Вы отличный жестянщик, пусть и неживой. Пожалуйста, Майкл, откройте ведро. Прямо сейчас. 1 страница

(Пауза.)

Как пахнет?

— Это коровьи мозги. Как им еще пахнуть?

Пожалуйста, Майкл.

— Пахнет… Ну, хорошо. Можно мне их съесть? Все будет в порядке.

В порядке будет, когда вы перестанете возвращаться к прошлому. Будете вести себя хорошо — и никто вас не тронет. Оступитесь — и получите пулю в лоб, неважно, насколько вы хороший жестянщик. Договорились?

(Пауза.)

— Договорились… Вот черт!

Я хочу, чтобы вы в течение месяца каждый день встречались со своим поручителем. Вот вам карточка. Пусть он ежедневно ставит на ней подпись. Вам с ним нужно о многом побеседовать.

— Эй, приятель, до сих пор мне не нужно было этого делать.

На этой неделе вы съели человеческие мозги. Если, по-вашему, это была хорошая идея, скажите мне. Я лично вас пристрелю.

— Это была плохая идея.

И будете сдавать мочу на анализ ДНК, пока окончательно не избавитесь от дурной привычки.

— Хорошо… Ладно.

Майкл, я хочу вам помочь, но и вы тоже должны хотеть себе помочь. Я верю в вас. Вы хороший человек. Вы справитесь.

— Знаю.

Увидимся на следующей неделе, Майкл.

— Если я не встречу вас раньше.

(Пауза.)

— Я просто пошутил.

Сегодня в семь у вас встреча в клинике Бет Исраэль. Я хочу, чтобы в вашей карточке появилась подпись, удостоверяющая, что вы там были.

— Да. Я постараюсь.

Просто запомните: в противном случае вас ожидает пуля в лоб.

 

Саймон Р. Грин

СКАЗАЛ ОН, СМЕЯСЬ

  

Саймон Р. Грин — известный английский писатель, автор десятков популярных романов, в том числе вошедших в серии «Охотник за смертью» («Deathstalker») и «Лесное королевство» («Darkwood»). В последние годы он в основном пишет романы из серии «Secret History» и из другого своего известного цикла «Темная сторона» («Nightside»). Из новых работ писателя отметим «Хороший, плохой, сверхъестественный» («Good, the Bad, and the Uncanny») и «The Spy Who Haunted Me». Сейчас Грин начинает очередной цикл под названием «Ghost Finders». Рассказы Грина выходили в антологиях «Mean Streets», «Unusial Suspects», «Wolfsbane and Mistletoe», «Powers of Detection». В скором времени один из его рассказов будет опубликован в моем сборнике «The Way of the Wizard».

  «Апокалипсис сегодня» — удивительный, непохожий на другие фильм. Его режиссер, Фрэнсис Форд Коппола, взял за основу написанную в начале прошлого века повесть Джозефа Конрада «Сердце тьмы», но перенес действие во времена вьетнамской войны. В основе сюжета лежит путешествие вверх по реке капитана Уилларда (в исполнении Мартина Шина); он должен разыскать дезертировавшего из американской армии полковника Куртца. В одном эпизоде американские солдаты расстреливают расположенную на берегу деревушку под громоподобные звуки вагнеровского «Полета валькирий». Роберт Дюваль, играющий роль сумасшедшего подполковника Билла Килгора, стоит с гордо поднятой головой, вокруг рвутся снаряды, а он произносит ставшую знаменитой фразу: «Люблю запах напалма поутру». С этого момента сюжет фильма приобретает все более сюрреалистический оттенок.

Сам процесс съемок был таким же безумным и сюрреалистичным. Многие члены съемочной группы и актеры злоупотребляли алкоголем и наркотиками. Однажды буря уничтожила декорации, а боевые вертолеты отозвали со съемок для участия в реальном сражении. Исполнитель одной из главных ролей, Марлон Брандо, очень располнел и настоял на том, чтобы в кадр попадали только его голова и плечи, а все, что ниже, оставалось в тени. В фильме показаны настоящие трупы, которые раздобыл один из ассистентов, — как выяснилось впоследствии, похитил с местных кладбищ. Сам же Коппола, который в случае неудачи проекта мог потерять все, неоднократно угрожал покончить с собой.

Конечно, звучит это все довольно дико. Но, с другой стороны, до столкновения с зомби во время съемок дело не дошло.

  

Сайгон, 1969 год.

