Удивительная история о любви и о жизни с самой ужасной в мире собакой 5 страница

Теперь, когда в дураках был не я, стоило признать, что все это выглядело уморительно. Парочка, дойдя до границы автостоянки, развернулась и направилась обратно в том же «вперед‑назад» ритме. Оба были на грани приступа: мисс Строгий Взгляд кипела от гнева, а Марли просто не знал, как выразить свою радость. Наставница в бешенстве дергала поводок, а Марли с пеной у рта тянул еще сильнее, открыто наслаждаясь игрой – перетягиванием каната, которую его попросил показать новый тренер. А когда он увидел меня, то окончательно разбушевался. После сверхъестественного выброса адреналина он рванулся ко мне, таща за собой мисс Строгий Взгляд, и той пришлось развить спринтерскую скорость, чтобы удержаться на ногах. Марли не останавливался до тех пор, пока не врезался в меня с присущей ему joie de vivre.[1] Мисс Строгий Взгляд стрельнула в меня взглядом, который ясно давал понять, что я пересек какую‑то невидимую запретную черту и возврата назад уже не будет. Марли сделал посмешищем все ее учение о собаках и дисциплине, он публично унизил ее. Она передала поводок мне и, будто бы этого прискорбного незначительного эпизода никогда не было в ее жизни, повернулась к группе со словами: «Итак, на счет три…»

Когда урок закончился, она попросила меня на минутку задержаться. Мы с Марли молча ждали, пока она терпеливо ответит на все вопросы наших сокурсников. Когда мы остались одни, мисс Строгий Взгляд повернулась ко мне и произнесла неожиданно примирительным тоном:

– Мне кажется, ваш пес еще слишком мал для системной дрессировки.

– От него проблемы, да? – робко спросил я. Теперь я даже в какой‑то степени сочувствовал ей, ибо благодаря Марли мы оба были унижены.

– Он просто не готов, – объяснила она. – Ему надо подрасти. Меня неожиданно осенило, на что она намекает.

– Вы, что, хотите сказать…

– Он отвлекает других собак.

– … что вы…

– Он слишком возбудимый.

– … выгоняете нас с курса?

– Вы можете вернуться через шесть‑восемь месяцев.

– Так вы нас выгоняете?

– Я с радостью верну вам деньги.

– Вы выгоняете нас?

– Да, – наконец отчеканила она. – Я вас отчисляю.

В качестве ответной реплики Марли поднял лапу и выпустил напористую струю в нескольких сантиметрах от ноги своего любимого инструктора.

Иногда, чтобы взяться за дело засучив рукава, нужно просто разозлиться. И мисс Строгий Взгляд по‑настоящему меня разозлила. Я был хозяином красивого чистокровного лабрадора, представителя благородной породы. Эти умнейшие собаки издавна служили поводырями слепых, спасали жертв катастроф, помогали охотникам и доставали рыбу из океанской пучины. Как она посмела исключить его после двух уроков? Да, он был чересчур энергичным, но он руководствовался исключительно добрыми намерениями! Я решил доказать этому напыщенному ничтожеству, что Великолепный Марли Черчилльский, собственность Грогэнов не пасует перед трудностями. Мы еще встретимся на выставке в Вестминстере.

На следующее утро я первым делом вывел Марли на задний двор.

– Никто не имеет права вышвырнуть одного из Грогенов из школы дрессировки, – сказал я ему.

– Невозможно обучить? Сейчас мы посмотрим, кого тут невозможно вышколить! Правильно?

Он подпрыгнул в знак согласия.

– Мы ведь сделаем это, Марли? Он завилял хвостом.

– Я не слышу, мы это сделаем? Он тявкнул.

– Так‑то лучше. А теперь за работу.

