Сущность позитивного метода

Э. Ферри был горячим сторонником использования в юридической науке позитивного метода, под которым он понимал применение экспериментальных исследований при изучении преступлений и наказаний в целях оживления абстрактной юридической техники свежими наблюдениями, проводимыми антропологией, статистикой, психологией и социологией.² Сейчас пионеров криминологии нередко

упрекают в позитивизме как в чем-то ущербном. Однако этот упрек необоснован. Позитивный метод в науке берет свое начало в исследованиях Галилея, и его применение означает отказ от мистики, априорных понятий и неаргументированных достоверными научными фактами утверждений. С позитивным методом очень тесно связан принцип практической пользы научных исследований, в качестве своей цели позитивная школа уголовного права определяет уменьшение преступлений. И если девизом основоположников классической школы был "гуманизм", то девиз позитивистов — "эффективность мер воздействия на преступность".

В отличие от Ломброзо Э. Ферри был гораздо последовательнее, его взгляды в течение его творческого пути не претерпевали радикальных перемен. И если в 70-е гг. XIX в. нестандартность антропологических идей Ломброзо как бы затмевала социологические исследования Ферри, то по мере того, как становились очевидными некоторые биологические несуразности концепции Ломброзо, роль Ферри как лидера позитивистского направления криминальной науки становилась все более очевидной.

Суть концепции Ферри заключается в рассмотрении преступления как продукта трех родов естественных факторов (антропологических, физических и социальных). Физические факторы (климат, погода, географические особенности) влияют на всех преступников почти одинаково; антропологические факторы преобладают в преступной деятельности преступников прирожденных, помешанных или по страсти, социальные же факторы влияют особенно заметно на случайных преступников и на преступников по привычке.' При такой градации социальным факторам Ферри отводит приоритетную роль: "Рост и уменьшение преступности зависят главным образом от социальных факторов, т. е. от факторов, которые легче других могут быть изменены и исправлены по воле законодателя".²

Для объяснения генезиса преступления необходимо исследовать условия семейной и общественной жизни преступника и его антропологические особенности (анатомические, физиологические и психические).³

Научное кредо Ферри излагает следующим образом:

"Наука о преступлении и наказании была прежде изложением силлогизмов, созданных одною силою логического мышления; наша школа сделала из нее науку позитивного на-

блюдения, которая, опираясь на антропологию, психологию и уголовную статистику, а также на уголовное право и на тюрьмоведение, составляет ту синтетическую науку, которую я назвал уголовной социологией".' Это было уже вполне определенное выделение учения о преступности, ее причинах и мерах воздействия на нее в самостоятельную науку, которая с легкой руки Топинара и Гарофало стала называться криминологией.

Свои взгляды Ферри кратко резюмировал в трех пунктах: "1. Антропология доказывает фактами, что преступник не есть нормальный человек, что, наоборот, вследствие своих органических и психических ненормальностей, наследственных и приобретенных, он составляет социальный класс, особую разновидность человеческого рода.

2. Статистика доказывает, что возникновение, увеличение, уменьшение и исчезновение преступлений находятся в зависимости от других причин, а не от наказаний, вписанных в кодексы и применяемых судьями.

3. Опытная психология доказала, что мнимая свобода воли есть чистейшая субъективная иллюзия."²

Эти выводы можно считать смертным приговором старому уголовному праву, которое Ферри, не отрицая полностью, предполагает значительно изменить. Суть перемен правосудия должна заключаться в том, что оно из орудия возмездия за нравственную вину превращается в средство охраны всего общества, как при эпидемических заболеваниях или сумасшествии. Перерабатывая идеи классической школы с позиций ограничения свободы воли, Ферри разработал концепцию социальной защиты, суть которой заключается в том, что главная энергия общества в противодействии преступности должна быть сконцентрирована не на общей и частной превенции (путем запугивания и перевоспитания), а на защите общества от социально опасных элементов. Орудиями для этой защиты Ферри избирает старые средства (лишение свободы, ссылка), но подходы к их использованию он предлагает иные: главная цель лишения свободы или ссылки — не запугивание, а изоляция и лишение возможности причинять вред обществу. "Во всяком случае при лечении преступности, как и при лечении всякой общей или душевной болезни, необходимо удалять из общества тех лиц, которые всего менее приспособлены к жизни".³ При этом он поддерживал идею Гарофало о том, что срок заключения