Это не ад. Но его можно отсюда увидеть. Вьетнам — это другой мир, здесь все совершенно по-иному. Впечатление такое, будто вернулся в прошлое, в далекое-далекое прошлое, в первобытный, первозданный мир. В ту эпоху, когда мы все жили в джунглях, просто потому, что, кроме джунглей, ничего не было. Но не одни только джунгли превращают человека в зверя; здесь нет ничего человеческого, никаких признаков цивилизации. Ни законов, ни морали, ни стабильности. По крайней мере, в таком виде, в каком мы знаем эти понятия или можем их принять.

Зачем придерживаться каких-то правил, вести честную войну, оставаться в цивилизованных рамках, когда противник плевать на все хотел? Зачем соблюдать армейскую дисциплину, если враг готов творить что угодно, лишь бы победить? Зачем стремиться сохранить человеческое лицо, когда намного проще забыть об этом и существовать в этом диком мире по его диким законам?

Потому что если вы протянете здесь достаточно долго… вы вернетесь домой. Быть отправленным во Вьетнам равносильно тому, как если бы вас швырнули в ад, но при этом вы постоянно понимали бы, что до рая всего десяток часов лета. Однако в таких отдаленных местах даже рай и ад могут причудливо перемешиваться. В аду можно найти такие развлечения и удовольствия, о коих в раю и не помечтаешь. И спустя некоторое время вы задумываетесь: а сможет ли тот человек, в которого вы здесь превратились, вообще вернуться домой? Сумеет ли снова стать самим собой?

Чудовища не появляются из ниоткуда. Мы создаем их сами, совершая выбор, день за днем…

  

Я дожидался военного трибунала, а с ним не торопились. Я знал, что для меня задумали нечто особенное. Первый звоночек прозвенел, когда меня засунули в этот кишащий крысами отель вместо камеры, которую я вполне заслуживал. И даже дверь в номер не заперли. Впрочем, если рассудить, куда я мог деться? Я был известной персоной, каждая собака знала меня в лицо. Куда бы я направился? Кто бы рискнул укрыть меня после тех ужасных вещей, что я натворил? Мне приказали ждать, и я ждал. Армия еще не закончила со мной, и я не удивлялся. Во Вьетнаме для такого чудовища, как я, всегда сыщется работа.

Наконец за мной пришли, еще до рассвета. Старый трюк: застать человека врасплох, когда он не проснулся как следует и его физические и умственные способности сведены к минимуму. Только вот в тот самый момент, когда за дверью раздался звук шагов, я вскочил с кровати и руки мои принялись искать оружие, которое, увы, мне теперь было запрещено носить. Всему этому быстро учишься в здешних краях, если хочешь остаться в живых. Так что, когда двое вооруженных конвоиров распахнули дверь в номер, я уже ждал. Даже улыбнулся во все тридцать два зуба, так как знал, что это выводит людей из равновесия. Я уже больше не улыбаюсь, как нормальный человек.

Парни не отреагировали. Просто жестами велели выйти из номера и топать впереди. Я, конечно, не забыл собрать кое-какие вещички (совершенно мне не нужные) с одной только целью: показать, что не собираюсь никуда торопиться. Но, сказать по правде, я еще больше моих стражей мечтал убраться отсюда. Кто-то наконец принял решение. Значит, меня либо отправят с особым заданием, либо приставят к стеночке и пустят пулю в затылок. Я и сам не был уверен, какой вариант мне больше нравится.

  

Привели меня в тесную комнатушку, совершенно не похожую на официальные кабинеты. Конвоиры тщательно прикрыли за мной дверь и заперли снаружи. В комнате имелся стул, а перед ним стол, и за столом сидел мужчина. Я, не дожидаясь приглашения, уселся, и мужчина улыбнулся. Он был огромный, но не толстый, скорее крупный, и стул протестующе поскрипывал всякий раз, когда мужчина шевелился. У него было широкое довольное лицо, бритая голова, одет в цивильное. Он мог оказаться заказчиком из штатских, каким-нибудь там воротилой бизнеса, но я-то знал, кто он такой. Кем он должен быть. Наверное, потому, что одно чудовище всегда узнает другое.

— Вы из ЦРУ, — сказал я.

Он быстро кивнул и улыбнулся:

— А говорят, что вы псих. Как же мало о вас знают, капитан Марло.

