XIX. Последние пророчества

Когда Александр несколькими месяцами раньше, по возвращении из Экбатан, подошел к воротам Вавилона, жрецы Бела-Мардука, вышедшие навстречу, советовали ему не входить в город, так как его подстерегало там большое несчастье. Но Александр подумал, что это какая-то хитрость, цель которой – скрыть от него плохое управление или растрату золота, оставленного на восстановление храма. Он посмеялся над ними, ответив стихом Еврипида: «Лучший пророк – тот, кто предсказывает удачу».

Однако халдейские маги настаивали: «По крайней мере, не входи в Вавилон, глядя за запад. Обогни город, чтобы войти в него лицом к востоку».

Это довольно ясно означало, что ему следовало отказаться от похода в Африку и что отныне ему принадлежало только его прошлое. Но для того, кто перестал понимать, не бывает ясных пророчеств.

Александр на мгновение заколебался: если внять совету магов, придется переправляться через Евфрат вверх по течению и проделать довольно долгий путь, чтобы обойти болотистую местность. Он спешил и предпочел прислушаться к софисту Анаксарху, который побуждал его презреть подобные суеверия. И Александр стал по-прежнему думать только о новых завоеваниях, которые ему не суждено было совершить, а не о том, чтобы подготовить будущее для уже завоеванного и сделать распоряжения о наследстве, что было бы благоразумно. По правде говоря, вавилонские маги всего лишь старались предотвратить несчастья, которые должны были неизбежно обрушиться на их город, если Александр вдруг умрет там.

Но вскоре были явлены многочисленные знамения, которые все разом подтверждали прошлогоднее пророчество Каланоса и опасения жрецов Бела.

Кассандр был не единственным среди высоких должностных лиц, находившихся под угрозой немилости, кто в тревоге прибегал к гаданиям. Родившийся в жреческой семье Пифагор из Амфиполя, брат которого, стратег из Греции, был вызван в царский суд, дважды вопрошал внутренности жертвенных животных – первый раз до кончины Гефестиона и второй раз после. Из первого исследования он заключил, что Гефестион умрет, что и случилось несколько дней спустя, а второе навело его на мысль о близкой смерти самого Александра. В обоих случаях у жертвенных животных отсутствовала верхняя часть печени. Александр был предупрежден об этом устами самого заподозренного стратега, который пожелал доказать таким образом свою честность и преданность. Александр выслушал его, поблагодарил и отпустил, дав ему доказательства своего благоволения.

Но с этого момента он стал испытывать страх перед Вавилоном; он покидал его так часто, как это было возможно, и торопил приготовления к далекому походу.

Однажды, возвращаясь после осмотра Паллакопского канала, огибающего аравийские земли, он плыл по озеру, заросшему длинными водорослями и тростником, как вдруг порыв ветра унес его соломенный головной убор. Один финикийский моряк, немедленно бросившись в воду, выловил ленту и без всякой худой мысли, только для того, чтобы легче было плыть, освободив руки, надел ее себе на голову. Персидские прислужники Александра увидели в этом кощунственном жесте зловещее предзнаменование и стали умолять своего господина покарать моряка смертью. Александр, приняв во внимание, что этим человеком двигало усердие, приказал всего лишь отстегать его плетьми.

Однако вскоре после этого случая он присутствовал при торжественном шествии новых войск; день был очень жаркий, и он, сложив на трон свой пурпурный плащ и диадему, отлучился ненадолго в купальню, расположенную рядом. Вернувшись, он увидел, что на его месте сидит какой-то сумасшедший, надев на себя знаки царской власти. При виде этого зрелища персидские евнухи вопили от ужаса, били себя в грудь, раздирали на себе одежды. Человек, совершенно лишившийся рассудка, только что вырвался из рук стражи, которая схватила его за какое-то совершенное ранее преступление. Александр допросил его. Тот заявил, что его зовут Дионис и что он действовал по наущению некоего бога, который велел ему надеть этот плащ, возложить на голову венец и сесть на это кресло, ни с кем не заговаривая. Этого человека распяли.

Такое количество вещих знаков не могло не взволновать Александра. Его всегда преследовала мысль о сходстве его судьбы с Ахилловой; эту судьбу он принимал с жаром сердца и ясным умом; и потому он знал, что должен умереть молодым. После смерти своего Патрокла он не мог ожидать, что переживет его надолго. И все-таки Александр не думал, что его срок настолько близок, и вел себя так, как будто ему оставалось много лет приключений и побед. Умереть молодым никогда и ни для кого не значит умереть завтра. Иллюзия будущего длится до самой последней, неотвратимой смертной минуты.