Начало. Порт‑Бэрдокский пассаж 6 страница

 

 

Так началась двойная жизнь мистера Полли. Перед Джонсонами он играл роль человека, занятого поисками подходящего дела, но старался в этом не переигрывать, чтобы Джонсон не слишком ему докучал. Он делал вид, что выжидает, не подвернется ли счастливый случай. И каждое утро, отправляясь в погоню за этим счастливым случаем, он говорил Джонсону, что едет на разведку то в Чертей, то в Вейбридж. Но оказывалось, что если и не все дороги, то большинство, хотя бы и окольным путем, ведут в Стэмтон, где его встречал звонкий смех девиц Ларкинс и все растущая их привязанность. Его роман с Энни, Минни и Мириэм развивался успешно. Каждая из них все больше представала перед ним в собственном свете, и это ему было очень интересно. Смеяться они стали меньше, бурная радость первых дней поулеглась, но теплота и доверчивость возрастали. А вечером, когда он возвращался в дом мистера Джонсона, снова заводились серьезные и вместе с тем уклончивые разговоры о его будущем.

Джонсон был очень озабочен тем, чтобы пристроить наконец своего кузена к «делу». Он был честный малый с твердыми убеждениями, и он искренне желал, чтобы мистер Полли нашел занятие, хотя это и лишило бы его самого дополнительного дохода. Ненависть к убытку, кто бы его ни терпел, была в нем гораздо сильнее стремления к наживе. Миссис же Джонсон нравилось, что мистер Полли не спешил. Поэтому она казалась ему более приятной и человечной, чем ее супруг.

Порой мистер Полли пытался увлечься какой‑нибудь перспективой, блеснувшей ему в беседах с Джонсоном. Но в конце концов все оказывалось невыносимо скучным. То вдруг он воображал себя франтоватым приказчиком с безукоризненными манерами в большом лондонском магазине, но здравый смысл тут же подсказывал ему, сколь неправдоподобна эта картина. То он видел себя преуспевающим хозяином маленького, удачно расположенного магазинчика, увеличивавшим свой капитал ежегодно, скажем, на двадцать фунтов, – у мистера Джонсона был такой магазинчик на примете. Это спокойное, благополучное процветание, хотя и основанное на строжайшей экономии, было заманчиво, но сердце говорило мистеру Полли, что из этого вряд ли что‑нибудь получится.

И тут в жизнь мистера Полли вдруг ворвалась Любовь – настоящая Любовь из страны грез. Она нахлынула на него, пробудила в душе сладкие, упоительные надежды и ушла. Явилась и ушла – увы! – так поступала эта прекрасная дама со многими из нас. Ушла, оставив после себя зияющую пустоту, в которой мистер Полли тщетно искал хотя бы призрак пленительного образа.

И все‑таки мистер Полли был благодарен ей, потому что знал теперь, что и в жизни случаются вещи, о которых он до тех пор только читал в книгах.

В один прекрасный день он твердо решил не ехать в Стэмтон и для этого отправился из Исвуда по южной дороге, приведшей его в прелестное место, где заросли папоротника образовывали джунгли, а на зеленых лужайках, затененных раскидистыми деревьями, пестрели колокольчики, ромашки, вьюнки, зверобой и которое вполне возмещало человеку романтического склада отсутствие «подходящего дела». Он свернул с дороги в заросли папоротника по едва заметной стежке и вдруг оказался перед высокой каменной стеной с полуразрушенной верхней кладкой, заросшей желтофиолями, уже начинавшими отцветать. В нескольких шагах от нее лежали бревна одно на другом. Мистер Полли соскочил с велосипеда, сел на бревна, снял шляпу, положил ее рядом с собой, закурил сигарету и погрузился в мечтания; серенькая с коричневым птичка, введенная в заблуждение его неподвижной позой, прыгала возле самых его ног, и мистер Полли по‑дружески следил за ней.

