Тайна зеркала под черным покрывалом 19 страница

— Для поиска твоих сильных сторон, разумеется. Я же обещал: мы будем искать их, пока не найдем.

Мила страдальчески простонала.

 

* * *

 

В понедельник уроки пролетели необыкновенно быстро. Когда профессор Лучезарный отпустил их с последней пары, Мила не сразу сообразила, что учебный день подошел к концу, и даже спросила у Белки, какой следующий урок.

— Ты переучилась, — заключил Ромка, пока Белка, сбитая с толку вопросом Милы, испуганно заглядывала в расписание. — Уроки закончились. Можно топать в Львиный зев.

— Ой, — с облегчением выдохнула Белка, — я уже испугалась, что забыла о каком-то уроке.

— Вы обе переучились, — закатив глаза к потолку, неодобрительно покачал головой Ромка и обратился к Миле: — Ты сегодня опять с Гариком пойдешь или с нами? Что вы там обсуждаете каждый день после уроков? Тренировки? А что их обсуждать?

Последнее время Мила все чаще из школы возвращалась вместе с Гариком. Друзьям она говорила, что по дороге они обсуждают подготовку к последнему испытанию. Конечно, Мила немного лукавила. Ей и Гарику просто нравилось быть вместе, вдвоем. Иногда Мила не могла дождаться окончания уроков, зная, что увидит его и, держась за руки, они медленно пойдут в сторону Львиного зева далеко позади толпы меченосцев и златоделов. Она просто не знала, как объяснить это Белке и Ромке, поэтому отделывалась лишь упоминанием о тренировках.

— Ромка, тебе не кажется, что им виднее и с твоей стороны нетактично так говорить? — назидательно сказала Белка.

Лапшин нахмурился.

— Ты на что-то намекаешь, тактичная ты наша? — Он косо посмотрел на Белку.

Та растерянно заморгала, не понимая, о чем он говорит. Догадалась Мила. Ромка отказался от Соревнований, никому не объяснив причин. Мила обещала не давить на Ромку и сдержала слово — она ни разу за прошедшие шесть месяцев не спросила его, почему он так поступил. Он тоже молчал. Казалось, история забылась. Но, судя по тому, что фразу Белки Ромка принял на свой счет, эта тема была для него болезненной.

— Я пойду с вами, — быстро сказала Мила, побаиваясь, что ее друзья вот-вот могут начать ссориться. — Мы с Гариком сегодня вроде не договаривались ни о чем. Да и тренировка ближайшая у нас будет не раньше выходных, наверное.

По лестнице они спускались молча: Ромка хмурился, а Белка не понимала, за что он на нее обижается. На площадке третьего этажа Мила, повернув голову, вдруг увидела в коридоре Бледо. Она хотела сказать ему «Привет!» и помахать рукой, если он повернется, как вдруг заметила, что перед Бледо возникла Алюмина.

Нахмурившись, Мила остановилась, тогда как ее друзья, ничего не замечая, уже спускались на второй этаж.

— Куда-то собрался, Квит? — ухмыляясь, спросила Алюмина.

Бледо растерянно моргнул и, боязливо потоптавшись на месте, пробормотал:

— Я п-просто шел…

Когда Бледо был напуган, он всегда начинал заикаться.

— Куда это ты шел, Квит? — требовательно спросила Алюмина, потопывая носком правой ноги.

Губы Бледо задрожали, но при этом он вдруг нахмурился и угрюмо ответил:

— К-куда шел — т-туда и шел.

Глаза Алюмины расширились от удивления. Уперев руки в бока, она недовольно хмыкнула.

— Ты что это, страх потерял, Квит? А ну отвечай!

Мила раздраженно вздохнула и направилась на подмогу Бледо.

— Алюмина, я тебя вроде предупреждала: не трогай Бледо, он мой друг.

Завидев Милу, Алюмина в первый момент издала странный звук — словно хрюкнула от досады, — но почти одновременно на лицо ее вернулась самодовольная ухмылка.

— Подумаешь! — воскликнула Алюмина. — Плевала я на твои предупреждения!

