Краткое послесловие от Юлия и Константина 16 страница

– О! – выдохнули все разом и уставились друг на друга.

– Что? – забеспокоилась Синтия. – Я что-то не так сказала?

Ринго покачал головой и стал разливать коньяк. Пол почувствовал, что по его спине забегали мурашки. В тишине слышны были завывания и свист ветра.

– Енотовидные собаки преследуют нас, – сказал Пол, чтобы разрядить обстановку.

– И гигантские ежи, – добавил Эпштейн.

– Так. Все взяли? – неожиданно распорядился Джордж, и каждый поднял свою рюмку. – Джон, выключи свет, я хочу кое-что сказать.

– Тебе что, свет говорить мешает?

– Пожалуйста.

Джон нехотя потянулся и щелкнул выключателем. А Джордж отодвинул занавески на окне. За стеклом в полутьме вихрем кружила снежная пурга.

Глядя туда, все почувствовали себя маленькими и беззащитными.

– Мы несемся через вселенную со скоростью миллион миль в час, – повторил Джордж сказанное полчаса назад. – А вокруг нас лишь снег, снег и снег. И все мы живем в сказке – страшной и прекрасной. Отвратительной и удивительной. Она снится кому-то… Она называется Карма. Есть люди, которые умеют разгадывать сны людей. Но случаются люди, которые умеют разгадывать сны этого Кого-то. Я хочу выпить за Стюарта. Однажды он рассказал мне все, что с нами происходит сейчас.

Джордж смолк.

И вновь Полу стало немного жутко.

– За Стюарта, на небесах, – эхом отозвался Джон.

– За Стюарта, – подхватили остальные, включая Брайана, который, хоть и не был знаком с Сатклиффом, хорошо знал, что он для них значил.

– Главное – мы вместе, – сказал Ринго невпопад, но это пришлось очень кстати.

Выпили.

Джон зажег свет и, покопавшись в кармане, достал футляр с губной гармоникой. Открыв, он извлек оттуда помятый листок бумаги и развернул его.

– Я храню это уже несколько месяцев. Все не было повода прочесть вам. Слушайте:

 

«В машине он на минуту очнулся и сказал: „Передай им, вместе можно и к дьяволу…“ Это были его последние слова. Астрид К.»

 

– Это точно! Вместе – хоть к дьяволу, братцы! – Ринго ударил ладонью по столу, а потом вытер навернувшиеся слезы.

– Может быть, давайте спать? – неожиданно предложил Пол скучным голосом.

На него недоуменно покосились. Но Брайан поддержал:

– Точно, точно. Давайте-ка спать… Завтра у нас тяжелый день.

 

Через минуту все разбрелись по своим купе.

Пол лежал в темноте, покачиваясь в такт стуку колес. Он лежал с открытыми глазами, кусая ногти.

«Они ничего не поняли! Совсем, совсем ничего. Стью столько раз твердил мне: „Вместе вы приближаетесь к Богу“… И вот, заглянув куда-то по ту сторону жизни, он предупредил нас: „Вместе можно и к дьяволу“… Он нашел силы сделать это. А достанет ли сил и мудрости у нас?..»

– Джордж, – тихо позвал он.

Но Джордж не отозвался, сделав вид, что уже уснул.

 

На концерте в вашингтонском «Колизее» все повторилось с пугающей точностью. Рев многотысячной толпы, за которым не было слышно музыки. Рыдающие от счастья девушки. Врачи, уносящие на носилках тех, кто упал в обморок. Полицейские кордоны… Допев последнюю строчку, «Битлз» побросали инструменты и едва успели унести ноги: кордон был прорван…

В привычном уже возбуждении бегущих по канату над пропастью, они вскочили в полицейскую машину, и та дала ходу…

На этом выступлении обнаружилась и еще одна неприятная деталь. Какая-то газета оказала медвежью услугу лично Джорджу, вытащив на свет божий его шутливое признание годичной давности: «Когда все мы были подростками, я был самый маленький, и Джон с Полом отбирали у меня сладости…»

Повторилось то, что было когда-то в Шотландии, только умноженное на сто. Зрители пришли с мешками конфет и метали их прицельно в Джорджа. Он шарахался по сцене, увертываясь от этих кондитерских снарядов, ухитряясь при этом еще и дергать струны. Под конец концерта он был весь в ссадинах и стоял по щиколотку в десерте.

