Приручение дракона Трудным Способом

 

Иккинг имел некоторое представление о драконах и был твердо уверен, что самый легкий метод дрессировки – это орать на них. Поэтому на протяжении первых двух недель он пытался орать на Беззубика и всё ждал, когда дракончик начнет дрессироваться.

Орал Иккинг громко, твердо и строго.

Напускал на себя свирепый вид.

Но Беззубик наотрез отказывался принимать его всерьез.

В конце концов Иккинг прекратил орать. Это случилось в тот день, когда утром за завтраком Беззубик стащил у него с тарелки копченую селедку. Иккинг заорал на него так свирепо и грозно, как только мог, а Беззубик в ответ лишь злобно стрельнул глазом и одним взмахом хвоста смахнул на пол всю посуду.

«Вот и доорался», – подумал Иккинг.

– Ладно, – сказал он. – Переидем к другой крайности.

И стал с Беззубиком вежлив и мил. Выделил его самое удобное место на кровати, а сам с риском для жизни балансировал на краю.

Он до отвала кормил Беззубика копченой селедкой и омарами. Однако после первого же раза прекратил эти эксперименты, поскольку маленький дракончик набивал брюхо, не переставая, пока его не стошнило.

Иккинг часами играл с дракончиком в самые разные игры. Пел ему песенки, приносил мышей на обед, чесал спинку между зубцами, там, куда Беззубик не мог дотянуться.

Одним словом, изо всех сил старался, чтобы Беззубик почувствовал себя на драконьем седьмом небе.

 

***

 

В середине февраля зима на Олухе подошла к концу, снежный сезон сменился дождливым. В такую погоду одежда никогда не просыхает, сколько ни старайся. Каждый вечер перед сном Иккинг вешал рубашку на стул перед очагом, а наутро она все равно была мокрая – пусть не холодная и мокрая, а всего лишь теплая и мокрая, но, тем не менее, всё‑таки МОКРАЯ.

Земля вокруг деревни превратилась в слякоть глубиной по колено.

– Скажи, ради Одина, что это ты затеял? – спросил Рыбьеног, когда застал Иккинга за странным занятием: тот копал глубокую яму прямо у стены своего дома.

– Строю для Беззубика грязевую ванну, – пропыхтел Иккинг.

– Избалуешь ты этого дракона, – проворчал Рыбьеног, укоризненно качая головой.

– Понимаешь, всё дело в психологии, – пояснил Иккинг. – Надо вести себя умно и тонко, а не орать на дракона, как пещерные люди. Как ты орешь на свою Страхкорову.

Рыбьеног назвал свою дракониху Страхкоровой. Слово «страх» (как вы сами понимаете) должно было хоть немножко внушать страх перед этим существом. А «корова» он добавил потому, что она и впрямь походила на корову. Большая, миролюбивая и добродушная. Рыбьеног даже подозревал, что она вегетарианка.

– Вечно она норовит погрызть что‑нибудь деревянное, – жаловался он, – КРОВЬ, Страхкорова, КРОВЬ – вот чего ты должна жаждать!

Трудно сказать – может, Рыбьеног умел орать лучше, чем Иккинг, а может, Страхкорова по натуре была ленивее и податливее, чем Беззубик, но только дрессировать дракониху методом орания оказалось не так уж трудно.

– Вот, Беззубик, готово, – сказал наконец Иккинг. – Залезай, искупайся.  

Беззубик оторвался от ловли мышеи и плюхнулся в лужу. Он расправил крылья и, радостно визжа, с наслаждением бултыхался в липкой жиже.

– Рано или поздно между нами установится связь, – объяснил Иккинг, – и тогда он охотно сделает всё, что я скажу.

– Ты уверен? – с сомнением проговорил Рыбьеног, глядя, как Беззубик набрал полную пасть грязи и выплюнул ее Иккингу в лицо. – Я мало чего смыслю в драконах, но твердо знаю: это самые эгоистичные существа на Земле. Ни один дракон не станет делать то, что ты хочешь, из чувства благодарности. Драконам благодарность неведома. Так что брось ты свою затею. Все равно НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ.

– М'мы, д'дра‑а‑аконы, в'всегда с'стои‑и‑и‑м сами за се‑е‑ебя, – заявил Беззубик. – М'мы п'прир'рожде‑е‑енные победители! Не т'то что с'слаща‑а‑авые кошки или г'глу‑у‑упые псы, которые по уши влюбляются в хозяина. Ес'сли мы и с'сделаем что‑то д'для челове‑е‑ека, то то‑то‑только потому, что он сильнее нас и дает нам еду.  

– Что он говорит? – спросил Рыбьеног.

