Первоначальный быт русских славян

 

Мы познакомились с теми известиями о славянах, которые позволяют нам

сказать, что русские до начала самобытного политического существования имели

несколько веков примитивной жизни. Древние писатели византийские (Прокопий и

Маврикий) и германские (гот Иордан) раскрывают нам и черты первоначального

быта славян, с которыми интересно познакомиться, чтобы уяснить себе, в каком

положении, на какой степени общественного развития застает славян история.

Придя в пределы теперешней России, в Поднепровье, славяне не нашли здесь

такой культуры и цивилизации, как германские племена, вторгшиеся в

Западно-Римскую империю. Последние сами должны были подняться до той высоты,

на которой стояли туземцы; славяне же предстают перед нами в достаточной

чистоте примитивного быта. Об этом быте еще в XVIII в. сложились два

воззрения. Представителем первого был известный Шлецер; другая же теория

получила окончательное развитие в "Истории русской жизни" недавно умершего

ученого И. Е. Забелина. Шлецер представлял себе первоначальный быт славян не

выше быта дикарей ирокезцев. Еще летописец говорил, что славяне "живяху

звериньским образом"; так думал и Шлецер. Первые семена гражданственности и

культуры, по его мнению, были брошены варягами, которые вызвали славян за

собой на историческую арену. Это взгляд, очевидно, крайний. Забелин же

("История русской жизни", 2 тома. М., 1876-- 1879) рисует нам быт славян

русских в IX--Х вв. очень сложным и высоко развитым и впадает поэтому в иную

крайность. Отрешимся от этих двух точек зрения и рассмотрим, какие

несомненные данные для выяснения этого вопроса можем мы найти у древних

источников.

Прежде всего -- славяне народ не кочевой, а оседлый. Уже Тацит, который

сближает их с сарматами, отмечает, что они были диким народом, но отличались

от сарматов тем, что жили оседло и строили дома. Оседлость славян надо

понимать в том смысле, что главный капитал их состоял не в стадах и табунах,

а в земле, и хозяйство было основано на эксплуатации земли. Но эта оседлость

была не прочна, так как, итощив пашню на одном месте, славяне легко покидали

свое жилище и искали другого. Таким образом, поселки славян имели

первоначально очень подвижный характер. Об этом согласно свидетельствуют и

греческие писатели и летописец, который говорит о древлянах и вятичах так,

что можно понять, что они только что принялись за обработку земли. Древляне,

которые, по словам летописца, "живяху звериньским образом", уже ко времени

летописца "делают нивы своя и земля своя". Области, в которых приходилось

жить и пахать славянам, были лесные, поэтому рядом с земледелием возникла и

эксплуатация лесов, развиты лесные промыслы, бортничество и охота с целью

промышленною. Воск, мед и шкуры были искони предметами торговли, которыми

славилась Русь на Дунае. Святослав, например, желая остаться на Дунае,

говорит:

"Хочу жити в Переяславце на Дунае, яко то есть середа в земли моей, яко

ту вся благая сходятся"; и далее он перечисляет, что привозят туда из Греции

и Рима, а о Руси говорит: "Из Руси же скора и мед, воск и челядь". Охота на

пушного зверя составляла один из основных промыслов славян, точно так же,

как изделия из дерева (лодки и т. п.).

В оборот хозяйственной жизни славян издавна входила и торговля. На

пространстве от южного побережья Балтийского моря до Урала и Волги находят

клады с арабскими (куфическими) монетами, относящимися к VIII, даже и к VII

в. Если принять во внимание, что у арабов был обычай при каждом халифе

перечеканивать монеты, то можно приблизительно точно определить время, по

крайней мере, век, в котором зарыт клад. На основании этого и делают вывод,

что в VIII, IX и Х вв. те народы, которые жили на Руси, вели торговлю с

арабами. Эти археологические предположения совпадают с рассказами арабских

писателей, которые передают нам, что арабы торговали в пределах нынешней

России и, между прочим, с народом Росс. Велась торговля, вероятно, речными

путями, по крайней мере, клады своим местонахождением намекают на это. О

размерах торговых оборотов мы можем судить, напр., по тому, что у Великих

Лук и недавно у Твери найдены клады в несколько тысяч рублей. Возможность

зарыть в одном кладе столько ценностей показывает, что торговля велась

большими капиталами. В торговле с Востоком для славян, как мы уже видели,

большое значение имели хазары, открывшие им безопасный путь к Каспийскому

морю. Под покровительством этих же хазар славяне проникли и в Азию. Это было

одно направление торговли славян-русских. Второе вело в Грецию на юг.

Древний договор Олега с греками показывает, что подобные торговые договоры

писались уже и раньше и что в Х в. сложились уже определенные формы и

традиции торговых сношений. Указывают и еще торговый путь, который шел из

Руси в Западную Европу. Профессор Васильевский, основываясь на хороших

данных, говорит, что славяне в глубокой древности под именем "ругов"

постоянно торговали на верхнем Дунае. Таким образом, сведения, которые мы

имеем от древнейшей поры, показывают, что рядом с земледелием славяне

занимались и торговлею; а при таком условии мы можем предположить у славян

раннее существование городов как торгово-промышленных центров. Этот вывод --

вывод несомненный -- проливает яркий свет на некоторые явления древней

киевской жизни. Хотя Иордан и утверждал, что у славян не было городов, тем

не менее с первого же времени исторической жизни славян мы видим у них

признаки развития городской жизни. Скандинавские саги, знакомые с Русью,

зовут ее "Гардарик", т.е. страна городов. Летопись уже не помнит времени

возникновения на Руси многих городов, они были "изначала". Главнейшие города

древней Руси (Новгород, Полоцк, Ростов, Смоленск, Киев, Чернигов) все

расположены на речных торговых путях и имели значение именно торговое, а не

были только пунктами племенной обороны.

Вот те несомненные данные о первоначальном быте славян, которые

показывают, что последние были далеко не диким народом, что летописец впал в

неточность, говоря, что в большинстве своем они "живяху звериньским

образом"; но, с другой стороны, у нас нет никакой возможности доказать, что

этот быт достигал высоких степеней общественной культуры.

Какую же внутреннюю организацию имели славяне? Разрешение этого вопроса

вводит нас в интересную полемику.

Быт славян вначале был несомненно племенной. На первых страницах

летописец постоянно называет их по племенам; но, читая летопись далее, мы

видим, что имена полян, древлян, вятичей и т. п. постепенно исчезают и

заменяются рассказами о волостях: "Новгородци бо изначала и Смоляне и Кыяне

и Полочане и вся власти (то есть волости), якоже на думу, на веча сходятся",

-- говорит летописец и под именем этих "властей" разумеет не членов

какого-либо племени, а жителей городов и волостей. Таким образом, быт

племенной, очевидно, перешел в быт волостной. Это не подлежит сомнению,

нужно только понять, какое общественное устройство действовало внутри

крупных племен и волостей. Из каких мелких союзов состояли сперва племена, а

затем волости? Какая связь скрепляла людей: родовая, или соседственная,

территориальная? Дерптский профессор Эверс в 1826 г. издал книгу "Das

aelteste Recht der Russen", в которой впервые попробовал дать научный ответ

на эти вопросы (его книга переведена и на русский язык). Во-первых, он

отмечает у славян факт общего владения при отсутствии личной собственности;

во-вторых, в летописи постоянно упоминается о роде: "живяху родом", "возста

род на род". Святослав "имаше за убиенные глаголы: яко род его возьмет"; и

в-третьих, "Русская правда" умалчивает о личной поземельной собственности.