– Странные эти американцы! – посетовал он уже в машине. – Почему они делают мармелад не мягким, а твердым, как камень?!

– Ты плохо знаешь этот злопакостный народец, – объяснил ему Джон. – Они скупили весь мармелад еще месяц назад и сушили его специально, чтобы кидаться в тебя.

– Следующий раз говори, что мы с Джоном отбирали у тебя стодолларовые бумажки, – посоветовал Пол.

А Ринго, как всегда, выглядел оптимистом:

– А мне понравилось, – сообщил он. – Они так радовались! Если бы они даже кирпичами кидались, я бы все равно играл, пока не прихлопнули…

– Он ненормальный, – пояснил Джон остальным.

– Склонность к суициду не красит тебя, сын мой, – поучительно заметил Джордж.

– Если случится рецидив, позови меня, – ласково сказал Пол. – Я люблю тебя, Ринго, и я найду для тебя превосходный кирпич. Я не хочу, чтобы это сделал чужой, случайный человек…

– Связался же я, – пробормотал Ринго и отвернулся к окну. Но было видно, что на самом деле ему приятно всеобщее внимание.

 

Посол Великобритании сэр Дэвид Орсби-Гоуэр и его супруга Сильвия пригласили «Битлз» на бал в посольстве. Брайан был польщен, и они впятером отправились на это великосветское сборище.

В большом зале под хрустальными люстрами толпились дипломаты с супругами, разодетыми в платья, стоившие состояния. Увидев собрание снобов во фраках, «Битлз», не сговариваясь, решили устроить привычное шутовство.

– Здравствуйте, Джон, – обратился посол к Леннону, покровительственно улыбаясь.

– Я не Джон, я Чарли, – ответил тот, – вот Джон, – указал он на Джорджа.

– Простите, – кивнул Джону сэр Дэвид Орсби-Гоуэр и повернулся к Джорджу:

– Здравствуйте, Джон…

– Я не Джон, я – Фрэнк. – Вот Джон, – Джордж показал на Ринго.

– Ох, – окончательно смутился посол. – Похоже, я все перепутал, или меня неверно информировали…

Им нравилось паясничать в то время, как остальные принимают их более чем серьезно. Но тут они столкнулись с кардинально противоположной ситуацией.

Сразу после разговора с послом Джона окружили великосветские львы, протягивая ему открытки для автографов. Он чиркнул несколько подписей, как вдруг услышал надменно брошенное какой-то дамой:

– Смотрите, он действительно умеет писать!

Джон тут же остановился:

– Я не могу расписаться на всех этих карточках, их слишком много.

Рослый молодой человек в университетском галстуке, глядя на него сверху вниз, сказал хорошо поставленным дикторским голосом:

– Можете. И сделаете.

Тут только Джон осознал, что здесь ему не нужно изображать шута. Здесь его таковым и считают. Шутом. И только шутом.

Кровь бросилась ему в лицо. Сжав кулаки, он, расталкивая толпящихся, направился к выходу. И вдруг услышал обиженное – «Ой!»

Вскрикнул Ринго.

Джон сменил направление.

– Что стряслось?

– Вот эта… девица… отстригла у меня клок волос! Вот тут, за левым ухом.

Девушке было лет восемнадцать, и она была привлекательна. Но Джон уже клокотал от ярости:

– Что вы себе позволяете, мадам?! – глухо, но угрожающее произнес он.

– Нет, это вы что себе позволяете? – вступился ее спутник. – Как вы смеете повышать голос на девушку? Мисс Беверли Марковиц ваша большая поклонница, и можно простить ей эту шалость…

– Шалость?! – взъярился Джон. – Да если бы каждая его поклонница отщипнула от него по одной молекуле, от него бы через час не осталось ни крошки! И еще полмира рыдало бы, что им не досталось!