Я внимательно изучал бритого. Несмотря ни на что, я был заинтригован. Давненько не встречал человека, который бы меня не боялся. На столе перед цэрэушником лежала тоненькая серая папка. В ней вряд ли помещалось больше полудюжины листков, но, в общем-то, после того как меня забросили сюда и заявили, что здесь я и сдохну, я совершил всего один поступок. Да, я показал этим сукиным детям.

— Мое имя вы знаете, а как мне называть вас?

— Зовите меня «сэр». — Он усмехнулся, наслаждаясь старой шуткой. — Люди вроде меня не имеют имен и фамилий, вы должны это знать. Хорошо, если известен хотя бы род наших занятий. Имена меняются, но работа продолжается. И вы понимаете, о какого рода работе я говорю. Все эти грязные, но необходимые делишки, о которых совсем необязательно знать правительству и добропорядочным гражданам. Я действую без ограничений, без приказов и использую в основном людей вроде вас, капитан Марло. Кем, как не человеком, над которым висит смертный приговор, можно легко пожертвовать? Я могу сделать с вами все, что захочу, и всем на это будет наплевать.

— Тогда все в порядке, — сказал я и добавил: — Сэр.

Он одарил меня широкой, ничего не выражающей улыбкой и быстро пролистал бумаги. В досье были и фотографии, которые цэрэушник какое-то время рассматривал. При этом ни один мускул не дрогнул на его лице. Наконец он закрыл папку, постучал толстым пальцем по обложке без единой пометки или надписи и посмотрел мне прямо в глаза.

— Капитан, вы ведь наломали дров. Сто семнадцать человек: женщины, дети, в том числе и грудные; вы уничтожили их всех, устроили настоящую резню в этой глухой деревушке. Вы расстреливали их, пока не кончились патроны, потом кололи штыком, и штык сломался, и потом вы добивали оставшихся в живых прикладом винтовки, приканчивали голыми руками и всем, что только можно было использовать в качестве оружия. Вы проламывали им черепа, разрывали глотки, вырывали внутренности. И поедали их. Когда в деревню наконец вошла ваша рота, вы, весь в крови, сидели на берегу реки, опустив ноги в воду; повсюду вокруг валялись трупы, а вы спокойно курили. Скажите, капитан, это была вражеская деревня?

— Нет.

— Кто-то напал на вас, угрожал вашей жизни?

— Нет.

— Тогда почему же, капитан Марло, вы вырезали целую деревню гражданских?

Я снова мило улыбнулся:

— Потому что. Мне не понравилось, как они на меня пялились. Это имеет значение?

— Да не особенно. — Бритый цэрэушник склонился над столом и уставился на меня довольными немигающими глазами. — Вас здесь не будут судить, капитан. На самом высоком уровне уже принято решение: ничего этого никогда не было. Ни резни, ни сумасшедшего капитана. Для наших сограждан это был бы слишком сильный шок. Я уполномочен предложить вам особое, крайне важное и очень… деликатное задание. Справитесь с ним успешно — и эта папка исчезнет. Вас с честью отправят в отставку, и вы сможете вернуться домой.

— Первое, чему учишься в армии, — заметил я, — никогда не лезть в добровольцы. Тем более на особые, важные и деликатные задания.

— У меня также есть полномочия, — продолжая улыбаться, сказал цэрэушник, — в случае вашего отказа вывести вас на задний двор и пустить вам две пули в голову.

Он удивился, когда я по-настоящему задумался над его словами. Если это задание слишком важное для военных и слишком опасное для ЦРУ, так что им требуется чудовище вроде меня… значит здесь придется столкнуться с чем-то еще похлеще уничтожения целой деревни. И… я не был уверен, что хочу возвращаться домой после всего того, что видел и что сделал. Я до сих пор с любовью вспоминал родных и друзей и боялся представить их лица, когда они поймут, что именно вернулось к ним. Не хотелось представлять себе картину: вот они идут по улице, а рядом чудовище, прячущееся за моим прежним обличьем.

Я не хотел оставаться в аду, но все же во мне еще сохранялось достаточно от человека, чтобы понимать: я не имею права осквернять своим присутствием улицы рая.