На основании этих данных и возникла теория, по которой славяне, на первых

ступенях жизни, жили родом, по образцу рода римского, т.е. жили обществами,

построенными на родовых началах; во главе рода стояла власть родовладыки --

авторитет патриархальный. Со смертью родовладыки родовая собственность не

делилась, а движимое и недвижимое имущество все находилось во владении рода.

Родовой быт действительно исключал возможность личного владения. Теория

Эверса была принята нашей "школой родового быта": Соловьев и Кавелин развили

ее и перенесли в сферу политической истории. Но когда родовая теория легла в

основание всей нашей истории, она встретила беспощадного критика в лице

известного славянофила К. С. Аксакова, выступившею со статьею "О древнем

быте у Славян вообще и у Русских и особенности", и историков-юристов Беляева

и Лешкова. Они утверждают, что слово "род" в летописи употребляется не как

римское "genus", что оно имеет несколько значений, так как иногда под ним

подразумевается семья (в сказаниях о Кие, Щеке и Хориве), иногда род (в

призвании князей); стало быть, народ, а с ним и летописец под этим словом

понимали различные вещи. Общее же владение и отсутствие личного

землевладения могут доказывать не родовые формы быта, а общинную

организацию. Под ударами критики родовое учение потеряло свою непреложность;

стали говорить, что родовой быт существовал лишь во времена глубокой

древности. быть может, доисторические, а затем заменился общинным. Учение об

общине было развито Аксаковым и Беляевым. По их мнению, славяне жили общиною

не на основании физиологических, кровных начал, а в силу совместного

жительства на одних и тех же местах и единства хозяйственных, материальных

интересов. Общины управлялись властью избранных старшин, так называемым

вечем. Мелкие общины или верви сливались в волости, которые уже были

общинами политическими. В первоначальных рассуждениях об общине было много

неопределенного. Гораздо удачнее, конкретнее поставил вопрос о

первоначальном быте славян профессор Леонтович (его поддержал

Бестужев-Рюмин). Взгляды Леонтовича известны под названием теории

задружно-общинного быта. По этой теории родственные славянские семьи не

принимали строгой родовой организации, но жили, не забывая своего

физического родства, уже на началах территориальных, соседственных. Образцом

подобного рода общин была сербская задруга. В трудах позднейших этнографов

(г-жи А. Я. Ефименко и др.) указано было на существование своеобразных общин

архаического склада и у русских людей в историческое уже время. Эти труды

окончательно позволяют утверждать, что у славян на первой стадии

исторической жизни существовал своеобразный общинный, а не родовой быт.

Если же славяне не держались исключительно кровного быта и легко

соединялись в общины по интересам хозяйственным, то можно объяснить, как и

почему племенной быт скоро распался и заменился волостным. В первое время

своей жизни на Ильмене и Днепре наши предки жили "каждый своим родом и на

своих местах, владея каждый родом своим". Родовые старейшины, по этому

определению летописца, имели большую власть в своем роде; а сойдясь вместе

на совет (вече), они решали дела за все свое племя. Но так бывало только в

особо важных случаях, например, в минуты общей опасности, грозившей всему

племени. Стечением же времени, когда племена и роды расселились на больших

пространствах, не только ослабела связь между родами, но распадались и самые

роды, поделившись на самостоятельные семьи. Каждая отдельная семья на

просторе заводила свою особую пашню, имела свои особые покосы, особо

охотилась и промышляла в лесах. Общая родовая собственность переставала

существовать, когда расходились семьи, составлявшие род. Она заменялась

собственностью семейною. Точно так же переставала действовать и власть

родовладыки: он не мог управлять сразу всеми хозяйствами родичей, потому что

эти хозяйства были разбросаны на больших расстояниях. Власть родовладыки

переходила к отцу каждой отдельной семьи, к домовладыке. С распадением

родовых связей родичи перестали чувствовать свое взаимное родство и в случае

нужды соединялись для общих дел уже не по родству, а по соседству. На общий

совет (вече) сходились домохозяева известной округи, и родные друг другу и

неродные одинаково. Соединенные одним каким-нибудь общим интересом, они

составляли общину (задугу, вервь) и избирали для ведения общих дел выборных

старейшин. Так древнейшее родовое устройство заменялось постепенно общинным,

причем в состав общин могли входить семьи, принадлежащие не только к разным

родам, но даже к разным племенам. Так бывало в тех местах, где соседили друг

с другом различные племена, или же в тех местах, куда одновременно шла

колонизация от нескольких племен (например, в верхнем Поволжье, которое

заселялось и от кривичей и от вятичей).

  С развитием по русским рекам торгового движения к черноморским и

каспийским рынкам в земле славян стали возникать большие города. Такими

были: Киев -- у полян, рынкам в земле славян стали возникать большие города.

Такими были: Киев -- у полян, Чернигов -- у северян, Любеч -- у радимичей,

Смоленск и Полоцк -- у кривичей, Новгород -- у ильменских славян и др.

Подобные города служили сборными пунктами для купцов и складочными местами

для товаров. В них встречались торговые иноземцы, варяги по преимуществу, с

русскими промышленниками и торговцами; происходил торг, составлялись

торговые караваны и направлялись по торговым путям на хазарские и греческие

рынки. Охрана товаров в складах и на путях требовала вооруженной силы,

поэтому в городах образовались военные дружины или товарищества, в состав

которых входили свободные и сильные люди (витязи) разных народностей, всего

чаще варяги. Во главе таких дружин стояли обыкновенно варяжские предводители

-- конунги (по-славянски конунг -- князь). Они или сами торговали, охраняя

оружием свои товары, или нанимались на службу в городах и оберегали города и

городские торговые караваны, или же, наконец, конунги захватывали власть в

городах и становились городскими владетельными князьями. А так как городу

обыкновенно подчинялась окружавшая его волость, то в таком случае

образовывалось целое княжество, более или менее значительное по своему

пространству. Такие варяжские княжества были основаны, например, Аскольдом и

Диром в Киеве, Рюриком в Новгороде, Рогволодом в Полоцке. Иногда княжеская

власть возникала у славянских племен и независимо от варяжских конунгов:

так, у древлян был свой местный князь по имени Мал ("бе бо имя ему Мал,

князю Деревьску", -- говорит современник).

