В традиционном русском обществе 4 страница

 Кроме третьего дня поминальными были девятый, двадцатый, сороковой со дня смерти и годовщина. Эти поминки «справлялись» службой в церкви, посещением могилы и по возможности обильной трапезой, обязательно с кутьей, медом и блинами. Каждый из этих дней соответствовал определенным изменением в судьбе души покойника согласно христианским представлениям: на 9-й день душа уходит на «тот свет», где до 20-го дня ей показывают мучения грешников в аду, а до 40-го – наслаждения праведников в раю. На 40-й день она предстает перед Богом, который определяет место посмертного пребывания человека – в аду или раю. Поэтому на 40-й день в некоторых местах исполнялся обряд проводов души, для чего по возвращении с кладбища родственники умершего, не заходя в дом, с хлебом-солью и свечами становились на дворе и при открытой двери, через которую выносили гроб с умершим, делали четыре поклона на все стороны света (первый на восток) со словами: «Ныне отпускается раб твой по закону (по другой версии – «глаголу») с миром». После поклонов говорилось: «Ну …(имя), теперь мы тебя отпустили от дома, ты уходи, с собой ничего не бери, жита нашего, оставляй нам». У некоторых групп южнорусских на 40-й день пекли из теста «лестницу» с определенным количеством ступенек (3, 24, 40), считалось, что по ней душа будет идти в потусторонний мир.

Последние поминки справляли в годовщину смерти: по народным представлениям в этот срок душа умершего возвращается с «того света», чтобы вселиться в другое тело. На годовщину заказывали службу в церкви, посещали кладбище, устраивали дома трапезу.

После отмечания годовщины поминки по покойнику прекращались, и он уже поминался со всеми остальными умершими «родителями» в определенные календарные дни. К общепоминальным дням относились так называемые родительские дни, число которых православной церковью было установлено в количестве семи, почти все они приходятся на субботы, которые именуются «родительскими». Среди них очень важной была «родительская» суббота накануне Троицы, единственная, когда разрешалось поминать «заложных» покойников. К «родительским» дням относились также субботы мясопустная перед сырной (масляной) неделей, а также второй, третьей и четвертой недель Великого поста и суббота в канун Дмитриева дня (26 октября/8 ноября). Единственный «родительский» не субботний день – Радуница, которая празднуется во вторник Фоминой недели.

В поминальные дни отстаивали в церквях утреннюю панихиду по усопшим, затем посещали могилы родных и близких, причитали на них, устраивали трапезы, обязательно с блинами и кутьей, ели также сыту, яйца, кисель, пироги. Часть пищи отдавалась причту. Существовали ритуальные действия в общепоминальные дни, выходящие за рамки христианской обрядности. Так, на Радуницу топили для умерших бани, на Троицу «парили родителей», обмахивая банными вениками могилы.

Таким образом, по народным представлениям и после похорон взаимоотношения живых и ушедшего на «тот свет» продолжались. Можно выделить два их типа – нормативные, т. е. повторяющиеся и находящиеся в пределах нормы, и окказиональные – по тому или иному случаю. Нормативные осуществлялись в основном в рамках календарной обрядности, представляя собой общение в поминальные и другие дни. Например, в сочельнический вечер накануне Рождества производился обряд греть покойников, который заключался в том, что во дворе разводили костер и домочадцы стояли вокруг него в молчании, считалось, что рядом находятся «родители», которые греются у костра. В понедельник масленичной недели первый испеченный блин выставлялся на слуховое окно «для душ родительских». На Пасху ходили на кладбище, приносили яйца на могилы родственников, это называлось «христосоваться» с «родителями». На Семик (четверг перед Троицей) также посещали кладбище, окуривали могилы ладаном, поминали умерших едой, пивом, брагой, раздавали еду нищим.

Окказиональные контакты, осуществляемые «по случаю», могли быть желательными и нежелательными. Покойник мог явиться во сне и попросить о чем-нибудь, например, помянуть его, облегчив тем самым его страдания в потустороннем мире, или предупредить о беде или грозящей опасности. Но умерший мог «явиться» и наяву, эти появления мертвых считались нежелательными, опасными. Рассказы о таких приходах многочисленны, некоторые их сюжеты довольно стереотипны. Один из наиболее распространенных рассказов повествует о посещении умершим мужем тоскующей вдовы, он прилетает ночью в виде огненного шара, который рассыпается над трубой искрами. Таким образом муж проникает в дом, ласкает жену всю ночь, покидая ее только под утро, оставляет гостинцы под подушкой – пряники, конфеты, леденцы, но днем они превращаются в экскременты животных.