Мы начали с команды «сидеть» – команды, которую мы учили с ним с самого раннего возраста, когда он был маленьким щенком, и которую он знал довольно неплохо. Я нагнулся над ним, принял строгий вид, чтобы показать, кто здесь вожак, и уверенным, но спокойным голосом приказал ему сесть. Он сел. Я похвалил его. Мы повторили упражнение несколько раз. Затем мы перешли к команде «лежать», которую тоже разучивали с давних пор. Он сосредоточенно смотрел мне в глаза, вытягивая вперед голову в ожидании указаний. Я медленно поднял руку, замерев на несколько секунд, пока он ждал команды, а затем опустил ее вниз, показал на землю и крикнул: «Лежать!» Марли с глухим стуком плюхнулся на землю. Даже если бы позади разорвалась бомба, он не мог бы лечь с большим удовольствием. Дженни, наблюдавшая за нашей тренировкой с веранды, тоже заметила это и крикнула: «Молодцы!»

Мы повторили команду несколько раз, и, чтобы закрепить успех, я решил поднять планку: разучить с Марли команду «ко мне», которая для него оказалась особенно сложной. Проблема была не в том, чтобы он подбежал. Марли не мог спокойно ждать, пока его позовут. Наш рассеянный пес горел желанием всегда быть рядом с нами и не мог усидеть на месте, когда мы уходили прочь.

Я посадил его мордой к себе и не сводил с него глаз. Пока мы смотрели друг на друга, я поднял ладонь, выставив ее вперед в запрещающем жесте. «Стоять!» – скомандовал я, отойдя на шаг назад. Он замер в ожидании хоть какого‑то знака, разрешающего догнать хозяина, и с нетерпением глядел на меня. Но уже на четвертом моем шаге Марли не смог вынести пытки и кинулся ко мне. Я пожурил его, и мы попытались повторить упражнение еще раз. И еще. С каждым разом он позволял мне отойти на большее расстояние. Наконец я встал примерно в пятнадцати метрах от Марли и вытянул вперед ладонь. Я ждал. Он сидел в одной позе, дрожа от нетерпения всем телом. Я видел, как в нем закипает энергия, он был похож на вулкан, готовый взорваться. Но он сдерживался. Я сосчитал до десяти, и он не двинулся. Его взгляд застыл на мне, а мышцы ходили ходуном. Ладно, хватит с него пыток, подумал я и, резко опустив руку, крикнул: «Марли, ко мне!»

Он рванул с места, а я присел и похлопал в ладоши в знак одобрения. Я думал, что он начнет выписывать круги по всему саду, но Марли бежал прямо ко мне. Отлично, подумал я. «Ко мне, мой мальчик! – закричал я. – Ко мне!» «А теперь остановись, малыш». Но он продолжал бежать вперед. «Стоять!» За секунду до столкновения его бессмысленный безумный взгляд дал мне понять, что Марли не владеет собой. Капитан покинул корабль. Это был панический бег невменяемой собаки. У меня оставалась секунда только для одной, последней команды. «СТОЯТЬ!» – завопил я. Бум! Он врезался в меня, так и не успев затормозить, и я упал на спину, сильно ударившись о землю. Через несколько секунд, когда я открыл глаза, я обнаружил: Марли взобрался на меня всеми четырьмя лапами и лег мне на грудь, отчаянно вылизывая лицо. Ну, как я тебе, хозяин? С точки зрения техники он в точности исполнил все указания. В конце концов, я сам виноват: не предупредил его, что придется остановиться заранее.

– Задание выполнено, – со стоном выдавил я. Дженни, высунувшись из кухонного окна, крикнула:

– Я ухожу на работу. Как только вы там закончите, не забудьте закрыть окна. Сегодня вечером обещали дождь.

Я покормил пса, принял душ и тоже отправился на службу.

Когда я вечером вернулся домой, Дженни ждала меня у двери, как мне показалось, в расстроенных чувствах.

– Иди посмотри в гараже, – сказала она.