– Примерно то же, что и ты, – сказал Иккинг.

– Ни‑Ни‑Никогда не д'доверяй д'драконам! – радостно заявил Беззубик, вылез из лужи и подкрепился моллюском‑береговичком, которого поймал для него Иккинг. (Беззубик очень любил береговичков – «От них в'в но‑о‑осу щ'ще‑щe‑щекочет», – говорил он.) – Т'так меня учила мама, а она все знает.  

Иккинг вздохнул. Так оно и есть. Беззубик на вид такая лапочка, и товарищ неплохой – разве что немного капризный. Однако стоило только взглянуть в его большие, невинные глаза, опушенные густыми ресницами, и становилось ясно – мораль ему неведома. Такими глазами испокон веков славятся убийцы. Не верите – позовите к себе в друзья крокодила или акулу.

Иккинг вытер грязь с лица.

– Надо придумать что‑нибудь еще, – вздохнул он.

 

***

 

Февраль сменился мартом, a Иккинг всё еще думал. Несколько чахлых цветочков опрометчиво высунули головки из‑под земли и были тотчас же уничтожены морозом, ударившим специально ради этого.

Рыбьеног выучил Страхкорову «лететь» и «сидеть» по команде. А Иккинг до сих пор безуспешно учил Беззубика хорошим манерам.

– Нельзя какать в кухне, – в тысячный раз говорил Иккинг, вынося Беззубика на улицу после очередного конфуза.

– Но в'в к'ку‑ку‑кухне теплее, – жалобно скулил Беззубик.

– Но какать надо снаружи и ты это знаешь, – говорил Иккинг, теряя терпение.

Беззубик тут же пачкал Иккинговы руки и рубашку.

– Я снаружи, я снаружи, я снаружи, – радостно чирикал дракончик.

И как раз в этот самый злосчастный момент, как назло (всё самое неприятное, как известно, всегда происходит назло), мимо дома Стоика Обширного проходили Сопляк и Песьедух. Они, не торопясь, возвращались с пляжа, неся на плечах своих драконов.

– Вот это да, – захохотал Сопляк. – Да это же НИКЧЕМНЫЙ, с ног до головы в драконьем дерьме! Тебе очень идет!

– Ух, ух, ух, – зафыркал Песьедух.

– Это не дракон, – осклабился Слизняк, дракон Песьедуха, на редкость уродливый Громмель с курносой мордой и злобным нравом. – Это головастик с крылышками.  – Это не дракон, – вторила ему Огневица, дракониха Сопляка, столь же задиристая, как и ее хозяин. – Это жалкий новорожденный крольчонок, страдающий недержанием!  Беззубик обиженно фыркнул.

Сопляк продемонстрировал Иккингу внушительную охапку рыбы, завернутую в плащ.

– Смотри, сколько Огневица со Слизняком наловили на пляже! И всего за пару часов!

Огневица смущенно кашлянула, поиграла блестящими мускулами и с напускной скромностью уставилась на свои когти.

– О, прошу вас, – застеснялась она. – Я даже не старалась. Если бы я захотела, то одним левым крылом наловила бы столько же за десять минут!  

– Извини, но я сейчас не сдержусь, – пробормотал Беззубик, обращаясь к Страхкорове, которая укоризненно взирала на Огневицу большими карими глазами.

– Моя Огневица станет ОХОТНИЧЬЕЙ ЛЕГЕНДОЙ, – ухмыльнулся Сопляк. – Я слыхал, твоя Страхкорова предпочитает морковку… Слушай, Иккинг, хватит ли у твоего Беззубого Чуда духу, чтобы напасть на овощ? Морковка, правда, жестковата, ему не по зубам, но, может быть, он справится с перезрелым огурцом… Время от времени можешь подкармливать его сеном…

– УХ, УХ, УХ, – Песьедух захохотал так громко, что у него из носа вылетела сопля.

– Осторожнее, Песьедух, – вежливо предупредил Рыбьеног. – А то мозги вытекут.

Песьедух толкнул Рыбьенога и вместе с Сопляком вальяжно зашагал прочь. Огневица спикировала на Беззубика и чуть не выклевала ему глаз.

Когда они отошли подальше и уже не могли ничего услышать, Беззубик вспорхнул с руки Иккинга и грозно извергнул маленький язычок пламени.

– Задиры! Трусы! А ну подойдите поближе и Беззубик разорвет вас в клочки! Поджарит на медленном огне! Вырвет вам кишки! Беззубик… Беззубик… Беззубик... в общем, лучше не подходите, а то…  

– Да, Беззубик, ты очень храбр, – саркастически заметил Иккинг. – Если закричишь погромче, может быть, они тебя даже услышат.