время выступило на историческую арену демографическое поколение, воспи­танное под гнетом Золотой Орды. Его психология восприняла варварские черты жестокости и раболепия, исказившие древнерусскую ментальность. Началось политическое возвышение Московского княжества; в 1326 году митрополит Феогност официально перенес свою резиденцию из Вла­димира в Москву, которая стала новой столицей русского православия. В XIV столетии в результате так называемого второго южнославянского влияния менталитет книжных мужей существенно изменился, о чем свидетельствует «Словарь книжников и книжности Древней Руси».

2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Татарское нашествие сопровождалось колоссальными, невиданными до тех пор в русской истории человеческими жертвами, разрушениями городов и сел, гибелью многих культурных ценностей, стало психической травмой, неутихающей болью в народной памяти¹. Оно отбросило куль­туру Древней Руси на века назад. Многие исконно славянские нормы и формы культуры забылись, были вытеснены кочевническими нравами и обычаями. И. В. Кондаков говорит о «трагической диалектике подвига и жертвы», которая «легла в основание культурно-цивилизационных

' Эта боль в течение столетия после монгольского нашествия проявлялась в первоклас­сных памятниках литературы, продолжавших традиции Киевской Руси: «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Повесть о житии Александра Невского» и др.

особенностей Руси в период татаро-монгольского ига». Вместе со мно­гими положительными факторами (например организация финансов и почтового сообщения) владычество кочевников «принесло на Русь жесто­кую систему насилия, террористических и грабительских методов управ­ления страной, унижающих человеческое достоинство и национальное самосознание народа. Почти за два с половиной века иноземного господ­ства резко понизилась ценность человеческой жизни, уровень благо­состояния страны и состояние общественной нравственности... Наблю­далась значительная деградация древнерусского общества»¹. Я добавлю: деинтеллектуализация и деинтеллигентизация.

Правда, историки византийской культуры свидетельствуют, что после падения тысячелетнего царства в середине XV века его культурные до­стижения продолжали жить в Московской Руси, где «формы, приемы, традиции византийской культуры обрели как бы вторую родину, органи­чески слились с культурой древнерусской»². Древнерусская интеллектность подтверждает это. Вместе с тем заслуживает внимания евразийская кон­цепция о «наследии Чингисхана» и влиянии туранского элемента на русскую культуру и историю. Процитирую тезисы одного из основателей евразийства Н. С. Трубецкого (1890-1938): «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Русский царь явился наследником монгольского хана. Свержение татарского ига свелось к замене татарско­го хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву... Чудо превращения татарской государственности в русскую осуществилось благодаря напряженному горению религиозного чувства, благодаря пра­вославно-религиозному подъему, охватившему Россию в эпоху татарско­го ига. Это религиозное горение помогло Древней Руси облагородить татарскую государственность, придать ей новый религиозно-этический характер и сделать ее своей»³. Из этих тезисов вытекают три, по-моему, правдоподобных и немаловажных вывода: 1) самодержцы-интеллектуалы Иван III, Василий III, Иван IV, наконец, Борис Годунов, владевшие шап­кой Мономаха в XVI веке, имеют сходство с золотоордынскими ханами; 2) православно-религиозное «горение», прежде всего РПЦ в лице ее иерархов, смогло облагородить татарщину; 3) русские интеллигенты и интеллектуалы, как и весь русский народ, начиная со старомосковского поколения, являются носителями туранского этнического элемента.

Жизненный цикл старомосковского поколения продолжался два с половиной столетия: начавшись под гнетом чужеземных завоевателей

' Кондаков И. В. Культурология: история культуры России. М., 2003. С. 74.

² Культура Византии. XIII — первая половина XV в. М., 1991 С. 607.

³ Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М, 1995. С. 157-158.