– Как здесь хорошо! – тихонько сказал он серенькой птичке. – Дела подождут.

Он стал думать о том, что мог бы прожить так лет пять‑шесть, а потом снова вернуться к тому состоянию, в котором его застала смерть отца, и хуже ему, чем было тогда, не будет.

– Проклятые дела! – вздохнул мистер Полли.

И в этот миг мистер Полли узрел Любовь. Точнее, он ее сперва услышал.

Любовь возвестила о своем появлении звуками энергичной возни за стеной, затем чей‑то нежный голосок что‑то невнятно проговорил, сверху посыпались камешки, и на стене появились розовые кончики пальцев, которые мистер Полли не заметил бы, если бы сразу же за ними немного сбоку не появилась нога, неожиданная, но вполне реальная, красивой формы, стройная, в коричневом чулке, в коричневой, сбитой на носке туфельке, и наконец… верхом на стене оказалась хорошенькая, рыжеволосая, очень молоденькая девушка в коротком голубом полотняном платье; она тяжело дышала, и вид у нее был несколько растрепанный; мистера Полли она не видела…

Деликатность подсказала ему, что надо отвернуться и сделать вид, что любуешься окрестностями. Он так и сделал, но уши его настороженно прислушивались к малейшему шороху за спиной.

– Ой, кто это? – воскликнул тоненький голосок, в котором звучало изумление, граничащее с досадой.

Мистер Полли в один миг был на ногах.

– Боже мой! Не могу ли я вам помочь? – проговорил он с почтительной услужливостью.

– Я не думала, – сказала девушка, спокойно рассматривая мистера Полли ясными синими глазами, – я не думала, – повторила она, – что здесь кто‑нибудь есть.

– Простите меня, – ответил мистер Полли, – но я не знал, что вам будет неприятно мое присутствие.

Девушка минутку помолчала.

– Дело не в этом, – наконец сказала она, продолжая его разглядывать. – Просто нельзя лазить на эту стену. Это неприлично. По крайней мере во время занятий. Но поскольку сейчас каникулы…

Она развела руками, давая таким образом понять, какое у нее на этот счет мнение.

– Ну, конечно, раз каникулы – дело другое, – ответил мистер Полли.

– Видите ли, я бы не хотела нарушать правила, – сказала девушка.

– Прыгайте сюда, тогда правила останутся за стеной, – сказал мистер Полли с замиранием сердца, – и их нельзя будет нарушить.

Восхищаясь собственным остроумием и смелостью, с трепетом в душе, он протянул ей руку.

Девушка перекинула через стену вторую ногу в коричневом чулке и, поправив юбку быстрым, но ловким движением, сказала:

– Пожалуй, я останусь на стене, потому что все‑таки нужно подчиняться правилам…

Она глядела на мистера Полли, улыбаясь, но с явным одобрением. Мистер Полли тоже улыбнулся.

– Вы умеете ездить на велосипеде? – спросила она.

Мистер Полли ответил. Оказалось, что и незнакомка умеет ездить.

– Мои родители в Индии, – прибавила она со вздохом. – Чертовски противно, то есть, я хотела сказать, очень скучно, когда родители уезжают далеко и оставляют тебя одну.

– А мои родители, – сказал мистер Полли, – на небе.

– Это ужасно!

– Ужасно! – согласился мистер Полли. – И больше никого у меня нет.

– Так вот почему вы… – начала было девушка, указывая на его траур, но, смутившись, с участием добавила: – Мне вас очень, очень жаль. Они попали в кораблекрушение, или это был пожар?

Ее простодушие было неподражаемо. Мистер Полли покачал головой.

– Самая обычная смерть; сперва мать, потом отец.

Он говорил это с грустным видом, а внутри у него так все и ликовало.

– Вы одиноки?

Мистер Полли кивнул.

– Я сейчас здесь сидел и предавался меланхолии, – кивая на бревна, сказал он.

По лицу девушки пробежало легкое облачко раздумья.