Мила окинула ее озадаченным взглядом, не понимая, с чего это вдруг Алюмина стала такой храброй.

— Если ты от него не отстанешь, Алюмина… — начала было Мила, но ее перебил холодный голос.

— Тогда что, Рудик?

Мила подняла глаза. За спиной Алюмины, метра за два от нее, стоял Лютов в сопровождении гнусно ухмыляющегося Рема Воронова. Лютов смотрел на Милу выжидающим взглядом прищуренных черных глаз, скрестив руки на груди и постукивая по плечу пальцами правой руки с перстнем, словно нарочно демонстрируя свой черный морион. Похоже, таким образом он пытался запугать Милу.

Теперь понятно, отчего в Алюмине вдруг проснулась храбрость, подумала Мила. Когда поблизости братец, можно побыть и смелой для разнообразия.

— Ты угрожаешь моей сестре, Рудик?

Мила сцепила зубы, но, быстро взяв себя в руки, спокойно ответила:

— Если Алюмина тронет Бледо, она за это ответит.

— Да ну? — Лютов, изображая удивление, приподнял бровь. — И что ты сделаешь?

— Увидишь, — пообещала Мила.

Лютов зло ухмыльнулся.

— Хочу увидеть.

Потом глянул на сестру, кивнул в сторону Бледо и холодно скомандовал:

— Садани его чем-нибудь.

Алюмина заулыбалась во весь рот и торжествующе посмотрела на Милу — казалось, она сейчас покажет ей язык.

— Алюмина, пожалеешь, — сдержанно предупредила ее Мила.

— Отстань! — скривив толстую физиономию, отмахнулась та и, резко вскинув руку с перстнем в сторону Бледо, воскликнула: — Ирригацио лакрима!

Мила даже не успела удивиться — это было заклинание, с помощью которого Ромка на первом курсе заставил Алюмину рыдать на виду у всего Театра Привидений. Видимо, Алюмина до сих пор считала, что это сотворила с ней Мила, и решила таким образом отомстить. Но ее постигла неудача. Почти одновременно с ней Мила вскинула руку с карбункулом и воскликнула:

— Каприоле!

Алюмина дико выпучила глаза и громко пискнула, когда ее тучное тело подпрыгнуло как резиновый мячик. Одновременно струя света из ее перстня прошла гораздо выше головы Бледо.

— Детское заклинание, Рудик, — прошипел, снисходительно усмехаясь, Лютов. — И этим ты угрожала моей сестре? Даже смешно.

Мила успела лишь повернуть голову в его сторону, как он громко произнес:

— Декаденция!

Голос Лютова взорвался в голове Милы, когда невидимая волна ударила ее в живот и отбросила на несколько метров назад. Упав на спину, Мила почувствовала себя так, будто из нее разом вышибли весь дух. Несколько секунд она не могла вздохнуть, глядя в потолок, который почему-то плыл у нее перед глазами. И в эту минуту в коридоре раздался голос, в котором было столько ярости, что Мила могла поклясться — стены Думгрота задрожали.

— НИЛ!

В глазах Милы начало проясняться, и она поспешно подняла голову, одновременно делая попытку приподняться. Сначала она увидела Ромку, Белку и других меченосцев, бегущих по лестнице к ней на помощь, и только потом, повернув голову, — Гарика.

Мила даже испугалась — она еще никогда не видела у него такого лица. Гарик был в бешенстве, но его бешенство было холодным как лед. Только синие глаза метали молнии. Широкими шагами приближаясь к Лютову, он произносил каждое слово так, словно бил Лютова плеткой.

— Наскучили детские заклинания, Нил? Хочешь взрослой магии? Обещаю, сейчас ты не захочешь смеяться.

Гарик вскинул руку с золотистым топазом, и все, кто был в коридоре, хором ахнули, когда невидимая сила подбросила Лютова вверх и швырнула на стену. Мила в ужасе смотрела, как Лютов, словно приросший к стене, не может двинуть ни руками, ни ногами.

— Ты зря поднял руку на мою девушку, Нил, — яростно прошептал Гарик.

