Рассказ моего друга Игоря. 2 страница

- «Боец, что это у вас в тумбочке делает баба»?

- «Это любимая девушка, товарищ капитан».

- «Девушку отодрать немедленно. Не отдерёте сами, её отдерёт старшина. Лично проверю. …Сержант, чертзнает, что творится в тумбочках взвода…».

 

Итак - первый курс

 

Мы еще только знакомились друг с другом и расположением помещений учебного процесса.

На одной из лекций, проходившей в большей аудитории, где находилось одновременно 3 взвода - это примерно около 70 курсантов.

Преподаватель что-то рисовал на доске, а мы тщательно, как ксероксы, переносили это в совсем еще новые тетради.

Мел кончился, и педагог обратился к аудитории:

- «Дежурный!»

В конце аудитории поднялся курсант и отчеканил:

- «Курсант Сизов»

- «Курсант, сходите в соседнюю аудиторию и спросите у них мела».

- курсант:«Есть».

И почти бегом скрылся за дверями аудитории, которые находились в конце помещения.

В аудитории было две двери, одна в начале помещения, другая в конце.

Примерно секунд через двадцать раздался стук в дверь нашей аудитории - в ту, что находилась рядом с преподавателем.

Дверь открылась, в помещение вошел курсант Сизов и обратился к преподавателю:

-«Товарищ подполковник, я из соседней аудитории, у нас кончился мел, меня послали к Вам».

-«У нас тоже кончился».

-«Разрешите идти?»

- «Да, да конечно идите».

Сизов удалился.

Ещё через двадцать секунд распахнулась теперь ужедальняя дверь  нашей же аудитории.

В помещении вошел, естественно, Сизов:

- «Товарищ подполковник, в соседней аудитории тоже закончился мел».

-«Знаю, оттуда уже приходили. Садитесь, курсант».

 

Чаплин

 

История это приключилась в курсантскую бытность.

Тогда, будучи курсантом первого курса, я ещё не понимал, где и за что меня может настичь неприятность. Но зато точно знал, что встреча с заместителем начальника училища полковником милиции Чаплиным не сулит ничего хорошего.

При виде Чаплина пустели лестничные переходы, курсанты как сурикаты, в ужасе, завидев орла, ныряли в норы, растворялись и исчезали.

Внешне величавый полковник не походил на орла, больше на вепря, который без устали гонял по помеченной территории соплеменников.

Изо дня в день он проверял несение службы караула, нарядов, соблюдения распорядка училища, делал замечания за выправку. Был вездесущ и неутомим.

В училище ходила примета: если Чаплин уходил со службы после 21-00 то, как правило, больше до утра не возвращался, или наоборот - если уходил до 21-00, то жди, откуда появится.

Но теперь к самой истории: один из старшекурсников, заступивших дежурным по КПП, мой земляк, Андрей - получил посылку из дома.

Посылка в училище всегда праздник, и на этот праздник он пригласил меня. К тому же обстановка складывалось благоприятно - дежурным по училищу заступил подполковник, почти пенсионер, который практически не покидал своего бастиона, да и Чаплин ушел ровно в 21-00.

Родители Андрея оправдали ожидания предвкушавших праздника - там было всё необходимое по такому случаю: грелка со спиртом, сало копченное, чеснок и т.д. Стаял такой соблазнительный запах, перед которым было не устоять.

Ровно в полночь, когда на небосводе занял своё привычное место млечный путь, звезды таинственно мерцали ласково и убаюкивающее, на КПП приступили к долгожданному торжеству. Выпили по хорошей первой и, только собравшимся похорошело, как в КПП вбежал курсант с вытаращенными от ужаса глазами. Заикаясь и говоря взахлёб, указал место, где он, пробираясь через кустарник к заветной дыре в заборе, наткнулся на укрывшегося в зарослях Чаплина. Забор в этом месте был сделан из кованных металлических прутьев и в одном месте имел прогибы, что позволяло спокойно преодолевать преграду. Напротив лаза в то время находилась трамвайная остановка, вокруг которой обильно рос кустарник. Перед остановкой трамвай делал поворот на 90 градусов и, в ночное время, фарами - как прожектором, просвечивал непролазные заросли кустарника, что и дало возможность бедолаге обнаружить Чаплина, оставаясь для него не замеченным.

