Успех может свалиться как снег на голову

 

 

1980‑1982

 

Порвав с Ником, я чуть было не расстался и с Джоан. Я работал как безумный, чтобы удержать Virgin на плаву, и понимал, что Джоан чувствует себя все более и более разочарованной. Телефон мог звонить в любое время дня и ночи. Едва мы просыпались утром в субботу, – он звонил опять. Однажды вечером я вернулся в плавучий дом и обнаружил, что он пуст. Джоан ушла, оставив записку: «Я беременна. Боялась сказать тебе об этом. Я сбежала из дома. Если будешь скучать по мне, позвони в квартиру Роуз».

Читая записку, я понял, что моя жизнь изменилась. Я сел и думал о том, что делать. После ухода Кристен у меня было много романов. Я любил разнообразие и свободу. С тех самых пор, как Джоан переехала ко мне, боюсь, я принимал ее присутствие как нечто само собой разумеющееся. Брак с Кристен превратил меня в скептика в отношении длительных взаимоотношений, и в тот момент я не воспринимал наши с Джоан отношения так же серьезно, как она. Кроме того, на меня оказывали воздействие родители, считавшие, что мне надо снова жить с Кристен, а если это невозможно, то жениться на какой‑нибудь девушке из графства Суррей с университетским образованием и навыкам и игры в теннис. Джоан категорически не соответствовала этому образу. Помню, как я рассказал своим родителям о том, что Джоан переехала ко мне жить. Папа рыбачил на берегу озера, а мама указывала ему на выскакивающую из воды форель.

В возникшей тишине папа не справился с забрасыванием удочки, и леска перепуталась.

– Это ее оборвало, – сказал он.

Но когда я сидел в плавучем доме, держа нацарапанную рукой Джоан записку и думая о нашем еще не рожденном младенце, я осознал, что действительно люблю ее. До этого момента у меня было все, что я хотел: я получал удовольствие от взаимоотношений с женщинами без каких‑либо обязательств перед ними и никогда не заботился о последствиях. Думаю, огромное количество мужчин жили бы себе припеваючи без детей, если бы жены не заставлял! их вспомнить о потомстве. Я позвонил Роуз, свояченице, и сделал все, чтобы быть с Джоан.

Когда было примерно шесть месяцев беременности, я находился во Франции, а Джоан отдыхала в Шотландии. В форте Вильям у нее случился приступ аппендицита. Я полетел в Шотландию, чтобы присутствовать на операции. На самом деле, это был не аппендицит, а разрыв кисты яичника, но врачи решили удалить и аппендикс. Это представляет опасность и в лучшие‑то времена, а уж тем более, если оперируют женщину на шестом месяце беременности. Операция спровоцировала роды. Джоан положили под капельницу, чтобы ослабить схватки, и мы в машине скорой помощи немедленно выехали, в надежде успеть добраться до более современной больницы в Инвернессе. Езда во время снегопада через Шотландию была сущим кошмаром. Каждый толчок на неровной дороге вызывал дальнейшие схватки. Когда мы добрались до места, Джоан была в агонии, вызванной болью от операции и схваток, и отчаянно пыталась удержать ребенка в себе.

В больнице Инвернесса стало ясно, что Джоан придется рожать. Было похоже, что у ребенка мало шансов выжить, поскольку он рождался на три месяца раньше срока. Родилась девочка, которая весила всего четыре фунта[60], и мы назвали ее Клэр в честь моей тети. Клэр едва могла есть, а в больнице не было необходимого оборудования для поддержания ее жизни.

Хотя Клэр открыла свои прекрасные, глубокие, молочно‑голубые глазки, она умерла четыре дня спустя. Все, что я помню о ней сейчас, это миниатюрность. Никому из нас не разрешалось держать или трогать ее. Инкубатор был ее недолгим домом. Она была такая маленькая, что могла бы поместиться в моей ладони. Мы тщательно рассматривали ее личико, изумлялись ее крохотным ручкам и тому выражению непреклонности, которое читалось на ее личике во сне. Но сейчас это поблекло. Когда я пытаюсь представить себе Клэр, моим воспоминаниям мешают больничный запах антисептиков, металлические стулья нашей комнаты, царапающие по линолеуму, и выражение лица медсестры, когда она пришла сообщить, что Клэр умерла.