не должен назначаться судьей априори, но дирекция того заведения, которое предназначено для арестантов, должна высказаться относительно необходимости временного или пожизненного заключения, опираясь на психоантропологическое изучение арестанта.' Он положительно относился также к идее Гарофало назначать неограниченное по сроку заключение убийцам и ворам-убийцам при первом же преступлении, когда экспертиза признает их прирожденными преступниками. Но он расходится с ним во взглядах на этот вопрос применительно к другим категориям преступников:

по его мнению, "для других, менее важных преступлений, как изнасилование, раны, воровство, мошенничество, следовало бы установить, что только после 2, 3 или 4 раз рецидива виновных следует присуждать к заключению вместе с неисправимыми".²

Ферри отрицательно относился к смертной казни, считая, что применение ее в ограниченных масштабах не может дать положительного эффекта и оказывает лишь разлагающее влияние на общество, а чрезвычайное расширение смертной казни противоречит нравственному чувству общества. В чрезвычайных условиях, когда депортация и изоляция неисправимых преступников оказывается невозможной, Ферри допускает применение смертной казни.³

Ферри весьма основательно исследовал сущность преступности и закономерности ее развития. Он установил, что преступность — явление достаточно инертное. Для ее динамики характерно приблизительное постоянство ежегодного числа тяжких преступлений и постоянный рост менее тяжких.⁴ Он отметил закономерность постоянного увеличения уровня преступности в мире.⁵

Ферри первым стал рассматривать преступления как системное явление (своеобразный живой социальный организм): "Основная и типичная преступность вызывает в виде как бы рефлекса известные преступления, потому что усиление тяжкой и более частой преступности само по себе естественно влечет за собой большее число случаев сопротивления и оскорбления властей, лжесвительства, обид, нарушений правил о надзоре, побегов и т. д. К этому следует прибавить, что некоторые преступления постоянно сопровождаются другими придаточными преступлениями,

которые сначала являются последствием, а затем в свою очередь становятся стимулом для совершения преступлений того рода, которыми они были вызваны. Так, с учащением краж учащается покупка краденого, укрывательство;

с учащением убийств и нанесений ран — ношение запрещенного оружия и т. д.'"

Ферри сформулировал закон насыщения общества преступностью. Суть этого закона заключается в наличии определенной пропорциональности между численностью населения, живущего в определенной среде, и числом преступлений.² Социальная среда, прирожденные наклонности и человеческие страсти есть нечто устойчивое, что не поддается быстрым переменам. "Наказания, в которых продолжают до сих пор видеть лучшее средство для борьбы с преступностью, не имеют приписываемого им значения — преступность увеличивается и уменьшается под влиянием причин совершенно иных."³ Ферри приводит интересные примеры неэффективности кары. В XVI в. в Германии вследствие тридцатилетней войны необычайно распространилось бродяжничество. И несмотря на наказание плетьми, клеймением, виселицей, число бродяг росло с каждым днем настолько, что исполнители наказаний стали опасаться возможной нехватки леса для виселиц и пеньки для веревок. С изменением социальных условий бродяжничество без воздействия кары практически исчезло. То же касается другого феномена. Чтобы уничтожить богохульство, отрезали носы, языки, губы, а между тем оно процветало в период средних веков. В XIX в. богохульство практически исчезло, хотя за него не наказывали, — уровень культуры изменился и изменилось поведение людей. В то же время в соответствии с законом насыщения преступностью во всякой социальной среде имеется известный минимум естественной и наследственной преступности, создаваемой антропологическими факторами, — в этом мире не может быть совершенства. Для этого минимума необходимо сохранить наказания, которые не будут иметь карательной компоненты, ибо главная их цель — изоляция и обезвреживание опасных для общества лиц.⁴

Учение о заместителях наказания со всей очевидностью показало, что произошло оформление области научного познания, которая не умещается в рамках уголовного права.