Появление городов, а с ними торговых иноземцев и военных дружин на Руси

колебало старый племенной быт русских племен еще больше, чем расселение на

новых местах. Люди, собиравшиеся в города из разных мест, выходили из своих

родовых союзов и соединялись по своим делам и занятиям в иные сообщества:

становились воинами-дружинниками, вступали в торговые компании, обращались в

городских промышленников. Вместо патриархального соединения родичей

нарождались общественные классы в нашем смысле слова: людей военных,

торговых, промышленных, которые зависели уже не от родовладык, а от

городских властей -- князей и хозяев. И те люди, которые оставались в

волостях на своих пашнях и лесных угодьях, тоже чувствовали на себе влияние

городов с их торговлею и промыслами. В прежнее патриархальное время каждый

род и даже каждая семья, жившая особым двором, имела свое обособленное

хозяйство. Каждый для себя пахал землю и охотился, сам себя обстраивал своим

лесом, одевался и обувался в ткани и кожи своего собственного изделия;

каждый сам для себя изготовлял все необходимые орудия. Со стороны ничего не

покупалось и на сторону ничего не продавалось. Запасалось и готовилось впрок

только то, что необходимо было для своей семьи или рода. Такое хозяйство, не

зависимое от других и не знающее торгового обмена продуктов, называется

"натуральным". Когда на Руси развилась торговля и выросли города, на

городские рынки стал требоваться товар, всего более мед, воск и меха, бывшие

главными предметами русского вывоза. Эти предметы добывались в лесах

деревенским людом. Под влиянием спроса из городов их стали добывать уже не

только для себя, но и на продажу: из предмета домашнего потребления их

обратили в товар и меняли на другие ценности или продавали на деньги,

которых раньше не знали. Там, где прежде всего производили сами для себя и

сами же все потребляли, понемногу начали многое покупать со стороны и

запасать товары для продажи, или копить доходы за проданные товары, иначе

говоря, образовывали капиталы. Вместо натурального хозяйства начиналось

денежное.

Так постепенно изменялся тип жизни наших предков. Из патриархального

родового и племенного быта славяне понемногу переходили к общинному

устройству и соединялись под влиянием главных "старейших" городов в волости

или княжества, в которых объединяли людей уже не родственные отношения, а

гражданские и государственные. С течением времени отдельные городские и

племенные волости и княжества собрались вместе и объединились под одною

государственною властью. Тогда началось единое Русское государство; но оно

вначале не отличалось внутренней сплоченностью и однородностью. Когда

знаменитый князь Олег брал дань на греках, то брал ее не только для себя, но

и на города: "По тем бо городом седяху велиций князи, под Олгом суще".

Киевский князь еще терпел других, себе подобных.

 

 

Киевская Русь

 

Образование Киевского княжества

 

Вопрос об образовании одного на Руси великого княжения (Киевского)

приводит нас к вопросу о варягах-руси, которым приписывается водворение на

Руси политического единства и порядка.

Кто же были эти варяги-русь, покорившие сперва Новгород, а затем и

Киев? Вопрос этот возник в русской историографии уже давно, но исследования

за 150 лет настолько осложнили его, что и теперь разрешать его нужно очень

осторожно.

Остановимся прежде всего на двух местах летописи, местах важных,

которые, в сущности, и породили варяжский вопрос: 1) летописец, перечисляя

племена, жившие по берегам Балтийского моря, говорит: "По сему же морю

Варяжскому (т.е. Балтийскому) седят Варязи"... "и то Варязи:

Свей, Урмане (норвежцы), Готе, Русь, Англяне". Все это северогерманские

племена, и варяги поставлены среди них, как их родовое имя среди видовых

названий. 2) Далее в рассказе летописца о призвании князей читаем: "Идоша за

море к варягам-руси, сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзи зовутся

Свеи, друзии же Англяне, Урмяне, друзии Готе тако и си". Таким образом, по

словам летописи, из варягов одни назывались русью, другие англянами,

урманами и т. д.; летописец, очевидно, думает, что русь есть одно из многих

варяжских племен. На основании этих и других показаний летописей ученые

стали искать более точных сведений и увидели, что варягов знал не только наш

летописец, но и греки. Слово "варяг" писалось с юсом и, стало быть,

произносилось как "варенг". Такое слово встречается и у греческих писателей

и служит совершенно

определенным понятием -- у греков под именем Bapayjoi (варанги)

разумелись наемные дружины северных людей, норманнов, служивших в Византии.

С тем же значением северных дружин встречается слово Waeringer (варанги) и в

скандинавских сагах; арабские писатели также знают варангов как норманнов.

Следовательно "варанги" представляют собою нечто вполне определенное в

смысле этнографическом -- дружину норманского происхождения. В последнее

время удалось, как кажется, определить точно и родину варягов, т.е. страну

Варангию, благодаря одному известию, найденному и напечатанному профессором

Васильевским в его статье "Советы и ответы Византийского боярина XI века".

Этот византийский боярин, пересказывая известную скандинавскую сагу о

Гаральде, прямо называет Гаральда сыном короля Варангии, а известно, что

Гаральд был из Норвегии. Так отождествляются Норвегия и Варангия, норвежцы и

варяги. Этот вывод очень важен в том отношении, что раньше была тенденция

толковать слово варанги, как техническое название бродячего наемного войска

(варяг -- враг -- хищник -- бродячий); на основании такого понимания

Соловьев нашел возможным утвержать, что варяги не представляли отдельного

племени, а только сбродную дружину и не могли иметь племенного влияния на

славян.

Итак варяги -- норманны. Но этот вывод еще не решает так называемого

"варяго-русского" вопроса, потому что не говорит нам, кто назывался именем

русь. Летописец отождествил варягов и русь; теперь же ученые их различают и

для этого имеют свои основания. У иностранных писателей русь не смешивается

с варягами и делается известной раньше варягов. Древние арабские писатели не

раз говорят о народе русь и жилища его помещают у Черного моря, на побережье

которого указывают и город Русию. В соседстве с печенегами помещают русь в

Черноморье и некоторые греческие писатели (Константин Багрянородный и

Зонара). Два греческих жития (Стефана Сурожского и Георгия Амастридского),

разработанные В. Г. Васильевским, удостоверяют присутствие народа русь на

Черном море в начале IX в., стало быть, ранее призвания варягов в Новгород.

Ряд других известий также свидетельствует о том, что варяги и русь действуют

отдельно друг от друга, что они не тождественны. Естественно было бы

заключить отсюда, что имя руси принадлежало не варягам, а славянам и всегда

обозначало то же, что оно значило в XII в., т.е. Киевскую область с ее

населением. Так и склонен решать дело Д. И. Иловайский. Есть, однако,

известия, по которым считать русь славянским племенным названием нельзя.

Первые из этих известий -- Бертинские летописи, составлявшиеся в

монархии Карла Великого. В них говорится, что в 829 г. цареградский

император Феофил отправил послов к Людовику Благочестивому, а с ними людей:

"Rhos vocari dicebant" -- т.е. людей, назвавших себя россами и посланных в

Византию их царем, называемым Хаканом ("rex illorum Chacanus vocabulo").