Клэр жила в своем собственном мире, она вошла в наши жизни и покинула нас, оставив только отчаянье и пустоту, и еще любовь. Она была такой маленькой и жила так недолго, как будто ее здесь почти и не было, но в горе она сделала нас очень близкими друг другу. Ваш бы я не увидел хрупкое тельце Клэр, завернутое в крохотную пеленку, и то, насколько красива она была, и не знал, что это наш младенец, не думаю, что захотел бы снова стать отцом.

После смерти Клэр мы с Джоан твердо решили обзавестись ребенком, и к нашей радости, в течение года Джоан снова забеременела.

Опять роды начались раньше времени, на этот раз – на шесть недель. Нас обоих это застало врасплох. Я был на вечеринке в клубе и добрался до дома в три часа утра, мертвецки пьяный. Я сразу же крепко заснул и с трудом проснулся, только когда почувствовал, что Джоан бьет меня по щекам и кричит, что у нее начались схватки. Я свалился с кровати, но сумел довезти ее до больницы. Врачи осмотрели Джоан и новели в родильное отделение.

– Вы хорошо выглядите, – заверили ее. Потом взглянули на меня.

– А вы выглядите ужасно. Вам бы лучше принять аспирин и пойти спать. Позже тем же утром я был разбужен и увидел четверых врачей, пристально рассматривающих меня сквозь свои маски. Я предположил, что попал в ужасную катастрофу и нахожусь в какой‑нибудь палате для пострадавших от несчастного случая.

– У Джоан начинаются роды, – сказали они. – Вам бы лучше пойти с нами.

Родилась Холли, она весила неполные шесть фунтов. Это было самым потрясающим переживанием в моей жизни. Под конец (я верю!) я был даже более истощен, чем Джоан. Я дал себе торжественное обещание, что никогда не пропущу рождение хотя бы одного из наших детей. Однако после того, что случилось с Клэр, нашей ближайшей заботой было сохранение жизни Холли. Мы вернулись в наш плавучий дом очень холодным ноябрьским утром 1981 года, и Джоан положила малышку Холли вместе с собой в кровать. Весь остаток зимы они провели в основном в спальне, а я работал в соседней комнате. В 1981 году Virgin Music начала, наконец, зарабатывать. Хитами стали выпущенные группой Japan альбомы с песнями «Джентльмены берут „Полароиды“ и „Жестяной барабан“[61]. Среди наших недавних успешных синглов были: «Генералы и майоры» и «Сержантский рок»[62] в исполнении ХТС, «Беда» и «Новый Орлеан»[63] Яна Гиллана. Группы The Professionals и The Skids также были успешны. Мы еще не знали, что получится у Фила Коллинза, и – двадцать четвертым пунктом того, что мне надо было сделать в тот месяц – я организовал поездку в Шотландию на концерт одного из наших новых коллективов‑Simple Minds. Их альбом «Новая золотая мечта»[64] был бестселлером. Самой лучшей новостью 1981 года стало то, что оправдались предсказания Саймона в отношении The Human League. Их первые два альбома были экспериментальными и стали основой последующего культа группы. Когда обнаружилось, что продажи их пластинок стабильно возрастают, мы поняли, что появился шанс прорваться. Их третий альбом под названием «Вызов»[65]ворвался сразу в десятку лучших, а затем занял первую строчку в чартах. Альбом разошелся миллионным тиражом в Великобритании, и 3 миллиона экземпляров было продано по всему миру. Хитовый сингл «Ты разве не хочешь: меня, малышка?»[66] крутили снова и снова, и он стал фоном повседневной жизни.

Запасы наличности Virgin быстро иссякли. Всякий раз, когда в компании появлялись деньги, я возобновлял поиски возможностей для расширения бизнеса. Я стремлюсь расширить рамки Virgin Group, чтобы мы не зависели от одного источника дохода, но подозреваю, что это происходит скорее из‑за чрезмерного любопытства и неугомонности, чем финансового расчета. На этот раз я думал, что увидел прекрасную возможность.

Лондонцы традиционно читают журнал Time Out, чтобы узнать, что и где идет в городе. В те дни журнал отражал крайне левые взгляды. Шутка заключалась в том, что после прочтения обзора в Time Out и ознакомления с его рекомендациями ты делал все наоборот, поскольку издатели придавали всему очень сильную политическую окраску. Мик Джаггер однажды заметил, что пробраться собственно к разделу с афишей в Time Out так же трудно, как преодолеть заслон пикетчиков. Несколько раз я разговаривал с Тони Элиотом, владельцем журнала, о его покупке, потому что мне казалось, был спрос на исключительно развлекательный путеводитель без всякой политики.

