Английский Французский Русский 3 страница

Разумеется, наш выбор шкалы оценок весьма субъективен и условен. Неопределенность и субъективность шкалы оценок между контрарными понятиями, ее зависимость от контекста отмечается многими логиками. Поэтому некоторые исследования по логике ее вовсе не рассматривают. Но в речи, особенно в речи художе­ственной, этот тип отношений во всей своей субъективности и неопределенности встречается довольно часто. На нем построены такие стилистические фигуры, как оксюморон и антитеза. Авто­ры нередко выбирают в качестве контрарных самые неожиданные понятия, поражая воображение читателя. В качестве иллюстра­ции контрастирующих элементов, расположенных на полюсах оценочной шкалы, в художественной речи нередко приводят пуш­кинские строки, в которых поэт дает характеристики Онегину и Ленскому:

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой¹.

Интересный пример переводческого преобразования, в кото­ром проявляются отношения контрарности, мы обнаружили в пе­реводе на русский язык названия французского фильма «A la folie, pas du tout» (букв. До безумия, вовсе нет). Это высказывание представляет собой финальную часть французской считалки, на­поминающей русскую «любит — не любит...» Французская счи-

См., напр.: Свинцов В.И. Указ. соч. С. 48.

465

талка построена таким образом, что в ней промежуточные поня­тия расположены по нарастающей: «Je t'aime un peu (я тебя люб­ лю немножко), beaucoup (очень), passionnément (страстно), à lu folie (безумно), pas du tout (совсем нет). За самым сильным, поляр­ным понятием о высшей степени любви — à la folie — сразу идет контрарное понятие — pas du tout.

Переводчик правильно понял предметную ситуацию, выве­денную во французском высказывании, — это фрейм «гадания о любви», и попытался найти формы, закрепленные русской рече­вой традицией за этим фреймом. Найдя считалку «любит — не любит...», которая построена в виде серии контрарных понятий, он выбирает в качестве эквивалента французскому названию фильма первую оппозицию контрастов, а именно «любит — не любит...» С таким названием французский фильм и пошел в про-кат в России. Эквиваленция, предпринятая переводчиком, оказа­лось весьма удачной, хотя и не смогла в полной мере передать смысл «трагической развязки», угадываемой во французской счи­талке.

Несколько иначе выглядит логическое отношение контрадик­торное™. Контрадикторность связывает между собой понятия, если одно из них содержит признаки, которые подвергаются от­рицанию в содержании другого. Этот тип отношения внеполо-женности не предполагает выделения полярных классов. Для того чтобы составить оппозицию контрадикторных понятий, достаточ­но осуществить операцию логического отрицания. Если мы имеем какое либо понятие Р, то контрадикторным окажется понятие не-Р. В речи логическому отношению контрадикторности соответствует антонимия, а в переводческой практике — так называемый анто­ нимический перевод.

Анализ переводов показывает, что антонимический перевод является довольно распространенным типом трансформационных операций. Разумеется, антонимический перевод — это средство достижения эквивалентности. Поэтому антонимический перевод выполняется по формуле двойного отрицания, двойной контрадик­торное™. Допустим, что в тексте оригинала использовано поня­тие Р. Переводчик по тем или иным причинам, о которых мы скажем чуть позднее, в качестве его эквивалента рассматривает понятие Q (Q ≡ не-Р ). Он производит операцию логического отри­цания над этим вторым понятием не- Q. Таким образом, логиче­ская формула антонимического перевода может быть представлена следующим образом: Р≡ не- Q, где Q ≡ не-Р.

Причины, вызывающие необходимость антонимического пе­ревода, различны. Антонимический перевод может быть обуслов­лен асимметрией лексико-семантических систем, проявляющейся

466

в том, что какое-либо понятие не имеет средств выражения в од­ном из языков, сталкивающихся в переводе. Например, англий­скому глаголу keep off в русском языке могут соответствовать гла­голы противоположных значений с отрицанием не подпускать близко: the police kept the fans off the pitch — полиция не подпускала болельщиков к полю; keep off the grass — no газонам не ходить. Та­кие антонимические замены не вызывают особых трудностей, так как зарегистрированы в словарях.

Выбор антонимической формы может быть продиктован узу­сом, т.е. привычным употреблением в речи тех или иных форм. Приведем в качестве примера несколько фрагментов из перевода «Мастера и Маргариты» на английский и французский языки.

1. Невысокая стена белых тюльпанов — A low wall of white
tulips — Un petit mur de tulipes blanches.

