Сведения о внешности, привычках, прошлом героя и других действующих лиц должны быть рассредоточены по тексту произведения и упоминаться лишь тогда, когда это уместно.

 

Лучше, если такие фрагменты состоят из одной, двух, трех фраз или небольшого абзаца. Например, на героя по имени Петр в темном закоулке напали хулиганы. Здесь подходит такой текст:

 

«Драться Петр умел – в армии, в полку ВДВ, он дослужился до сержанта, прошел чеченскую войну и хорошо запомнил, куда бить и что ломать. Силой его тоже бог не обидел, и вскоре оба нападавших валялись на земле. Один стонал, держась за колено, другой вообще был в отключке».

 

Этого достаточно, чтобы сообщить о боевом прошлом и крутизне Петра. В другой подходящий момент (герой на пляже знакомится с девушкой) можно упомянуть про шрам от пули и обстоятельствах ранения. В биографии все подобные эпизоды могут быть описаны детально, но это не значит, что их с той же подробностью надо пересказывать читателю. Напомню: автор всегда знает о своем герое больше.

В конце главы я хочу поговорить об одном чудесном, почти мистическом явлении. Предположим, что вы успешно перевоплотились в своего героя, выяснили, как он должен действовать, что говорить, запланировали, с кем он подружится, кого полюбит, с кем вступит в конфронтацию. Все вроде бы идет по плану, вы пишете свой роман или повесть и вдруг чувствуете – не играет!.. что‑то неверно! Не может ваш герой так поступить и так сказать! А должен он сделать совсем другое и молвить иные слова…

 

Происходит загадочная вещь, которую называют «бунтом героя» – он словно «выламывается» из сюжета и вроде бы приобретает власть над автором. Вы задумали его серьезным человеком, но вдруг он начинает острить; вы решили, что с женщинами он будет строг и суров, а он влюбляется сразу в троих; вы хотите, чтобы он поехал осваивать целину или строить БАМ, а героя тянет в Париж.

 

Что же случилось? Когда написана четверть или треть книги, автор настолько вживается в придуманный им мир, что происходящее в нем – в первую очередь происходящее с героем – начинает диктовать свою логику. Эта логика определяется событиями, обстоятельствами, поведением персонажей и, в свой черед, влияет на них; она может не совпадать с предварительными задумками автора, ибо предусмотреть и рассчитать абсолютно все невозможно.

Мир, творимая автором вселенная, словно бы направляет ход событий, вводит их в нужное русло, а вместе с этим изменяется и главный герой. Иногда не только он, но и другие персонажи. «Созданный нами мир сам указывает, куда должен идти сюжет», – пишет Умберто Эко. А известный сценарист и писатель Владимир Кунин замечает: «Если сценарий у меня вытанцовывается, то к тридцать пятой – сороковой странице мои герои начинают действовать уже почти самостоятельно, и мне остается только следить, чтобы они не вылезли за жесткие рамки семидесяти страниц кинематографического сценария» («Русские на Мариенплац»).

Наткнувшись на феномен бунта, неопытный сочинитель часто творит насилие, загоняет героя в предписанный характер, давит на него, и в результате получается неправда или полная чушь. Опытный же радуется удаче и переписывает первые страницы, лепит новый облик героя и, если необходимо, поправляет сюжет. Это ведь чудо – герой начал жить и проявлять собственный нрав! Так не мешайте ему, и пусть он делает то, что ему хочется; следуйте за ним, и он приведет вас туда, куда вы не дойдете в одиночестве.

Я думаю, что именно так писали Хемингуэй и Ли Брекетт – просто начинали с первой строки и шли дальше вслед за своим героем.

 

Глава 13. Персонажи второго и третьего плана

 

 

Так что, все литературные персонажи берутся прямо из жизни? Конечно, нет, по крайней мере не один к одному. И вы так лучше не делайте, если не хотите, чтобы вас затаскали по судам или в один прекрасный день просто пристрелили.

Стивен Кинг. «Как писать книги»

 

Анализируя состав персонажей «Айвенго», я упомянул, что личности второго плана в нем не равноценны: сюжетные линии одних протянулись через все произведение, другие появляются лишь в ряде глав и эпизодов. То же самое можно сказать о большинстве крупных произведений. Поэтому вначале рассмотрим тех персонажей второго плана, которые относятся к основным. Анкета для них будет такой:

Имя и фамилия. Иногда – прозвище.

Примерный возраст.