– В том, что мы с вами разговариваем, ничего плохого нет, – заметила она.

– Наоборот, вы делаете доброе дело. Может быть, вы прыгнете сюда?

Она подумала, посмотрела вниз на траву, на мистера Полли, огляделась вокруг.

– Останусь лучше на стене, – ответила она. – Нельзя нарушать правила.

Мистер Полли смотрел на нее снизу. Какая она была красивая! Какая у нее тоненькая, нежная шейка, какой милый, округлый подбородок, особенно милый, потому что он был виден снизу, какие прелестные брови и глаза, прелестные именно потому, что смотрели на него сверху вниз! Но, к счастью, подобная мысль в эту рыжую головку не приходила.

 

 

– Давайте о чем‑нибудь поговорим, – сказала она, и на некоторое время воцарилось молчание.

Из своих любимых книг мистер Полли знал, что, когда герой попадает в подобное приключение, он должен проявить рыцарскую галантность. И это было ему как раз по вкусу.

– Увидев вас, – начал он, – я почувствовал себя странствующим рыцарем, что разъезжает по стране в поисках драконов, прекрасных дам и опасных приключений.

– Да? – воскликнула незнакомка. – Почему?

– Потому что вы прекрасная дама, – ответил он.

Ее лицо, чуть подернутое веснушками, запылало тем ярким румянцем, который бывает только у рыжеволосых.

– Чепуха! – сказала она.

– Нет, это правда! – настаивал мистер Полли. – И не я первый это говорю. Прекрасная дама, томящаяся в заколдованном замке, вернее, в заколдованной школе.

– Никакая она не заколдованная!

– И вот к замку подъезжает рыцарь, закованный в броню. Точнее говоря, закован его боевой конь. Этот рыцарь готов сразиться с самым страшным драконом и спасти вас.

Она весело рассмеялась, блеснув белыми зубами.

– Если бы вы только видели этих драконов! – воскликнула она, совсем развеселившись.

И мистер Полли почувствовал, что весь мир так же далек от них сейчас, как земля от солнца.

– Бежим со мной! – очертя голову воскликнул он.

Она на минуту смотрела на него серьезно, потом расхохоталась.

– Вы очень смешной! – наконец проговорила она, успокаиваясь. – Мы знакомы с вами всего пять минут!

– В средние века этого было достаточно. Я принял решение.

Он был счастлив и горд своим остроумием, но тут же ловко переменил тон:

– Хотел бы я, чтобы можно было принять такое решение.

– Как можно такие решения принимать!

– Можно, если видишь перед собой создание, подобное вам.

– Мы даже не знаем, как друг друга зовут, – заметила девушка, стараясь перевести разговор на менее опасную тему.

– Я уверен, что у вас самое красивое имя на свете.

– Откуда вы знаете?

– Так должно быть!

– Оно и правда красивое. Меня зовут Кристабел.

– Ну, что я говорил?!

– А вас как зовут?

– Менее интересно, чем я заслуживаю. Альфред.

– Я не могу вас так звать.

– Тогда зовите Полли.

– Полли? Но ведь это – женское имя!

На какой‑то миг мистер Полли растерялся и сбился с тона.

– Какое уж есть, – тихо сказал он и готов был откусить себе язык, потому что сказанное было совсем в духе сестриц Ларкинс.

– Но зато его легко запомнить, – поспешила на выручку Кристабел.

– Мне знаете, что любопытно? – сказала Кристабел после минутной паузы. – Для чего вы ездите на велосипеде по окрестностям?

– Езжу, потому что мне нравится.

Пользуясь своим небольшим жизненным опытом, Кристабел пыталась отгадать, к какому кругу он принадлежит. Он стоял, опершись одной рукой о стену, и, задрав голову, смотрел на нее, обуреваемый самыми головокружительными мечтами. Он был небольшого роста, вы знаете; но он не был ни урод, ни безобразен в те дни, ибо во время прогулок загорел и посвежел, а сейчас еще и разрумянился от волнения. По какому‑то наитию он держал себя просто: самый опытный волокита не придумал бы ничего лучшего.