– Вот что, любезный, – продолжал его собеседник. – Не спешите повышать голос и на меня. Мы работаем тут на благо Отечества и Королевы. А вы развлекаете американцев, причем – низшие слои общества. И зарабатываете себе таким образом средства на жизнь. Вот и все. Вот и все ваши достоинства. Так что, будьте добры, развлекайте и нас, если мы от вас этого потребуем.

– Ужасная публика, – заметил Джордж, подойдя, и это слегка остудило Джона.

– Ублюдки, – тихо ответил он Джорджу.

Но молодой человек, с которым он только что препирался, услышал и это.

– Простите, – сказал он, смерив Джона взглядом. – Все присутствующие в этом зале – отпрыски древнейших и достойнейших фамилий Британии. Так что ублюдки-то, выходит, как раз вы. И благодарите фортуну, что Вам посчастливилось побывать в нашем обществе. – Он высокомерно отвернулся и повел свою даму в середину зала.

– Ах, какая честь! – крикнул Джон ему вдогонку.

Но злиться по-настоящему он уже не мог. Просто это был другой мир, с другими понятиями о ценностях и достоинстве. Переглянувшись с Джорджем и Ринго, он повел их к выходу… Но нельзя было бросать тут Пола.

Они нашли его вовсю флиртующим с дочкой какого-то дипломата.

Джон хотел позвать, но в этот миг его перехватили Дэвид Орсби-Гоуэр с супругой.

– Сэр, – обратился к Джону посол. – Мне передали, что с вами тут обошлись оскорбительно. Я глубоко сожалею о случившемся. От всего состава нашего посольства в моем лице, как его руководителя, прошу вас принять самые искренние извинения. Виновных мы поставим на их действительное место.

– Некоторые из присутствующих тут спесивы и надуты, как пузыри, – вмешалась Сильвия с мягкой улыбкой. – К тому же они напрочь оторваны от реальной жизни. Не судите по ним обо всех нас. Лично я вместо них предпочла бы почаще видеть тут вас. Поверьте, мой мальчик, не все мы таковы.

Действительно, несмотря на стандартный лоск, посол и его жена произвели на Джона впечатление интеллигентных, умных и порядочных людей.

Вмешался Брайан:

– Джон, с вашей популярностью уход с приема обязательно вызовет скандал и пересуды в прессе. Это может стоить послу назначения. А ведь он-то перед вами ни в чем не виноват. К тому же, он нам кое в чем помогает…

Молча поклонившись послу, Джон вернулся к Джорджу и Ринго.

– Ладно, побудем тут еще. Брайан просит. Посол извинился. Да и Пола от этой красотки за уши не оттащишь…

Примерно через полчаса, не акцентируя на этом чье-либо внимание, Джон все же тихонько слинял в отель. Джордж и Ринго довольно уныло прослонялись там до конца вечера.

Скандал в прессе все же разразился, но не такой грандиозный, чтобы принести сэру Дэвиду Орсби-Гоуэру крупные неприятности.

Но Джон раз и навсегда вынес из этой ситуации урок для себя. Высший свет закрыт для него. Да он и не хотел бы стать там своим человеком.

В отеле Брайан извинился перед ними так, словно это он был во всем виноват. И поклялся, что НИКОГДА больше не будет настаивать на их участии в каких-либо официозных мероприятиях.

 

Последовавшие два концерта в нью-йоркском «Карнеги-Холле» прошли все с тем же аншлагом. Америка была покорена. А значит, покорен мир.

Но в Лондон они возвращались полные радостных ожиданий. Ведь там их ждали друзья. Друзья, приобретенные не без труда.

Чувствуя себя чужими в мире столичного рок-н-ролла, они старались внедриться в «тусовку». Побывав однажды в полупустом зале на концерте малоизвестной группы «Роллинг Стоунз», Пол и Джон пришли в восторг от их игры и немедленно отправились за кулисы.