Весной 1981 года у Элиота вышел спор с сотрудниками, приведший к забастовке. Поскольку сферой деятельности Virgin были развлечения, я полагал, что мы можем воспользоваться случаем и издавать свой собственный журнал.

Мы с Джоан купили дом в сельской местности вблизи от студий в Маноре. Деревня называлась Милл Энд, это было хорошее местечко для уединения в выходные дни. Однажды в уик‑энд я пригласил Элиота на обед и предложил объединить наши усилия по изданию нового развлекательного журнала, пока его сотрудники бастуют. Тони был против этой идеи. Тем не менее, я решил создать наш собственный журнал‑конкурент и назвать его Event.

Поскольку из‑за забастовки Time Out не выходил, рынок таких изданий был свободен. Я надеялся, что если нам удастся быстро выпустить Event, даже после того, как Time Out снова появится, мы сможем сохранить часть своей аудитории. Мы наняли Пирса Марчбанка, дизайнера Time Out, в качестве дизайнера журнала Event, и он убедил меня, что он же должен быть и редактором. Возможно, это было ошибкой, но стоило приступить к совместной работе, как внезапно в Time Out произошли события, которые были не в нашу пользу.

Зная о том, что Event на подходе, Элиот предъявил своему персоналу ультиматум и прекратил забастовку. Его политизированные, придерживавшиеся левых взглядов сотрудники ушли из редакции Time Out, чтобы организовать свой собственный журнал City Limits, а без них Time Out мог снова появиться на рынке. Мы поняли, что не в состоянии одержать верх над конкурентом в лице Time Out. Но что было еще хуже, мы осознали, что без сорока сотрудников левого толка этот журнал мог стать именно тем развлекательным и информационным изданием, каким мы намеревались сделать Event, но только под хорошо известной и устоявшейся торговой маркой. Новый Time Out появился на прилавках 18 сентября и оправдал наши самые худшие опасения. Это был очень хороший всеобъемлющий развлекательный журнал. На следующей неделе вышли в свет первые номера отколовшегося City Limits я нашего Event. Трех близких по тематике журналов было слишком много, лондонский рынок был переполнен.

В тот момент у Virgin не было ресурсов наличности, чтобы поддержать новое начинание. Когда Event не смог обеспечить высокий тираж, я вмешался, пытаясь помочь. Но дело было проиграно: в войне тиражей победителем оказался Time Out, и я решил сократить наши потери и прекратил издание журнала. После закрытия журнала Event два других издания – City Limits и Time Out стали оспаривать место на лондонском рынке. В результате City Limits проиграл и обанкротился, закрепив место лидера за Time Out.

Всегда тяжело признавать себя побежденным. Но был в истории с журналом Event и позитивный момент: я осознал, как важно разделять компании, входящие в состав Virgin Group, если потерпит крах одна из них, это не будет угрожать существованию остальных. Event был провалом, но провалом со смыслом. На счету каждого успешного бизнесмена есть неудачные начинания, и большинство предпринимателей, управляющих своими компаниями, хотя бы раз объявлялись банкротами. Имея обязательства по долгам, мы выплатили все сполна и прекратили существование журнала.

Деньги, потерянные на журнале Event, Virgin быстро восполнила за счет групп The Human League и Simple Minds, невероятно успешного дебютного сольного альбома Фила Коллинза «Ценность лица»[67], и затем к этому списку Довольно эффектно присоединился молодой певец Бой Джордж.

Впервые о Бое Джордже и группе Culture Club я услышал после того, как Саймон пошел послушать их на студию звукозаписи в Стоук‑Ньюинтон, где они выступали в 1981 году. Музыкальные издательские права уже принадлежали Virgin, и Саймон был заинтригован поразительной внешностью их солиста, красивого молодого гомосексуалиста, н той мягкой, беззаботной музыкой «белого» рэгги, которую они исполняли. Саймон пригласил группу в Вернон‑ярд, где они заключили договор на запись.

Когда Саймон представил меня Джорджу О'Дауду, я обнаружил, что пожимаю руку человеку, который внешне совершенно пи на кого не был похож. Его длинные волосы были перехвачены тесьмой, как у растафарианцев, у него было бледно‑белое лицо, огромные изогнутые брови, он был одет в богато украшенное кимоно гейши.