Потому я кивнул змею-искусителю, и тот удовлетворенно откинулся на спинку стула, который снова жалобно заскрипел. Потом цэрэушник открыл ящик стола, положил туда папку с моим досье и достал другую, намного толще. А вот на обложке ничего не было написано, даже номер дела не стоял. Как и на моей. Цэрэушник открыл папку, извлек из нее фотографию восемь на десять на глянцевой бумаге и подтолкнул по столу ко мне. Я посмотрел на снимок, не беря его в руки. На меня глядел офицер в форме со знаками различия, с боевыми наградами и кротким, флегматичным лицом, обладатель которого вряд ли мог похвастаться твердым характером и авторитетом.

— Это майор Краус. Блестящая репутация, выдающаяся карьера и все такое. Автор множества серьезных статей. У него было большое будущее на родине, но он захотел быть здесь, где идут настоящие боевые действия, где он мог показать себя настоящим солдатом. Каким-то образом ему удалось убедить начальство отпустить его вглубь страны для проверки каких-то новых революционных теорий. Судя по первым донесениям, он находился на пути к успеху Затем сообщения стали более… неопределенными. А потом и вовсе прекратились. Мы ничего не слышали от майора Крауса уже больше года.

На его поиски отправился отряд военных, но никто не вернулся. Мы тоже послали своих людей, опытных, проверенных в деле. Они исчезли бесследно. А сейчас из того района начали просачиваться сведения о майоре — в основном их приносят беженцы из тамошних деревень. Согласно им, Краус собрал собственную армию и нападает на все, что движется. Его люди безжалостно истребляют всех, кто попадется на пути. Тот район больше не является вражеской территорией, но и нашей его назвать нельзя. Похоже, майор вознамерился создать в джунглях собственное маленькое королевство, а мы не можем этого допустить.

— Конечно не можем, — вставил я. — В армии не поощряют личные амбиции.

— Не упустите удачу, капитан. Ваша задача — подняться по реке, добраться через джунгли до того места, откуда поступили последние сведения о майоре, оценить обстановку, а затем положить конец этому его эксперименту.

— Мне поручено убить майора? — Я улыбнулся.

Цэрэушник улыбнулся в ответ:

— Я так и предполагал, что вам это понравится. Если не удастся убедить майора остановиться и исполнять приказы командования, вам разрешено убрать его. Если ситуацию можно будет взять под контроль, так и поступите. В противном случае сообщите нам точные координаты, и туда будет отправлено звено бомбардировщиков, которое оставит за собой выжженную пустыню. Вопросы?

— Почему я?

— Потому что вас не жаль потерять, капитан. Если вы потерпите неудачу, мы просто найдем еще одного психа и отправим его вверх по реке. Недостатка в таких кадрах в наши дни не наблюдается. Мы будем посылать все новых смертников, до тех пор пока один из них не исполнит наконец свою миссию. Торопиться нам совершенно некуда. Майор Краус со своей армией служит и нашим целям: они отвлекают внимание противника.

— Если я выполню задание и вернусь, мне обязательно лететь домой? Или могут найтись и другие деликатные поручения?

— Почему бы и нет? — улыбнулся цэрэушник своей крокодильей улыбкой. — Хороший псих всегда пригодится.

  

Патрульная лодка, которую мне предоставили, оказалась напрочь убитым гнилым ведром с гордым именем «Сюзи Кью».[44] Команда из трех человек была под стать корыту. Я отдал рулевому все имевшиеся карты и удалился в каюту побыть в одиночестве. Имен этих парней я не спрашивал: а зачем? Мне вообще было на них наплевать, лишь бы доставили до места назначения. Парни этого не знали, но их жизни стоили еще меньше, чем моя.

Разговаривать со мной они не хотели. Видимо, им сообщили, кто я такой и что сотворил. Ребята все время держались на почтительной безопасной дистанции, а оружие всегда было у них под рукой. Периодически я им мило улыбался — просто чтобы находились в форме.

Я видел, как они умерли, один за другим, пока мы плыли по извилистой реке все дальше в мрачные дикие джунгли. Как именно умерли, не имеет значения. Джунгли просто забрали их, всех по-разному, но неизменно при этом проливалась кровь. Я ждал, когда темнота нанесет удар и по мне, но почему-то каждый раз она немножко промахивалась. Большую часть времени лодка двигалась по сужающимся темным протокам, почти туннелям среди джунглей; когда долгий путь был почти завершен, я оставался единственным человеком на борту «Сюзи Кью».