Я открыл дверь гаража и первое, что бросилось в глаза, был Марли, лежавший на своей подстилке с весьма подавленным видом. Даже мимолетный взгляд показал, что его морда и передние лапы не в порядке. Они были не привычного светло‑палевого оттенка, а темно‑коричневого и покрыты запекшейся кровью. Оглядев весь гараж, я пришел в ужас. Наш несокрушимый «бункер» изнутри был полностью разрушен. Подстилки превратились в лохмотья, краска с бетонных стен была соскоблена когтями, гладильная доска была опрокинута, а ее тканевое покрытие висело бахромой. В самом ужасном состоянии был дверной проход: создавалось впечатление, что он подвергся нападению какого‑то гигантского кухонного комбайна. В радиусе трех метров вокруг двери валялись щепки, изнутри она была наполовину выгрызена. Самый низ дверного косяка вообще отсутствовал, его нигде не было видно. На стенах, которые Марли кусал и царапал, остались пятна крови.

– Черт! – вырвалось у меня скорее от неожиданности, чем со злости. В памяти всплыла история мисс Недермайер, произошедшая в доме напротив. У меня возникло ощущение, что я стою на месте преступления.

Сзади послышался голос Дженни:

– Когда я была дома в обед, все было отлично, правда собирался дождь.

А когда Дженни вернулась на работу, разразилась сильная гроза: лило как из ведра, сверкала молния, а гром грохотал так, что стены тряслись.

Несколько часов спустя она приехала домой и застала Марли посреди гаража, откуда он безнадежно, в панике, пытался выбраться. Интерьер напоминал поле боя. Пасть пса была в пене. В общем, картина оказалась настолько душераздирающей, что Дженни не смогла даже закричать на Марли. Кроме того, инцидент был исчерпан, Марли бы и не понял, за что его наказывают. Тем не менее Дженни была настолько удручена варварской атакой на дом, к ремонту которого мы приложили столько сил, что не смогла заставить себя остаться с Марли. «Подождем, пока вернется твой папочка», – пригрозила она псу и закрыла за собой дверь.

За ужином Дженни и я пытались спокойно обсудить «приступ озверения», как мы решили назвать происшедшее. События с нашей точки зрения развивались следующим образом: как только началась гроза, одинокий и насмерть перепуганный Марли решил, что ему грозит смертельная опасность, и он сможет спастись только в том случае, если прокопает себе лазейку в дом. Наверное, эту идею подсказал ему древний инстинкт самосохранения, передавшийся от его предка волка. И он начал стремиться к своей цели с невероятным упорством. Я и представить себе не мог, что устроенный нашим псом погром возможен без использования машин и техники.

Когда мы доели ужин, то отправились в гараж, где Марли, придя в себя, уже схватил большую игрушку и начал прыгать вокруг нас, вызывая на игру в «перетягивание каната». Я придержал его, пока Дженни вытирала кровь с его шерсти. Затем Марли, виляя хвостом, наблюдал, как мы убираем устроенный им бардак. Мы выкинули все подстилки, содрали изорванный чехол с гладильной доски, подмели щепки, оставшиеся от дверной рамы, вымыли кровь на стенах и составили список материалов, которые требовалось купить, чтобы привести все в порядок. Впервые с тех пор, как у нас появился пес, мне пришлось заниматься ремонтом по его милости. И как показали дальнейшие события, это было вовсе не в последний раз. А сейчас Марли, как обычно, радовался нашему присутствию и пытался по‑своему помочь нам в уборке.

– Тебе не стоит особо радоваться по этому поводу, – хмуро сказал я, забирая его на ночь в дом.