В глазах Лютова промелькнуло удивление и недоверие.

— И это ведь не в первый раз, верно? — спросил Гарик.

Лютов не отвечал.

— Я не могу тебе позволить снова напасть на Милу. Поэтому мы сделаем вот что.

Лютов, словно гвоздями прибитый к стене, тщетно вертел шеей во все стороны, пытаясь освободиться от чар, но тут Мила заметила, что из перстня Гарика стал просачиваться наружу густой золотистый туман. Несколько мгновений спустя между Гариком и Лютовым зависло целое облако сияющего золотого тумана. Посмотрев в это облако, Лютов яростно зарычал, словно понял что-то, чего пока еще не понимала Мила, и забился на стене, как муха, угодившая в клей.

— САКРАМЕНТУМ. ЛИТОС. МОРТИС.

Гарик не выкрикивал слова заклинания. Его голос звучал спокойно и твердо. В этих словах Миле послышалась какая-то зловещая неотвратимость. Она не знала, что они могут означать.

Одновременно из облака золотого тумана в Лютова ударила, окутав все его тело, вспышка света. Глаза Милы поползли на лоб, когда она заметила, что прижатые к стене невидимой силой ноги и руки Лютова каменеют. К его лицу прилила кровь. Кажется, ему было трудно дышать. Однако в черных глазах не было ни страха, ни уступки — только бешеная ярость.

— Теперь ты должен сказать, что ты больше никогда не тронешь ее, Нил, и все закончится, — убеждал его Гарик.

В его голосе звучала сталь. Мила даже не представляла, что Гарик может быть таким: жестким, холодным, безжалостным.

Его рука с перстнем все так же смотрела в лицо Лютову. Золотой туман пульсировал все ярче, казалось, он вбирает в себя воздух.

Лютов смотрел на Гарика с такой всепоглощающей ненавистью, что Мила невольно сглотнула подкативший к горлу комок. На висках и на лбу Лютова набухли вены, все лицо покрылось мелким бисером пота. Мила вдруг поняла, что он ничего не скажет, даже если Гарик в ярости окончательно превратит его в камень. Он будет упрямо молчать даже под угрозой смерти.

— Нил, черт возьми, ты должен сказать, что не тронешь ее, — процедил сквозь зубы Гарик.

Из облака золотого тумана хлынула новая струя света на фигуру Лютова, словно сросшуюся со стеной. Его тело тут же начало каменеть с удвоенной скоростью. Колени и локти Лютова уже были частью жуткой каменной скульптуры.

— Гарик, он не скажет! — срывающимся голосом воскликнула Мила.

Гарик на секунду обернулся и встретился с ней взглядом.

— Он задыхается, — пояснила она. — Он не может говорить, он не скажет!

Гарик, кажется, понял ее. Вновь повернув лицо к Лютову, он приказал:

— Тогда кивни. Кивни, и это будет расцениваться как обещание, что ты больше никогда не причинишь ей вреда.

Нил упрямо смотрел на Гарика. Пот уже бежал по его вискам тонкими струйками, лицо стало бордовым от напряжения. Миле казалось, что еще немного — и он задохнется. Краем глаза Мила видела, что все в коридоре, включая ее друзей, замерли, словно тоже окаменели. Она продолжала смотреть на Лютова, мысленно умоляя его кивнуть. Она боялась, что иначе Гарик не отступится — Мила никогда еще не видела его в такой ярости.

Гарик и Лютов, не мигая, смотрели друг на друга — ни один не отводил взгляда. Это была какая-то жуткая невидимая глазу дуэль. Мышцы на шее Лютова напряглись, словно он силой пытался протолкнуть в легкие воздух.

— Кивни, — тихо повторил Гарик.

Он смотрел на Лютова так, словно вдавливал его в стену не магией, а одной лишь силой взгляда. А от звука его голоса у Милы по спине побежали мурашки.