Известны были разные способы отвадить являющегося покойника: например, поместить у порога какой-нибудь железный острый предмет (топор, нож) или крест, разбросать домашним животным пищу, оставшуюся после поминок, «привидевшемуся» покойнику провести ладонью по лицу три раза в одну сторону и три раза в другую, пожаловаться собаке. Последняя рекомендация исходит из очень архаичных, дохристианских представлений об этом животном как страже входа в мир мертвых. Эти представления нашли отражение в древнегреческой мифологии, в иранской «Авесте» и арийских «Ведах». В русских традиционных представлениях связь собаки с загробным миром сохранились в пережиточной форме: собака считается «нечистым» животным, нельзя есть пищу, которую собака понюхала, ее нельзя пускать в алтарь (в отличие от кошки), вой собаки предвещает смерть человека.

КАЛЕНДАРНАЯ ОБРЯДНОСТЬ

Место календарной обрядности в традиционной русской культуре. Под календарной обрядностью понимаются ритуальные действия, верования, запреты, связанные с определенными днями календарного цикла. В русской традиционной культуре календарная обрядность была направлена в первую очередь на благополучие крестьянской семьи и общины, зависящее от урожая. Поэтому она имела ярко выраженный аграрный характер и представляла собой сложный мифо-ритуальный комплекс, включавший в себя почитание солнца и других небесных светил, растительности, духов, предков, сопровождаемое поеданием ритуальной пищи, обрядовыми игрищами и увеселениями в развитом фольклорном обрамлении. Практически невозможно найти в русском народном календаре день, который не был бы связан с предписаниями, обрядами, запретами, а также приметами на будущее, будь это погода, цена на хлеб или даже удача в охоте на медведя (например, если Стожары на Ефимью (11/24 июля) сияют, то охота будет удачной). Идущие с глубокой древности языческие обряды впоследствии слились с христианством, сохраняя, однако, аграрно-магический смысл. При этом одни праздники имели преимущественно церковное значение, в других христианский компонент составлял незначительную часть комплекса обрядовых действий.

Несмотря на использование применительно к календарным датам понятия «праздники» только небольшое число таких дней было собственно праздничными, т. е. в прямом смысле праздными, имеющими бездеятельный характер. Календарные праздники вместе с тем имели значительную территориальную вариативность по характеру обрядовых действий, более того обычный, ничем не примечательный день в одной губернии (уезде, селе), мог быть наполнен многочисленными обрядами, предписаниями, запретами у другой группы населения. Но подавляющее большинство календарных праздников носило общерусский характер и сопровождалось однотипными обрядовыми действиями.

Среди праздников несколько выделялись особо - Святки, Масленица, Пасха, Троица и Иван Купала. Если обратить внимание на их календарную приуроченность, то мы увидим, что они не распределяются равномерно по годовому циклу, а приходятся на зиму, весну и начало лета. Эта их особенность может быть объяснена как практическими, так и иррациональными соображениями. Зима – период, не занятый основными, земледельческими, трудами, когда можно праздновать в прямом смысле, т. е. быть свободным от работ, конечно, не всех и не всегда, но значительную часть времени. Есть продукты питания, а если год был урожайным, то расходовать их можно без особой оглядки.

Всего этого, конечно, не скажешь о весне и начале лета, времени голодном и «работном», но здесь в предписании обязательного празднования действовал уже другой фактор - магический. Весной начинался самый рискованный период в хозяйственной деятельности русского земледельца, когда закладывались основы будущего урожая и результат определялся не столько усилиями крестьянина (они всегда были максимальными), сколько капризами погоды. И календарные праздники с их обрядами должны были способствовать провоцированию сил природы на нужные действия – смену сезонов, своевременные дождь и ведро (теплая солнечная погода), мороз и тепло. «Лето для старанья, зима - для гулянья», «Зима за морозы, а мужик - за праздники» - в таких пословицах выражался календарно-праздничный расклад жизни.