 

ГЛАВА 9

Мужские проблемы

 

Любой собаке нужен хороший ветеринар – опытный профессионал, который поможет ей оставаться здоровой и сильной и сделает нужные прививки. Ветеринар нужен каждому, кто впервые заводит собаку: в основном, чтобы было у кого спросить совета, поэтому в ветеринарных консультациях врачи тратят много времени на посетителей. У нас не сразу получилось выбрать специалиста для нашего пса. Одного было невозможно застать на рабочем месте, и мы встречались только с его 16‑летним помощником; второй был настолько стар, что я боялся: он не сможет отличить чихуа‑хуа от кошки. Третий обслуживал исключительно умещавшихся на ладони собачек богатых наследниц из Палм‑Бич. И вот, наконец, мы нашли идеального ветеринара. Его звали Джей Батэн, для пациентов доктор Джей, и он был молодым, умным, классным и невероятно добрым. Доктор Джей понимал собак на уровне интуиции, как лучшие механики чувствуют машину. Он, бесспорно, обожал животных, но тем не менее придерживался разумных взглядов на их роль в нашей жизни. Первые месяцы мы постоянно держали его телефонный номер под рукой и обращались к нему с самыми глупыми вопросами. Когда у Марли на суставах лап появились мозоли, покрытые коростой, я испугался, что это какое‑то редкое и, видимо, заразное кожное заболевание. Но доктор Джей объяснил, что это всего лишь именно мозоли, образовавшиеся от того, что Марли лежит на полу. Однажды Марли широко зевнул, и я заметил у основания его языка странное фиолетовое пятно. «О Господи, – подумал я. – Да у него же рак! Саркома Капоши во рту». «Успокойтесь, – сказал доктор Джей, – это всего лишь родимое пятно».

В тот день мы с Дженни стояли в его кабинете, обсуждая прогрессирующую боязнь грозы у Марли. Мы надеялись, что неприятный инцидент в гараже останется единственным, но он оказался лишь началом того, что далее могло развиться в пожизненную фобию, сопровождающуюся агрессивным поведением. Несмотря на то, что у лабрадоров сложилась репутация охотничьих собак, наш пес до смерти боялся звуков более громких, чем хлопок вылетающей из бутылки пробки от шампанского. Треск фейерверков, тарахтение мотоциклетных моторов, выстрелы – все это приводило его в ужас. Однако наибольший страх вызывал звук грома. Даже небольшая гроза заставляла Марли терять контроль над собой. Если в этот момент мы были дома, он начинал прижиматься к нам, его колотила дрожь, из пасти капала слюна, пес нервно стрелял глазами, прижимал уши и поджимал хвост. Если нас не было рядом, он превращался в разрушителя, ломая все, что стояло на пути к облюбованному им безопасному месту. Однажды, когда собиралась гроза, Дженни пришла домой и увидела, что Марли с выпученными глазами отчаянно прыгает на стиральной машине, стуча когтями по поверхности. Как он оказался там и почему ему приспичило забраться именно туда, мы так и не узнали. Среди людей встречаются недееспособные психи и, как выяснилось, среди собак тоже.

Доктор Джей положил мне на ладонь пузырек с маленькими желтыми таблетками и сказал:

– Не сомневайтесь, пусть принимает.

Речь шла об успокоительном, которое, по словам доктора, должно было способствовать ослаблению патологического беспокойства Марли. Доктор Джей надеялся, что благодаря лекарству Марли сможет нормально воспринимать гром и в конце концов поймет, что это всего‑навсего безобидный шум. Боязнь грома у собак, как нам объяснил доктор, не была необычным явлением, особенно во Флориде, где практически каждый день во время жаркого сезона случались сильнейшие грозы. Марли понюхал склянку, которую я держал, явно сгорая от нетерпения начать новую жизнь и впасть в наркотическую зависимость.

Доктор Джей почесал загривок Марли. Он покусывал губы, будто хотел сообщить нам что‑то важное, но не знал, как это сделать.

– И, – наконец сказал он, – вам, наверное, пора задуматься о его кастрации.

– Кастрации? – с недоумением переспросил я. – Вы хотите сказать… – я взглянул на яички пса – до смешного огромные шары, болтавшиеся между задних ног Марли.

Доктор Джей тоже посмотрел на них и утвердительно кивнул. Я, наверное, вздрогнул, а то и вообще схватился за сердце, потому что он быстро добавил:

– Это совершенно безболезненно, да и ему так будет гораздо комфортнее.