Вокруг плотно смыкался тропический лес. Деревья и прочая растительность подступали к самому берегу кричаще-зеленой стеной, непроницаемой даже для взгляда. Гигантские искривленные стволы нависали над водой, их протянутые ветки соединялись и образовывали своего рода навес, закрывающий от взора небо. Солнечным лучам приходилось пробиваться через плотную завесу, и они напоминали лучи прожекторов. В воздухе висели одуряющие запахи всякой растительной дряни, перемешанные с тошнотворно-сладкой вонью смерти и разложения. Тучи насекомых поднимались от реки, разбивались о нос лодки и снова соединялись за кормой.

Чем темнее становилось, тем комфортнее я себя ощущал. Те трое погибли из-за того, что оставались людьми, я же давно отбросил все человеческое. В джунглях — да и в любом другом месте на земле, не приспособленном для жизни, — нельзя надеяться выжить, если упорствуешь в желании оставаться человеком. Здесь место только для диких зверей, детей природы, готовых рвать когтями и грызть зубами, место для животных инстинктов и побуждений. Джунгли представления не имеют о таких понятиях, как «милосердие» и «благородство», «здравый смысл» и «рассудительность».

И тем не менее в джунглях были люди. Я видел их, плывя по реке. Молчаливые серые тени, которые заключили соглашение с джунглями; мужчины и женщины в черных одеждах, скользящие по потаенным тропам на велосипедах Или толкающие перед собой тачки с барахлом. Крестьяне, отступающие со своими пожитками перед лицом чего-то такого, что нельзя остановить, с чем невозможно договориться и от чего нет спасения. Я позволял им идти своей дорогой. Отчасти потому, что миссия моя была слишком важна, чтобы рисковать и раскрывать себя, но преимущественно оттого, что знал: стоит мне начать убивать, как я уже не смогу остановиться. Для живущего во мне зверя я соорудил клетку но дверцу не запер, лишь прикрыл.

Чтобы удержать зверя в неволе, я, продвигаясь все дальше по реке, придумывал новые и новые ужасы, которые намеревался сотворить с этим майором Краусом перед тем, как позволить ему наконец умереть.

  

Я уже добрался до мест, которые были картированы чисто условно, а потому отложил карты и просто направил «Сюзи Кью» вперед. Русло реки неуклонно сужалось, многочисленная растительность подползала к самому берегу с обеих сторон, чтобы получше меня разглядеть. Я коротал время, изучая объемистое досье на майора. Там были сообщения о сожженных дотла и заброшенных деревнях, об огромных опустошенных землях, а в центре всего этого безобразия, у истока реки, находилось логово Крауса. Сотни, тысячи людей были зверски убиты, а тела… Тела исчезли. Их забрали люди Крауса? Никто этого не знал. Подручные безумного майора действовали на обширной территории, безжалостно уничтожая всех, кто попадался на пути, но ни единого трупа никто не видел. Каннибализм? Возможно. В собранных материалах встречались различные теории и предположения, но насчет Крауса ничего нельзя было утверждать наверняка. Внизу одного листка кто-то написал большими буквами: «Психологическая война?», но это была всего лишь гипотеза.

Река впереди заканчивалась широкой естественной бухтой в самом сердце темно-зеленого вечного леса. Низкие осыпающиеся берега сошлись так близко, что я с борта лодки мог протянуть руку и дотронуться до раздутых стеблей и листьев неизвестных мне растений, склонившихся над темной водой. Ветви над головой переплелись настолько плотно, что совершенно не пропускали солнечного света, и река была погружена в постоянный сумрак, словно в преддверии конца света. Я оставил цивилизованный мир и оказался в местах, которые человек должен был покинуть давным-давно. Нам здесь делать нечего. Мы не можем оставаться здесь людьми.

  

Под конец путешествия берега сблизились почти вплотную, и «Сюзи Кью» едва-едва могла протиснуться по узкому руслу. А потом они внезапно расступились, и передо мной открылась широкая спокойная гладь — на берегу этой заводи майор Краус и устроил свой лагерь. Уже стемнело, была почти ночь, и поначалу я видел впереди только редкие огоньки нездорового желтого цвета. Они мерцали и передвигались с места на место, как это часто бывает на болотах.

Берега круто вздымались — серые стены из земли и глины высотой двадцать, а то и тридцать футов. Из влажной почвы здесь и там высовывались кривые корни, которые обвивались вокруг многочисленных темных пещер, раззявивших на меня беззубые рты. В пещеры заползали и выползали обратно гигантские сороконожки, волнообразными движениями перемещая свои ненормально длинные тела. Вода была совершенно спокойной, легкое волнение создавала только движущаяся лодка. В окружающей тишине ровное стрекотание мотора казалось оглушительно громким, потому я вырубил движок, и «Сюзи Кью» проделала остаток пути по инерции. Огней теперь стало больше: целые сотни их сверкали по берегам, словно следили за моим продвижением.