Народ на КПП впал в ступор. Если я мог, уйдя в казарму, избежать неприятностей, то для тех, кто был в наряде, появление полковника Чаплина сулило отчислением.

Неожиданно для всех, Андрей набрал номер телефона скорой помощи и представился дежурным по училищу. Абоненту в телефонной трубке он четко пояснил, что прямо у забора училища, в кустах у трамвайной остановки, в синем спортивном костюме и кедах, сидит душевнобольной, который при виде возвращающихся из увольнения курсантов, выскакивает из зарослей, хватает за область паха и при этом кричит, что он полковник милиции Чаплин.

Медицина была на высоте, приехали так быстро, будто они ждали этого звонка. Вот она забота о гражданах! Ведь могут же!

У заветного места остановился автомобиль скорой помощи, осветив кусты фарами. Практически сразу был обнаружен искомый. Со стороны могло показаться, что они его туда и посадили, так слаженно действовали медбратья. Из машины, в сторону прятавшегося полковника, направились двое мужчин крепкого телосложения, одетые в белые халаты, оба походившие на исполинов.

Один из них грубо окрикнул сидящего в кустах:

- «Эй, мужик! Ну-ка пойди сюда».

Ломая ветки кустарника, дыша как боров, напролом, на санитаров стал пробираться Чаплин. Его раздирало негодование от неудачной охоты на курсантов и этого обращения с ним, полковником милиции Чаплиным. Он уже предвидел увидеть ужас в глазах медиков, когда они узнают, кого посмели потревожить.

Выбравшись на свет, полковник не выглядел представительно, на нем действительно был обтягивающий, изрядно поношенный спортивный костюм с отвисшими коленями.

Зато он четко, командным голосом, заявил о себе:

- «Я полковник милиции Чаплин»!

- «Ты-то нам и нужен».

Это всё, что Чаплин успел услышать, так как дальше, говоря военным языком, произошла внештатная ситуация. Он не понимал, почему эти безумцы набросились на него, и как он очутился завязанным в каком-то халате.

Его сопротивление походило больше на препирательство ребенка с родителями. Он настолько впал в «кому», что выдавливал из себя ещё не сформированные угрозы: «Да я! Вы ещё! Ну-ка, кто тут?»

Всё закончилось так же быстро, как и началось. Автомобиль скорой помощи, рыча мотором, растворился в ночной мгле, унося с собой полковника милиции, так и не успевшего убедить санитаров в своем статусе. 

Мы ещё долго находились в оцепенении на КПП, полагая, что где-то там в психоневрологическом диспансере разберутся, и Чаплин, как громовержец появится в училище, разя причастных к этому событию. В голове уже мерещилось отчисление из училища. 

Однако, дежурный врач ПНД никак не отреагировал на доставленного, его даже не вытащили из смирительного халата. Видимо, настолько были очевидны признаки душевной болезни. 

Чаплина продержали до обеда, и только во второй половине дня он появился на территории училища. К тому времени о ночном приключении заместителя начальника училища полковника милиции Чаплина знали все.

После случившегося полковник Чаплин перевелся на другое место работы.

Участники ночной посиделки успешно окончили училище.

Тайна о звонившем в скорую помощь осталась нераскрытой…

 

Одеяло

 

Во второй половине дня, во время самоподготовки, мы практически всем взводом находились в спальном помещении. На улице стояла изнурительная жара, понуждавшая снять прилипающую форменную одежду. Часть курсантов нашего взвода развалилась на заправленных кроватях и, не снимая форменной одежды, впала в дремоту, внимательно вслушиваясь в команды дневального, дабы не быть застигнутыми офицерами.

Один из курсантов - Андрей Автюхов, совсем потерял осторожность, и лег на кровать на заправленное одеяло в одних трусах. А трусы у него были знатные, размера на три больше, чем ему были необходимы. Итак, Андрей в парашютных трусах черного цвета задремал на кровати, как и большая часть взвода.

Мне пришла в голову идея подшутить над Автюховым. Я подошел к нему, и без труда пришил при помощи нитки и иголки его огромные трусы к одеялу, на котором он спал, и удалился дремать на свою кровать.

Из коридора донеслась команда: - «Курс, смирно».