Доктор был в курсе проблем Марли. Он был нашим исповедником, и мы рассказывали ему все: и об ужасном опыте дрессировки, и о нелепых выходках собаки, и о потребности все разрушать, и о гиперактивности. И вот Марли, когда ему пошел седьмой месяц от роду, начал предпринимать попытки совокупиться со всем, что движется, в том числе и с нашими гостями.

– Мы просто избавим его от бьющей фонтаном сексуальной энергии и сделаем счастливой, более спокойной собакой, – сказал доктор Джей, пообещав, что результаты операции не изменят добродушного характера Марли.

– Боже, я прямо не знаю… – засомневался я. – Кажется, что это… приговор.

У Дженни же подобных сожалений не возникло.

– А давайте отрежем эти отростки, – согласилась она.

– А как тогда быть с возможным приплодом? – спросил я. – Неужели он не продолжит свою родословную? – Уплывающие возможности прибыли замаячили у меня перед глазами.

И снова доктору Джею пришлось осторожно подбирать слова.

– Думаю, вам стоит посмотреть на это дело более трезво. Марли – славный домашний пес, но мне кажется, что у него немного шансов стать производителем. – Он был максимально дипломатичен, но выражение лица выдавало его. Казалось он на самом деле орал на меня: ради бога, мужик! Во имя будущих поколений мы должны ликвидировать эту генетическую ошибку любой ценой!

Я сказал, что мы подумаем, и мы уехали домой с новым успокоительным средством.

Пока мы решали, лишать ли Марли мужского достоинства, Дженни начала предъявлять беспрецедентные требования к моим собственным. Доктор Шерман разрешил ей снова попытаться забеременеть. Она приняла вызов с готовностью спортсмена‑олимпийца. Времена, когда она просто не принимала противозачаточные таблетки (будь что будет), давно миновали. В войне за оплодотворение Дженни перешла в наступление. И, конечно, для этого ей нужен был я, ключевой союзник, который снабжал ее амуницией. Как и большинство мужчин, с пятнадцати лет я всеми силами старался убедить противоположный пол, что я достойный партнер. Наконец‑то я нашел ту, что с этим согласилась. Мне следовало бы прыгать от восторга. Впервые в жизни женщина хотела меня больше, чем я ее. Это был рай для мужчины. Никаких уговоров, никаких унижений. На меня наконец‑то появился спрос, как на лучших породистых собак. Я должен был пребывать в экстазе, но неожиданно все это превратилось в тяжелую и стрессовую работу. Дженни хотела от меня уже не просто любовных утех, она хотела ребенка. А это значило, что мне предстояло потрудиться. Начались серьезные дела. Самые радостные из ночных утех внезапно превратились в клинические опыты, составными частями которых были измерение температуры и изучение менструальных календарей и таблиц овуляций. Я чувствовал себя пажом всемогущей королевы.

Происходящее «вдохновляло» меня примерно так же, как визит в налоговую инспекцию. Дженни привыкла к тому, что я реагирую на малейший намек, и она не без оснований считала, что старые правила все еще оставались в силе. Скажем, я сижу, чиню мусорный бак, а она подойдет со своим календарем в руках и скажет: «Мой последний цикл начался семнадцатого, это значит, – и тут она делает паузу, подсчитывая дни, – что нам нужно сделать это прямо СЕЙЧАС!»

Мужчины из рода Грогэнов никогда не любили, чтобы на них давили, и я был не исключением. Совсем немного времени понадобилось, чтобы я пережил главное мужское унижение: неудачу в сексе. А коли это случилось, игра окончена. Моя уверенность пошатнулась, а нервозность возросла. Я знал, что если это произошло раз, то произойдет и второй. Одна неудача настраивала меня на другую. Чем больше я волновался за исполнение своих супружеских обязанностей, тем реже мне удавалось расслабиться и сделать то, что ранее получалось само собой. Я старался избегать любых намеков на секс, чтобы, не дай бог, Дженни не пришли в голову ненужные мысли. Я жил в смертельном страхе того, что моя жена попросит сорвать с нее одежду и заняться любовью. Я уже начал думать, что жизнь отшельника в отдаленном монастыре – не самый худший вариант.