Людовик спросил у них о цели их прихода; они отвечали, что желают вернуться

к себе на родину через его, Людовика, землю. Людовик заподозрил их в

шпионстве и стал разузнавать, кто они и откуда. Оказалось, что они

принадлежат к шведскому племени (eos gentis  esse Sueonum). Таким образом в

839 г. русь относят к шведскому племени, чему в то же время как будто

противоречит имя их царя -- "Chacanus" -- Хакан, вызвавшее много различных

толкований. Под этим именем одни разумеют германское, скандинавское имя

"Гакон", другие же прямо переводят это "Chacanus" словом "каган", разумея

здесь хазарского хана, который назывался титулом "казан". Во всяком случае

известие Бертинских летописей сбивает до сих пор все теории. Не лучше и

следующее известие: писатель Х в. Лиутпранд Кремонский говорит, что "греки

зовут Russos тот народ, который мы зовем Nordmannos -- по месту жительства

(а position loci)", и тут же перечисляет народы "печенеги, хазары, руссы,

которых мы зовем норманнами". Очевидно, автор запутался: вначале он говорит,

что русь -- это норманны потому, что они живут на севере, а вслед за тем

помещает их с печенегами и хазарами на юге России.

Таким образом, определяя варягов как скандинавов, мы не можем

определить руси. По одним известиям, русь -- те же скандинавы, по другим --

русь живет у Черного, а не у Балтийского моря, в соседстве с хазарами и

печенегами. Самый надежный материал для определения национальности руси --

остатки ее языка -- очень скуден. Но на нем-то главным образом и держится

так называемая норманнская школа. Она указывает, что собственные имена

князей руси -- норманнские, -- Рюрик (Hrurikr), Аскольд

(Осколд, Hoskuldr), Трувор (Трувар, Торвард), Игорь (Ингвар), Олег,

Ольга (Helgi, Helga; у Константина Багрянородного наша Ольга называется

Elya), Рогволод (Рагнвальд); все эти слова звучат по-германски. Название

Днепровских порогов у Константина Багрянородного (в сочинении "Об управлении

империей") приведено по-русски и по-славянски, имена русские звучат не

по-славянски и объясняются из германских корней (Юссупи, Ульворси, Генадри,

Ейфар, Варуфорос, Леанти, Струвун); напротив, те имена, которые Константин

Багрянородный называет славянскими, действительно славянские (Островунипрах,

Неясит, Вулнипрах, Веруци, Напрези). В последнее время некоторые

представители норманнской школы, настаивая на различии руси и славян, ищут

Руси не на скандинавском севере, а в остатках тех германских племен, которые

жили в первые века нашей эры у Черного моря; так, профессор Будилович

находит возможность настаивать на готском происхождении Руси, а самое слово

Русь или Рос производит от названия готского племени (произносится "рос").

Ценные исследования Васильевского давно шли в том же направлении и от их

продолжателей можно ждать больших результатов.

К норманнской школе примыкает и оригинальное мнение А. А. Шахматова:

"Русь -- это те же норманны, те же скандинавы; русь -- это древнейший слой

варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем

потомки их стали оседать на менее привлекательном лесистом и болотистом

славянском севере". И в самом деле, кажется, всего правильнее будет

представлять дело так, что русью звали в древности не отдельное варяжское

племя, ибо такого не было, а варяжские дружины вообще. Как славянское

название сумь означало тех финнов, которые сами себя звали suomi, так у

славян название русь означало прежде всего тех заморских варягов --

скандинавов, которых финны звали ruotsi Это название русь ходило среди

славян одинаково с названием варяг, чем и объясняется их соединение и

смешение у летописца. Имя русь переходило и на славянские дружины,

действовавшие вместе с варяжской русью, и мало-помалу закрепилось за

славянским Поднепровьем.

В таком состоянии находится ныне варяго-русский вопрос (доступнейшее

его изложение в труде датского ученого Вильгельма Томсена, русский перевод

которого "Начало русского государства" издан отдельной книгой и в "Чтениях

Московского Общества Истории и Древностей" за 1891 г., книга 1). Наиболее

авторитетные силы нашей научной среды все держатся воззрений той норманнской

школы, которая основана еще в XVIII в. Байером и совершенствовалась в трудах

позднейших ученых (Шлецера, Погодина, Круга, Куника, Васильевского). Рядом с

учением, господствующим давно, существовали и другие, из которых большую

пользу для дела принесла так называемая славянская школа. Представители ее,

начиная с Ломоносова, продолжая Венелиным и Морошкиным, далее Гедеоновым и,

наконец, Иловайским, пытались доказать, что Русь всегда была славянской.

Оспаривая доводы школы норманнской, эта славянская школа заставила не раз

пересматривать вопрос и привлекать к делу новые материалы. Книга Гедеонова

"Варяги и Русь" (два тома: Пг., 1876) заставила многих норманнистов

отказаться от смешения варягов и руси и тем самым сослужила большую службу

делу. Что касается до иных точек зрения на разбираемый вопрос, то о

существовании их можно упомянуть лишь для полноты обзора (Костомаров одно

время настаивал на литовском происхождении руси, Щеглов-- на происхождении

финском).

Знать положение варяго-русского вопроса   для нас важно в одном

отношении. Даже не решая вопроса, к какому племени принадлежали первые

русские князья с их дружиною, мы должны признать, что частые известия

летописи о варягах на Руси указывают на сожительство славян с людьми чуждых,

именно германских племен. Каковы же были отношения между ними, и сильно ли

было влияние варягов на жизнь наших предков? Вопрос этот не раз поднимался,

и в настоящее время может считаться решенным в том смысле, что варяги не

повлияли на основные формы общественного быта наших предков-славян.

Водворение варяжских князей в Новгороде, затем в Киеве не принесло с собой

ощутительного чуждого влияния на жизнь славян, и сами пришельцы, князья и их

дружины, подверглись на Руси быстрой славянизации.

Итак, вопрос о начале государства на Руси, связанный с вопросом о

появлении чуждых князей, вызвал ряд изысканий, не позволяющих вполне верить

той летописной легенде, которая повествует о новгородцах, что они, наскучив

внутренними раздорами и неурядицами, послали за море к варягам-руси с

знаменитым приглашением: "Земля наша велика и обидна, а наряда (в некоторых

рукописях:

нарядник) в ней нету, до поидете княжить и владеть нами";

и пришел к ним Рюрик и два его брата "с роды своими", "пояша по себе

всю русь". Эпический характер этого рассказа ясен из сравнения с другими

подобными: известно сказание английского летописца Видукинда о таком же

точно призвании бриттами англосаксов, причем и свою землю бритты хвалили

теми же словами, как новгородцы свою: "terram latam et spatiosam et omnium

rerum copia refertam".

Сквозь красивый туман народного сказания историческая действительность

становится видна лишь со времени новгородского правителя или князя Олега

(879--912) [*Здесь и далее указаны годы правления князей. -- Ред.], который,

перейдя с Ильменя (882) на Днепр, покорил Смоленск, Любеч и, основавшись в

Киеве на житье, сделал его столицею своего княжества, говоря, что Киев будет

"матерью городов русских". Олегу удалось объединить в своих руках все

главнейшие города по великому водному пути. Это была его первая цель. Из

Киева он продолжал свою объединительную деятельность: ходил на древлян,

затем на северян и покорил их, далее подчинил себе радимичей. Под его рукою

собрались, таким образом, все главнейшие племена русских славян, кроме

окраинных, и все важнейшие русские города. Киев стал средоточием большого

государства и освободил русские племена от хазарской зависимости. Сбросив

хазарское иго, Олег старался укрепить свою страну крепостями со стороны

восточных кочевников (как хазар, так и печенегов) и строил города по границе

степи.