Лютов издал негромкий хрип. Его глаза в этот миг были чернее, чем обычно. Мила не сомневалась — от бессильной ярости. Его плечи уже срослись с каменной стеной. Камень теперь подступал к его шее. Мила уже думала, что он сейчас просто задохнется у нее на глазах, но Лютов вдруг сцепил зубы в гримасе отвращения и ненависти и едва заметно кивнул.

— Молодец, — тихо, почти не слышно, прошептал Гарик, так, что, кроме Милы и самого Лютова, скорее всего, этого никто больше не услышал.

Золотое сияние на миг вспыхнуло и потянулось обратно в перстень на руке Гарика. Камень волной начал сходить с тела Лютова. Через несколько мгновений тот с болезненным выдохом упал на пол. Мила не могла отвести от него взгляда. Самоуверенный, высокомерный, сильный Лютов… Таким, каким он был сейчас, она не видела его никогда: взмокший от пота, дрожащий всем телом, униженный… Он приподнял голову и заметил ее взгляд… В его глазах полыхнула безграничная ненависть. Так он тоже никогда на нее еще не смотрел.

— Я повторю, чтобы ты запомнил, Нил, — уже спокойным, но все еще холодным голосом сказал Гарик, глядя на Лютова сверху вниз: — Милу ты теперь не тронешь. На тебе заклятие. Не забывай. Каждый раз, когда ты будешь нарушать его, — оно будет тебя наказывать.

С этими словами он отвернулся от Лютова и подошел к Миле. Протянув руки, он помог ей встать с пола.

— Ты в порядке?

Мила кивнула, не переставая коситься на Лютова. Тот поднялся на ноги, придерживаясь за стену. В то же мгновение к нему подбежала Алюмина. Она попыталась подставить ему плечо, чтобы он мог опереться на нее, но Лютов грубо оттолкнул двоюродную сестру. Алюмина глупо моргнула и с униженным видом украдкой покосилась на стоящих в коридоре ребят. Рем не стал повторять ошибку Алюмины. Он просто подошел к приятелю поближе, загородив его от Милы и Гарика, а также от столпившихся в стороне меченосцев. И все же Мила заметила брошенный на нее через плечо Рема взгляд Лютова. Заметила — и невольно содрогнулась.

— Волчонок, — тихо сказал Гарик, и Мила поняла, что от него тоже не укрылся этот взгляд. — Никогда не мог понять почему, но Нил всегда был таким — злобным волчонком.

Мила оглянулась, чтобы посмотреть на своих друзей.

Ромка стоял впереди всех. Мила вспомнила: он появился в коридоре за мгновение до Гарика и уже собирался броситься ей на помощь. Но его помощь не понадобилась. Взгляд у Лапшина был одновременно шокированный и словно бы недовольный. Заметив, что Мила смотрит на него, Ромка глубоко вздохнул и, повернувшись к ней спиной, зашагал прочь.

Белка до сих пор выглядела испуганной. Увидев, как Ромка прошел мимо нее, Белка хотела окликнуть его, но, открыв рот, не издала ни звука.

Потрясенные происшедшим, Мишка, Иларий и Костя пару секунд растерянно потоптались на месте и пошли следом за Ромкой. Белка нахмурилась, с упреком во взгляде посмотрев в ту сторону, куда ушел Лапшин, и решительно направилась к Миле. В хвосте у нее плелся Яшка Берман.

— Мила, у тебя все хорошо? — подойдя, спросила Белка; в ее глазах застыло беспокойство. — Лютов тебя не поранил?

Мила была благодарна подруге за то, что она о ней тревожится.

— Я в порядке. — И, перехватив недоверчивый взгляд Белки, уже тверже добавила: — Честное слово, только головой ударилась, но почти не больно, правда.

Белка, облегченно выдохнув, кивнула, потом как-то очень осторожно покосилась на Гарика и вновь перевела взгляд на Милу.

— Тебя ждать или…

Мила тоже покосилась на Гарика и без слов отрицательно покачала головой.

— Ладно, — понимающе кивнула Белка.

Улыбнувшись, она махнула Миле рукой, и они с Яшкой ушли.