– Мы – «Битлз», – представился Пол.

– Да уж знаем, – осклабился толстогубый костлявый вокалист по имени Мик. – Сладкие звездочки популярной эстрады. «Люби меня, как я тебя…» «твоя любовь волнует кровь»… – он сделал уродливый реверанс и издал губами неприличный звук.

– Похоже, нас тут не очень-то любят? – спросил Джон Пола.

– Похоже, – ответил тот. – А мы-то хотели им песню подарить…

Они пошли к выходу, но Мик Джаггер обогнал их и загородил дорогу, растопырив узловатые руки.

– Ну зачем так сразу?! Ах, какие мы обидчивые!.. Мы, наверное, родились в лучах славы и не привыкли к простому разговору…

– Хочешь простого разговора? – процедил Джон. – Пожалуйста. Я ведь могу и по морде залепить.

– Вас тут двое, а нас – целая команда, – ухмыльнулся Мик.

Джон ухмыльнулся тоже. Ему нравилась эта непочтительность.

– Мы, между прочим, без охраны не ходим. Выгляни за дверь, увидишь, какие два шкафа нас ждут.

– А у меня… А у меня… – закатив глаза, залопотал Мик, – …у меня брат – морской пехотинец!

– А у меня сестра – морская пехотинка!

Они посмотрели друг другу в глаза и заржали.

– Нужна вам песня или нет? – гнул свое Пол.

– Спрашиваешь! Да если мы скажем, что нам «Битлз» песню подарили, нас же сразу на пластинку запишут! Давайте, показывайте.

Пол взял гитару и запел в развязной «роллинговской» манере:

 

«Я хочу быть твоим мужчиной,

Я хочу быть твоим!

Я хочу быть твоим мужчиной,

Я хочу быть твоим![67]

 

Джон подпевал и выстукивал при этом ритм по крышке стола.

 

Я круче всех в постели, крошка,

Я хочу быть твоим!

Я круче всех в постели, крошка,

Я хочу быть твоим!

 

Ведь я такой крутой!

Ведь я такой крутой!..»

 

– Это припев, – пояснил Пол, остановившись. – Эту строчку надо четыре раза повторить.

– О-о… Да-да… – принялся юродствовать Мик. – Что и говорить! Не самую великую песню вы решили нам подарить, не самую!

Остальные «роллинги» согласно загоготали.

– Не хотите, не надо! – обиженно сказал Пол и встал.

– Ладно, ладно! Хоть такая! Давай, дальше.

– А дальше пока нету.

Мик сделал вид, что сейчас рухнет в обморок:

– Ну вы даете! Вот так подарочек! Как у Винни-Пуха. «Оч-чень полезная вещица»! Бездвоздмездно!

– Дурак ты губастый, – сказал Джон.

Обиженные, они покинули клуб. Мик, кусая свои, действительно толстенные, губы, наблюдал в окно, как они садятся в машину. Он понимал, что из гордости упустил золотую рыбку. Остальные «роллинги» старались не встречаться с ним взглядами.

Но через десять минут Джон с Полом снова появились в гримерке.

– Мы дописали, – мрачно сообщил Пол. – В машине.

– Вот это другое дело! – просиял Мик. – И вообще, вы на мои ужимки не обращайте внимания. На самом деле вы – самые-самые. Просто мне завидно.

Пол и Джон расслабились.

– Да вы садитесь, – предложил Мик, ставший поразительно радушным. – Кит уже за виски помчался!

 

Вскоре «I Wanna Be Your Man»[68] действительно вышла на сингле «Роллинг Стоунз», попала в «горячую двадцатку» Британского хит-парада и продержалась там несколько недель.

Так Пол и Джон вывели никому доселе не нужных «Роллинг Стоунз» на вершину музыкального Олимпа, а Мик Джаггер ввел «великих провинциалов» в лондонскую рок-тусовку.

 

И вот они, покорив Америку, летят в Лондон, где их ждут друзья.

А Пола ждет еще и Джейн.