Но объединением славян Олег не ограничился. По примеру своих киевских

предшественников Аскольда и Дира, сделавших набег на Византию, Олег задумал

поход на греков. С большим войском "на конях и на кораблях" подошел он к

Константинополю (907), опустошил его окрестности и осадил город. Греки

завели переговоры, дали Олегу "дань", т.е. откупились от разорения, и

заключили с Русью договор, вторично подтвержденный в 912 г. Удача Олега

произвела глубокое впечатление на Русь: Олега воспевали в песнях и его

подвиги изукрасили сказочными чертами. Из песен летописец занес в свою

летопись рассказ о том, как Олег поставил свои суда на колеса и по суху на

парусах "через поля" пошел к Царюграду. Из песни же, конечно, взята в

летопись подробность о том, что Олег, "показуя победу", повесил свой щит в

вратах Царяграда. Олегу дали прозвание "вещего" (мудрого, знающего то, что

другим не дано знать). Деятельность Олега в самом деле имела исключительное

значение: он создал из разобщенных городов и племен большое государство,

вывел славян из подчинения хазарам и устроил, путем договоров, правильные

торговые сношения Руси с Византией; словом, он был создателем

русско-славянской независимости и силы.

По смерти Олега вступил во власть Игорь (912--945), по-видимому, не

имевший таланта ни воина, ни правителя. Он сделал два набега в греческие

владения: на Малую Азию и на Константинополь. В первый раз он понес жестокое

поражение в морском бою, в котором греки применили особые суда с огнем и

пускали "трубами огнь на ладьи русские". Во второй раз Игорь не дошел до

Царяграда и помирился с греками на условиях, изложенных в договоре 945 г.

Этот договор считается менее выгодным для Руси, чем договор Олега. В

кампании Игоря против греков принимали участие и печенеги, впервые при Игоре

напавшие на Русскую землю, а затем помирившиеся с Игорем. Игорь погиб в

стране древлян, с которых он хотел собрать двойную дань. Его смерть,

сватовство древлянского князя Мала, желавшего взять за себя вдову Игоря

Ольгу, и месть Ольги древлянам за смерть мужа составляют предмет

поэтического предания, подробно рассказанного в летописи.

Ольга (по-древнескандинавски и по-гречески Helga) осталась после Игоря

с малолетним сыном Святославом и взяла на себя правление княжеством

(945--957). По древнему славянскому обычаю вдовы пользовались гражданскою

самостоятельностью и полноправием и вообще положение женщины у славян было

лучше, чем у других европейских народов. Поэтому не было ничего

удивительного в том, что княгиня Ольга стала правительницей. Отношение к ней

летописца -- самое сочувственное: он считает ее "мудрейши всех человек" и

приписывает ей большие заботы об устроении земли. Объезжая свои владения,

она везде устанавливала порядок и везде оставляла по себе добрую память.

Главным же ее делом было принятие христианской веры и благочестивое

путешествие в Царьград (957). По рассказу летописи Ольгу крестили "царь с

патриархом" в Царьграде, хотя вероятнее, что она крестилась дома на Руси,

ранее своей поездки в Грецию. Император Константин Багрянородный, с честью

принявший Ольгу в своем дворце и описавший ее прием в сочинении "Об обрядах

Византийского двора", повествует о русской княгине сдержанно и спокойно.

Предание же, сложившееся на Руси о путешествии княгини, рассказывает, что

император был поражен красотой и умом Ольги настолько, что даже хотел на ней

жениться; однако Ольга уклонилась от этой чести. Она держала себя

почтительно по отношению к патриарху, но вполне независимо по отношению к

императору. Летописец даже уверен, что ей удалось дважды перехитрить

императора: во-первых, она ловко сумела отказаться от его сватовства, а

во-вторых, она отказала ему в дани или дарах, на которые он, будто бы,

легковерно рассчитывал. Таково было наивное предание, усвоившее Ольге

исключительную мудрость и хитрость. С торжеством христианства на Руси память

княгини Ольги, во святом крещении Елены, стала почитаться и православною

церковью: княгиня Ольга была причтена к лику святых.

Сын Ольги Святослав (957--972) носил уже славянское имя, но нравом был

еще типичный варяг-воин, дружинник. Едва успел он возмужать, как составил

себе большую и храбрую дружину и с ней стал искать себе славы и добычи. Он

рано вышел из-под влияния матери и "гневался на мать", когда она убеждала

его креститься: "Как мне одному переменить веру? Дружина начнет смеяться

надо мною", -- говорил он. С дружиною он сжился крепко, вел с нею суровую

походную жизнь и поэтому двигался необыкновенно легко: "легко ходя, аки

пардус (барс)", -- по выражению летописи.

Еще при жизни матери, оставив на попечении Ольги Киевское княжество,

Святослав совершил свои первые блестящие походы. Он пошел на Оку и подчинил

вятичей, которые тогда платили дань хазарам; затем обратился на хазар и

разгромил Хазарское царство, взяв главные города хазар (Саркел и Итиль).

Заодно Святослав победил племена ясов и касогов (черкесов) на р. Кубани и

овладел местностью в устьях Кубани и на Азовском побережье под названием

Таматарха (позднее Тмутаракань). Наконец, Святослав проникнул на Волгу,

разорил землю камских болгар и взял их город Болгар. Словом, Святослав

победил и разорил всех восточных соседей Руси, входивших в систему Хазарской

державы. Главной силой в Черноморье становилась теперь Русь. Но падение

Хазарского государства усиливало кочевых печенегов. В их распоряжение

попадали теперь все южнорусские степи, занятые раньше хазарами;

и самой Руси скоро пришлось испытать большие беды от этих кочевников.

Возвратясь в Киев после своих завоеваний на Востоке, Святослав получил

приглашение от греков помочь Византии в ее борьбе с дунайскими болгарами.

Собрав большую рать, он завоевал Болгарию и остался там жить в г.

Переяславце на Дунае, так как считал Болгарию своей собственностью. "Хочу

жить в Переяславце Дунайском, -- говорил он: -- там середина (центр) моей

земли, там собираются всякие блага: от греков золото, ткани, вина и плоды,

от чехов и угров -- серебро и кони, из Руси меха, воск и мед и рабы". Но ему

пришлось на время вернуться из Болгарии в Киев, потому что на Русь в его

отсутствие напали печенеги и осадили Киев. Киевляне с княгиней Ольгой и

детьми Святослава едва отсиделись от грозного врага и послали к Святославу с

упреками и просьбой о помощи. Святослав пришел и прогнал печенегов в степь,

но в Киеве не остался. Умиравшая Ольга просила его подождать на Руси до ее

кончины. Он исполнил ее желание, но, похоронив мать, сейчас же ушел в

Болгарию, оставив князьями на Руси своих сыновей. Однако греки не желали

допустить господства русских над болгарами и потребовали удаления Святослава

назад на Русь. Святослав отказался покинуть берега Дуная. Началась война, и

византийский император Иоанн Цимисхий одолел Святослава. После ряда тяжелых

усилий он запер русских в крепости Доростол (теперь Силистрия) и вынудил

Святослава заключить мир и очистить Болгарию. Войско Святослава, истомленное

войной, на пути домой было захвачено в днепровских порогах печенегами и

Рассеяно, а сам Святослав убит (972). Так печенеги довершили поражение

русского князя, начатое греками.