Сущность эквивалентов наказания заключается, по мнению Ферри, в следующем: "Необходимо в законодательных актах (политических, экономических, гражданских, административных и уголовных), начиная с самых важных для общества установлений и кончая малейшими деталями, направлять развитие социального организма с таким расчетом, чтобы деятельность людей не находилась постоянно под бесполезной угрозой репрессии, а направлялась постоянно косвенным образом на непреступный путь, чтобы способности и потребности людей получали свободное удовлетворение; естественные наклонности должны сдерживаться по возможности меньше, а соблазн совершать преступления должен быть доведен до минимума".' По мнению Ферри, мудрость государственных деятелей не должна ограничиваться при столкновении с явлениями социальной патологии созданием новых наказаний или увеличением старых; она должна помогать отыскивать причины преступности, уничтожать их, давать им другое направление или ослаблять их.²

К числу эквивалентов наказаний Ферри относит: ограничение монополий, свободу эмиграции, уменьшение таможенных тарифов для уменьшения контрабанды, введение системы налогообложения, которая будет поражать богатство и сглаживать социальное неравенство, развитие общественных работ и воспрепятствование безработице, ограничение производства и продажи алкоголя, принятие полицейских мер для борьбы с распространением спиртных напитков и психологических — для уменьшения у населения тяги к спиртному, поднятие уровня жизни, уменьшение числа рабочих часов, замена бумажных денег металлическими для затруднения фальшивомонетничества, развитие законодательства, строго регулирующего развитие акционерных обществ и банков в целях воспрепятствова-ния мошенническому изъятию денег у населения, установление окладов, соответствующих нормальным потребностям чиновников, для воспрепятствования взяточничеству, раздача дров зимой в бедных деревнях для воспрепятствования хищения леса, планировка улиц, затрудняющая незаметные нападения, обеспечение ночного освещения улиц, уничтожение гетто и других подозрительных кварталов, устройство ночлежных приютов, устройство помещений швейцаров в подъездах домов как мера против квартирных краж, совершенствование дверных запоров, применение рентгеновских лучей при осмотре багажа, дешевые дома

для рабочих, кооперативные общества и общества взаимопомощи, страховые кассы на случай старости и несчастья, народные банки и сберегательные кассы, комитеты, дающие пособия в виде предоставления работы, земледельческие колонии для бродяг и нищих, безвозмездность и доступность гражданского правосудия как мера, предотвращающая месть и обращение к мафии за посредничеством, организация адвокатуры для бедных, упрощение законодательства, развитие школьного образования и систем общественного воспитания, запрещение жестоких зрелищ, предупреждение вырождения посредством лучшего ухода за детьми, устранение беспризорности детей (беспризорных детей он называет микробами преступного мира).' Многие из этих идей не помешало бы взять на вооружение отцам современных российских реформ.

В теории Ферри центральное место занимает концепция эквивалентных наказаний (средств, заменяющих наказания). Эти заменители наказания оказываются более эффективными мерами социальной защиты и более гуманны. "Труд социальной защиты должен быть не столько материальным усилием подавить известные явления, сколько моральным усилием предупредить их".² "Разумный муж для сохранения верности своей жены, конечно, не станет рассчитывать на статьи законов против адюльтера".³ Наказание как психологический мотив может быть противопоставлено лишь психологическим факторам, да и то в ограниченном виде, поскольку далеко не всех преступников наказывают, и общество достаточно осведомлено об этом. "Человек всегда остается самим собой, и, конечно, не уголовный кодекс более или менее строгий сможет уничтожить в нем естественные и непобедимые тенденции, каковы стремление к наслаждению и постоянная надежда на безнаказанность".⁴ Социальные же факторы, такие как экономические и политические кризисы, падение нравов, наказание не может нейтрализовать, и они продолжают генерировать преступность, несмотря на жестокость уголовных наказаний. Поэтому для достижения реальных сдвигов в уменьшении преступности необходимо улучшать общественную среду: социальные болезни должны лечиться социальными средствами.⁵