 

4

 

Он окончательно поселился в доме Ашеров. Официально он только ночевал у них – в гостиной. Бедному провинциалу было негде остановиться в Лондоне на ночлег. Но гостиная находилась прямо напротив спальни Джейн. Ее родители как будто и не догадывались об этом.

– Так сколько же у тебя было женщин, Пол? – спросила она однажды. Ее голова покоилась у него на плече.

– До тебя?

– А что, уже были и после?! – Джейн села.

– Ну что ты, глупая, – потянулся к ней Пол.

– Я не глупая, – она отстранила его. – Так были?

– Нет, – чистосердечно соврал Пол.

Джейн легла.

– А до?

– Та-ак, – протянул Пол, – сейчас посчитаю.

Минуты две он сосредоточенно молчал. Потом загнул один палец.

– Ты что, так долго вспоминал единственную женщину?

– Нет. Не мешай. Я их группирую по десять…

Джейн села снова.

– Иначе не хватит пальцев? Если понадобится, можешь воспользоваться моими. Ты бы видел, какая у тебя сейчас похотливая рожа!

Пол отвлекся.

– Короче, много.

– И ты способен остановиться?

– А почему нет? Я же бросил курить.

 

Нормально работать, не переехав в Лондон окончательно, было уже невозможно. Фирма «Немз» переместилась в столицу, а заведовать Ливерпульским филиалом Брайан оставил своего заместителя Питера Брауна.

Ответственность за переселение в Лондон Эпштейн взял на себя. Для сотрудников фирмы он снял целый этаж дома на Арджил-Стрит, а себе купил большую квартиру в Уэтхали Хауз.

– Я вижу, вам понравились мои апартаменты? – с затаенной гордостью спросил Эпштейн посетивших его Джорджа и Ринго.

– Еще бы, – усмехнулся Джордж, оглядывая гостиную с тремя огромными хрустальными люстрами. – Своих-то у нас нет.

– Как так? – удивился Брайан. – А та квартира, что я вам снял на Грин-Стрит?

– Так у нас квартира, а не апартаменты. Твоя гостиная больше всей нашей квартиры. Но мы там все равно не живем.

– Почему? – Брайан испугался, что не оценил аппетитов своих подопечных.

– Нас вычислили в первый же день, – объяснил Джордж. – Ночь мы провели в осаде, а потом смылись в гостиницу.

– Но какая это была ночь! – мечтательно протянул Ринго.

– Да, – подтвердил Джордж, – второй такой мы бы уже не выдержали.

Брайан развел руками.

– Не знаю, что и придумать. Может, переселитесь ко мне? У меня есть вторая спальня.

Джордж и Ринго переглянулись.

– Так принято, – поспешил объяснить Брайан. – Во всех приличных домах есть отдельные спальни для мужа и жены…

Джордж хмыкнул, а Ринго спросил прямо:

– А наша какая будет?

Ощутив, что вопрос этот носит несколько деликатный характер, Брайан поспешил с новым предложением:

– В этом доме, двумя этажами ниже, сдается хорошая двухкомнатная квартира…

– Нормально, – согласился Джордж.

– А Пол и Джон? – Ринго, как всегда, думал и о других.

– Пол живет у Джейн Ашер, – сообщил Джордж. – Он говорит, так дешевле.

– А Джон с Синтией сняли квартиру сами, – добавил Эпштейн с нотками неудовольствия.

Дело в том, что, приехав в Лондон с женой и сыном, Джон раз и навсегда сломал имидж «Битлз» – четырех «мальчиков на выданье». Об этом Брайан и решил посоветоваться с остальными.

Он сходил в кабинет и молча вручил им пачку газет. Абсолютно все первые полосы были посвящены «Битлз», их победам в Америке. В нескольких были и семейные снимки Джона, которые так возмущали Эпштейна: обнимает Синтию; играет с Джулианом; втроем на прогулке…

– А что, – зевнул Джордж, – нормально. Никто не возмущается. Наоборот, все в умилении. Оказывается, парень из «Битлз» может быть мужем и отцом. Рано или поздно что-то должно меняться.