Тесная связь календарной обрядности с сельскохозяйственной практикой порождала попытки придать производственным действиям календарный характер, приурочивая те или иные трудовые процессы к определенным дням календаря - первый выгон скота, начало пахоты, сев тех или иных культур, начало жатвы, получение и соответственно потребление определенных видов продуктов и т.д.

Видимо, это имело смысл, когда территория, на которой формировались эти предписания, находилась в сравнительно узкой, единой климатической зоне. Однако по мере расселения русского этноса за ее пределы они утрачивали смысл, приобретая чисто формальный характер. Например, на севере первый выгон скота на Егория нередко имитировался, поскольку подножного корма еще не было, в то время как на юге скот к этому дню выпасался уже месяц и более.

Календарные обряды различались по составу участников. Одни имели сугубо индивидуальный характер, другие отправлялись в рамках семейного коллектива, были обряды, присущие той или иной половозрастной группе, наконец, большое место занимали общинные обряды.

Тесно связанная с сельскохозяйственными работами календарная обрядность неизбежно имела циклический характер, повторяясь из года в год. Земледелие и проживание в северном полушарии определяло начало календарного обрядового цикла. Конец осени и начало зимы, как время завершения обработки полученного в этом году урожая, означало завершение очередного хозяйственного года. Зимний солнцеворот, свидетельствующий о начале нового хронологического периода и предвещающий приход теплого времени, определял приуроченность начала календарно-обрядового цикла к этому моменту. Соответственно его отправляющим моментом были Святки, главным праздником которых было Рождество. Оно воспринималось не только как рождение Христа, но и рождение нового года, хотя астрономически год начинается в первые дни 20-х чисел декабря.

Видимо, к этому времени когда-то были приурочены новогодние ритуальные действия, и в народном календаре был особый праздник, связанный с этим событием - день Спиридона-солнцеворота. Однако после принятия христианства установление церковью празднования рождения Христа 25 декабря/7 января привело к тому, что именно эта дата стала осмысляться как начало перехода к новому году, и весь цикл традиционной новогодней обрядности сместился на Святки.

Спиридон-солнцеворот (12/25 декабря) отмечался скатыванием обмотанного соломой и подожженного колеса с горы, что символизировало и стимулировало приближение Солнца к земле, вследствие чего тепло должно прийти на смену холоду, лето на смену зиме. Колесо потом сжигали у проруби.

Святки. Святки состояли из двухнедельного праздничного цикла, начинавшегося с Сочельника (с вечера 24декабря/6 января), как кануна Рождества, и продолжавшегося до Крещения (6/19 января), они знаменовали переход от старого года к новому.

В народном сознании новый календарный год появлялся из «небытия», которое отождествлялось с потусторонним миром - местообитанием предков-«родителей» и потусторонней силы, где нет времени, поскольку нет событий, где сосредоточено благополучие, которое может быть передано в мир людей, где содержится знание не только о прошлом и настоящем, но и будущем. Народившийся мир, «этот свет», находился еще в непосредственной близости от породившего его мира потустороннего, -временной и пространственной, этим и объясняются многие черты святочной обрядности. Именно эта близость позволяла придти оттуда предкам-«родителям», которых «грели» разведенными кострами; оттуда же прорывалась «нечистая сила», действия которой имитировала молодежь; близость к «тому свету» (хронологическая, а тем самым и территориальная) позволяла гадать на перспективу бытия, поскольку, по народным представлениям, на «том свете» известно будущее, оттуда приходили его представители в лице колядовщиков, во власти которых было благополучие крестьянской семьи.

Судя по архаическим календарям, которые учитывали не все дни годового цикла, период, предшествовавший началу нового года, был временем безвременья, т. е. отсутствия жизни и тем самым перемен. Зимнее умирание природы отождествлялось с умиранием времени и жизни как таковой. В Сочельник эта смерть всего сущего воплощалась в запрете на принятие пищи «до первой звезды». Возвращение к жизни демонстрировалось вечерней трапезой, главным блюдом которой было сочиво, от которого и произошло название праздника, оно представляло собой вареные зерна хлебных злаков. Ужин в сочельник представлял собой поминальный стол, поскольку считалось, что в этот день «родители» приходят к живым, участвуют в трапезе.