2. Нет, мало, мало — No, not enough, not enough — Non, non, ce
n'est pas assez.

3. Молчу, молчу — / say no more, I say no more — Je me tais, je me
tais.

Мы видим, что в первом случае и английский и французский переводчики производят антонимическую замену, трасформировав понятие, в котором отрицается признак большой высоты, в про­тивоположное: невысокий —» низкий, маленький. Во втором приме­ре, наоборот, в переводе осуществляется отрицание признака, противоположного тому, который есть в содержании исходного понятия: мало -» немного. В третьем примере антонимическое преобразование предпринимает только переводчик на английский язык.

В переводе рассказа испанского писателя Камило Хосе «Гали­ сиец и его квадрилья» (Gallego у su cuadrilla) читаем фразу: El Gallego se callo. Испанский глагол callarse имеет значение замол­ чать. Но переводчик осознает, что предшествующая реплика при­надлежит другому персонажу. А раз галисиец до того молчал, то он и не мог замолчать. Поэтому переводчик считает логичным использовать в переводном тексте слово, более соответствующее ситуации, — не ответил, хотя в этом случае возможно использо­вание глагола несовершенного вида молчать, т.е. без приставки, свидетельствующей о начале действия: галисиец молчал.

Этот пример иллюстрирует еще один важный аспект антони­мического перевода. Переводчик связывает противоположные по­нятия логической связкой следовательно. Если персонаж молчал, значит (следовательно), он не ответил.

Отношение контрадикторности проявляется при сопоставле­нии некоторых пословиц и поговорок, которые могут использо­ваться переводчиками, предпринимающими эквиваленцию, на-

467

пример: нет худа без добра — every cloud has a silver lining; не верь ушам, а верь глазам — il vaut mieux se fier à ses yeux, qu'à ses oreilles. Особый интерес представляет антонимическое преобразова­ние, обусловленное разным видением мира, находящим свое от­ражение в языках. В «Собачьем сердце» есть фрагмент, описаваю-щий знакомство Шарика с профессором Преображенским. Там есть два высказывания, расположенные относительно близко друг от друга:

1. «Чувствую, знаю, в правом кармане шубы у него колбаса».

2. «Загадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золо­
тыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый про­
долговатый сверток».

Мы видим, что в обоих высказываниях автор говорит о пра­вом кармане профессорской шубы. В одном из переводов на анг­лийский язык читаем:

1. «I feel it, I know it — in the left pocket of his fur coat there is a
stick of salami».

2. «The mysterious gentleman bent over the dog and... pulled from
his right-hand pocket a long, white packet».

В первом высказывании правый карман превращается в ле­вый, а во втором — в карман у правой руки. Это удивительное явление объясняется тем, что первое высказывание относится к внутренней речи пса, который видит приближающегося к нему человека и чувствует запах, который доносится до него с левой (для пса) стороны. Второе высказывание принадлежит автору, описывающему действия профессора. Это описание объективно. Но, чтобы избежать двусмысленности, переводчик использует не простую форму right — правый, a right - hand — у правой руки про­ фессора. Таким образом, английское видение мира отличается от русского. То, что несущественно для русского мироощущения, оказывается важным для английского. Читая русскую фразу, мы даже не заметили ее нелогичности, но нелогичность оказалась неприемлемой для англичанина.

Следует подчеркнуть, что антонимический перевод возможен только тогда, когда переводчик оперирует контрадикторными по­нятиями, и невозможен при оперировании полярными классами контрарных понятий. Контрарным понятиям в речи также соот­ветствуют антонимы, в частности, те, что обозначают противо­положную направленность действий, признаков и свойств (от­ крыть — закрыть, зажигать — гасить, входить — выходить и т.п.). Понятия, обозначенные этими антонимичными парами, не могут оказаться эквивалентными при проведении логической операции отрицания. Понятие открыть не эквивалентно поня­тию не закрыть.

468

Таким образом, различение контрарности и контрадикторно-сти оказывается полезным для теории перевода не только для по­строения условной шкалы оценки между контрарными понятия­ми, помогающей найти синоним на некоторой шкале оценок. Оно показывает также, что контрарные понятия, находящиеся на по­люсах шкалы, не могут быть использованы для антонимического перевода. Умение отличать контрарные понятия от контрадик­торных может уберечь переводчика от ложных трансформаций.