– А как же девочки? – спросил Брайан, имея в виду, что именно они составляют большую часть аудитории «Битлз».

– А мы на что? – шмыгнул носом Ринго.

– Наши акции даже выросли, – усмехнулся Джордж.

Заголовки в газетах иногда удивляли. «Музыка „Битлз“ имеет корни в наследии Баха». «Ринго коснулся алкоголика и вылечил его от похмелья». «Станут ли „Битлз“ первыми английскими астронавтами?..»

– О! – ткнул пальцем Ринго. – Гляди-ка. – Статья называлась: «Питер Хаммер: „Я был на свадьбе Джона Леннона“» и занимала целую полосу. – Это еще кто?

Джордж пригляделся к фотографии автора… И присвистнул от удивления. Он вспомнил этого человека. Это был тот самый носатый проходимец, который сожрал все со свадебного фуршетного столика, пока шла регистрация. Так-так-так… Интересно, что этот носатый врет? Джордж вчитался.

 

«В том году я подрабатывал грузчиком на парфюмерной фабрике рядом с брачной конторой Маунт Плезнта…» – это неинтересно, Джордж перескочил на пару абзацев ниже. – …«Кто женится?» – спросил я. «Один придурок» – ответил мне парень…» – Было, было, – припомнил Джордж, – что дальше? – «…Такого счастливого жениха я еще не видел. А наелся я там так, что не мог есть потом целых два дня…» – Еще бы! Столик-то был рассчитан человек на тридцать… Джордж заглянул в конец статьи. – «…За особые заслуги перед родным городом Питер Хаммер награжден знаком „Почетный Ливерпулец“. На гонорар от этого эксклюзивного интервью нашей газете он предполагает приобрести автомобиль „Фольцваген-жук“»…

 

«Ого! – удивился Джордж. – Хотя, вообще-то, машину заслужил. Почти не врет».

Он снова зевнул:

– Ну что, пойдем, глянем квартиру? Спать уже хочется.

 

О решении поселить Джорджа и Ринго в своем доме Брайану пришлось пожалеть не раз. Заметив, что ежедневно к нему в гости наведываются странноватые молодые люди, они взяли за правило назло ему торчать у него допоздна, навязывая его гостям обсуждение соблазнительных достоинств своих подружек или девушек с журнальных обложек. Это занятие приятно разнообразило их досуг.

 

Брайан был уверен, что ажиотаж вокруг «Битлз» рано или поздно должен утихнуть. Вдохновленный успехом их песни в исполнении «Роллинг Стоунз», он принялся «готовить тылы». При всей своей любви к «Битлз», он считал, что главным в их взлете являются его недюжинные менеджерские способности. А раз так, то до их уровня можно раскрутить и еще кого-нибудь. Недолго думая, Эпштейн взялся штамповать звезд.

Все его «открытия» ограничивались теми, кто хотя бы раз выступил в ливерпульской «Каверне». Джерри Марсенд и группа «Пейсмэйкерз» записали отвергнутую «Битлз» песню «Как это у тебя получается?» и через месяц заняли первое место в английском хит-параде. Затем песня Пола и Джона «Do You Want To Know A Secret»[69] в исполнении Билли Дж. Кремера и «Дакотас» прочно закрепилась на втором месте, сразу за «Битлз».

Но особые надежды Эпштейн возлагал на бывшую гардеробщицу «Каверны» Присциллу Уайт[70].

До сих пор Брайана привлекали женоподобные юноши. Присцилла была груба, криклива и своим поведением напоминала мужчину. К удивлению «Битлз» Брайан частенько стал появляться на вечеринках именно с ней.

– Если ты хочешь стать звездой, перво-наперво тебе нужно кое-что изменить в себе, – заявил Эпштейн Присцилле.

– Что например, Брайни?

– Фамилию Уайт нужно поменять на Блэк[71].

– А еще сменить пол и цвет кожи?..