Причала как такового здесь не было, его заменял выдающийся далеко в реку мыс, состоящий из сухой серой земли. Я направил лодку прямо к нему. «Сюзи Кью» несколько раз ткнулась носом и наконец замерла. Я перебрался через борт и осторожно ступил на землю. Ощущения были такие, будто покинул надежный звездолет и высадился на враждебную планету. Оба берега, сколько хватало глаз, теперь были просто усеяны мерцающими огнями. Я запрокинул голову и увидел десятки местных жителей — они держали в руках примитивные факелы и смотрели на меня. Никто не пошевелился, не издал ни звука. Просто стояли и смотрели.

В высокой земляной стене рядом со мной были вырублены грубые ступеньки, по спирали уходящие вверх. Выглядела эта «лестница» не особо надежной, но, забравшись в такую глухомань, я готов был отступить только под дулом пистолета. Плотно прижимаясь левым плечом к осыпающемуся берегу и сосредоточившись на том, чтобы смотреть только вперед, я начал подъем. Ступеньки громко чавкали под подошвами ботинок, а рука и плечо быстро пропитались жидкой грязью, сочащейся из стены. Возле первой большой пещеры я задержался и, заглянув в уходящий вглубь стены темный туннель, не столько услышал, сколько почувствовал движение внутри, причем засевшее там существо было намного крупнее и массивнее сороконожки. Я вжался в стену и покрепче уперся ногами в ненадежные скользкие ступеньки, чтобы не грохнуться вниз. Местные все так же стояли и молча глазели на меня.

Когда я наконец выбрался наверх, у меня болели все мышцы, грудь ходила ходуном. Я остановился перевести дыхание, а когда вдохнул поглубже, зашелся кашлем от ужасного зловония. Обычные для джунглей запахи, в которых перемешались жизнь и смерть, здесь перебивала висевшая густой пеленой сильнейшая трупная вонь. Я словно нюхал гниющую плоть, будто погрузил лицо в разверстое чрево мертвого тела. И я очень хорошо знал этот запах. На мгновение подумал, а не снится ли мне все это; может быть, я до сих пор нахожусь в деревушке, сижу и болтаю босыми ногами в реке, курю сигарету и жду, когда они придут и обнаружат меня и все те ужасы, что я натворил. Но эта вонь, это место… Они были слишком омерзительными, чтобы оказаться просто сном.

Местные стояли передо мной, держали факелы и… все до единого были мертвы. Это становилось ясно с первого взгляда. Они стояли бесконечными шеренгами, противоестественно спокойные: глаза не двигались, грудь не вздымалась и не опускалась. По их телам, жужжа, ползали мухи. Некоторые из мертвецов находились здесь дольше прочих: их плоть высохла, будто у мумий. Другие, напротив, были совсем свежими, и не успевшая засохнуть темная кровь блестела вокруг ран, принесших смерть этим людям. У некоторых не было глаз, у кого-то в туловищах зияли большие дыры, кишащие личинками. Куда бы я ни посмотрел, всюду взгляд натыкался на новые ужасы: оторванные конечности, отвалившаяся нижняя челюсть или бледно-серые и пурпурные кишки, выпавшие из распоротых животов. Помимо факелов, мертвецы держали ножи, мачете, ужасного вида дубинки, и все оружие покрывала толстая корка засохшей крови. Одеты покойники были в жалкие лохмотья, сгнившие, как и их тела. На некоторых я признал остатки военной формы как северян, так и южан.

А потом все стало еще хуже. Двое мертвецов с безразличным видом уронили факелы на сырую землю и направились ко мне. Шагали они совершенно не как живые: их движения были разболтанными и беспорядочными. Создавалось впечатление, будто ими движет чужая воля. Жуткое то было зрелище, совершенно противоестественное, словно деревья вдруг выдрали корни из земли и заковыляли прочь. Я начал пятиться, но вспомнил, что позади-то ничего нет, только высокий обрывистый берег да земляные ступеньки. Хотелось закричать во весь голос, убежать и спрятаться.

Но я не сделал этого. Ведь я и явился сюда, чтобы разузнать мрачные тайны майора Крауса.