Но Дженни не собиралась так легко сдаваться. Она была охотницей, я был добычей. Однажды утром я работал в офисе своей газеты всего в десяти минутах ходьбы от дома, как вдруг она позвонила и поинтересовалась, не хочется ли мне встретиться с ней в обеденный перерыв. «Ты имеешь в виду дома? Одним, без компании?»

– Можно сходить куда‑нибудь в ресторан, – предложил я. В какой‑нибудь очень людный ресторан. Желательно, где будут несколько наших коллег. И свекровь с тещей.

– Да ладно тебе, – игриво ответила она. – Давай повеселимся.

Затем она понизила голос и почти шепотом добавила:

– Сегодня хороший день. Мне… кажется… что у меня… овуляция. – Волна ужаса накатила на меня. О боже, нет. Только не это слово на букву «о». Напряжение росло. Наступало время действовать или пропадать. То есть в буквальном смысле поднимать или опускать. Пожалуйста, не заставляй меня, хотел я попросить ее в телефонную трубку… Но вместо этого я сказал насколько мог равнодушно:

– Конечно. В полпервого, идет?

Когда я открыл входную дверь, Марли, как всегда, ждал меня, но Дженни нигде не было. Я позвал ее.

– Я в ванной, – крикнула она. – Через секунду выйду.

Я просмотрел почту, убивая время, и меня тем временем охватило чувство полной обреченности, которое, как мне казалось, знакомо людям, ожидающим результатов биопсии.

– Эй, морячок, – послышался голос сзади. Обернувшись, я увидел Дженни в шелковом бюстгальтере и трусиках.

Ее плоский животик был почти полностью обнажен, а лифчик держался на двух невероятно тонких лямочках. Ее ноги никогда еще не выглядели длиннее.

– Ну что? Как я тебе? – спросила она, упирая руки в боки. Фантастически, подумал я. На ночь Дженни всегда надевала вместо пижамы мешковатую футболку, и я был уверен, что в этом соблазнительном белье она чувствует себя глупо. Но ожидаемый эффект был достигнут.

Она пробежала наверх в спальню, я за ней, и вскоре мы уже обнимались на расстеленных простынях. Я закрыл глаза, чувствуя, как мой спящий дружок зашевелился. Волшебство возвращалось. Ты можешь это сделать, Джон. Я старался вызвать самые грязные мысли, какие только мог. Это должно сработать! Я нащупал те самые тончайшие мелочи. Давай, Джон. У тебя все получится. Я чувствовал ее дыхание, горячее, влажное. И тяжелое. Горячее, влажное, тяжелое дыхание. М‑мм, как это сексуально.

Но постой‑ка. Что это за запах? Что‑то в ее дыхании. Что‑то такое знакомое и в то же время чужеродное, не то чтобы неприятное, но и не очень соблазнительное. Я знал этот запах, но не мог точно определить его. Я сомневался. Что ты делаешь, идиот? Забудь о запахе. Сосредоточься, приятель. Сосредоточься! Но этот запах… я не мог выкинуть его из головы. Ты отвлекаешься, Джон. Не отвлекайся. Что же это такое? Не останавливайся. Любопытство постепенно овладело мной. Давай, парень, давай! Я начал принюхиваться. Еда, да, но что это за еда? Не печенье, не чипсы, не тунец. Я почти вспомнил. Это был… собачий корм?

Собачий корм! Вот что это было! Ее дыхание отдавало запахом корма. Но почему? Мне было интересно, и внутри меня тоненький голосок спрашивал: зачем Дженни есть собачий корм? К тому же я чувствовал ее губы у себя на шее… Как она могла целовать мою шею и дышать мне в лицо одновременно? Бессмысли…

О… Боже… мой.