Мы все подскочили и, впопыхах, поправляя одеяла на кроватях, направились к выходу из спального помещения. Андрей же, прыгая на одной ноге, которую уже втиснул в штанину брюк, пытался оторвать от себя одеяло, прочно пришитое к его трусам. В этом положении он и был, застигнут майором Должковым: - «Курсант! Какого хрена Вы пихаете одеяло себе в штаны?»

- «Я сейчас», - непонимающе отвечал Автюхов, и стащил с себя одеяло вместе с трусами.

- «Курсант, что Вы делаете?» - не скрывая удивления, созерцал начальник курса.

Автюхов достал из брюк ногу и доложил начальнику: - «Товарищ майор, не могу избавиться от этого одеяла по причине его неотцепляемости».

- «Не поня-я-ял? Это как?» Должков подошел к курсанту, осмотрел место, где были пришиты трусы к одеялу. – «Вы что, Автюхов, придурок? Зачем Вы пришили одеяло к трусам?»

Автюхов тоже осмотрел то место, где соединялись трусы с одеялом: - «А-а-а. А я-то думаю, что это они не отрываются от меня?»

- «Вы что,Автюхов,пялитесь на свои трусы? Зачем Вы пришили к ним одеяло?»

- «Ну, знаете, товарищ майор, я ещё и сам не знаю, как такое получилось?»

Автюхова принудили отпороть одеяло от трусов, и оставшееся время дня он провел в медпункте училища и, так как у него там было «прихвачено», ему поставили диагноз: «Солнечный удар».

 

Столовка

 

     На втором году обучения большинство из нас окончательно пришли к выводу, что находиться в увольнении предпочтительнее в гражданской одежде. По этой причине, покинув территорию училища, мы с товарищем - сокурсником Якушевым Олегом, переоделись в джинсы и молодежные футболки, и растворились в массе беспечно шатающихся горожан. 

     В поисках переговорного пункта, созерцая красоты города и гонимые инстинктом приема пищи, мы набрели на расположенную в старом, ветхом трёхэтажном здании столовую, в которой я решил откушать, а Олег направился на переговорный пункт для общения с родственниками.

     Интерьер объекта общественного питания не блистал роскошью, тамошние столы не знавали скатертей, алюминиевые вилки и ложки, видавшие виды, имели причудливо изогнутые формы. Однако, ввиду отсутствия конкурентов, в Советское время этот объект общепита процветал. Огромная очередь за получением «яств» начиналась ещё на улице и медленно вползала в мрачное заведение. Выбором и изысканностью пищи эта столовка похвастаться не могла. По этой причине, из предложенного на первое супа, не имевшего альтернативы, голод вынудил меня не отказываться от этой мутной жидкости. На второе я взял пюре с котлетой и прихватил крупно нарезанные помидоры, помазанные майонезом (якобы салат) и компот из сухофруктов, занимавших большую часть стакана.

     У кассы я рассчитался за стандартный набор и пошел в зал, в поисках свободного столика. Обнаружив никем не занятый стол, я поставил принесенные на подносе блюда, и направился вернуть покрытый жиром поднос на специально выделенный для него стол. «Чем отличаются чистые подносы от грязных? Внешне они одинаковы», - размышлял я.

     Возвращаясь к своему столу, выполнив общественную миссию самообслуживания по перемещению подноса, я увидел, что за моим столом сидит мужчина крепкого телосложения лет 30-ти, который кушает мой суп. Не зная, как поступить в сложившейся ситуации, я, как робот, проследовал к своему столу и присел на стул напротив этого верзилы. Мне казалась, что сейчас в этой столовой все смотрят на меня, и от этой мысли я сгорал от стыда. «Как же так, почему это стало возможным именно со мной. Как поступить, чтобы не уронить честь?»

     Мужчина мельком посмотрел на меня и продолжал невозмутимо поглощать мой суп. Он ел так, как будто хотел ещё больше унизить меня.

     Больше не раздумывая, я придвинул к себе второе, взял вилку и стал уминать пюре с котлетой. Мужчина, не прерывая приёма пищи, грозно уставился на меня. Наши взгляды встретились. Я был готов, не задумываясь, бросится на негодяя. Поглощая моё первое, наглый здоровяк смотрел на меня так, будто я ем его второе. Дабы хоть как-то ещё сократить нанесённый мне ущерб, я принялся за салат, который запил компотом. Всё это время верзила не отводил от меня испепеляющего взгляда.