– Я верю в любовь с первого взгляда, – сказал он убежденно.

Глаза Кристабел стали большими и круглыми от волнения.

– Мне кажется, – произнесла она медленно, не выказывая ни страха, ни раскаяния, – что мне пора уходить.

– Пусть это вас не тревожит, – сказал он. – Для вас я никто. Я знаю только, что никогда в жизни не видал более прекрасного существа, чем вы. – Дыхание его участилось. – И нет ничего дурного в том, что я вам это говорю.

– Если бы вы говорили это всерьез, мне бы пришлось немедленно уйти, – сказала она после небольшой паузы, и оба улыбнулись.

Потом они еще говорили о каких‑то пустяках. Синие глаза из‑под широкого, красивой формы лба рассматривали мистера Полли с ласковым любопытством, как рассматривает очень умная кошка собаку незнакомой породы. Ей хотелось выведать о нем все. Она задавала вопросы, которые озадачивали стоявшего у ее ног закованного в латы рыцаря, и подошла вплотную к роковой тайне, касавшейся поисков дешевого магазинчика и профессии мистера Полли. Когда он произносил слишком пышное слово или ошибался в ударении, на ее лицо набегало темное облачко раздумья.

«Бум!» – раздалось неподалеку.

– Боже мой! – воскликнула Кристабел, над стеной мелькнули ее коричневые ноги, и она исчезла.

Потом розовые пальчики появились опять и следом ее рыжая макушка.

– Рыцарь! – крикнула она из‑за стены. – Эй, рыцарь!

– Что, моя дама? – ответил мистер Полли.

– Приходите завтра опять.

– Как вам будет угодно. Только…

– Что?

– Всего один пальчик!

– Зачем?

– Поцеловать!

За стеной послышались убегающие шаги, и все стихло.

На следующий день мистер Полли ждал минут двадцать, пока наконец Кристабел не появилась над стеной, запыхавшись от усилий, и на этот раз вперед головой. И мистер Полли увидел, что никакие самые яркие мечты не могут сравниться с живой Кристабел, такой прекрасной, умной и благородной.

 

 

От первой до последней минуты их знакомство длилось всего десять дней. Но за эти десять дней мистер Полли пережил десять лет, полных самых невозможных мечтаний.

– У меня такое впечатление, – заметил как‑то Джонсон, – что у него нет ни к чему серьезного интереса. Этот магазин на углу могут перехватить, если он не поторопится.

Кристабел и мистер Полли не встречались ежедневно в эти десять дней. Один раз Кристабел не могла прийти, потому что было воскресенье, не пришла она и на восьмой день, уклончиво объяснив свое отсутствие тем, что в школе было собрание. Все их свидания состояли в том, что Кристабел сидела на стене, – так, по ее мнению, правила более или менее не нарушались, – позволяя мистеру Полли все больше и больше влюбляться в нее, и выслушивала его признания. Она пребывала в блаженном состоянии человека, которого обожают и на которого это не налагает никаких обязательств, и время от времени вонзала в мистера Полли острие своего кокетства, подстрекаемая любопытством и бессознательной жестокостью, что, впрочем, свойственно ее полу и возрасту.

А бедный мистер Полли влюбился по уши, как будто земля под ним разверзлась и он провалился в другой мир – мир сияющих облаков, неутоленных желаний и безумных надежд, мир, чьи неисчислимые горести были прекраснее и – как это ни странно – заманчивее ясного, безоблачного счастья повседневной жизни, мир, чьи радости – по правде говоря, это были лишь слабые отблески настоящих радостей – были дороже мистеру Полли, чем видения райских врат умирающему мученику. Ее улыбающееся личико смотрело на мистера Полли с небес, ее непринужденная поза была сама жизнь. Безрассудно, глупо, но все, что было лучшего в мистере Полли, билось и пенилось, подобно волнам, у ног Кристабел и откатывалось назад, ни разу ее не задев. А она сидела на возвышении, любуясь им и удивляясь, а однажды, вдруг тронутая его мольбой, наклонилась к нему и без всякого жеманства протянула к его губам свою маленькую, покрытую веснушками, жесткую от теннисной ракетки лапку. Заглянула ему в глаза, смутилась и выпрямилась. А потом еще долго задумывалась и мечтала.