Итак, мы попытались показать, каким образом известные типы логических отношений между понятиями могут составить основу для объяснения механизма переводческих преобразова­ний. Типология переводческих преобразований, построенная на единых логических основаниях, позволяет объединить между со­бой одни трансформационные операции и отделить их от других. Представленные типы не исчерпывают всего многообразия пере­водческих трансформаций, однако они достаточны для того, что­бы дать общую картину процессов переводческого преобразова­ния системы смыслов, заключенной в исходном тексте. Более подробно механизм перевода может быть рассмотрен в рамках частных теорий перевода каждой конкретной пары языков.

В этой главе мы рассмотрели переводческие операции с об­щими понятиями, но для теории перевода не меньший интерес представляют и операции с единичными понятиями.

Глава 7

ОПЕРАЦИИ С ЕДИНИЧНЫМИ ПОНЯТИЯМИ. ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ОНОМАСТИКА

Единичными называют понятия, в объем которых входит только один объект. К единичным именам относятся, в частно­сти, имена собственные, которые, несмотря на внешнюю просто­ту, нередко заставляют переводчиков задуматься над тем, какой выбрать эквивалент для их передачи на языке перевода. Во вся­ком случае транскрипцией или транслитерацией (хотя выбор между транскрипцией и транслитерацией тоже требует обосно­ванного решения) дело не ограничивается.

§ 1. Фонетические модуляции в переводе антропонимов

Рассмотрим пример элементарной, на первый взгляд, пере­водческой операции — передачи имени собственного в переводе. Допустим, в исходном тексте на одном из европейских языков

469

встречаем имя собственное Stern как фамилию человека. Пере­водчик строит свой виртуальный объект, который включает по меньшей мере две смысловые оппозиции:

1) имя немецкое или английское;

2) имя значащее или незначащее.

Под именем «значащим» следует понимать такие имена соб­ственные, которым в конкретном тексте автор придает допол­нительный смысл на основе внутренней формы слова. Такими значащими именами собственными оказываются, например, так называемые «говорящие фамилии».

Данные две оппозиции предполагают выбор из четырех вари­антов виртуального объекта:

1) немецкое имя незначащее;

2) немецкое имя значащее;

3) английское имя незначащее;

4) английское имя значащее.

Если переводчик строит объект (1), то его трансформация бу­дет основана на том, что немецкой букве S чаще всего в русском языке при транскрипции соответствует буква Ш, и виртуальный объект на поверхностном уровне примет форму Штерн.

Если переводчик, поняв некие заложенные в форме слова смыслы, построит виртуальный объект (2), то в переводе можно ожидать сноски «Штерн, что означает "звезда"». Соответственно объект (3) предполагает форму Стерн, а объект (4) — ту же фор­му со сноской: «Стерн, что означает "строгий, суровый"», или же введение столь же «говорящего» имени, допустим, Суровый, если речь идет не о фамилии, а о кличке.

Приведем пример из реальной переводческой практики. Ге­роиню одного немецкого романа зовут Lila. В современной прак­тике перевода на русский язык имен собственных принята норма транскрипции, т.е. передачи звуковой формы иностранного име­ни, максимально приближенной к форме языка оригинала. В не­мецком языке данное имя должно звучать как [lila], что соот­ветствует форме [л'и ла] в русском, т.е. с твердым {л] во втором слоге — [ла]. Переводчик же уподобляет немецкое имя русскому Лиля (уменьшительному от некоторых полных женских имен Ли­лия, Елизавета, Элеонора и др. в зависимости от индивидуальных звуковых ассоциаций и вкусов). Подобное уподобление вряд ли целесообразно, так как создает неправильное представление о взаимозаменяемости имен собственных в разных культурах. Тем самым оно стирает культурные различия, усредняет, нивелирует разные культуры.

В западных языках также отмечается тенденция обозначения имен в той форме, в которой они приняты в языке оригинала.

470

Так, французы, которые, как отмечал еще Пушкин, «долго пре­небрегали словесностью других народов», в устной речи, а соот­ветственно и в устном переводе, использовали офранцуженные формы, т.е. произносили иностранные имена исходя из норм французской фонетики. Следует отметить, что в языках, исполь­зующих латинский алфавит, имена собственные в письменной речи не изменяют, как правило, своей графики. Так, в имени Чарли Чаплин — Charlie Chaplin последний слог in произносился в соответствии с французскими правилами чтения как носовой звук [ê]. Сейчас при произнесении этого имени сохраняется в последнем слоге гласный звук [i]. Одним из свежих примеров яв­ляется имя террориста № 1 Бен Ладена, в латинизированном на­писании — Ben Laden — произносится именно [ben laden], хотя сочетание букв en по сложившимся во французском языке прави­лам чтения должно произноситься как носовой звук.