     Осушив стакан с компотом, я встал из-за стола, развернулся к выходу и…к своему удивлению обнаружил, что мною приобретенная пища, никем не тронутая, стоит за соседним столом.

     Только теперь я понял, что жертва обстоятельств не я, но этого уже невозможно ни объяснить, ни исправить.

     Быстрым шагом, подгоняемый чувством стыда, я покинул злополучную столовую, и растворился среди прохожих.

 

Экзамен

 

     В нашем ВУЗе МВД, в подавляющем своём большинстве, преподаватели были талантливы, и изо всех сил пытались принудить нас «грызть» гранит науки. А мы, в большинстве своём, жили от зачета до экзамена, не вдаваясь в хитросплетения юридических предметов. 

     Так, преподаватель уголовного права профессор юридических наук, Гауфман, с большим трепетом и уважением относился к своему предмету. Того же требовал он от курсантови был очень принципиален.

     Как-то на занятиях, профессор приступил к проверке знаний курсантов нашего взвода. Я не был готов к предмету, а до конца пары оставалось минут десять, и поэтому, руководствуясь инстинктом самосохранения, решил выкрутиться: тумблер «дурк.» установил в позицию «вкл.». Поэтому, не дожидаясь, когда Гауфман меня поднимет для ответа, я стал проявлять завидную активность: тянул руку и задавал вопросы по пройденному материалу. Гауфман, веря в искренность моих намерений, подробно освещал затронутую мною тему, а я с неподдельным интересом вслушивался и конспектировал речи преподавателя. Всё получилось. Спустя месяц я повторил комбинацию - и тоже все вышло.

     Но на третий раз Гауфманом мои маневры уже были раскрыты, и он мне не только поставил «пару», но ещё и занес мою фамилию в «черный» список своего блокнота, а это, поверьте, хуже, чем «двойка». Дело в том, что на экзаменах Гауфман доставал свой блокнот, внимательно изучал список попавших туда курсантов и, если находил там твою фамилию, то проявлял «повышенную заботу» к экзаменуемому. То есть, сразу можно забыть о возможности списать и вообще о каком – либо снисхождении.

     Как ни крути, а экзамена не избежать и мне пришла в голову авантюрная и весьма рискованная идея.

     К экзамену я писал «шпоры» на все билеты, но выучил только один - тринадцатый, и готов был отвечать его как заученное стихотворение. С курсантами нашего взвода я договорился, что на экзамен по уголовному праву зайду первым, правда, претендентов быть первым больше-то и не было.

     Итак, стою это я перед дверью, мандражирую. Комиссия состояла из трех человек, а её председателем был, естественно, Гауфман. Методист - девушка с кафедры уголовного права, разложила экзаменационные билеты на столе перед председателем и удалилась.

- «Кто первый? Заходите!»

     На призыв Гауфмана я вошел в аудиторию, представился, и тут началась привычная процедура. Председатель комиссии полез за своим блокнотом.

- «Горохов, говорите, где-то Вы у нас тут записаны…. Действительно, записан».

Гауфман среди небольшого списка фамилий отыскал-таки мою.

- «Ну, голубчик, тяните билет».

     На столе предо мною экзаменационные билеты были выложены в три ряда, я потащил билет из самой середины, и им оказался как ни странно не тринадцатый, а одиннадцатый.

     Ужас отразился на моём лице, и я громко и очень быстро произнес: «Ой! Блин! Билет номер тринадцатый - несчастливый билет». Затем бросил его на стол к остальным экзаменационным билетам и, ловким движением руки сдвинул все билеты в кучу. От содеянного меня бросило в жар, и я уже сожалел о своей выходке, но механизм задуманного уже был запущен.

     Комиссия обомлела от моей наглости. «Что ты себе позволяешь? Какой наглец! Ты что тут устраиваешь?» - перебивая друг друга, как гагарки в период токования, одновременно судачили члены приемной комиссии.

     Гауфаман, не скрывая раздражения и одержимый мыслью наказать наглеца, решительно выбрался с места председателя комиссии, подошел к столу с билетами:

- «Горохов, такие варианты у меня не проходят. Если уж вытащил тринадцатый - значит, будешь отвечать тринадцатый!»