На девятый день, повинуясь, видимо, инстинкту самосохранения, она рассказала своим трем подругам, великим знатокам людского сердца, об удивительном феномене, которого она открыла по ту сторону каменной стены.

– Кристабел! – сказал мистер Полли. – Я схожу с ума от любви к вам! Я не могу больше играть эту пантомиму. Я не рыцарь! Я живой человек, и вы должны относиться ко мне, как к живому человеку. Вы сидите там наверху и смеетесь, а я в муках терзаюсь у ваших ног, мечтая хотя бы один часок провести вместе с вами. Я никто и ничто. Но послушайте. Вы можете подождать меня пять лет? Вы еще ребенок, и вам это не будет трудно.

– Тише ты! – прошептала кому‑то Кристабел, отвернувшись от мистера Полли так, чтобы он не услыхал.

– До сих пор я валял дурака, но я умею работать. Я словно проснулся. Подождите немного, у меня есть деньги, я попытаю счастья.

– Но ведь у вас мало денег.

– Достаточно для того, чтобы начать. Я придумаю что‑нибудь. Найду. Уеду отсюда. Даю вам слово. Перестану болтаться без дела, буду работать. Если я не вернусь через пять лет, забудьте обо мне. Если вернусь…

В ее лице появилось беспокойство. Она наклонилась к нему.

– Не надо об этом, – сказала она вполголоса.

– Что не надо?

– Не надо так говорить. Вы сегодня совсем не похожи на себя. Оставайтесь лучше рыцарем, который мечтает поцеловать руку своей дамы…

Какое‑то подобие улыбки скользнуло по ее лицу.

– Но…

Вдруг слуха мистера Полли коснулся чей‑то шепот, он замолчал и, прислушиваясь, посмотрел на Кристабел.

За стеной были отчетливо слышны чьи‑то приглушенные голоса.

– Молчи, Рози! – говорил кто‑то.

– Говорят тебе, я хочу на него посмотреть! Мне совсем ничего не слышно. Подставь колено!

– Дура! Он увидит тебя! И ты все испортишь!

Земля поплыла из‑под ног мистера Полли. Ему показалось, что он теряет сознание.

– Там кто‑то слушает нас, – сказал он, точно громом пораженный.

Кристабел поняла, что все пропало.

– Противные твари! – закричала она голосом, полным ярости, обращаясь к кому‑то невидимому, в один миг взметнулась над стеной и исчезла. За стеной раздался чей‑то вопль, послышались гневные восклицания: там началось сражение.

Секунду‑другую мистер Полли не мог прийти в себя.

Затем, полный яростной решимости проверить свои самые худшие подозрения, он подтащил бревно к стене, вступил на него, ухватился дрожащими пальцами за верхнюю кромку и подтянулся, желая увидеть, что происходит за стеной.

Его любовь, его идол – все в один миг рассыпалось во прах.

Рыжая девчонка с торчащей сзади косичкой тузила изо всех сил свою вопящую от боли подругу.

– Перестань, Кристабел, перестань!..

– Идиотка! – кричала Кристабел. – Идиотка несчастная!

А вдали между берез мелькали платья двух других подруг, которые что было духу удирали от расправы.

Пальцы мистера Полли ослабли, он опустил руку и, стукнувшись подбородком о камни, неловко спрыгнул на землю, поцарапав щеку о неровную поверхность стены и ударившись коленом о то самое бревно, которое служило ему опорой. Секунду он, скорчившись, стоял у стены. Потом, пробормотав какое‑то проклятие, шатаясь, подошел к бревнам и сел.