Особую осторожность приходится проявлять переводчику, когда он сталкивается с иностранными именами собственными, имеющими уже традиционно сложившиеся формы перевода. В этом случае перед переводчиком встает проблема выбора: либо дать новый, более точный вариант перевода, основываясь на транскрипционном подходе, либо оставить старую, менее точ­ную, но уже знакомую, общепринятую форму. Выбор переводчи­ка должен быть продиктован степенью освоенности того или иного имени. Во всяком случае у читателя переводного произве­дения не должно возникнуть представления, что речь идет о ка­ком-то ином явлении.

Так, русскому человеку известно имя немецкого поэта Генри­ха Гейне [ Heine ]. По современным нормам транскрипции с не­мецкого языка его фамилия по-русски должна звучать как Хейне. Но имя немецкого поэта и публициста слишком хорошо известно в России именно в традиционном варианте. Именно так оно обо­значено в многочисленных изданиях его произведений на рус­ском языке. На русском языке написано множество работ об этом немецком поэте, где его имя называется в традиционном виде. То же самое можно сказать о немецком философе Гегеле [Hegel]. Ho менее известные немецкие имена на русском языке называются по-разному. Немецкого графика и карикатуриста начала XX в., однофамильца поэта именуют по-русски и Гейне и Хейне. Анало­гичная неустойчивость в воспроизведении в русском языке не­мецких имен собственных отмечается и в таких формах, как [Hebbel] Хеббель — Геббель (Кристиан Фридрих, немецкий драма­тург), [Heymans] Хейманс — Гейманс (Корней, бельгийский физио­лог) и во многих других.

Неверные решения иногда принимаются переводчиком, когда он переносит закономерные транскрипции, принятые для одной

471

пары языков, на иную пару языков. Так, например, в русском языке слова, заимствованные из немецкого языка, и немецкие фа-милии, начинающиеся на согласные [st], традиционно принимают форму [шт]: Штейн [Stein], Штейнер [Steiner], Штейниц [Steinitz], Штраус [Strauss] и т.п. Аналогичные по графической форме име­на встречаются и в других языках, например в английском или французском. Автор известной книги по теории и истории пере­вода английский исследователь Стейнер* ошибочно получает иногда в работах на русском языке немецкое имя Штейнер, хотя есть в русском языке верные прецеденты транскрибирования имен, начинающихся на данное сочетание согласных, например Стейнбек [Steinbeck], Стейхен [Steichen], Стейн [Stein] и др. В рус­ском языке у английских имен иногда, правда, отмечается сме­шение гласных [а] и [э], ср.: Стейн и Стайн от [Stein].

Французский этнограф Левй-Строе [Lévi-Strauss] иногда ста­новится в русскоязычной литературе Левй-Страусом, видимо, по ассоциации с Оскаром Леви-Страусом [Lévi-Strauss], американцем баварского происхождения, начавшим в 1853 г. производить и продавать золотоискателям штаны из грубой полотняной ткани — джинсы, а также с известной маркой джинсов, или даже на не­мецкий манер Левй-Штраусом.

Выбор правильной формы не всегда идет по устойчивой мо­дели перехода от одного языка к другому, поэтому переводчику для перевода имен собственных следует обращаться к справочным материалам. Перевод фрагмента романа Булгакова «Мастер и Маргарита» на сербский язык привлекает внимание еще к одной интересной проблеме перевода имен собственных, а именно вы­бора способа перевода и сохранения некоторых атрибутов внеш­ней формы оригинальных имен.

В романе выведен персонаж с иностранным для русского язы­ка именем «Азазелло». В форме этого слова угадывается пародия на итальянские имена. В русском языке для передачи иностран­ных имен установилась традиция смешанного перевода способом транскрипции в сочетании с транслитерацией, когда удвоенные согласные оригинального имени передаются удвоенными соглас­ными в русских интерпретациях имен. Например, ирландец Биггар (Biggar), итальянцы Биджаретти (Bigiaretti), Боккаччо (Boccaccio), Боттичелли (Botticelli), американец Биллингс (Billings), словак Бот- то (Botto), африканец Бокасса (Bokassa) и даже французы (извест­но, что во французском языке удвоенные согласные произносятся как один звук) Бразза (Brazza), Брессон (Bresson) и многие другие сохраняют удвоенные согласные в русских версиях.

* Иногда его называют по-русски Стайнером, что еще раз подтверждает сложность операций с единичными понятиями.