     Он, немного порывшись в копне с экзаменационными билетами, извлек тринадцатый билет и вручил его мне. Я как мог, делая скорбное лицо, побрел к столу, подальше от комиссии, но меня вернули и усадили прямо напротив Гауфмана. Под бдительным взором преподавателей я медленно излагал свои мысли, а они внимательно наблюдали за каждым моим движением. В аудитории готовились одновременно пять курсантов и, когда пятый курсант получил билет и занял место за столом, Гауфман спросил:

- «Может, кто желает сдать экзамен без подготовки? Тот получит на бал больше».

Я оживился:

- «А можно я попробую, раз на бал больше»?

- «Ну, давайте пробуйте».

     В голосе председателя комиссии читалось, что шансов у меня нет даже с запасным балом.

- «Пытайтесь…», -

продолжал Гауфман.

     Не заглядывая в написанное на листке, где я изложил часть ответа, виноватым голосом я отвечал на вопросы билета, делая ссылки на научные труды Гауфмана, поражая своими знаниями членов комиссии. На уточняющие вопросы по билету я тоже ответил безукоризненно.

- «Ну, теперь тот самый дополнительный вопрос, который вы выпросили во время семестра», -

произнес председатель комиссии.

- «А можно обменять этот дополнительный вопрос на один бал, который был обещан за сдачу экзамена без подготовки»?

- «Вы не на рынке!», -

 произнес кто-то из членов комиссии.

- «Ну, если я не отвечу на дополнительный вопрос, какую оценку я получу»?

- «Ну…, я думаю "четыре"»,

 с сомнением в голосе ответил Гауфман.

- «Я согласен на "четверку". Будем считать, что я не ответил на дополнительный вопрос и прошу извинить меня за моё поведение, я очень суеверен».

- «Идите, Горохов, устроили здесь представление. Вот и на занятиях он так себя вел, вроде всё знает, а …»

     Продолжение реплики Гауфмана я уже не слышал….

     К подобной авантюре я больше не прибегал, а придумывал более простые и с меньшим риском.  

 

 

Практика

 

Для получения практических навыков, курсантов направляли в территориальные подразделения органов внутренних дел. Я свою практику «отбывал» летом в РОВД Центрального района города Сочи. Мыслями я был, естественно, где-то на пляже или ещё где-то…, но только не на службе.

     В один из дней меня «привлекли» к оперативным мероприятиям, целью которых было изобличение и задержание «катал» - игроков в карты на деньги.

     Как водится, в остросюжетных фильмах все должно происходить в темное время суток. Могу вас заверить - так всё и было. Ночь, яркие звезды, липкая жара. Где-то недалеко, со стороны моря, прогудел железнодорожный состав, отбивая привычное ту-ту…, ту-ту.

     За полночь на игру съехались шесть человек и разместились в дачном домике. Сам домик был неказист, и по углам деревянного строения стоял на круглых металлических опорах. К единственной входной двери вела деревянная ветхая лестница, над которой тускло светила лампочка. Вокруг домика, неухоженно и беспорядочно росла смородина, среди которой летали светлячки, привлекая внимание. Мы выждали минут тридцать, затем старший группы подозвал меня и поставил задачу. По его замыслу, один из оперов незамеченным должен приблизиться к входной двери домика - с предметом, смахивающим на монтировку, и, как только этот специалист начнет ею выламывать дверь, я должен бежать от забора в сторону домика. За это время «взломщик» откроет и распахнет входную дверь, а я на скорости вбегу в домик, где своим телом накрою лежащие на столе деньги и карты. Основная группа проникнет в помещение следом за мною.

     Итак, опер, под шум очередного ночного поезда, приблизился к входной двери этой избушки, а я в форме курсанта милиции побежал, набирая скорость, выполнять ответственное задание. Следом за мной семенили остальные участники группы. Практически передо мною опер распахнул дверь и отклонился в сторону, пропуская меня. Я на максимальной скорости пролетел деревянные ступеньки, оттолкнулся от последней ступени… и тут, когда основная часть моего тела была уже в домике, я почувствовал, как вся лестница затрещала и стала рушиться, не выдержав веса ответственных работников милиции, взбиравшихся по ней позади меня. По инерции, сделав ещё несколько прыжков в сторону центра комнаты, где стоял стол - к изумлению участников карточной игры, я распластался на столе, где действительно лежали денежные знаки и часть колоды карт. Дверь за мною закрылась и наступила пауза, которую прервал один из игроков:

- «Что, совсем всё плохо»? 