Некоторое время он сидел молча и без движения.

– Глупец! – наконец произнес он. – Жалкий глупец! – И стал потирать ушибленное колено, только сейчас почувствовав боль.

Он потрогал щеку и обнаружил, что она вся мокрая от крови, той самой крови, которой истекало его сердце.

 

Мириэм

 

Нет никакой логики в том, что мы, пострадав от одного человека, тотчас бросаемся за утешением к другому. Но именно так мы поступаем. Мистеру Полли казалось, что только человеческое участие может унять жгучую боль от испытанного им унижения. Более того: по каким‑то неведомым причинам это должно быть обязательно женское участие, а среди знакомых мистера Полли женщин было не так уж много.

Разумеется, он сразу вспомнил о семействе Ларкинсов, тех самых Ларкинсов, у которых он не был вот уже десять дней. Какими славными казались они ему сейчас, славными и простыми! У них были такие добрые сердца, а он пренебрег ими ради фантома. Если он поедет к ним прямо сейчас, он будет там смеяться, болтать всякую чепуху, и, может, ему удастся справиться с той мучительной болью в сердце, которая не дает ему возможности ни думать, ни действовать.

– Боже мой! – воскликнула миссис Ларкинс, отворяя дверь. – Входите, входите! Вы совсем нас забыли, Альфред!

– Все дела, – пробормотал неверный мистер Полли.

– Девочек нет дома, но Мириэм вот‑вот вернется, она пошла в магазин. Не позволяет мне заниматься покупками, очень уж я забывчива. Прекрасная хозяйка, наша Мириэм! Минни на работе, поступила на ковровую фабрику. Боюсь, как бы она от этих ковров опять не слегла. Минни такая нежная, хрупкая!.. Проходите в гостиную. У нас немного не убрано, но уж принимайте нас такими, какие мы есть. Что это у вас с лицом?

– Оцарапал немного. Все из‑за велосипеда.

– Как же это случилось?

– Хотел объехать фургон не с той стороны, ну он и прижал меня к стене.

Миссис Ларкинс внимательно осмотрела ссадины на щеке.

– Некому за вами и поухаживать, – сказала она. – А ранки‑то глубокие и совсем еще свежие. Надо помазать кольд‑кремом. Вкатите сюда ваш велосипед и проходите в гостиную.

В гостиной миссис Ларкинс тотчас принялась наводить порядок или, правильней сказать, разводить еще больший беспорядок. Поставила корзинку с рукоделием на стопку книг, переложила несколько номеров «Дамского чтения» с загнутыми уголками со стола на поломанное кресло и стала сдвигать чайную посуду на один край стола, поминутно восклицая: «Где же масленка?» или «Куда я дела ножи?» и не забывая при этом расхваливать, какая Энни энергичная и какая мастерица делать шляпки, какое у Минни доброе, любящее сердечко, какая хозяйственная Мириэм, и как она любит порядок. А мистер Полли стоял у окна, чувствуя себя немножко виноватым, и думал, какая милая и добрая сама миссис Ларкинс. Хорошо все‑таки снова очутиться среди близких тебе людей!

– Вы очень долго ищете подходящий магазин, – заметила миссис Ларкинс.

– Семь раз примерь, один раз отрежь, – ответил мистер Полли.

– Это верно, – сказала миссис Ларкинс. – Покупаешь не на год, не на два, а на всю жизнь. Все равно как выбирать мужа. Чем дольше выбираешь, тем лучше выберешь. Я два года не давала Ларкинсу согласия, пока окончательно не убедилась, что он человек достойный. А какой красавец был мистер Ларкинс! Да вы и сами можете видеть это по девочкам. Но, как говорится, тот красив, кто умен и добр. Чай пить будете с вареньем? Я не сомневаюсь, что мои девочки, когда придет их черед, тоже заставят своих женихов подождать. Я им все время твержу: замуж спешит только тот, кто не понимает собственного блага. А вот и Мириэм!