472

В сербском переводе мы обнаруживаем форму Азазело, т.е. с устранением одной из удвоенных л. Известно, что в сербском языке нет удвоенных согласных. Поэтому переводчик и передает иностранное имя в соответствии с языковой нормой переводящего языка.

Таким образом, перевод имен собственных с русского языка на сербский не потребует изменения формы имени, если в нем есть удвоенные согласные. Это касается главным образом имен иностранного происхождения (например, Рокоссовский), а также иностранных имен, которые могут встретиться в русском ориги­нальном тексте.

Сложнее окажется вопрос выбора формы, если придется пе­реводить имена, заимствованные из какого-либо третьего языка, с сербского на русский. Переводчик должен будет искать ориги­нальную форму имени в том языке, где оно появилось, и «пере­водить» ее уже не с сербского, а с иного языка, руководствуясь традициями передачи форм имен собственных, сложившимися в практике русской ономастики.

§ 2. Дублетные обозначения. Короли и люд

Довольно интересным случаем оказывается наличие в языке не одной, а нескольких моделей для перевода одних и тех же имен. Наличие нескольких моделей ставит перед переводчиком задачу выбора, и не всегда эта задача решается успешно.

Начнем с примеров переводческой ошибки.

Один из героев романа Вирджинии Вульф «Миссис Дэллову-эй» носит вполне распространенное имя Джозеф. В переводе Джозеф становится Иосифом, хотя английское имя Джозеф хоро­шо знакомо русскому читателю, передавать его русифицирован­ной формой нет никакой необходимости. Форма Джозеф так же хорошо склоняется по-русски, как и форма Иосиф, соответствен­но ее использование в тексте не вызывает дополнительных труд­ностей в построении высказываний самой разной структуры. Ру­сификация лишь устраняет национальную окраску имени. Еще один пример. Некоторое время тому назад у входа в 1-й корпус гуманитарных факультетов МГУ, где расположена библиотека Французского университетского колледжа МГУ, основная кол­лекция которой была подарена фондом «Ашет» [Fondation Hachette], висела вывеска: Библиотека имени Людовика Ашетта. Вывеска вызывала некоторое недоумение у лиц, знакомых с историей Фран­ции: кто та неизвестная коронованная персона, чье имя присвоили университетской библиотеке? На самом деле речь шла об основа­теле одной из старейших и крупнейших издательских групп Па-

473

рижа Луи Ашете. Но в сознании русского человека имя Людовик ассоциируется только с монархами.

В русской традиции передачи французских имен собственных сложились две модели: одна — для именования коронованных персон, а другая — для всех остальных, поэтому одно и то же французское имя собственное может звучать по-русски различно. Коронованные персоны будут носить имена, восходящие к не-мецким аналогам, а все остальные — просто транскрибированные по законам того времени, когда они вошли в русский язык.

Так, французское имя François будет звучать как Франциск, если речь идет о короле Франции (François I er — Франциск Пер­ вый), и как Франсуа, если речь идет о таком известном писателе, как Франсуа Мориак (François Mauriac).

Аналогичные отношения устанавливаются для целого ряда французских имен: Charles (Charles V le Sage — Карл V Мудрый, но Charles de Gaulle — Шарль de Голль); Auguste (Auguste — Август (император), но Auguste Rodin — Огюст Роден); Antoine (Antoine (Marc) — Антоний (Марк Антоний), но Antoine de Saint-Exupéry — Антуан de Сент-Экзюпери); Henri (Henrie IV — Генрих IV, но Henri Barbusse — Анри Барбюс); Louis (Louis XIV — Людовик XIV, но Louis Pasteur — Луи Пастер).

То же самое происходит и в других языках. Английское имя [William], звучащее обычно по-русски как Вильям (устаревшая норма) или Уильям, превращается в немецкое имя Вильгельм [Wilhelm], когда речь идет об английском короле, например Виль­ гельм I Завоеватель [William the Conqueror], а иногда о нидерланд­ском короле, например Вильгельм II (Фредерик Георг Лодевейк), хотя по-голландски его имя звучит Биллем [Willem]. Итальянское имя Джованни превращается в Иоанн, когда называют одного из пап католической церкви, также Иоанном называют и француз­ского короля с именем Жан, например Иоанн II Добрый [Jean II le Bon], и английского с именем Джон, например Иоанн Безземель­ный [John Lackland]. Особые модели используются русским язы­ком по отношению к испанским и португальским монархам. Им оставляют имена в том виде, в каком они звучат, когда речь идет о простых людях. Так, имена испанского короля (Хуан Карлос [Juan Carlos]) и испанского писателя (Хуан Мануель [Juan Manuel]) по-русски звучат одинаково. Такое же явление можно наблюдать и в португальских именах. Португальские короли, носящие имя [Joao], по-русски обозначаются как Жуан.