Внешность: рост, телосложение, цвет глаз и волос, общие очертания и выражение лица. Иногда – характерная деталь внешности – форма носа, губ, подбородка. Состояние здоровья. Его/ее голос.

Черты характера, манера поведения, темперамент.

Особые привычки, жесты, позы, любимые выражения и слова, предпочтения в еде, одежде. Иногда – обстановка жилища.

Образование, профессия и навыки персонажа, его профессиональный статус.

Хобби и увлечения.

Прошлое – без подробностей; достаточно знать несколько основных фактов. Семейное положение.

Речевая характеристика.

Этого достаточно, чтобы разработать краткую биографию; если же что‑то упущено, нужное нетрудно додумать в процессе создания текста. Для менее важных персонажей второго плана анкета еще более упрощается:

имя и фамилия. Иногда – прозвище;

примерный возраст;

внешность: рост, телосложение, цвет глаз и волос, выражение лица. Иногда – характерная деталь внешности. Его/ее голос;

черты характера, манера поведения;

особые привычки, жесты, позы, любимые выражения и слова, предпочтения в одежде;

профессия и профессиональный статус;

хобби и увлечения – если необходимо;

иногда – семейное положение;

речевая характеристика.

Для таких персонажей нет смысла писать биографию, придумывать прошлое, описывать их семейное положение и такие пристрастия, как хобби или любовь к пирожным и конфетам. Как говорилось в предыдущей главе, сведения о главном герое и, разумеется, об основных персонажах второго плана должны быть рассредоточены по тексту произведения и упоминаться лишь там, где это уместно. Если персонаж появляется в трех‑четырех главах из двадцати или тридцати, таких «уместных мест» немного, и желательно использовать их с максимальной эффективностью. Стоит ли сообщать, что наш персонаж развелся в прошлом году, что он собирает марки, обожает сладкое и недавно купил квартиру? Такие данные имеют смысл, если они как‑то влияют на сюжет; в противном случае это лишняя информация. Планировать заранее все особенности и привычки подобной личности явно не стоит; если что‑то понадобится, нужный штрих будет добавлен в процессе письма.

О персонажах третьего плана, появляющихся эпизодически, нужно знать следующее:

имя или фамилия – не всегда. Чаще необходим признак, описывающий персонаж: сосед, продавщица, светловолосая девушка, хромой старик;

пол, примерный возраст. Внешность – одна‑две характерные детали: бледный сухопарый человек средних лет; полная женщина; юноша с лицом несостоявшегося гения; симпатичная девушка в джинсах; парень со шрамом на подбородке. Иногда – его/ее голос;

манера вести себя, одеваться;

речевая характеристика.

Легко заметить, что объем нужных сведений об основных персонажах второго плана приближается к информации о главном герое. Иная ситуация с фигурами не столь важными. Здесь акцент делается на их внешности, одежде, манере поведения и речи, то есть на тех признаках, по которым судят о малознакомом или незнакомом человеке. Во всех случаях особую роль играет речевая характеристика: как бы ни выглядел незнакомец, как бы он ни был одет, главное – что и как он говорит. Именно речь свидетельствует о культурном уровне и социальном статусе; недаром сказано: встречают по одежке, а провожают по уму.

В четвертой главе я дал примерную оценку количества персонажей в романе (10–30 и более), повести (5–10) и рассказе (2–5). Конечно, это примерные оценки, и они относятся к действующим лицам – главным героям и персонажам второго и третьего плана. В «Айвенго» я насчитал 45 таких персонажей, в «Саге о Форсайтах» их тоже несколько десятков, а в «Войне и мире» – около 200. Но редкий автор пишет за свою жизнь только один роман или пару рассказов; в обычной ситуации у него десяток крупных произведений, а рассказов – около 50.

Это означает, что общее число персонажей, представленных автором, порядка 300–500, и добрая сотня из них относится к главным героям и значимым личностям второго плана. Безусловно, среди них окажутся в чем‑то похожие друг на друга люди, часть персонажей может кочевать из романа в роман, но тем не менее автор должен выдумать несколько десятков, а иногда и сотен воображаемых личностей. Каким образом? Только ли с помощью своей фантазии?

Этот путь, конечно, всегда открыт, и если персонажей немного, их можно сотворить, как говорится, «с нуля». Но я полагаю, что тут кроется некое лукавство – ведь автор не выдумывает людей «из ничего»; так ли, иначе, к нему приходят воспоминания о тех, кого он знал и знает, так что и в этом случае он использует прототипы, пусть даже мысли о них туманны и почти не осознаны.