В гостиную вошла Мириэм с надутым лицом, неся в руках сумку с продуктами.

– Ты должна позаботиться, – начала она, обращаясь к матери, – чтобы я не ходила в магазин с сумкой, у которой сломана ручка. Мне все пальцы нарезало веревкой.

Тут она заметила мистера Полли, и лицо ее просветлело.

– Привет, Альфред! – воскликнула она. – Где вы столько времени пропадали?

– Все в поисках.

– Нашли что‑нибудь подходящее?

– Видел два‑три магазинчика более или менее ничего. Но это дело такое, что спешить нельзя.

– Мама! Ты поставила не те чашки!

Мириэм унесла свои покупки на кухню и скоро вернулась оттуда, неся другие чашки.

– Что с вашим лицом, Альфред? – спросила она и, подойдя к нему, стала разглядывать его щеку. – Какие глубокие царапины!

Мистер Полли был вынужден снова повторить рассказ о фургоне, Мириэм слушала сочувственно, как родная.

– Вы сегодня какой‑то тихий, – заметила она, когда все сели пить чай.

– Заботы одолевают, – ответил мистер Полли.

Случайно он коснулся ее руки, лежавшей на столе, и пожал ее, Мириэм ответила на пожатие.

«А почему бы и нет?» – вдруг подумалось мистеру Полли. Подняв глаза, он встретил взгляд миссис Ларкинс и виновато покраснел. Миссис Ларкинс с неожиданной для нее деликатностью ничего не сказала. А лицо ее приняло загадочное, но отнюдь не враждебное выражение.

Вскоре с фабрики вернулась Минни и принялась выкладывать обиды: хозяин, по ее мнению, несправедливо оценивает работу. Ее рассказ был многословен, запутан и перегружен непонятными словечками, но его недостатки искупались горячей убежденностью рассказчицы.

– Я всегда знаю с точностью до шести пенсов, сколько стоит моя работа, – заявила она. – С его стороны это просто нахальство!

Мистер Полли, почувствовав, что его молчаливость начинает слишком бросаться в глаза, принялся описывать, какой магазинчик он ищет и что представляют собой уже им виденные. И пока он говорил, он все больше и больше увлекался воображаемой картиной.

– Ну, наконец‑то разговорился! – заметила миссис Ларкинс.

Он действительно разговорился, да так, что уж и остановиться не мог. Сначала мистер Полли набросал рисунок, потом принялся разукрашивать его. В первый раз перспектива стать владельцем собственной лавки приняла заманчивый и привлекательный вид. Его подстегивало еще и то, с каким вниманием его слушали. Откуда только взялись яркие, сочные краски! На мистера Полли снизошло истинное вдохновение.

– А когда я куплю себе дом с лавкой, обязательно заведу кота. Коты ведь тоже должны где‑то жить.

– Чтобы он ловил мышей? – спросила миссис Ларкинс.

– Нет, зачем же? Чтобы спал на окошке. Это будет такой почтенный, толстый кот. Трехцветный. Если уж заводить кота, так только трехцветного. Кота и непременно канарейку! Никогда раньше мне в голову не приходило, что коты и канарейки так подходят друг к другу. Солнечным летним утром я буду сидеть за столом и завтракать в чистой, уютной кухне позади магазина, в окно будет литься солнечный свет, на стуле будет дремать кот, канарейка распевать песни, а миссис Полли…

– Вы слышите? – воскликнула миссис Ларкинс.

– Миссис Полли жарит еще одну порцию ветчины. Ветчина шипит, канарейка поет, кот мурлычет, чайник пофыркивает, миссис Полли…

– А кто же будет таинственная миссис Полли, если не секрет? – спросила миссис Ларкинс.