Антропологические воззрения в теории Ферри занимают не основное место. Частично они совпадают с ломбрози-анской концепцией, но лишь частично. Ферри был одним из

первых, кто провел критический анализ теории Ломброзо.' Общим между его взглядами и ломброзианством является то, что он признает справедливыми антропометрические признаки прирожденного преступника. При этом, проведя весьма значительные антропологические исследования убийц (он лично обследовал 1711 индивидов здоровых, душевнобольных и преступных, результаты этого исследования изложены в монографии "Убийца"),² он пришел к такому выводу: "Антропологически преступный тип состоит из совокупности органических признаков, но самыми решающими признаками являются черты и выражение лица. Аномалии в строении и в костях черепа и тела служат как бы дополнением того центрального ядра, которым является лицо, а в последнем, по крайней мере по моему опыту, особенно характерны некоторые черты, именно глаза и челюсти. По этим двум чертам, особенно в более резко выраженных случаях, я могу отличить преступника, пролившего кровь, от всякого другого".³ К числу основных аномалий насильственных преступников он относит "удивительную физическую нечувствительность", которая является материальной основой и обратной стороной нравственной нечувствительности, чаще прирожденной, чем приобретенной.⁴

Применив вероятностный подход к выводам криминальной антропологии, Э. Ферри вывел ее из тупика, куда эта теория попала вследствие недостаточной социологической и юридической подготовки Ломброзо (в то время как именно в этих областях он пытался разрабатывать практические рекомендации) и склонности туринского профессора к облегченным выводам и упрощенным интерпретациям достаточно сложных феноменов общественной жизни. Ферри сделал практически неуязвимыми для критики выводы антропологов о преступном типе, отметив: "Когда говорят, что преступники обладают известными ненормальными чертами, то этим вовсе не желают сказать, что эти черты должны встречаться у всех преступников и никогда не встречаться у людей непреступных. Положение это имеет относительное значение, от чего оно не становится менее прочным и убедительным; оно говорит лишь, что черты эти встречаются несравненно чаще у преступника, чем у нормального человека; оно верно как относительно отдель-

ных черт, так и их групп в тех случаях, когда у одного и того же преступника мы находим необыкновенное стечение аномалий, тогда, конечно, вероятность существования и полнота типа возрастают в геометрической прогрессии по сравнению с количеством его признаков".' Вероятностная ценность выводов криминальной антропологии не была по достоинству оценена современниками. Причина этого кроется, скорее всего, в недостаточных познаниях криминалистов в области теории вероятностей (указанный недостаток, к сожалению, имеет место и сегодня).

При всем сходстве его взглядов с ломброзианством они значительно менее уязвимы: Ферри в отличие от первоначальных идей Ломброзо убежден, что лицо, обладающее признаками прирожденного преступника не обязательно должно совершить преступление, хотя вероятность этого высока. К этой точке зрения ему удалось склонить и Ломброзо. Соответственно он считает недопустимым принимать какие-либо меры по отношению к человеку, пусть даже и имеющему криминальную внешность, но не совершившему преступления. Опровергая надуманные обвинения своих оппонентов, он писал: "Надо избегать того умозрительным путем делаемого вывода, к которому хотят нас привести некоторые критики, — а именно, что согласно положениям нашей школы, следовало бы подвергать заключению всякого обладателя ненормальных биологических признаков. Повторяем еще раз, что преступление является следствием также физических и социальных факторов. А так как одно обладание биологическими признаками не может еще побудить к совершению преступления (потому что оно может быть нейтрализовано благоприятным влиянием среды), то общество может заниматься этими биологическими аномалиями в целях педагогических и гигиенических, но отнюдь не подвергать за них уголовной репрессии. Как против душевнобольных принимаются оборонительные меры лишь тогда, когда их болезнь проявится каким-нибудь неистовством, так и против преступных наклонностей, даже если они заявляют о себе физиономическими и психическими признаками, можно принять меры репрессивного характера лишь тогда, когда они проявятся в конкретной форме, в каком-нибудь конкретном действии, в покушении или оконченном преступлении".²

В то же время при совершении таким лицом преступления реакция общества должна быть иной, нежели

на преступление случайного преступника или преступника по страсти. К первым он допускает применение пожизненного заключения, высылку их в малярийные районы или на дикие острова, а также вынесение неопределенных приговоров.

Э. Ферри проанализировал взаимосвязь социальных и биологических факторов преступного поведения и на этой основе сделал вывод о возможности социальными мерами нейтрализовать отрицательное влияние биологических и наследственных движущих сил преступления ("тирании организма"). Он убедительно доказывал, что "без содействия среды прирожденный преступник не совершает преступлений, но самого легкого толчка достаточно для того, чтобы он поддался своему физио-психическому предрасположению... Отсюда ясно, в каком смысле мы признаем "фатальную неизбежность преступления" и в то же время можем утверждать в теории предупреждения преступления, что, изменяя среду, можно влиять в пределах индивидуального существования на огромную массу случайных и привычных преступников, а в течение нескольких поколений через посредство наследственности — на класс преступников и душевнобольных от рождения".'

Э. Ферри принадлежит приоритет в разработке классификации преступников. Он первым пришел к выводу, что преступное сообщество очень разнородно и подходить к изучению всех преступников с одной меркой нельзя: "Сначала нам надо изучить и узнать самым позитивным и точным образом различные классы преступников, а затем уже мы постараемся объяснить их происхождение и природу".* Ферри провел детальный анализ всех типов преступников.³ При этом он обосновал весьма ценный в практическом отношении принцип, связанный с тем, что в отношении каждого типа преступников должны приниматься специфические меры социальной защиты. При этом, оценивая его классификацию, необходимо учитывать, что с позиций теории вменяемости термин "душевнобольной преступник" является некорректным. Однако, исходя из разработанной Ферри концепции социальной защиты, выделение в отдельный класс душевнобольных лиц, склонных к общественно опасным действиям, и разработка мер защиты от них не лишены здравого смысла. Причем Ферри был одним из первых, кто поставил вопрос об ограниченной вменяемости, выдс-

лив подтип полупомешанного преступника.¹ Ферри внес весьма существенное уточнение понятия нравственного помешательства как прирожденного отсутствия или атрофии общественного чувства дозволенного и недозволенного.² Разрабатывая тип прирожденного преступника, Ферри выдвинул интересную гипотезу о непреодолимых прирожденных импульсах, которые толкают человека на преступление.³

Идеи Ферри о случайном типе преступника в значительной мере были использованы учеными фрейдистского течения в криминологии: "У всякого человека, как бы он ни был чист и честен, при известных соблазнительных обстоятельствах мелькает мысль совершить бесчестное или преступное деяние". Но у честного человека эта соблазнительная картина разбивается о закаленную сталь его внутренней культуры, а для тех, кто не имеет такой прочной нравственной защиты от криминальных соблазнов, не исключено преступление.⁴ Особая роль в создании этой нравственной защиты принадлежит, по мнению Ферри, воспитанию:

"Воспитание, оказывающее на человека длительное влияние еще с первых лет его жизни и уже по одной этой причине способное сильнее действовать на него, чем уголовная репрессия, влияет скорее тем, что препятствует развитию тех антисоциальных наклонностей, которые в зародыше имеются почти у каждого человека".⁵

Ферри разработал принципиальный подход к разработке социальных мер воздействия на преступность: "Социологу-криминалисту для его практических и социальных выводов важно знать доступные наблюдению факторы преступности биологического, физического и социального характера. Из более или менее ненормальных и более или менее исправимых наклонностей и настроений различных категорий преступников он выводит свои заключения относительно различных средств, которые следовало бы к ним применить, чтобы поддержать равновесие между необходимостью социальной защиты для пострадавших и правами человеческой личности преступника".⁶

В оценке возможностей общества в воздействии на преступность Ферри выступает как трезвый реалист. Открытый им закон насыщения преступностью гласит, что определенное количество преступлений в любом обществе

неминуемо. "Жизнь предписывает борьбу, и эта борьба совершается как посредством честной или экономической деятельности, так и посредством деятельности бесчестной и преступной. С другой стороны, в социальном организме, как и во всяком другом, происходят неизбежные трения; и глупо принимать за порядок глубокую апатию и инертность слабого, рабского народа... Общественный порядок не может уничтожить всех трений и толчков в коллективном организме. Вся суть в том, чтобы свести все более или менее преступные толчки к минимуму".'