После смерти Святослава на Руси между его сыновьями (Ярополком, Олегом

и Владимиром) произошли междоусобия, в которых погибли Ярополк и Олег, и

Владимир остался единодержавным. Потрясенное усобицами государство являло

признаки врутреннего разложения, и Владимиру пришлось потратить много сил,

чтобы дисциплинировать варягов, у него служивших, и усмирить отложившиеся

племена (вятичей, радимичей). Пошатнулось после неудачи Святослава и внешнее

могущество Руси. Владимир вел много войн с разными соседями за пограничные

волости, воевал также с камскими болгарами. Втянулся он и в войну с греками,

в результате которой принял христианство по греческому обряду. Этим

важнейшим событием окончился первый период власти варяжской династии на

Руси.

Так образовалось и крепло Киевское княжество, объединившее политически

большую часть племен русских славян.

 

    Общие замечания о первых временах Киевского княжества

 

Образование государств совершается различно. Может произойти так, что

известное общество складывается естественно: под  влиянием мирной

деятельности, хозяйственных заимок постепенно обозначаются те или другие

границы занятой племенем территории; слагаются определенные общественные

связи и затем в обществе выделяется правящий класс, господствующий

обыкновенно в силу знатности происхождения или своего экономического

преобладания. Всеобщая история показывает нам развившееся таким образом

кельтское общество, в котором создался ряд вполне определенных отношений

экономического характера, и в силу этих отношений во главе общества, как его

вожди, стали лица, имеющие большее количество земли и рабочего скота. Это и

была аристократия, господствующий класс, который мало-помалу приобрел полное

преобладание. Таков был рост общества, совершившийся в силу кровных и

экономических связей. Но бывает и иначе. Известное общество уже сложилось, в

нем образовалась или образуется политическая власть, как вдруг является

неприятель, захватывает в свои руки путем открытого насилия политическое

преобладание и власть, а вместе с этим перерабатывает и все прежние

общественные отношения. Так было в Западной Римской Империи, когда в нее

вторглись германцы, заняли первое место в старом обществе и захватили себе

земли. Экономический порядок, который существовал здесь раньше, перестроился

к выгодам господствующего класса.

Который же из этих порядков имел место в Киеве? Мы видим, что племенной

быт славян естественно изменился в волостной, и в этом уже сложившемся

организме общественной жизни возникла власть варяжских князей. Чрезвычайно

важно определить: отразилось ли влияние этих князей с их дружинами на

общественных отношениях славян или нет? Судя по историческим данным, мы

скорее можем сказать -- нет. Влияние варягов было крайне ничтожно;

они не нарушили общего порядка прежней общественной жизни. Какую же

роль играли варяжские князья, в чем заключалась их деятельность и какова

была их власть? Власть эта была настолько неопределенна и своеобразна, что

ее чрезвычайно трудно уложить в готовые формулы. Вообще говоря, теория

государственного права различает три главных вида политической власти.

Первый вырастает на основании кровных связей: постепенно развивается

аристократический (господствующий) род, и его родовладыка признается

владыкой и вместе политической властью всего племени. Такой власти присвоено

название власти патриархальной, она является у народов кочевых и

полукочевых. Второй вид есть так называемая вотчинная, или патримониальная,

власть: известное лицо считает своей собственностью всю территорию племени,

а в силу этого и людей, живущих на территории, признает подвластными себе.

Такой тип власти соблюдается у нас в удельный период XIII, XIV, XV вв. и

притом в очень чистой форме. Третий вид власти зиждется уже не на кровных

родовых началах и не на территориальной основе, а на основании более

сложном. Современная нам политическая власть возникает на почве

национального самосознания, когда племя, сознавая свое единство племенное и

вероисповедное, сознает и свое историческое прошлое, обращается в нацию с

национальным самосознанием. И такой момент был в истории Руси впервые в XVI

в. Что же касается до власти варяжских князей, то она, в сущности, не

подходит ни к одному из указанных типов: во-первых, варяжские князья не

могли у нас господствовать в силу кровного начала, во-вторых, они не считали

землю своей собственностью и, в-третьих, самое понятие земли русской впервые

слагается на глазах истории в устах прежде всего князя Святослава, который

говорил своим воинам: "Не посрамим земли Русской!" Киевские князья в

сущности представляют собой защитников страны, которые за известную плату

охраняют общество от неприятеля. Читая скудные свидетельства летописи, мы

видим, что главная деятельность князей направлялась на то, чтобы: 1)

объединить русские племена и создать на Руси единое государство; 2) устроить

как можно выгоднее торговые сношения с соседями и обезопасить торговое

движение к иноземным рынкам и 3) оборонить Русь от внешних врагов.

1. Завладев сначала всем великим водным путем "из варяг в греки", от

Ладоги до Киева, киевские князья старались затем покорить себе и те

славянские племена, которые жили в стороне от этого пути (древляне, вятичи).

В подчиненных областях они или лично устраивали порядок, или посылали туда

для управления своих сыновей и дружинников в качестве своих наместников

("посадников"), или же, наконец, оставляли там местных князей "под рукою

своею". Главной задачей управления был тогда сбор "дани". Константин

Багрянородный сообщает любопытные подробности о том, как сам князь или его

посадники объезжали волости, творя суд и расправу и собирая дань деньгами

или натурою. Такой объезд назывался "полюдьем" и совершался по зимнему пути.

К весне собранная князем дань свозилась на речные пристани, грузилась на

суда и весной сплавлялась в Киев. В то же время "везли повоз", т.е.

доставляли дань в Киев из тех мест, где не успели побывать сами князья с

дружинниками. В руках киевских князей сосредоточивались таким образом

большие запасы различных товаров, которыми князья и торговали, посылая их от

себя в Грецию или к хазарам, или (как Святослав) на Дунай.

2. Весною в Киеве составлялись большие торговые караваны из лодок,

которые по-славянски назывались "ладьями", а по-гречески "моноксилами", т.е.