– Игра воображения, мадам, – ответил мистер Полли. – Я упомянул о миссис Полли для полноты картины. Пока еще на примете нет никого. Но, уверяю вас, так все оно и будет. И еще я мечтаю о садике. – Мистер Полли перевел разговор на менее опасную тему. – Не о таком, как у мистера Джонсона. Джонсон, конечно, специалист своего дела. Но я не хочу разводить сад, чтобы мучаться. То копай, то поливай, то рыхли, и все время думай, что у тебя ничего не вырастет. Нет, день и ночь гнуть спину – это не по мне. Я мечтаю о маленькой клумбе с настурциями и душистым горошком. Двор, выложенный красным кирпичом, веревка для белья. Веселый флюгер. В свободное время можно сколотить экран для хмеля. Задняя стена дома затянута плющом.

– Вирджинским? – спросила Мириэм.

– Канарским, – ответил мистер Полли.

– Как у вас будет мило! – сказала Мириэм, откровенно завидуя.

– Очень! – ответил мистер Полли и продолжал расписывать идиллию: – Дин‑динь‑динь! Это в лавке звенит колокольчик.

Мистер Полли приосанился, сестрицы и мамаша рассмеялись.

– Представьте себе маленькую, аккуратную лавку, – продолжал мистер Полли. – Прилавок, касса, – словом, все, что полагается. Подставка для зонтиков, вешалка с галстуками, разложены носки, на полу ковер, на полке спит кот. Все в порядке.

– И скоро вы намерены купить такую лавку? – спросила Мириэм.

– Очень скоро, – ответил мистер Полли, – как только встречу что‑нибудь подходящее. Само собой разумеется, – продолжал он рисовать картину домашнего уюта, – я заведу кота, а не кошку. – Выжидательно помолчав, мистер Полли добавил: – Не очень‑то будет весело, если в один прекрасный день я войду в лавку и увижу на подоконнике целый выводок котят. Что с ними делать? На этот товар спросу нет…

Когда чай был выпит, он несколько минут оставался наедине с Минни, и ситуация вдруг так накалилась, что мистера Полли прошиб пот. Сперва наступило неловкое молчание. Мистер Полли сидел, облокотившись на стол, и смотрел на Минни. Всю дорогу в Стэмтон его сумасбродная голова была занята матримониальными мыслями: он на всевозможные лады воображал себя женихом. Не знаю, почему это так его занимало. Это была бессознательная подготовка к тому, что пока еще не имело для него конкретного смысла, но сейчас его дорожные мечты завладели им с новой силой. Он не мог думать ни о чем на свете, что не имело хотя бы косвенного отношения к брачной проблеме. Было сладко и жутко воображать, как вспыхнет и затрепещет Минни, стоит ему только сказать несколько слов. Она сидела за столом, поставив корзинку с рукоделием посреди чашек, и чинила перчатки. Ей не хотелось принимать участия в уборке и мытье посуды.

– Я люблю кошек, – сказала Минни после продолжительной паузы. – Я часто прошу маму завести кошечку. Но нам ее негде держать: у нас нет двора.

– У меня тоже никогда не было кошек, – признался мистер Полли. – Никогда.

– Я обожаю кошек, – продолжала Минни.

– Не могу сказать, что я их обожаю, – заметил мистер Полли, – но мне очень нравится смотреть на них.

– Я уверена, что заведу себе кошку, и даже скорее, чем вы купите дом.

– Я куплю дом очень скоро, – возразил мистер Полли. – Можете мне поверить. Канарейку и все прочее.

Минни покачала головой.

– А я все‑таки киску заведу раньше! – сказала она. – Вы только все мечтаете.

– Могли бы завести сразу все вместе, – сказал мистер Полли, поддавшись инерции своих мыслей и позабыв о благоразумии.

– Что вы хотите сказать, Альфред? – воскликнула Минни, сразу насторожившись.

– Магазин и кошка – сразу вместе, – не сумел остановиться мистер Полли. Голова у него закружилась, лоб взмок.