– Пока не надо. Но волосы, точно, надо перекрасить в черный цвет. И немедленно снять все это. – Эпштейн указал на ее шерстяную клетчатую юбку и игривый цветной свитерок.

– Да я не против, – согласилась Присцилла, начиная стягивать юбку. – Но ведь ты голубой.

– Я неправильно выразился, – смутился он. – Тебе нужно сменить прикид…

Песня Пола Маккартни «Love Of The Loved»[72] в исполнении восходящей звезды – певицы Силлы Блэк – целую неделю продержалась на первом месте в британском списке популярности.

 

Но «Битлз» все же оставались главной «золотой жилой».

– Мы будем снимать кино! – объявил однажды Эпштейн.

– Музыку больше играть не будем? – спросил Ринго.

– Будем, будем, – успокоил его Брайан. – Но еще будем делать фильм.

– Про что? – без энтузиазма поинтересовался Джордж.

– Пока не знаю. Но контракт уже подписан.

– А как называется? – спросил Ринго.

– Ну что вы ко мне пристали?! Как-нибудь да называется! Завтра встречаемся со съемочной группой, там все и узнаем.

Утром следующего дня в апартаментах Брайана, где уже собрались «Битлз», появился представитель кинокомпании «Юнайтед Артистс» Уолтер Шенсон.

– Простите, джентельмены, – оправдывался он, – пришлось задержаться… Но мы еще не опоздали. Внизу ждет такси.

– Одно? – спросил Джордж.

– Влезем, – успокоил его Брайан.

В машину, отбиваясь от поклонников, они торопливо втиснулись всемером.

– А это кто? – спросил Эпштейн, указывая на оцепеневшего от счастья молодого человека с надписью «Битлз» на куртке, сидящего на коленях у Пола. – Это ваш, Уолтер?

– Впервые вижу.

Оцепеневшего молодого человека выпихнули наружу, и машина тронулась. Пока они не выехали на проезжую часть, за автомобилем бежала толпа.

– Вот об этом и будем снимать! – осенило Уолтера.

– О чем? – не понял Эпштейн.

– О том, как «Битлз» убегают от почитателей. Все время. Нет ни минуты покоя!

– Приставьте к нам оператора с камерой, и фильм будет снят за два дня, – предложил Джордж.

– Мы снимаем художественный фильм, – ответил Уолтер, делая ударение на слове «художественный». – Осталось только найти название. Я предлагаю: «Битломания».

– Что-то медицинское, – возразил Пол, припоминая свои беседы с психиатром Ричардом Ашером.

– Вы можете предложить что-нибудь лучше? – слегка обиделся Уолтер.

– Давайте, поговорим о названии потом, – предложил Брайан, смягчая ситуацию. – Название – в последнюю очередь. Еще фильм надо снять. А сегодня нам предстоит чертовски трудный день.

– У нас все дни чертовски трудные, – огрызнулся Джон.

– Придумал! – раздался крик из неоткуда.

Все примолкли, озираясь.

Ринго, свернувшийся клубком и лежащий на коленях Джона, потрепыхавшись, ухватился за плечо Уолтера и, приподнявшись, оказался с ним нос к носу.

– Придумал!

– Ур-ра!!! – закричали все.

С перепугу таксист резко затормозил, и пассажиры повалились друг на друга.

Атмосфера разрядилась.

Пол заговорил с Брайаном о том, что по его мнению, Дик Джеймз получает от издания их песен неоправданно большой процент. Джордж принялся расспрашивать Уолтера, увлекается ли киношный мир идеями буддизма…

Спустя пару минут Джон спросил Ринго:

– Так что ты придумал-то?

– Фильм должен называться «Ночь после трудного дня».

– Ура! – вдруг заорал таксист и ударил по газам.

 

– Разрешите представить. Это – ваш режиссер Ричард Лестер, – Шенсон указал на человека с кудрявой головой.

– Очень приятно, – сказал Лестер, протянув руку.

– А вот этого молодого человека вы не узнаете? – спросил Шенсон, указывая на сидящего за столиком коротко стриженного очкарика, так, словно заготовил приятный сюрприз.