     Он произнес это с такой теплотой, что мне стало жалко себя и стыдно за свое поведение. Создавалось такое впечатление, что я сам, по собственной инициативе, в форме курсанта милиции взобрался на стол с деньгами и не хочу его покидать. Примерно через минуту дверь в домик вновь открылась и в него, при помощи товарищей, с трудом взобрался руководитель операции.

     Любителей азартных игр, конечно, оформили, но мне еще долго было не по себе.    

 

Для дальнейшей службы

 

Как у большинства молодых офицеровпо прибытии из образовательного учреждения, знакомство с местом службы дальнейшего её прохождения начинается с представления непосредственному начальнику. Вот уж он-то объяснит и расскажет, как отец родной, где новое место твоего преимущественного пребывания.

     Постучав в заветную дверь будущего руководителя, я вошел в кабинет начальника службы участковых, и увидел там обложенного служебными бумагами тучного майора милиции - смуглого, изрядно покрытого волосяной растительностьюсына грузинского народа, без энтузиазма осмотревшего меня. Я доложил, что прибыл для дальнейшего прохождения службы.

     Майор, усадив меня на стул, произнес: «Мене зовут Николай Михайлович», и неторопливо, минут тридцать рассказывал, как тяжела и не благодарна наша служба. Он говорил почти без акцента, но некоторые слова произносил настолько неправильно, что это резало слух. А говорил он примерно так: «Вы жить, Валерий, мене слушайте, я жить плохого не пожелаю».

     После пяти минут его речи, я стал терять и без того трудноуловимый смысл наставления.

     Монолог изобиловал такими репликами как: «тыжить, молод, а мы жить старше, надо, жить,умене спросить, если чё не знаешь, я жить всегда дам тебе правильную команду». В голове у меня крутилось только: «ты жить - мы жить – я жить». Я не успевал кивать головой и время от времени говорить: - «Да, конечно», - хотя иногда и сомневался, что поддакивал в нужном месте, и в общем-то, чувствовал себя туземцем на переговорах с мореплавателем Куком. Похоже, Николай Михайлович и сам не всегда понимал, что говорил, но это его не смущало.

     Инструктаж прервал телефонный звонок. Пообщавшись по телефону, он тяжело вдохнул и произнес: «Ничего, ничего, Валерий, мы жить ещё найдём время, и я тебе жить научу работать». Это было произнесено с такой теплотой и заботой, что даже настораживало.

 

Командировка

 

Не прослужив и недели, ещё не поняв круг своих обязанностей, меня вызвал к себе начальник участковых инспекторов майор милицииПерцхалава и, торжественно, как будто вручал государственную премию, объявил: «Тебе жить Валерий выпала большая честь ехать в город Гатчину Ленинградской области старшим конвоя и этапировать сюда житьзадержанного там опасного преступника».

Я попытался объяснить, что миссия с моим участием не выполнима, т.к. за мной ещё не было закреплено табельное оружие.

- «Возражение не принимаются», - сказал Перцхалава и пояснил, что со мной поедет опытный сержант милиции, просто милиционер «монстр», хорошо экипированный, отличник боевой и политической подготовки, который и без меня справится, но без офицера никак нельзя.

Прочувствовав ответственность момента, я оформил командировочные документыи отправился на вокзал, где впервые встретился с сержантом, за плечами которого - со слов моего начальника, не один пойманный и обезвреженный преступник.

Воображение рисовало мне здоровенного, решительного парня, который будет всю дорогу травить байки про свои похождения. К моему удивлению – это был невысокий и худенький, казалась даже не уверенный в себе человек. Звали его Андрей.

Всю дорогу он сторонился меня и неохотно рассказывал о себе. «Скромничает» - решил я. Настолько хорошо он скрывал при себе табельное оружие, что было удивительно. Если бы я не знал точно о подвигах этого парня в милиции, принял бы его за преподавателя ботаники или географии средней школы.

В отделе милиции г. Гатчины нам выдали преступника. Это был наш сверстник, среднего телосложения. Андрей пристегнул наручником его правую руку к своей левой, и мы двинулись в обратный путь.

