Новодевичий монастырь, 1524 год

Степенная книга, духовная грамота Василия III

 

В числе исторических московских достопримечательностей, наряду с Кремлем, Красной площадью и Замоскворечьем, неизменно упоминается Новодевичий монастырь, некогда располагавшийся вне городской черты. Не в последнюю очередь нынешняя известность монастыря связана с одноименным кладбищем, на котором в XX столетии стали хоронить «лиц с общественным положением». Тем не менее и сам монастырь, основанный великим князем Василием III на Девичьем поле (Хамовники) в 1524 году в честь иконы Смоленской Богоматери Одигитрии в благодарность за взятие Смоленска, оставил значительный след в истории: в частности, здесь был избран на царство Борис Годунов, сюда после стрелецкого бунта заточили царевну Софью.

Степенная книга говори т:

 

Того же лета великии князь воздвиг над Москвой‑рекою за посадом преименитую общую обитель, в неи же храм Пречистой Богородицы, и тут собрал инокинь девического чину множество; им же была начальница благоверная и благочинная инокиня Елена, зовомая Девочкина, монастыря Покровского из Суздаля, и прочие с нею избранницы инокини. <...>

 

В духовной грамоте (завещании) великий князь Василий Иванович подробно говорит об основании монастыря.

 

Да была на то Божья воля, достал свою вотчину город Смоленск и земли Смоленские, и тогда обещал поставить на Москве на посаде девичий монастырь, а в нем храмы во имя Пречистой, да Происхождения Честного Креста, и иные храмы; а которые храмы в том монастыре поставил, тому велел написать запись дьяку своему Трифону Ильину своею рукой, да дать печатнику своему Ивану Третьякову. А дать обещал в тот монастырь от своих сел дворцовых село или два; а пашни в тех селах в одном поле тысяча четвертей, а в двух полях по тому же, да на строение тому монастырю три тысячи рублей денег, и ныне того монастыря состроить не успел. И ведая, что Божия воля надо мною станется, а того монастыря при своем животе не успею состроить, приказал казначеям своим и приказным своим людям на том месте тот монастырь состроить, и из сел из своих из дворцовых в тот монастырь велел дать село или два, в одном поле на тысячу четвертей, а в двух полях по тому же; а на строение тому монастырю наши казначеи выдадут три тысячи рублей денег.

 

В июле 1525 года в монастырь торжественно перенесли список с чудотворной иконы Смоленской Богоматери. В грамоте Ивана Грозного (1571) монастырь именуется «Пречистой Одигитрии новым девичьим»; это именование было призвано отличить новый монастырь от «старого девичьего», иначе Зачатьевского, основанного митрополитом Алексием в XIV веке.

Пятиглавый собор Новодевичьевого монастыря строился по образцу кремлевского Успенского собора. Другие же архитектурные шедевры, прославившие монастырь, были возведены уже в конце XVII столетия, при деятельном участии царевны Софьи, – и трапезная, и колокольня, и надвратные церкви.

 

Повседневная жизнь, 1526 год

Сигизмунд Герберштейн

 

О повседневной жизни средневековых горожан Москвы оставил воспоминания австрийский дипломат С. Герберштейн.

 

В каждом жилом доме на почетном месте у них находятся образа святых, нарисованные или литые. Когда один из них приходит к другому, то, войдя в дом, он тотчас обнажает голову и оглядывается кругом, ища, где образ. Увидев его, он трижды осеняет себя крестным знамением и, наклоняя голову, говорит: «Господи, помилуй». Затем он приветствует хозяина такими словами: «Дай бог здоровья». Потом они протягивают друг другу руки, целуются и кланяются, причем один все время смотрит на другого, чтобы видеть, кто из них ниже поклонился и согнулся, и так они склоняют голову по очереди три или четыре раза, как бы состязаясь друг с другом в проявлении взаимного почтения. После этого они садятся, а по окончании своего дела гость выходит прямо на середину комнаты и, обратив лицо к образу, снова трижды осеняет себя крестным знамением и повторяет, наклоняя голову, прежние слова. Наконец, обменявшись (с хозяином) приветствиями в прежних выражениях, гость уходит. Если это человек, имеющий определенную власть, то хозяин провожает его до лестницы; если же это человек еще более знатный, то и еще дальше, принимая в расчет и учитывая достоинство каждого. Они соблюдают странные обряды. Именно, ни одному лицу более молодому или более низкого звания нельзя въезжать в ворота дома какого‑нибудь более пожилого или более знатного лица, но надо спешиться. Для людей бедных и незнакомых труден доступ даже к низшей знати, которые показываются в народ очень редко, чтобы сохранить тем больше значительности и уважения к себе. Также ни один знатный человек из тех, кто побогаче, не пойдет пешком даже до четвертого или пятого дома, если за ним не следует лошадь. Однако в зимнее время, когда они не могут безопасно ездить по льду на неподкованных лошадях или если отправляются ко двору государя или в храм Божий, то обычно оставляют лошадей дома, а когда они идут пешком, то несут в руках (некие) трости, что, впрочем, прилично не всякому, а только более молодым либо невысокого звания.

Господа, находясь дома, обыкновенно сидят и редко или никогда не занимаются чем‑нибудь, прохаживаясь. Они сильно удивлялись, когда видели, как мы расхаживаем в наших гостиницах и на прогулке часто занимаемся делами. <...>

И область московская не отличается ни пространностью, ни плодородием; плодоносности препятствует главным образом ее песчаная повсюду почва, в которой посевы погибают при незначительном избытке сухости или влаги. К этому присоединяется неумеренная и чересчур жестокая суровость климата, так что, если зимняя стужа побеждает солнечное тепло, посевы иногда не успевают созреть. В самом деле, холод там бывает временами настолько силен, что, как у нас в летнюю пору от чрезвычайного зноя, там от страшного мороза земля расседается; в такое время даже вода, пролитая на воздухе, или выплюнутая изо рта слюна замерзают прежде, чем достигают земли. Мы лично видели, как от зимней стужи прошлого года совершенно погибли ветки плодовых деревьев. В тот год стужа была так велика, что очень многих ездовых, которые у них называются гонцами, находили замерзшими в их возках. Случалось, что иные, которые вели в Москву из ближайших деревень скот, привязав его за веревку, от сильного мороза погибали вместе со скотом.