Двое мертвецов подхватили меня под локти и поволокли. Руки их были чудовищно холодными. Я не пытался сопротивляться. Покойники на меня не смотрели и заговорить не пробовали, за что я им был благодарен. Ибо сомневался, что хочу слышать голоса мертвецов.

Меня протащили мимо целой армии мертвых, по неровной поляне, пропитанной кровью и усеянной человеческими останками. Когда при нашем приближении в воздух поднялись несметные полчища мух, взгляду внезапно открылись горы оторванных конечностей и выпавших внутренностей. Там были отрубленные руки и проломленные головы, где лица сгнили так, что обнажились ослепительно-белые зубы. Мои мертвые конвоиры шли, не разбирая дороги, и мне ничего не оставалось, как следовать за ними по этому жуткому полю. В скором времени мои ботинки и брюки насквозь пропитались кровью.

Не надо мне было браться за это задание. А я-то думал, что знаю, как выглядит ад.

  

Никогда еще я не испытывал такого страха и притом не ощущал себя настолько живым. После той деревушки и того, что я там сделал, я вообще мало что чувствовал. Но сейчас, окруженный смертью и чем-то еще хуже смерти, я как будто снова вернулся к жизни. Сердце колотилось в груди, и каждый вдох, несмотря на жуткую вонь, казался восхитительным. Меня окружало такое, чего не могло быть, не должно было быть, и я жаждал узнать больше.

Никогда люди, которых я убивал, не поднимались. Ужасно было бы, если бы убитые вставали и смотрели на меня все понимающими, обвиняющими глазами. И те парни, вместе с которыми я служил и которые пали жертвами врага, часто невидимого, тоже никогда не оживали. Во Вьетнаме только смерть являлась единственной неизменной величиной. Везде, кроме этого места. Что же такое сотворил майор Краус здесь, вдали от цивилизации и здравого смысла? Кто знает, что возможно в этой глуши, где нет места научным объяснениям, где неприемлема логика и все то, на что опирается человек, чтобы осознать окружающий мир? Быть может, если вернуться достаточно далеко назад в прошлое, в джунгли, можно отбросить привычную реальность и погрузиться в совершенно другой мир, в котором возможно все. Абсолютно все.

Мертвые конвоиры подошли к большому отверстию в земле и остановились. Меня они отпустили и просто стояли, глядя в никуда. Я растер руки в тех местах, где их касалась мертвая холодная плоть безразлично, без какой-либо угрозы, безо всяких эмоций. Отверстие, казалось, уходит глубоко-глубоко в пропитанную кровью почву, однако на дне виднелся свет. К земляной стенке этого бездонного колодца была кое-как прилажена металлическая лесенка. Я начал спускаться. Мне необходимо было получить ответы на множество вопросов… если ответы вообще имелись.

Лесенка вела все дальше вниз, и через некоторое время руки и ноги стало сводить судорогами. Наконец спуск завершился в туннеле, который уходил вглубь высокого речного берега и освещался масляными лампами, установленными в нишах в земляных стенах. Почва здесь представляла собой красную глину и потому имела вид какой-то органики. Ощущения были неприятными: словно оказался в кишках давно умершего и века назад похороненного гиганта.

Туннели образовывали настоящий лабиринт узких пересекающихся проходов. В скором времени я окончательно заблудился и уже понятия не имел, в каком направлении двигаюсь. Просто брел вперед по освещенным туннелям, и пот лил с меня градом; воздух был горячий и спертый. Похоже, лампы установили здесь исключительно ради меня, ведь мертвецам свет не нужен. Неудивительно, что у ЦРУ было лишь приблизительное представление о том, где находится тайное убежище майора Крауса. Он спрятал свою базу под землей, чтобы никто даже не догадывался о ее истинных размерах. И доступ сюда имели лишь мертвецы. Если бы спецслужбы только предполагали, насколько велика «база» Крауса, насколько огромна его «армия», сюда бы уже давно отправили с десяток самолетов и превратили здесь все в мелкую пыль.

Какой же хитрец этот Краус!

  

Наконец я добрался до самого сердца лабиринта, до «тронного зала», места обитания чудовища. Все произошло неожиданно, без предупреждения: я просто завернул за угол и очутился в чистой, ярко освещенной пещере с земляными стенами. Пол был устлан тростником, на стенах висели полки с книгами и различными вещицами, вероятно ценными. Там тоже стояли масляные лампы.