Я открыл глаза. В нескольких сантиметрах от моего лица, закрывая мне весь обзор, лежала огромная морда Марли. Его подбородок покоился на матрасе, он пыхтел и пускал слюни на простыни. Его глаза были полуоткрыты, и он тоже выглядел влюбленным.

– Плохой пес! – резко крикнул я, перекатившись на другую сторону кровати. – Нет! Фу! Марш к себе! – яростно командовал я. – Иди спать! Иди ложись!

Но было уже слишком поздно. Волшебство пропало, вернулась перспектива ухода в монастырь.

Вольно, солдат.

На следующее утро я позвонил врачу и назначил дату кастрации Марли. Я продумал все: если у меня не будет секса до конца моих дней, то и у него тоже не должно быть. Доктор Джей сказал, что мы можем завезти Марли к нему до начала рабочего дня, а забрать вечером по пути домой. Через неделю мы так и сделали.

Пока мы с Дженни собирались, Марли весело кидался на стены, предчувствуя предстоящую поездку. Ему любое путешествие приносило радость, независимо от того, куда мы направлялись и на сколько. Вывезти мусор? Без проблем! Сходить в магазин за молоком? Я к вашим услугам! Я начал испытывать угрызения совести. Бедный и не представлял, что мы ему уготовили. Он доверял нам, думая, что хозяева всегда поступают правильно, а мы тайком задумали лишить его мужской силы. Может ли предательство быть более вероломным?

– Иди сюда, – поманил я его, тут же перевернул на спину и энергично почесал его живот. – Все не так уж плохо. Ты потом поймешь. Секс слишком переоценивают. – Но даже я, все еще расстроенный собственными неудачами, что преследовали меня последние две недели, не верил себе. Кого я пытался одурачить? Секс – это потрясающе. Секс – это невероятно. Бедная псина скоро лишится самого замечательного удовольствия на свете. Бедная псина… Я чувствовал себя ужасно.

Но я почувствовал себя еще хуже, когда на мой свист, как обычно, Марли выскочил из дома и запрыгнул в машину, слепо веря в то, что я не сделаю ему ничего плохого. Воодушевленный, он был готов к самому невероятному путешествию. Дженни села за руль, а я устроился на пассажирском сиденье. По привычке Марли балансировал на своих передних лапах на консоли, тыкаясь носом в зеркало заднего вида. Поэтому каждый раз, когда Дженни тормозила, он упирался мордой в лобовое стекло, что, однако, его совсем не беспокоило. Он ехал на переднем сиденье автомобиля с двумя своими лучшими друзьями. Может ли жизнь преподнести подарок лучше?

Я опустил стекло, Марли подвинулся вправо, наклонился надо мной, пытаясь уловить уличные запахи. Вскоре он полностью переместился ко мне на колени, поерзал и начал просовывать нос в узкую щелку приоткрытого стекла с таким усердием, что при каждом вдохе ему приходилось фыркать. А, ну почему бы и нет, подумал я. Это была его последняя поездка в качестве полноценного мужчины, и глоток свежего воздуха был самой незначительной услугой, которую я мог ему оказать. Я опустил стекло ниже, чтобы он мог высунуть в щель морду. Это доставило ему столько удовольствия, что я решил открыть окно еще шире. Вскоре он высунул наружу уже всю голову. Его уши хлопали на ветру, а язык свисал из пасти так, словно он хотел вылакать городской воздух. Боже, он действительно был счастлив.

Пока мы ехали по Дикси‑хайвэй, я рассказывал Дженни, как плохо мне из‑за предстоящей операции Марли. Но только она заговорила о чем‑то, наверняка не имевшем отношения к моим тревогам, я заметил, больше с любопытством, чем со страхом, что обе передние лапы Марли свесились из окна машины. Вот уже и его шея, и частично плечи тоже высунулись наружу. Ему не хватало только защитных очков и шелкового шарфа, а так – ни дать ни взять, пилот времен Первой мировой войны.

– Джон, я волнуюсь, – сказала Дженни.

– Он в порядке, – ответил я. – Он просто хочет подышать свежим…

В этот момент передние лапы Марли соскользнули, и стекло уперлось ему в подмышки.

– Джон, держи его! Держи его!

Прежде чем я успел что‑то предпринять, Марли соскользнул с моих коленей и стал вылезать из открытого окна несущейся машины. Его зад повис в воздухе, а задние лапы болтались в поисках опоры. Он делал решающий рывок. Единственное, что мне удалось в этой ситуации, – ухватиться левой рукой за его хвост. Дженни резко затормозила, несмотря на оживленное движение. Пес вывалился почти полностью и повис вверх тормашками, удерживаемый за хвост. Я сидел в такой неудобной позе, что не мог задействовать вторую руку. Марли бешено перебирал передними лапами по асфальту, будто бежал по дороге.

Дженни остановилась, сзади образовалась пробка, слышались гудки.

– А теперь‑то что?! – заорал я.

Я застрял. Я не мог втянуть его обратно в окно. Я не мог открыть дверь. Я не мог действовать правой рукой. И я не осмеливался отпустить Марли, потому что он наверняка бы прыгнул на дорогу под колеса кому‑то из разозленных водителей. Я вцепился в хвост Марли, уткнувшись лицом в стекло всего в нескольких сантиметрах от его огромной трясущейся мошонки.

Дженни включила аварийку, подбежала к нам, схватила Марли и держала его за ошейник, пока я не вышел и не затолкал его обратно в машину. Наша маленькая драма разыгралась прямо перед заправкой, и как только Дженни снова завела автомобиль, я обернулся и увидел, что механики выскочили поржать над нашим шоу. Я думал, они обмочатся, – так громко они хохотали.

– Спасибо, ребята, – крикнул я им. – Рады, что повеселили вас с утра пораньше.

Мы добрались до клиники, и я повел Марли на коротком поводке на случай, если он решит предпринять еще одну попытку бегства. Чувство вины исчезло, а решимость возросла.

– Не увильнуть тебе от этого, дорогой мой евнух, – сказал я ему. Он пыхтел, фыркал и натягивал поводок, пытаясь обнюхать других животных. В приемном покое ему удалось напугать пару кошек и перевернуть рекламный стенд. Я подвел его к помощнику доктора Джея со словами:

– Успокойте его, пожалуйста!

Когда я вечером забирал Марли, то понял, что он изменился. Ему было больно в местах послеоперационных швов, и он двигался очень осторожно. Его глаза после анестезии стали грустными и красными, он еще был слаб. На том месте, где прежде горделиво болтались великолепные королевские драгоценности… не было ничего. Только маленький сморщенный кусочек кожи. Род неистового Марли официально и навеки был прерван.

 

ГЛАВА 10

Ирландское счастье

 

Со временем все чаще в нашей жизни на первое место выходила работа. Работа в газетах. Работа по дому. Работа в саду. Работа над беременностью. И почти круглосуточная работа по воспитанию Марли. Во многом он был почти ребенок, требовавший времени и внимания, и мы получили отчетливое представление об ответственности, которая будет на нас возложена, если нам удастся увеличить нашу семью. Но только частичное представление. Какими бы профанами мы ни были в воспитании детей, уверен, мы бы не стали запирать ребенка в гараже с миской воды, чтобы пойти погулять.

Не успели мы отметить вторую годовщину свадьбы, как почувствовали, насколько однообразна взрослая жизнь женатых ответственных людей. Нам нужно было развеяться. Нам был необходим отпуск, чтобы мы остались вдвоем, и никаких ежедневных обязанностей. Однажды вечером я сделал сюрприз Дженни, преподнеся ей билеты в Ирландию. Мы уедем на три недели, три недели без экскурсий, туров с гидами и достопримечательностями. Только машина напрокат, карта и справочник мотелей. Даже одни билеты на руках смогли облегчить нам жизнь.