Мила почувствовала, как Гарик взял ее за руку. Молча они вдвоем вышли из Думгрота. Было холодно, но Мила не стала накидывать на голову отороченный мехом капюшон школьного плаща. Рука, которой она придерживала ремень рюкзака, быстро замерзла: костяшки пальцев свело от холода. Но Мила не полезла в карман за перчатками. Чтобы их надеть, ей сначала понадобилось бы высвободить вторую руку, которую держал Гарик. Она почему-то не решалась это сделать.

Какое-то время они шли молча. Гарик смотрел то вперед, на дорогу, то себе под ноги, но ни разу не взглянул на Милу. Она чувствовала возникшее между ними напряжение, но не знала, что с этим делать. Пару раз она уже собиралась заговорить первая, но в последнюю секунду на нее находил необъяснимый ступор и Мила не могла произнести ни слова.

— Кажется, я тебя напугал, — не поворачивая головы, сказал Гарик. — И твоих друзей тоже.

Мила нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Она нерешительно подняла глаза на Гарика.

— Не напугал, нет, — ответила она. — Просто…

Гарик остановился, повернулся к ней лицом и выжидающе посмотрел ей в глаза.

— Так что же?

Мила вздохнула.

— Неужели обязательно было поступать с ним так…

Она не знала, как лучше сказать.

— Жестоко? — продолжил вместо нее Гарик.

Около минуты Мила не смотрела на него. Ее кое-что мучило, но она не могла решиться заговорить об этом.

— Я не причинил бы ему вреда, Мила, — спокойно сказал Гарик. — Я знаю, когда нужно остановиться, чтобы не переступить черту. Знаю и умею это делать. Сейчас ты этого не понимаешь. Но когда будешь на моем месте, я имею в виду, когда ты станешь старше и научишься владеть своей силой, то, что я сделал, уже не будет казаться тебе таким шокирующим.

Мила молчала, пытаясь понять, что он хочет сказать.

— Ох, Мила… — со вздохом произнес Гарик. — Ну, представь себе ребенка, который только учится ходить. Если не держать его за руку, он будет падать на каждом шагу и может пораниться. Для маленького ребенка такое простое действие, как ходьба, опасно, просто потому, что он еще не умеет владеть своим телом. Но ребенок постарше уже не падает и его не нужно держать за руку, поскольку он уже научился управлять своим телом.

Мила вскинула на Гарика глаза.

— Точно так и с магией, — понизив голос, продолжал он. — То, что я сделал, показалось тебе опасным, потому что…

— Потому что я еще не владею магией, как ты? — продолжила вместо него Мила.

Гарик слабо улыбнулся.

— Потому что ты все еще разделяешь в своем сознании магию и того, кто ею владеет. Магия, которую ты увидела, показалась тебе пугающей. Так и есть. Вспомни слова профессора Безродного: «Магия — грозная штука». Он не преувеличивал. Магия — это сила, всю мощь которой трудно себе даже представить. Магия опасна. И если ты позволяешь себе отмахиваться от этого знания, то просто занимаешься самообманом. Это то же самое, что пытаться войти в огонь с закрытыми глазами — ты его не видишь, но все равно сгоришь в нем. Нет разницы.

Мила нахмурилась.

— Но если магия так опасна…

Гарик со вздохом покачал головой.

— Даже вода может быть опасна. Если человек не умеет плавать, в глубоком водоеме он просто утонет. Ты не о том думаешь, Мила.

— Не о том?

Гарик приподнял двумя пальцами ее подбородок и улыбнулся одними глазами.

— Важно не то, что глубина опасна. Важно, умеет ли человек плавать. Важно не то, что магия опасна. Важно, умеет ли маг контролировать данные ему силы. — Он опять вздохнул. — Я умею, Мила.

Теперь Мила чувствовала, что ей стыдно. Он напомнил ей, что он намного старше ее. Ей было всего шестнадцать, а Гарик был совсем взрослым двадцатилетним парнем. Он знал и умел то, что ей пока еще было недоступно. Она должна была подумать об этом, прежде чем… Мила ведь знала, что Гарик совсем не злой. Он был веселым и доброжелательным. Со всеми и всегда. А она решила, что он способен сделать что-то жестокое, и, наверное, обидела его этим. И ведь заступился он не за кого-нибудь — за нее. Мила просто сгорала от стыда.