однодеревками. Такое название дано было ладьям потому, что их днище (киль)

состояло из одного дерева; подобные ладьи подымали несколько сот пудов груза

и до 40--50 человек экипажа. К ладьям княжеским присоединялись ладьи

княжеской дружины и купцов ("гостей"); весь караван охранялся княжеской

стражей и вооруженными дружинами гостей. Устроившись, караваны отправлялись

вниз по Днепру. Вот как рассказывают современники о том караване, который

шел в Константинополь: собравшись окончательно верстах в 50 ниже Киева, в

Витичеве, караван оттуда двигался "в греческий путь". Плывя по Днепру, он

достигал "порогов", т.е. скалистых гранитных гряд, пересекающих течение

Днепра в нескольких местах недалеко от нынешнего города Екатеринослава. В

порогах нельзя было плыть меж камней с полным грузом; иногда же и вовсе не

было хода ладьям. Тогда русь приставала к берегу, разгружала суда, выводила

скованных невольников, которых везла на продажу, тащила товары в обход

порога по берегу, иногда даже перетаскивала посуху и сами ладьи. В то время

как одни обходили порог, другие охраняли их и сторожили берег, боясь

нападения печенегов на караван. Пройдя пороги, русь выходила в Черное море

и, держась болгарских берегов, достигала Константинополя. Огромный русский

караван греки не пускали в стены своей столицы. Русь помещалась в предместье

св. Мамы и жила там с полгода, пока не кончала своих торговых дел. Прибывших

русских послов и купцов греки переписывали и по списку доставляли им

съестные припасы от казны. Из предместья в самый Царь-град греки допускали

русских сразу не более 50 человек, без оружия и с провожатым: оставаться на

зиму в Греции не позволяли никому. Таким образом греки разрешали Руси

устраивать под Константинополем как бы свою ярмарку с их покровительством,

на под надзором и с предосторожностями. Правила, которые устанавливали

порядок торговли русских в Греции и определяли все возникавшие между Русью и

греками во время торга отношения, обыкновенно вносились в договоры и

составляли главное их содержание; вот почему эти договоры и называются

торговыми. Для того, чтобы устроить общий для всей Руси ежегодный караван в

Грецию и такие же караваны в другие места (в хазарский Итиль, в дунайские

области), киевские князья должны были тратить много труда и сил. На них

лежала забота о том, чтобы своевременно стянуть к Киеву свои товары,

полученные в виде дани, и всякий купеческий товар, затем снабдить караваны

сильной охраною и проводить их до места назначения; наконец, путем мирных

отношений или оружием подготовить выгодные условия торговли в чужих странах.

Походы киевских князей на Грецию, походы Святослава на Дон и Волгу были

тесно связаны с торговыми делами Киева. Таким образом, торговля страны

направляла собой внешнюю политику киевских князей.

3. Кроме того, на князьях лежала забота об обороне государства от

внешних врагов. Степняки нападали не только на границы Руси, но и на самую

столицу ее -- Киев. Этот город лежал слишком близко к степному пространству

и был открыт со стороны степи. Поэтому киевские князья понемногу окружают

его крепостями, "рубят города" на границах степи и укрепляют самую границу

валами и другими сооружениями. Чтобы степняки, печенеги, не мешали торговому

движению через степь, князья нападают на них в степи или же вступают с ними

в дружбу и даже в союз, увлекая их вместе с собой на греков. Но такая дружба

была все же исключением: обыкновенно Русь бывала в острой вражде с

печенегами.

Из того, что было сказано о торговле Руси, можно заключить, в чем

именно заключалось значение Киева и почему Олег дал ему имя "матери русских

городов". Киев был самым южным городом на Днепре и соседил со степью.

Поэтому в Киеве, естественно, собирались все те купцы, которые везли из Руси

товары на юг и восток. Здесь устраивали главный склад вывозимых товаров;

здесь был главный рынок и для тех товаров, которые привозились на Русь

своими и чужими купцами от хазар и греков. Словом, Киев был торговым центром

всей тогдашней Руси; прочие торговые русские города зависели от него в своих

торговых оборотах. Понятно, почему сильнейшие русские князья предпочитали

Киев всякому иному городу и почему именно Киев стал столицей образованного

этими князьями государства.

Вот все, что можно сказать несомненного о характере деятельности и

власти первых русских князей. Историческое значение их деятельности нетрудно

уловить. Будучи первой общей властью среди многих разрозненных раньше миров,

варяжские князья с их дружинами были первыми представителями племенного

единства. Передвигаясь с места на место по русской земле, соединяя племена и

города в общих военных и торговых предприятиях, князья создавали этим почву

для национального объединения и национального самосознания. Сплотив

государство внешним образом, они создавали и возможность внутреннего

сплочения.

    

Крещение Руси

Другим еще более могучим фактором объединения для Руси послужило

христианство. Выше сказано, что киевский князь Владимир Святославич принял

христианство. За крещением князя тотчас же последовало принятие христианства

всею Русью и торжественное упразднение языческого культа на Руси.

Языческие верования наших предков вообще малоизвестны. Как и все

арийцы, русские славяне поклонялись силам видимой природы и почитали

предков. Силы природы воплощались у них в личные божества. Первое место

среди них занимало божество солнца -- Дажьбог или Даждь бог, Хорс, Велес или

Волос. Трудно сказать, почему ему давались различные имена: Дажьбога

почитали, как источник тепла и света, как подателя всех благ; Велеса -- как

покровителя стад или "скотьяго бога"; "великим Хор-сом" по-видимому называли

самое солнечное светило, свершающее путь по небу. Другим божеством был

Перун, в котором олицетворялась гроза с страшным громом и смертоносною

молниею. Ветер имел свое божество -- Стрибога. Небо, в котором пребывал

Дажьбог, звалось Сварогом и считалось отцом солнца, почему Дажьбогу было

усвоено отчество Сварожича. Божество земли носило имя Мать-Земля сырая;

почитая землю, как свою мать, славяне чтили Дажьбога и Велеса, как дедов

человеческих. Но все эти образы богов не получили у славян той ясности и

определенности, как, например, в более развитой греческой мифологии. Внешний

культ у славян также не был развит: не было ни храмов, ни особого сословия

жрецов. Кое-где на открытых местах ставились грубые изображения богов,

"идолы". Им приносились жертвы, иногда даже человеческие; этим и

ограничивалось идолослужение. Замечательно, что варяжская (германская)

мифология не оказала никакого влияния на славянскую, несмотря на

политическое господство варягов; так было по той причине, что языческие

верования варягов не были ни яснее, ни крепче славянских: варяги очень легко

меняли свое язычество на славянский культ, если не принимали греческого

христианства. Князь Игорь, варяг по происхождению, и его варяжская дружина

уже клялись славянским Перуном и поклонялись его идолу.

Более культа видимой природы у русских славян был развит культ предков,

связанный с родовым бытом. Родоначальник, давно умерший, обоготворялся и

считался как бы живым покровителем своего потомства. Его звали родом, щуром

(отсюда наше слово пращур) и приносили ему жертвы. Прародительницы рода

назывались рожаницами и так же почитались, как и род. С падением родовых

связей, когда семьи обособлялись в отдельных дворах, место рода заступил

семейный предок -- дедушка домовой, покровитель своего двора, невидимо

управляющий ходом его хозяйства. Вера в загробную жизнь, проникавшая весь

этот культ предков, сказывалась и в том веровании, что души умерших будто бы

бродили по земле и населяли поля, леса и воды (русалки). Веря в

существование таинственных хозяев человеческих жилищ, славянин искал таких

же хозяев жилищ, в лесу (лешие), в воде (водяные). Вся природа казалась ему

одухотворенной и живой. Он вступал с ней в общение, хотел участвовать в тех

переменах, которые совершались в природе, и сопровождал эти перемены

различными обрядами. Так создался круг языческих праздников, связанных с

почитанием природы и с культом предков.