Хотя мы знали, что Culture Club – экстраординарная группа, ее первый сингл «Белый мальчик»[68] прошел незамеченным. Virgin выпустила его 30 апреля 1982 года, но ничего особенного не произошло: было продано около 8000 экземпляров, и в мартах он был под номером 114, Мы не обращали на это внимания, полагая, что стоит Боя Джорджа мастерски сфотографировать или суметь прорекламировать через Top of the Pops, его записи стали бы раскупаться. Людям достаточно было увидеть певца, чтобы они захотели купить его музыку. Подростки просто сходили бы по нему с ума. Наряду с потрясающей внешностью Джордж обладал поразительным голосом, умом и обаянием. Он был бунтарем совсем по‑другому, чем The Sex Pistols или Джеймс Дин, но он был. В июне Virgin выпустила второй сингл группы Culture Club «Я боюсь себя»[69], и хотя он продавался лучше, чем «Белый мальчик», в чартах он был сотым. Группа продолжала записывать альбом, основную часть которого сочинила еще до подписания контракта с нами.

Когда 3 сентября 1982 года мы выпустили третий сингл Culture Club под названием «Ты действительно хочешь причинить мне боль?»[70] это было нашей последней попыткой продвинуть группу. Забавно, что Radio‑2 проиграло песню в эфире раньше, чем Radio‑1, и общие отзывы о сингле были неблагоприятными: «Разбавленный водой, четвертосортный регги, – писала Smash Hits. – Ужасно». Но с подачи Radio‑2 сингл начал свое восхождение в чартах: в первую неделю поднялся до 85 места, во вторую был уже 38‑м. Мы популяризировали его, как только могли, но на ВВС отказались брать интервью у Боя Джорджа, назвав его трансвеститом. Затем мы услышали об отказе от Top of the Pops. Однако мы сделали все, чтобы Бой Джордж не упустил эту возможность, и когда Top of the Pops все же согласилась, мы подозревали, что находимся на пороге сенсации.

С бледным лицом, развевающимися одеяниями, фетровой шляпой и невероятными округлыми бровями, Бой Джордж перещеголял любую другую романтическую группу, наподобие Spanday Ballet, сразив конкурентов их же собственным оружием. Его аудиторией были подростки обоих полов, дети восьми‑девяти лет и даже их бабушки. Было невозможно определить, почему он так популярен: родители хотели усыновить его, девчонки хотели быть такими же красивыми, парни хотели, чтобы их девчонки были такими же красивыми, как он. На следующий день телефоны на столах разрывались на части, и заказы на сингл посыпались, как из рога изобилия. «Ты действительно хочешь причинить мне боль?» поднялся в чартах до номера 3. После этого Джордж появился на шоу Ноэла Эдмонда, и тот спросил, является ли он большим поклонником Liberace, «Больше нет», – ответил Джордж, подразумевая, что они поменялись ролями. Сингл стал лидером чарта. А когда Джордж объявил, что предпочитает сексу чашку чая, он превратился в идола международного масштаба.

К Рождеству 1982 года мы выпустили первый альбом группы Culture Club «Целуйся, чтобы быть умным»[71]. Он разошелся по миру тиражом в 4 млн. экземпляров. А затем произошло еще одно изумительное событие: шестой сингл группы под названием «Карма Хамелеон»[72] стал бестселлером в 1983 году. Было продано более 1,4 миллиона экземпляров в Великобритании, он стал первым в каждой стране, где существовали марты, – по нашим сведениям, более, чем в тридцати. Culture Club стал мировым феноменом поп‑искусства, было продано почти 10 млн. экземпляров их второго альбома «Цвет цифрами»[73]. Финансовое положение Virgin радикально изменилось: от убытков в £900000 в 1980 году до прибыли в £2 млн. в 1982‑м при объеме продаж в £50 млн. В 1983 году продажи составили £94 млн., а наша прибыль – £11 млн. После того, как мы организовали фан‑клуб Боя Джорджа, его популярность уже невозможно было контролировать, и в 1983 году 40% нашей прибыли принес Бой Джордж. Для первых двух лет история группы Culture Club была превосходной. Она свидетельствует о необыкновенной особенности индустрии звукозаписи – успех может придти без предупреждения. Минуту назад никто еще не слышал о Бое Джордже, а через минуту каждый человек по всему миру – от Ирландии до Кореи и от Японии до Ганы – уже напевает «Карму Хамелеон». Успех Боя Джорджа распространялся буквально со скоростью звука. Многие люди находят такую всеохватность пугающей, и они правы, полагая, что это создает панику в компании. К счастью, паника и адреналин всегда придавали мне больше сил, так что я чувствовал себя в своей тарелке в то время, когда мы раздували пламя успеха группы Culture Club.