— Мила, я не собирался ни калечить, ни убивать этого маленького злобного волчонка, — серьезно сказал он, — даже если мне совсем не понравилось то, что он сделал.

Мила тяжело вздохнула и виновато посмотрела на Гарика.

— Извини.

Гарик взял ее руки в свои и нахмурился.

— У тебя есть перчатки?

Мила кивнула.

— В кармане.

Не спрашивая у нее разрешения, он засунул руку в карман ее плаща, достал перчатки и протянул ей.

— Надевай. У тебя руки как ледышки.

Пока Мила натягивала перчатки, Гарик поднял со спины Милы капюшон и накинул ей на голову.

— Так лучше, — со странным выражением сказал он.

Взявшись за руки, они медленным шагом продолжили путь.

— Не извиняйся, — на ходу сказал Гарик, возобновляя разговор. — Я и правда перегнул палку. Просто когда я увидел, как он швырнул тебя на пол… — Он задышал тяжелее; черные брови сошлись на переносице. — Это ты извини, что напугал тебя. Я просто не смог сдержаться.

Он быстро посмотрел на Милу и твердо сказал:

— Но убивать я его не собирался.

Мила кивнула.

— Я знаю. Просто… — Она покачала головой. — Я и правда испугалась, но не тебя, а того, что…

Вспомнив окаменевшее тело Лютова, словно вросшее в стену, Мила поежилась.

— Но Лютов сам виноват, — добавила она и с понимающей улыбкой посмотрела на Гарика. — Рядом с ним всегда трудно сдерживаться. На первом курсе он как-то набросился на моих друзей. Говорил очень обидные вещи. Я заступилась, но не потому что считала, что так правильно, а просто… не сдержалась. Вырвалось.

— Что ты сделала? — заинтересовался Гарик.

Мила опустила глаза и прикусила нижнюю губу — она и сейчас не испытывала гордости за тот свой поступок.

— Я тоже сказала ему очень обидную для него вещь. С тех пор он меня ненавидит.

Гарик ничего не ответил. Мила подняла на него глаза и виновато сказала:

— Теперь он и тебя будет ненавидеть. И все из-за меня.

Синие глаза заискрились, когда Гарик посмотрел на Милу, — она поняла, что в эту самую минуту выглянуло солнце.

— Ему не нужна причина, чтобы ненавидеть, Мила, — ответил он. — Нил сам по себе ходячий комок злобы и ненависти. Я его знаю четыре года — за это время он не сильно изменился. Так что… не бери в голову. Главное, он больше тебя не тронет. — Лицо Гарика стало серьезным. — Он может ненавидеть меня, сколько ему влезет, и скрипеть зубами от злости, но теперь он связан заклинанием — он и пальцем тебя не коснется.

Мила вспомнила сказанные Гариком слова, которые она совершенно не поняла.

— А что это было за заклинание? — спросила она.

— Сакраментум, — ответил Гарик. — Заклинание требует клятвы. Тот, кто дает эту клятву, уже не смеет ее нарушить, иначе заклинание его накажет. Кивнув, Нил дал клятву. Я связал ее с камнем. Если Нил попытается направить на тебя свою магию, чтобы причинить вред, повторится то, что ты уже видела, — его тело начнет превращаться в камень. Чтобы процесс превращения пошел вспять, ему придется отступить от намерения навредить тебе.

Мила невольно сглотнула.

— А если бы он не кивнул? — Она вскинула глаза на Гарика. — Что с ним было бы, если бы он не кивнул?

Гарик вздохнул.

— Мне пришлось бы отозвать заклинание. — Он нахмурился. — Но я не хотел этого делать. Сакраментум — лучший способ оградить тебя от его нападок. Я должен был заставить его дать клятву.

Гарик многозначительно посмотрел на Милу.

— Это значит, я должен был заставить его поверить в то, что не отзову заклинание.

В этот момент Мила все поняла.

Эта холодная ярость, это безжалостное выражение во взгляде, жесткость, которая совсем не была свойственна Гарику, — все это было рассчитано на Лютова, должно было убедить его, что Гарик не отступится и доведет начатое до конца. Гарик не стал усмирять свой гнев, вместо этого он словно накалил его до предела, потому что хотел защитить Милу от Лютова не только в этот раз, но и на будущее.

Возле Львиного зева они расстались. Мила подождала, пока Гарик, пройдя метров десять, обернется, и махнула ему рукой. Он улыбнулся и, развернувшись, направился вверх по улице, больше не оборачиваясь.

Войдя в Львиный зев, Мила первым делом решила заглянуть в гостиную. Кроме Ромки, Белки и Берти, там больше никого не было. Остальные меченосцы, проголодавшиеся после учебного дня, видимо, уже поглощали запасы продуктов в столовой Львиного зева.

Ромка набросился на Милу прямо с порога.

— Почему ты не сказала, что встречаешься с Гариком?! — кипя от возмущения, воскликнул он.

Мила в первый момент от удивления остолбенела. Требовательное выражение на лице друга ей совсем не понравилось.

— Я… — начала было оправдываться она, но, внутренне воспротивившись этому порыву, нахмурилась: — А почему ты на меня кричишь?

Ромка состроил оскорбленную физиономию.

— Ты это специально, да? Как будто не понимаешь! Встречаешься с нашим куратором, а нам ни слова!

— Но… — Несколько секунд Мила растерянно моргала, однако быстро нашлась: — Но ты ведь тоже первое время скрывал, что встречаешься с Анфисой!

— Это не то же самое! — возмущенно фыркнул Ромка.

— Да какая разница?!

— Да она просто огромная! — воскликнул Ромка. — Во-первых, Гарик наш куратор, а во-вторых…

Мила воинственно скрестила руки на груди и, сощурив глаза, хмуро уставилась на Лапшина.

— Ну? И? Что — «во-вторых»?

Ромка секунд десять закипал, как чайник, буравя Милу свирепым взглядом, и наконец, скривив физиономию, категорично заявил:

— Гарик слишком взрослый для тебя! Он на целых четыре года старше! Что у вас может быть общего?! Или ты нарочно это сделала — стала с ним встречаться, чтобы прятаться у него за спиной? Теперь, когда вся школа знает, что ты встречаешься с Гариком, тебя уж точно никто не тронет! Даже Лютов не такой идиот! Не думал я, что ты такая… расчетливая!

Мила от удивления открыла рот — у нее просто не было слов. Но даже если бы она и нашлась, что сказать, Ромка просто не дал ей такой возможности.

— A-а, да что я тут… Меня это не касается! — с остервенением воскликнул он и стремительным шагом буквально вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Около минуты в гостиной царило наэлектризованное молчание.

— Что это с ним? — вытаращив глаза на дверь, за которой только что скрылся Ромка, спросила, наконец, Мила.

— Это ревность, Рудик, — таким тоном, словно открывает страшную тайну, заявил Берти. — Он тебя приревновал.

— Что-о?! Ромка? — недоверчиво скривилась Мила, воззрившись на Берти.

— А что? — отозвался тот. — Я всегда подозревал, что между тобой и Лапшиным не только дружба, но и что-то бо…

— Берти!!! — хором воскликнули Мила с Белкой.

— Берти, твои намеки… — Белка с порицанием покосилась на брата. — Это совсем не смешно!

Берти недовольно поморщился.

— Сестрица, не вмешивайся, когда взрослые люди разговаривают.

— Чего-о-о?! — возмутилась Белка. — Мне столько же лет, сколько и Миле!

Берти пренебрежительно отмахнулся.

— Только биологически. А по уму… Ты подумай только! Мила встречается с Гариком, а Гарик парень серьезный, спроси у Фреди, он подтвердит.

— При чем тут это? — насупилась Белка.

— Да при том! — воскликнул Берти. — Такой серьезный парень, как Гарик, не обратил бы на Милу внимания, если бы считал ее ребенком. Значит, она у нас девушка взрослая.