– Мы – нет, – ответил Джон, – но у нас есть специалист по молодым людям, – и кивнул на Эпштейна.

– Да это же ваш земляк! Мистер Оуэн из Ливерпуля. Он будет писать сценарий.

Оуэн поднялся, неуклюже сутулясь, но, несмотря на это, всем пришлось задрать головы. Он был огромен.

– Здорово, братишки, – на ливерпульский манер поприветствовал он «Битлз» и протянул руку Джорджу.

– Приветствую тебя, Большой Брат, – ответил тот. И это прозвище моментально закрепилось за Оуэном.

Большой Брат сразу всем понравился.

– Вы не будете против, если мистер Оуэн проведет в вашем обществе несколько дней? – спросил Шенсон. – Это нужно для сценария.

Большой Брат смиренно смотрел на свои необъятные ботинки «Сафари».

Джон глянул на остальных и согласился:

– О'кей. Надеюсь, религия не запрещает Большому Брату пить огненную воду?

– Не запрещает, Косолапый Джон.

Все покатились со смеху, а сценарист добавил:

– По правде говоря, я с этого и хотел начать. Мой отец, Сизый Шнобель, говаривал: «Хочешь узнать бледнолицего, сынок, выпей с ним». Приглашаю вас в ресторан. За мой счет, конечно. Хау, я все сказал.

– Хау, – согласился Джон.

 

За неделю до съемок они снова собрались на студии, и Оуэн прочел сценарий. Это был очень короткий сценарий. (Он был написан «утром после трудной ночи».) И состоял, в основном, из повторяющейся фразы: «„Битлз“ бегут от поклонников по улице (вокзалу, мосту, полю, крыше, тоннелю и пр.)»…

Видя, как кривится лицо Ричарда Лестера, Джон, скорее, из симпатии к Большому Брату, чем искренне, восхитился:

– Замечательно! – и наступил под столом Полу на ногу.

– Здорово! – заорал тот послушно и повторял с каждым нажатием ноги Джона: – Здорово! Здорово!

Выражение лица Лестера изменилось. Сначала оно стало удивленным, а затем – довольным.

Только Ринго заныл:

– Я же не актер, я не смогу выучить столько текста. – (По сценарию в одном месте ему нужно было сказать: «Здравствуйте, джентельмены», а в другом – «Занято».) – Да и вообще, меня там слишком много. А у меня – нос… И уши… И вообще…

– Ничего подобного, – постарался переубедить его Лестер. – Это же комедия. У тебя прекрасные данные.

– Надо же, – удивился Ринго. – А я-то считал, что я – урод. – И искательно огляделся, ожидая возражений.

– Мы все так считали, – поспешил поддержать друга Джордж.

– Но другого у нас нет, – заключил Лестер.

 

На самом деле, все что было связано с именем «Битлз» автоматически превращалось для окружающих в эталон. И внешность, и образ мыслей.

В то самое время, когда шли съемки, вышла книга Джона – сборник его идиотских рассказиков, стишков и рисунков.

«Джон Леннон собственноручно написал книгу „Джон Леннон собственноручно“», – плоско шутил Джордж. Название придумал Пол. И книга, как и предполагалось, стала бестселлером. Рецензия в литературном приложении к «Таймз» гласила: «Эта книга заслуживает внимания всех, кто боится обнищания английского языка и фантазии британцев».

 

«Наш коротяпка Бобби сегодня народимчик, так ему и надо, получай сюр, получай приз. Нету у Бобби коряги-руки, значит, пятерки – самой кисти (война).

Так вот, присылают ему на день рождения деревянное письмо, а внутри новенький протест.

Сбылась мечта Бобби, в тридцать девять лет услышал „кто надо“ его молитвы, да только не совсем. Если чего и не хватает у Бобби, так это правой коряги-руки, значит, а протест прислали левый. Блестит, пальчик к пальчику.

Жалко Бобби протест стало – э, да что за проблема, раз-два, оттяпал себе левую руку-корягу, значит. Приложил протест – как влитой.