Английское имя Джордж, например Джордж Вашингтон [George Washington], превращается в Георг, когда называют коро­лей; Генри [Henry] становится Генрихом, а Джеймс [James] — Яко­ вом. Подобные примеры можно продолжить.

474

§ 3. Передача имен античных героев

Еще одну переводческую проблему представляют собой клас­сические языки и имена героев античности, оставшихся в истории человеческой цивилизации.

Западноевропейские языки, в частности английский и фран­цузский, заимствуют главным образом имена античных героев из латинского языка, не изменяя их формы.

Так, в начале романа Марселя Паньоля «Слава моего отца» рассказывается об исторических событиях, происходивших в кон­це прошлой эры, т.е. еще до Рождества Христова: ...les guetteurs de Marius. Переводчик (француз) в русском тексте пишет: дозорные Мариуса. Если вы захотите узнать, кто такой Мариус, и обратитесь к словарям и справочникам на русском языке, то имени такого там не найдете, хотя речь идет о достаточно известной личности в истории Древнего Рима. Дело в том, что в русском языке при­нята иная модель для обозначения латинских имен собственных: последний слог многих латинских имен, оканчивающихся на - us, передается в русском языке формой -ий. Мариус — это Гай Ма­рий, римский полководец и консул, разбивший в 102 г. племена тевтонов. Ошибка переводчика может ввести читателя в заблуж­дение.

Но не всегда обозначение античных героев идет в современ­ных языках по одной модели. Так, Brutus, Acanthus, Absyrtus в рус­ском языке звучат соответственно Брут, Акант, Абсирт.

Имеются различия в передаче латинских имен собственных и в других языках. В английском языке в имени зловещего персо­нажа евангельских сказаний Понтия Пилата Pontius Pilatus час­тично сохраняется латинская форма: Pontius Pilate, подобно дру­гим именам античности. Французский же в обозначении этого имени отходит от распространенной модели и дает форму Ponce Pilate. А в чешском языке мы обнаруживаем совсем иную форму — Pilât Pontsky. Иначе говоря, при переводе с русского языка на иностранные имен известных древнеримских личностей перевод­чик не может постоянно доверять одной модели, даже если она и распространяется на большинство имен. Он должен обязательно проверять, какая форма принята в языке перевода для обозначе­ния того или иного имени.

§ 4. Ономастика в метатекстах

Рассмотрим другие примеры, наглядно показывающие пути создания переводчиком своего виртуального объекта, также свя­занного с его представлением об имени собственном. В данном случае речь пойдет о метатексте. Метатекстом называют обычно

475

 

такой фрагмент текста, в котором сам язык становится предметом описания. Имена собственные чаще, чем имена общие, становятся объектом металингвистических описаний в переводе, потому что могут выполнять в текстах определенные функции, вызывая у чи­тателя те или инные ассоциации. Следует различать две разновид­ности метатекстов, описывающих семантику имен собственных. В первом, более редком, случае переводчик переводит метатекст, уже имеющийся в исходном тексте. Во втором случае, когда внуг-ренняя форма имени оригинала довольно прозрачна и понятна читателям оригинального текста (например, Дубина, Бессмертный и т.п.), но не ясна получателям переводного текста, переводчик вынужден строить собственные метатексты. Он вводит дополни­тельные металингвистические пассажи либо в корпус самого тек­ста, либо в примечания.

Приведем пример перевода метатекста, созданного автором оригинального речевого произведения. Такой фрагмент мы обна­руживаем в рассказе Н.В. Гоголя «Шинель»:

«Фамилия чиновника была Башмачкин. Уже по своему име­ни видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого не известно. И отец, и дед, и даже шурин, и все совершен­но Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки».

В итальянском переводе мы видим следующую трактовку: II nome di famiglia dell'impiegato era Basmackin. Nome che, come si vede, deriva da basmak, ossia scarpa; ma quando e come si fosse prodotta tale derivazione, ecco ciо che non sapremmo dire. Sia il padre che il nonno, e persino il cognato, tutti i Basmackin fino all 'ultimo portarono scarpe, facendole soltanto risuolare tre volte l'anno (курсив мой. — H.Г.).