194

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

195

 

во второй половине XIV века, он достиг расцвета в самодержавной Мос­ковии и завершился в начале XVII века грандиозной Смутой. Н. М. Ка­рамзин увидел в истории этого поколения «битвы кровопролитные, го­рестные для человечества, но благословенные гением России: ибо гром их пробудил ее спящую славу и народу уничиженному возвратил благо­родство духа»¹. Мы оставим в стороне «гром битв кровопролитных» и обратим внимание на «благородство духа», свойственное Русской земле. Это духовное благородство проявилось в мифологеме Святой Руси, в спо­рах между стяжателями и нестяжателями, в православном обосновании самодержавного деспотизма, наконец, в еретическом вольномыслии. В этих духовных исканиях и столкновениях я склонен видеть проявления интеллигентности и интеллектуальности, персонифицированные в лице выдающихся деятелей средневекового Московского царства. Этих деяте­лей, в соответствии с рис. 2.1, поделим на четыре типа: ИНТЕЛЛИГЕН­ТЫ-СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ; СВЕТСКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ; ИН­ТЕЛЛЕКТУАЛЫ-СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ; СВЕТСКИЕ ИНТЕЛЛЕК­ТУАЛЫ. В качестве критериев принадлежности к тому или иному типу будем использовать формулы палеокультурной интеллигентности и ин­теллектуальности, представленные в разделе 2.1.3.

2.2.1. Святая Русь. Святость и интеллигентность

Если крикнет рать святая: — Кинь ты Русь, живи в раю! Я скажу: не надо рая, Дайте родину мою!

С. Есенин

Ни одна христианская страна не имела подобного названия: нельзя представить «Святую Англию», «Святую Францию», «Святую Швецию». Автором понятия «Святая Русь», по утверждению Дж. Биллингтона, является Максим Грек. В одном из своих сочинений он рисует образ «Святой церкви Христовой» в виде «вдовствующей жены», покинутой прежними «поборниками и ревнителями» и смиренно сидящей «при пу­стынном пути настоящего окаянного века». Это образ «Святой Руси» — страждущей и сострадательной жены и матери, преданной «мужу» и «детям», правителю и подданным, даже когда она оскорблена и покинута ими². «Святая Русь» — наименование, конечно, метафоричное, не лишен-

' Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 528.

² Биллингтон Дж. Икона и топор. М., 2001. С. 125-126.

ное претенциозности и амбициозности, но если вспомнить те хождения по мукам, которые пришлось претерпеть древнерусскому населению, то невольно поражаешься его долготерпению и выносливости, достойных святых страстотерпцев. Ни одна из европейских стран не знала такого страшного погрома, какой был учинен Батыем в 1237-1240 годах. Киев, Чернигов, Владимир, Москва, Тверь, Курск, Рязань, Муром, Ярославль, Ростов, Суздаль, Галич были превращены в груды пепла, целые области обезлюдели, «погубленные смертью и рабством» (Н. Полевой). Завоева­тели казались всемогущими. Регулярными бедствиями были эпидемии (в середине XIV в. страшная чума опустошила русские и европейские города), неурожаи и засухи вызывали голод, дело доходило до людоедства, деревянные города постоянно страдали от пожаров. Казалось бы, рабская покорность и подлый эгоизм должны были стать доминирующей чертой русской народности. «У преследуемого, разоренного, всегда запуганного народа появились черты хитрости и угодливости, присущие всем угнетен­ным», — сокрушался А. И. Герцен'. Но все-таки так не случилось.

Имя «Святая Русь» отражает восхищение и преклонение старомос­ковского поколения перед православной святостью, носителями которой были многочисленные святые во главе с преподобным «всея Руси чудо­творцем» Сергием Радонежским. XIV-XV века называются эпохой рас­цвета русской святости, возрождения монашества и отшельничества, расцвета духовной культуры и искусства, средоточием которых были русские монастыри². Огромным моральным авторитетом пользовались монахи и священники, праведные миряне и благоверные князья, которые впоследствии были причислены к лику святых. Подсчеты показывают, что из 439 канонизированных РПЦ до 1997 года включительно святых, 266 (60 %) жили в XIV-XVI веках³.

Святым почитался человек, который за праведную жизнь, подвиг христианской любви, ревностное распространение веры, а также за стра­дания и смерть, принятые за Христа, после смерти приближен к Богу и прославлен церковью⁴. Конечно, святость ценилась в то время гораздо выше образованности, предприимчивости, умственного развития. Ведь духовное творчество святых доходило до чудотворенш, ясновидения, общения с Богом. Именно способность чудотворения и нетленность

¹ Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Герцен А. И. Собр. соч. •
в 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 158.