Наблюдая правильную смену лета зимою, а зимы летом, видя как бы уход

солнца и тепла к зиме и их возвращение к лету, славяне приветствовали

"поворот солнца на лето" особым праздником -- колядою (от латинского

calendae; другое название этого праздника "овсень" -- от "о-весень"). За

этим праздником следовали другие в честь того же солнца -- проводы зимы,

встреча весны ("красная горка"), проводы лета (праздник "купалы").

Одновременно шли праздники и в воспоминание об умерших, носившие общее

название тризн. Была весенняя тризна по предкам -- "радуница", был летний

праздник "русалий", такого же поминального характера. Обряды, сопровождавшие

языческие праздники, пережили самое язычество. Они удержались в народе даже

до нашего времени и были приурочены к праздникам христианского календаря:

коляда-- к Святкам, проводы зимы -- к масленице, красная горка и радуница --

к Святой и Фоминой неделям, "купала" и русалий -- к Иванову дню.

Христианство на Руси до крещения князя Владимира. Не достигшее большого

развития и не имевшее внутренней крепости языческое миросозерцание наших

предков должно было легко уступать посторонним религиозным влияниям. Если

славяне легко примешивали к своим суевериям суеверия диких финнов и

подпадали влиянию финских шаманов -- "волхвов" и "кудесников", -- то тем

более должна была влиять христианская вера на тех из славян, которые могли

ее узнать. Торговые сношения с Грецией облегчали для Руси знакомство с

Христовою верою. Варяжские купцы и дружинники, раньше и чаще славян ходившие

в Царьград, прежде славян стали там обращаться в христианство и приносили на

Русь новое учение, передавая его славянам. В княжение Игоря в Киеве была уже

христианская церковь св. Илии, так как, по словам летописца, в Киеве "мнози

бо беша варязи христиани". В  дружине самого князя Игоря было очень много

христиан. Жена князя св. Ольга также была христианкой. Словом, христианская

вера стала хорошо знакома киевлянам еще при первых варяжских князьях.

Правда, Святослав был холоден к греческой вере, а при сыне его Владимире в

Киеве еще стояли языческие "кумиры" (идолы) и еще бывали пред ними

человеческие "требы" или жертвы. Летописец рассказывает, как при Владимире

языческая толпа киевлян однажды (983) убила двух варягов-христиан, отца и

сына, за отказ отца добровольно отдать своего сына в жертву "богам". Но все

же несмотря на мучение христиан, христианство в Киеве продолжало

распространяться и в общем делало большие успехи. Князь Владимир принял

новую веру, имея полную возможность познакомиться с ней и узнать ее

превосходство и внутреннюю силу.

Летописное предание о крещении князя Владимира. О том, как крестился

князь Владимир и как он крестил свой народ, на Руси существовало много

преданий. Не помня точных обстоятельств дела, одни рассказывали, что князь

крестился в Киеве; другие указывали место его крещения в городе Василеве (в

35 верстах от Киева); третьи говорили, что он принял крещение в Крыму, в

греческом городе Корсуне (Херсонесе), после того, как взял этот город у

греков. Лет сто спустя после крещения Руси летописец занес в свою летопись

такие предания об этом событии:

Пришли (говорит он [летописец] к Владимиру (968) сначала волжские

болгары, похваляя свое магометанство, затем немцы от римского папы, затем

хазарские евреи с проповедью своего закона и, наконец, греческий философ с

православным учением. Все они хотели привлечь Владимира к своей вере. Он же

выслушал их и всех отослал прочь, кроме грека. С греком он беседовал долго,

отпустил его с дарами и почестями, но пока не крестился. В следующем году

(987) созвал Владимир своих советников и рассказал им о приходе к нему

проповедников, прибавив, что более всего его поразили рассказы греческого

философа о православной вере. Советники дали мысль князю послать в разные

страны своих послов посмотреть: "кто как служит Богу?" Побывав и на востоке,

и на западе, послы попали в Царьград и были поражены там несказанным

благолепием греческого богослужения. Они так и сказали Владимиру, прибавив,

что сами не хотят оставаться более в язычестве, познав православие. Это

испытание вер через послов решило дело. Владимир прямо спросил своих

советников:

"Где крещение примем?" А они согласно ответили: "Где тебе любо". И вот

в следующем, 988 году Владимир пошел с войском на Корсунь и осадил его.

Город упорно сопротивлялся. Владимир дал обет креститься, если возьмет

Корсунь, и действительно взял его. Не крестясь еще, он послал в Царьград к

царям-братьям Василию и Константину, грозя идти на них и требуя за себя

замуж их сестру Анну. Цари сказали ему, что не могут выдать царевну замуж за

"поганого", т.е. за язычника. Владимир ответил, что готов креститься. Тогда

цари прислали в Корсунь сестру свою и с ней духовенство, которое крестило

русского князя и венчало его с царевной. Перед крещением Владимир заболел и

ослеп, но чудесно исцелился во время самого таинства крещения. Помирясь с

греками, он возвратился с православным духовенством в Киев и крестил всю

Русь в православную греческую веру.

Таково сказание летописи. В нем, по-видимому, соединились в одну

повесть разные предания: во-первых, предание о том, что Владимиру предлагали

свою веру болгары, хазары, немцы и греки, пришедшие в Киев и жившие в нем;

во-вторых, предание о том, что Владимир, не только пребывавший во тьме

язычества, но пораженный и физической слепотой, чудесно во время крещения

прозрел сразу и духовными и телесными очами, и, в-третьих, предание о том,

что для принятия греческой веры Владимир счел нужным осадить греческий город

Корсунь, чтобы вместе с ним как бы завоевать и греческую веру, приняв ее

рукою победителя.

Последнее предание было основано на действительном походе Владимира на

Корсунь. В то время в Византийской империи произошло восстание войска под

предводительством полководца Варды-Фоки. Греческое правительство, не

располагая силами, искало помощи у киевского князя Владимира. Союз был

заключен (987): Владимир соглашался послать свои войска в помощь Византии,

за что получал руку греческой царевны Анны, а сам обязался принять

христианство. Благодаря русскому вмешательству мятеж был подавлен и

Варда-Фока погиб (988). Но византийцы после победы не исполнили своих

обещаний, данных Владимиру. Тогда Владимир начал войну с греками, осадил и

взял Корсунь -- главный греческий город в Крыму -- и настоял на исполнении

греками договора. Он принял христианство и получил в супружество царевну

(989). Где именно был он крещен и когда именно состоялось крещение -- в 988

или в 989 г., -- точно неизвестно.

Возвратившись из корсунского похода в Киев с греческим духовенством,

Владимир начал обращать киевлян и всю Русь к новой вере. Он крестил в Киеве

---

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться с друзьями:

---

Дата добавления: 2018-10-18; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 173 | Нарушение авторских прав

---

Лучшие изречения:

© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление