Из переписки П. П. Гайдебурова

Глубокоуважаемый Николай Федорович,

по обстоятельствам личного характера я оказался в совершенном нерасположении сказать что-либо вразумительное после того, как Вы великолепно прочли пьесу Вашу о Дзержинском[ccciii]. Позвольте же теперь просить Вашего внимания к этим страничкам, на которых я попытаюсь изложить те мысли и чувства, которые вызваны Вашим талантливым произведением, — они могут представить для Вас некоторый интерес как выражение впечатления одного из Ваших слушателей. За минувшие несколько дней эти впечатления не только не сгладились, но еще более усилились.

Николай Погодин — один из немногих советских драматургов этапного значения. Драматург, как говорилось в старину, милостью божьей. Драматург, пьесы которого создавали репутации занятым в них актерам, достаточно вспомнить «Аристократов» и прославившуюся в роли Соньки Варвару Беленькую; такое влияние на артистическую судьбу — удел только полноценной художественной драматургии, поднятой на уровень передового сознания своей эпохи.

Все сказанное в этих нескольких строчках я отношу и к последней Вашей пьесе. В ней нет (к сожалению!) выдающихся сквозных ролей, но прав был выступивший в прениях юноша, — эта пьеса для целого коллектива, в которой эпизодические роли одна другой ярче. Ну, что ж? В этом Ваша авторская воля, — в репинских «Запорожцах», к примеру, тоже нет центрального героя.

А Дзержинский? И он, Вы это сами знаете, не центральная фигура в пьесе, но ею очень хорошо выражается собирательный образ большевизма как исторической силы решающего значения…

Теперь позвольте остановиться на некоторых сомнениях, на которых, впрочем, я не смею настаивать из-за того, что не способен вполне ответственно говорить о своих впечатлениях, воспринятых на слух. Но они, эти впечатления, сидят во мне, и я не могу не поделиться ими хотя бы в виде самых беглых замечаний.

Начать с названия пьесы, — оно ведь является уже как бы ее образом. Между тем слово «заговор» в заголовке — как порванный кредитный билет, на который уже ничего не купишь, пока не обменяешь на новую бумажку.

Далее следует текст пьесы.

Первый акт кажется мне совершенно безупречным. Он слушается с неослабным, захватывающим интересом. Нигде ни одного застоя. Ни одной неточности. И весь он сделан Вами на одном дыхании, глубоком и сильном.

{397} Во втором и третьем есть уже длинноты, прокрадываются какие-то «общие места». Есть недоговоренности, например, в обрисовке Спиридоновой, — всего-то одна может быть недостающая ей реплика вдохнула бы в эту роль жизнь, которой ей еще недостает. А между тем по драматургическому материалу какая она добротная! Не сердитесь на сравнение, — но сейчас она мне напоминает превосходное шампанское, которому дали долго стоять в откупоренной бутылке…

Савинков кажется мне излишне многословен. Я встречал его еще студентом, и тогда он производил впечатление очень — как бы лучше выразиться? — страшного человека. Недооценивать ею, конечно, нельзя, но это был «пустоцвет», и роль этого пустоцвета была бы для народа трагической, если бы такой фигуры не вымела с исторической арены рука рабочего класса.

Великолепен американец, — какой же Вы талантливый мастер! С какой великолепной простотой и лаконичностью достигнута предельная выразительность в характеристике Уолл-Стрита!.. Но сам «заговорщик» — простите! — не удался, он не интересен, бледен, вял.

Я не смог «на слух» разобраться в сцене появления Дзержинского у эсеров, но меня очень смутила длительная бездейственность его здесь.

Я не могу полностью присоединиться к замечанию одного из наших товарищей об эпилоге, но что-то в нем и меня царапает. И почему на сцене паровоз, поезд, когда ожидают прибытия Дзержинского? В жизни, конечно, случается зауряд, что перед отправлением одного поезда другой прибывает, но на сцене, как мне показалось, от этого создается в представлены! зрителя какая-то путаница…

На этом позвольте остановить мои непрошеные излияния. И позвольте мысленно горячо пожать Вам руку, ту самую, которая должна украсить репертуар советского театра еще многими прекрасными, истинно художественными произведениями.

Душевно Ваш

Пав. Гайдебуров.

1953, 16 февраля. Москва.

Г. С. Улановой [ccciv]