Ферри разработал концепцию общественной терапии преступности и индивидуальной терапии преступников — из нее впоследствии выпестовались социологическая и клиническая школы криминологии.

Ферри разработал интересные подходы к анализу латентной преступности. Он установил, в частности, что в Италии на 100 мужчин старше 15 лет приходится 5 невыявленных преступников.²

В значительной мере Ферри разработал теорию стигмы: "Всякий вновь обнародованный закон является прямым или косвенным источником новых нарушений, которые увеличивают цифру преступности. Мания же издавать новые законы процветает теперь во всех цивилизованных странах; близорукие правительства не замечают ничего, кроме симптомов патологического состояния общества, и издают запретительный закон при появлении всякого нового болезненного симптома или при обострении старого. Многочисленные законы становятся, таким образом, еще многочисленнее, но их предупредительное влияние не увеличивается, так как причины данных симптоматических явлений остаются нетронутыми, а иногда даже возрастают".³ Причиной живучести такой иллюзии является то, что просто "удобно верить вместе со всеми, что достаточно издать новый закон, чтобы получить средство для исцеления от различных социальных недугов или средство воспрепятствовать их дальнейшему росту".⁴ "Краткосрочные наказания влекут за собой испорченность и рецидив".⁵

Ферри сделал глубокий анализ воззрений современников на основные факторы и сущность преступности. Результаты этого анализа он изложил схематично.⁶

Надо отметить, что при увлеченности социологическими идеями, Ферри был искусным антропологом. Он не просто успешно классифицировал преступников по их антропометрическим признакам. Ему удалось развить необычное чутье: по ряду внешних признаков, которые практически не улавливались неспециалистами, он определял среди осматриваемых лиц не только преступников, но и вид совершенного ими преступления.

Во время Парижского уголовно-антропологического конгресса в присутствии французских криминалистов Тар-да и Лакассаня, высказывавших сомнение в возможности диагностировать прирожденного преступника по антропометрическим признакам, Ферри предложил отправиться в убежище святой Анны (так назывался приют для душевнобольных, где отдельно содержались и лица, совершившие общественно опасные деяния), и там среди осмотренных дегенаратов он по форме головы безошибочно определил убийц и воров.

Проводя сравнительное исследование 700 преступников и 700 солдат, у одного из солдат он обнаружил ярко выраженные телесные признаки прирожденного убийцы (низкий, скошенный лоб, огромные челюсти, чрезвычайно развитые височные кости, тонкие губы, бледный и землистый цвет лица, холодный взгляд и свирепая физиономия). При опросе этого солдата выяснилось, что он ранее был судим за убийство, однако при призыве на военную службу скрыл этот факт. Многие из присутствующих были очень удивлены такой способностью Ферри, его сочли едва ли не ясновидящим.

Это искусное владение антропологометрической техникой давало ученому право писать: "Противники уголовной антропологии после посещения тюрем и сумасшедших домов утверждают, что они не нашли у преступников специфических черт; но это доказывает лишь, что они не умели их искать, что будучи более юристами, чем антропологами, они не обладали ни достаточными знаниями, ни научным опытом".'

В результате таких убедительных демонстраций криминальная антропология завоевала немалый авторитет у практических работников судебной системы. В начале XX в. заключение антрополога могло оказаться решающим аргументом при вынесении приговора. В книге немецкого ученого Г. Гентига приводится весьма показательная в этом отношении иллюстрация: 12 января 1902 г. в Турине про-

пала шестилетняя девочка. Через несколько месяцев ее нашли мертвой в подвале одного из домов. Подозрение пало на некого Тозетти, который часто играл и шутил с девочкой. Тозетти арестовали и он предстал перед комиссией антропологов. После того как комиссия пришла к выводу, что тот не является прирожденным преступником, подозреваемого освободили.¹