 

Часто прототипом главного героя является сам автор. В таком решении слиты воедино несколько мотивов: себя самого автор знает максимально полно; можно приукрасить свой образ, добавить силы, красоты, ума и всевозможных талантов; можно сделать себя‑героя безупречным и всегда правым; можно придумать другую, более удачную судьбу, вспомнить о допущенных ошибках и исправить их.

 

Это неплохой вариант, но у него есть недостаток: герои, вылепленные по образу и подобию автора, даже с нанесенной ретушью выглядят однообразно. Хватит на пару книг, и что потом?.. К тому же есть и другие важные персонажи – не писать же их всех с самого себя!

 

Для этого существуют другие люди, знакомые и незнакомые. Знакомые – ценные прототипы, так как многое о них известно, и они подходят на роль персонажей второго плана. Описывать какого‑то своего знакомого в такой степени, что он будет узнаваемым, я бы не стал; это не очень этично и похоже на вмешательство в чужую жизнь, хоть и гипотетическое. Лучше создать оригинальные образы, сливая, соединяя вместе двух, трех, четырех человек. Иногда это похоже на мысленный конструктор: вы «разбираете» своих знакомых «на части» (внешность, манеры, речь, черты характера), а затем из частей, принадлежащих разным людям, «монтируете» новые личности.

Скажем, вам нужна женщина, возлюбленная героя. Поразмыслив, вы решаете, что внешностью она будет похожа на вашу кузину Людочку, красивую девицу двадцати трех лет; общаться она будет бойкой скороговоркой, выпаливая в секунду десять слов (как Аня, подруга вашей жены); она будет совершенно бесхозяйственной, как ваша тетя Марина (та умеет лишь сосиски варить); зато она будет умной, как редактор Ольга Сергеевна (та, что займется в издательстве вашей книгой).

Незнакомцев и незнакомок тоже стоит использовать в качестве прототипов, хотя в этом случае доступны только их внешность, манера держаться и иногда – речь. Но бывает, что при взгляде на какого‑то человека в уме складывается его биография – нереальная, но вполне подходящая для книги. Словом, писатель должен не только размышлять и сочинять, но и наблюдать.

В прошлом жизнь, бытие, являлась единственным источником прототипов, но в нынешнюю эпоху мы находимся в гораздо более выигрышной ситуации. В нашем распоряжении неисчерпаемый кладезь образов и характеров, «взятых с экрана» – то есть использованы актеры в различных ролях из фильмов, сериалов, экранизаций литературных произведений. В этом случае мы получаем информацию не только о внешности, но также о характере и поведении в критические моменты; мы можем наблюдать своих предполагаемых героев снова и снова, изучать лица, жесты, речь – ведь раздобыть диск с фильмом несложно.

Над созданием того или иного экранного образа и текста диалогов потрудились сценарист, режиссер и сам артист; мы же пришли на готовое и «утащили» персонаж с экрана, совершив тем самым что‑то вроде плагиата. Но кто мешает взять только облик, какой‑то жест, какую‑то черту характера? Взять деталь и соединить ее с другими деталями – скажем, с безалаберной тетей Мариной и умницей‑редактором Ольгой, – и вот у нас уже свой собственный персонаж, тот, который нужен для романа. [7]

Книги других авторов – тоже полезные, а временами бесценные источники информации.

 

Многие крупные писатели с успехом использовали персонажи своих менее талантливых коллег или шли по стопам маститых авторов, создавших особо привлекательный образ какого‑то героя 1.

 

Я не призываю вас к такому творческому методу, но хочу указать на один бесспорно полезный момент. Предположим, вы пишете детектив, где герой – сыщик, и вы решили «скомбинировать» его из трех‑четырех своих знакомых, дать ему внешность «примерно как у Сталлоне» и оживить его характер с помощью всяческих милых чудачеств. Вы хотите, чтобы он стал оригинальной узнаваемой личностью, не похожей на других великих сыщиков. Чем вам помогут книги? Тем, что вы постараетесь не использовать черты, коими обладают Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, инспектор Мегрэ, майор Пронин, Ниро Вульф – и так далее и тому подобное. Согласен, это нелегкая задача – что ж, ищите и думайте! Иначе в вашем сочинении будет бродить бледная тень мисс Марпл или призрак патера Брауна.