Белка хмыкнула, словно демонстрируя, что рассуждения Берти совсем не кажутся ей убедительными.

— А вот ты, сестрица, встречаешься с таким серьезным парнем, как Гарик? — Берти окинул Белку снисходительным взглядом. — Ты вообще пока еще ни с кем не встречаешься, так что…

— Берти! — одернула его Мила.

— Да ничего, Мила, я не обижаюсь, — успокоила подругу Белка. У Милы брови поползли на лоб, когда она увидела на лице Белки сдержанную улыбку. — Берти и сам ни с кем не встречается.

Берти наградил сестру угрожающим взглядом прищуренных глаз и демонстративно засунул руки в карманы, приняв важную позу.

— Это, наверное, потому, что девушки не считают его взрослым парнем, — с иронией глядя на брата, заключила Белка.

Мила нашла бы подковырку Белки забавной, если бы после необъяснимого поведения Ромки и его несправедливых нападок способна была воспринимать юмор.

Белка, наигранно хлопая ресницами, невинно улыбалась и выжидающе смотрела на брата. Берти состроил жуткую гримасу, адресовав это многообещающее выражение лица сестре, хмуро пошевелил бровями и заявил:

— Так. Ладно. Проехали… С тобой я потом разберусь. — И, повернувшись к Миле, спросил: — Хочешь, поговорю с Лапшиным? Я быстро выясню, какая муха его укусила.

Мила выдавила из себя благодарную улыбку и покачала головой.

— Нет, Берти, спасибо, но лучше не стоит. Я сама.

Берти кивнул.

— И то правильно. Вызови его на откровенный разговор. В добровольно-принудительном порядке. В конце концов, так не годится. Между друзьями не должно быть недомолвок.

— Так и сделаю, — пообещала Мила.

— И правильно, — поддержал Берти. — Ладно, пойду я есть — голодный, как стадо драконов.

С этими словами Берти направился к двери.

— А я и не знала, что ты встречаешься с Гариком, — произнесла Белка, когда ее брат вышел.

Мила кашлянула и отвела глаза. Почему-то она чувствовала себя виноватой, что почти не делилась с подругой подробностями ее отношений с Гариком. Хотя, по большому счету, она плохо представляла, чем именно и в какой момент она должна была поделиться. Гарик никогда не спрашивал у нее что-то вроде «Будешь моей девушкой?». И Миле почему-то казалось, что она и не дождалась бы от него ничего подобного. Они сблизились, они оба это чувствовали, и им не нужно было задавать друг другу вопросов о том, что они знают и так — без слов.

— Ну-у… Знаешь… Просто… — сбивчиво начала Мила.

— Да брось, Мила, — улыбнулась Белка. — Такие вещи вовсе и не обязательно рассказывать. Даже друзьям.

Белка тяжело вздохнула и осуждающе покачала головой:

— Ромка был неправ.

— Я не верю, что он ревнует, — в свою очередь вздохнула Мила. — Но, фурия меня возьми, если я понимаю, почему он так взбеленился!

Белка пожала плечами.

— А по-моему, все ясно, — ответила она. — Если бы ты встречалась с кем-нибудь другим — Ромка воспринял бы это совершенно нормально. Но Гарик… Он ведь своего рода звезда среди студентов Думгрота. У него уже есть Серебряный Грифон, и никто не сомневается, что и Золотой у него уже в кармане. Им все восхищаются, на него смотрят снизу вверх даже те, кто выше ростом. Большинство ребят в Думгроте хотят быть похожими на него. И, думаю, Ромка тоже.

Белка на секунду задумалась.

— К тому же мне кажется, что у Гарика и Ромки много общего.

Мила удивленно подняла бровь.

— Например?

— Ну, сама подумай, — улыбнувшись, предложила Белка. — Гарику все легко дается — он очень одаренный маг. Ему не нужно истязать себя бесчисленными тренировками — его сила всегда при нем, и ему остается только направить ее в нужное русло. И Ромка такой же. — Белка криво улыбнулась, изобразив иронию. — Он же у нас необычайное дарование.