² Скляревская Г. Н. Указ. соч. С. 230-231.

³ Русские святые: 1000 лет русской святости / сост. монахиня Таисия. СПб., 2001
С 711-725.

⁴ Скляревская Г. Н. Указ соч. С. 223.

196

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

мощей служили необходимыми условиями канонизации, и эти качества пришлось бы включать в формулу святости, если бы нелепая мысль по­добного концепта возникла у какого-либо безбожника.

Воплощением идеала русского святого, несомненно, является препо­добный Сергий Радонежский (1314—1392), «великий старец», «игумен Земли Русской», «всея Руси чудотворец». Он бежал в леса от общества людей, а в результате стал покровителем, заступником и охранителем государства и церкви; он никогда не брал в руки меча, но одно его слово могло помирить враждующих или дать победу справедливому делу; он не писал нравоучений, не обвинял и не судил, а вразумлял других личным примером, собственным образом жизни. В двадцать лет он удалился в глухие леса и начал подвиг пустынножительства — новый для РПЦ вид подвижничества. После трехлетнего испытания он принял пострижение под именем великомученика Сергия и уже в качестве инока продолжил отшельническую жизнь. Постепенно вокруг его келий построили свои жилища другие монахи; так было положено начало Троицко-Сергиевско-го монастыря. Игуменом избрали Сергия, и он постановил правилом, чтобы все жили от своего труда или от добровольных даяний мирян. Сам Сергий показывал пример трудолюбия: пек хлеб, шил обувь, носил воду, рубил дрова, во всем служил братии, ни на минуту не предавался празд­ности, а питался хлебом и водой. Молва о святой жизни Сергия и его братии распространилась широко. Вблизи от монастыря возникли посе­ления, жители которых стали обращаться к Сергию как к судье и миро­творцу. Сергию удавалось прекращать многолетние распри удельных князей; его приглашали на их съезды; неоднократно обращался к нему за помощью и советом великий князь Димитрий, он крестил сыновей вели­кого князя. Известно, что Димитрий, собираясь в августе 1380 года идти на Мамая, ездил в Троицко-Сергиевский монастырь за благословением. Сергий предрек ему победу и призвал весь русский народ на священную брань за свободу Отечества. Когда предсказанная победа состоялась, вера в святость Сергия возросла еще больше. Митрополит Алексий перед смертью призвал Сергия и хотел после себя передать ему митрополию, но игумен решительно отказался. Несмотря на свое смирение, Сергий мог и возвысить свой голос в церковных делах. Когда после смерти Алек­сия князь Димитрий задумал возвести на митрополичий престол своего любимца попа Митяя, Сергий открыто возмущался и протестовал.

Невольно напрашивается сравнение игумена Сергия с игуменом Пе-черского монастыря Феодосием. Г. П. Федотов отмечал: «Рядом с Фео­досией кажется, что слабее выражена суровость аскезы: ни вериг, ни истязаний плоти, — но сильнее безответная кротость, доходящая почти

до безвластия... Мы никогда не видим преподобного Сергия наказыва­ющим своих духовных чад. И чудеса святого благодетельны и безгневны; он не карает грешников»¹. Как известно, именно в противопоставлении толерантности (кротости, долготерпения) и интолерантности (суровости, жестокосердия) проходит этический водораздел между интеллигентно­стью и интеллектуальностью. Поэтому Сергий относится к типу священ­нослужителей-интеллигентов, а Феодосии — священнослужитель-интел­лектуал. Не менее показателен уровень креативности духовной жизни, достигнутый обоими Преподобными. Феодосии — представитель киев­ского богословия XI века, смиренно ограничившего себя экзегетикой, то есть комментированием Священного Писания. Сергий — богослов XIV века, который стал основоположником нового иноческого пути — пус­тынножительства и приобщился к мистике исихазма, получившей рас­пространение в священстве старомосковского поколения. Современный агиограф Сергия, со своей стороны, отмечает: «Если у Феодосия при всем его последовательном самоуничижении проскальзывали все же замашки властного хозяина, то Сергий, судя по "Житию", был свободен от этого. Его врожденный аристократизм — ибо трудно найти здесь более точное определение того, что позднее стали называть "интеллигент