Через два часа наших хождений по вокзалу сержант, виновато смотря на меня, сказал мне, что у нет ключа от наручников. Это меня повергло в ужас. «Как нет? Ты его потерял?» - спросил я. Выяснилось, что ему дали наручники, а вот о ключе к ним он не подумал.

Дальше было хуже. Как оказалась, что у него, как и у меня, нет табельного оружия, так как этот «монстр» милиции совсем не монстр, и служит в милиции всего семь дней.

Радовало одно, что преступник, которого мы этапировали, подозревался в спекуляции и в принципе был не плохим парнем. И, так как наручники открыть не представлялась возможным, Андрей с этапируемым ходили как сиамские близнецы- вдвоем. Они ели, пили, умывались, посещали туалет, и даже ночью левая рука Андрея не расставалась с правой рукой «брата». Так мы и ехали двое суток.

 

Бабушка с косой

 

1990 г. Мне вырезали мениск, и по этому случаю я находился в послеоперационной палате хирургического отделения. В отделении нейрохирургии привезли бабульку лет под девяносто, с опухолью в голове. Побрили утречком голову и - на операционный стол. Операция тяжеленная - трепанация черепа. Никто особенно-то и не надеялся на благополучный исход, но другого выбора, видимо, не было. Поздно вечером бабуся очухалась от наркоза, встаёт и идёт в туалет – накинула на голое тело простынь, лысая  с перевязанной головой, с кровавыми пятнами. Так как перемещалась бабуля неуверено, она прихватила стоявшую в коридоре швабру, развернула её ручкой вниз, и при ходьбе опиралась на неё.

Попадает в мужской туалет. Там в полумраке на «очке» сидит мужчина. Бабушка открывает кабинку и, опираясь на швабру, как на косу, движется прямо на мужика. Больной тут же сползает с «очка» и, уже лежа, ползет в отделение, шипя перед собой - «смерть, смерть». Справив свою нужду, бабуля возвращается на место, но ошибается дверью и попадает в мужскую палату. На том месте, где, по ее мнению, должна лежать она - забылся тяжёлым сном пожилой мужик, который уже пару лет не сгибался и не разгибался из-за тяжёлой формы остеохондроза. Бабушка начинает молча сдирать с него одеяло. Мужик просыпается, видит невероятное зрелище - бабка с косой…, в ужасе подпрыгивает и начинает орать сколько есть сил:

-«Люди! За мной смерть пришла!!!!»

Первым среагировал здоровенный парень с поломанной шеей, загипсованный до самого пояса. Он одним махом прыгает в двери, но промахивается и попадает в закрытую стеклянную створку, которую разносит вдребезги. Шум, пыль, стекла, крик. Кто-то спросонья заорал: "Пожар!!!" И тут началось... Народ повалил из палат кто как может: кто по стеночке, кто на карачках, кто ползком -перебинтованные, загипсованные, на костылях. А бабуся тем временем тихонечко улеглась на отвоёванное место и спокойно заснула.

 

«Юг»

 

В нашу палату положили югослава. Медсестра принесла ему металлическую «утку» и пояснила – «Захотите в туалет - вот вам «утка».

Ночь все проснулись от страшного, лязгающего, металлического грохота. «Юг» стянул еще одну металлическую «утку» у соседа, надел их на ноги и пошел в них по кафельному полу в туалет.   

 

Фалько

 

Ничтожное финансовое вознаграждение сотрудников МВД в то время принуждало искать дополнительные возможности содержания себя и семьи. Одни зарабатывают, злоупотребляя служебным положением, другие влачат жалкое существование, а третьи увольняются и идут работать на гражданскую службу. Но уволится из органов внутренних дел было не просто.

Как-то целый день на службе отсутствовал участковый инспектор -старший лейтенант Фалько.

На следующий день на утреннем совещании (а совещались мы шесть раз в неделю) - его показательно «разрывал» начальник участковых инспекторов милиции(УИМ) майор милиции Перцхалава, который потребовал написать объяснение и изложить причины совершения должностного проступка.

После совещания я поинтересовался у Саши Фалько - «Что случилось?»

Расстроенный и подавленный Фалько – «Да работу нашел шикарную! Теперь надо уволиться в трехдневный срок. Дольше ждать не будут».