Итак, вы провели кастинг, определились с главными персонажами и приступили к созданию текста. По мере того как движется работа, вы все глубже погружаетесь в свой воображаемый мир, достигая слияния с обитающими в нем персонажами. Как я отмечал в первых главах, обычно это происходит тогда, когда книга написана на четверть или на треть, и у такого погружения есть явный признак: вы все чаще впадаете в писательский транс. В такие моменты пишется особенно свободно, а ваше отождествление с главным героем наиболее полное. Оно происходит тем легче, чем больше герой похож на вас, и это несомненно плюс в отождествлении.

Но есть и минус: не стоит тиражировать похожего на себя героя. К тому же кроме него есть и другие персонажи, и вам придется вживаться в самые разные образы, менять свою гендерную принадлежность, становиться то суперменом, то великим ученым, то бандитом, мерзавцем, мелким трусливым человечишкой. Если у вас есть персонаж‑кондуктор, придется стать кондуктором, а еще продавцом, таксистом, домохозяйкой, пиратом, полководцем и любовницей полководца.

Так или иначе, вам придется это сделать, отождествлять себя с разными персонажами, как только вы вводите их в действие. Это происходит не с такой полнотой, как с главным героем, но хотя бы отчасти вы должны превращаться в других людей, различных и не похожих на вас.

 

Во второй главе я говорил об этом процессе как о системе Станиславского в действии, наилучшем способе вдохнуть в своих героев жизнь. Но при этом возникают – или могут возникнуть в зависимости от состава персонажей – три проблемы: профессиональная, эмоциональная и интеллектуальная.

 

Первая означает, что вы не ориентируетесь в профессии персонажа, не имеете познаний в этой области; ваш герой – врач, хирург или психиатр, а вы по образованию и роду занятий инженер, филолог или агроном. В таком случае необходимы консультанты, книги и хотя бы поверхностное изучение незнакомого предмета.

Но есть такие профессии, где существуют особая система взаимоотношений, специфический жаргон и частично или полностью закрытая информация. Искать консультантов скорее всего бесполезно, перевоплощаться тоже. Сумеете ли вы ощутить себя летчиком‑испытателем, дипломатом или разведчиком уровня Рихарда Зорге? Сомневаюсь, ибо эти люди – не таксисты и не продавцы, и, чтобы «сыграть» их по‑настоящему, требуются профессиональные знания и информация, недоступная рядовому гражданину. В таких случаях придется отойти от недоступной нам истины и пофантазировать. Случается, однако, что фантазии действуют на читателей сильнее правды.

Если не очень увлекаться, мы приходим к мысли, что героев надо выбирать себе «по плечу», исходя из собственного жизненного опыта и занятий, хорошо известных автору. Ограничения при этом неизбежны; если вы криминалист, то при наличии литературного дара вы сможете писать детективы, представляя себя то сыщиком, то сержантом полиции, то убийцей или заключенным, и даже – чем черт не шутит! – влезете в душу генерального прокурора. Но вам никогда не представить достоверно крупного ученого, физика или математика.

Вторая проблема возникает тогда, когда нужно создать персонажа, резко отличающегося от вас, от вашего эмоционального склада и мировоззрения. Например, образ мерзавца или кровожадного преступника‑маньяка. Вы ведь нормальный человек; сможете ли вы перевоплотиться в негодяя и сыграть его роль? Или в существо юное, инфантильное, чье поведение трудно мотивировать?

Проблема не только в том, что эти люди ведут себя иначе, они даже говорят по‑другому, и их жаргоны, феня или молодежный сленг, нам неизвестны. Но речевая характеристика должна соответствовать персонажу, и поэтому при необходимости приходится изучать их способы выражения мыслей. Для этого есть словари (например, В. Быкова «Русская феня. Словарь современного интержаргона асоциальных элементов» и Т.Г. Никитиной «Так говорит молодежь. Словарь молодежного сленга»), но они лишь частично решают проблему, ибо за бортом остаются психика, сфера чувств, внутренний мир – а туда писателю проникнуть очень непросто. Но, как показывает опыт мировой литературы, это удается сделать – ведь многие известные авторы очень достоверно описывали всяких монстров и преступников.

Наиболее сложной я считаю третью проблему, связанную с изображением гения. Может ли автор в принципе описать человека, чей интеллект много, много выше его собственного? Гений – человек особенный, и, сколько бы ни исследовали его творчество в науке или искусстве, никто не в силах представить, как «работает» его голова.