 На дворе для них жгли костры, иногда из навоза, этот обряд назывался греть покойников. Домашние или стояли вокруг костра в молчании, или кружились в хороводе, считалось, что «родители» находятся тут же. Существовало поверье, что от огня костров на следующий год будут хорошие зерновые. И во время трапезы, и при обряде «согревания родителей» предписывалось молчание, очевидно, как символ отчасти продолжающегося «мертвого» времени.

В сочельник по селению ходили колядовщики - группы детей или молодежи, иногда ряжеными, они обходили дворы, славили хозяев, желали им достатка и благополучия. Начиналась песня колядовщиков с зачина:

Приходила Коляда

                                                            Наперед Рождества.

                                                            Виноградье красно-зелено мое!

Себя они характеризовали как люди чужие, попавшие в незнакомое место:

                                                            Кодядовщики,

                                                            Недоросточки,

                                                            Сочили, искали

                                                            Иванова двора.

Далее шло величание хозяев, трафаретное и преувеличенное, у них великолепная усадьба:

                                                            А Иванов двор

                                                            На семи столбах,

                                                            Вокруг этого двора

                                                            Тын серебристый стоит,

                                                            Вокруг этого тына

                                                            Все шелковая трава

                                                            На каждой тынинке по жемчужинке.

                                                            Во этом во тыну

                                                            Стоят три терема

                                                            Златоверхие.

Социальный и имущественный статус хозяина дома очень высок: он в колядных формулах «суды судит» и «ряды рядит», что в феодальной Руси было привилегией высших сословий, у него есть «служеньки», он очень богат, если дарит жене «кунью шубу, кунью шапочку», сыновьям – «по добру коню», дочерям – «по злату венцу».

А за прославлением хозяев следует требование подарков:

   Наша-то Коляда                       И в окошко нам шлёт,

   Ни мала, ни велика                  Не ломай, не сгибай,

   Она в дверь не лезет                Весь пирог подавай.

Колядовщики в этих формулах не попрошайничают, они требуют положенного, и его давали - хлеб, пироги, печенье в виде фигурок животных. Однако при получении даров они желают хозяевам не судейской должности, не злата-серебра, не драгоценных мехов, а урожая - основы благополучия крестьянской семьи:

                                               А дай Бог тому,                              

                                               Хто в этом дому,                           

                                               Ему рожь густа;                            

                                               Рожь ужиниста;                           

                                               Ему с колоса осьмина,                  

                                               Из зерна ему коврига,

                                               Из полузерна пирог.                  

Если в доме был парень или девушка, то хозяину сулили скорую свадьбу:

                                               Ему пиво варить,

                                               Ему сына женить.

Но в том случае, если хозяева были скупы и ничего не давали, колядовщики призывали на них несчастья:

                                              На Новый год                                 

                                              Осиновый гроб,                               

                                           Кол да могилу,                                  

                                           Ободрану кобылу.                           

Или просто грозили расправой:                                                   

                                           Не дадите вы кишочки, 

                                           Мы свинку за височки.

                                           Не дадите вы блинка,

                                           Мы хозяину пинка.

                                           Как не дадите пирога,

                                           Мы корову за рога.

После обхода колядовщики собирались в посиделочной избе и совместно съедали собранное. Колядки на Святках производились трижды - на Сочельник, Новый год (по старому стилю) и на Крещение. Характеристики колядовщиков говорят об их чужести и принадлежности к потустороннему миру. Они действуют «не сами», на что указывает их ряжение в цыган, шерстобитов, коновалов, солдат, бар, докторов, «горбатых» стариков с «бородами», чертей, в противоположный пол, в животных, а также надевание на лица антропоморфных масок.

Название ряженых было различным - окутники, кудесники, шуликоны, нарятчики, хухольники и др. Ряжение как придание нехарактерных для данной традиции или для самого ряженого черт внешнего облика должно было демонстрировать его «инакость» – этническую, социальную, профессиональную, принадлежность к животному миру или к «тому свету». Колядовщики - пришельцы из потустороннего мира, их слово – сила, и они выступали вершителями судьбы крестьянского семейства, его благополучия: богатого урожая, удачного брака детей или, наоборот, разорения и смерти. Вместе в тем они – изолированная группа парней и девушек со своей организацией. Отдельное питание подчеркивает их обособленность и самостоятельность. В древности, возможно, это была удаленная из селения группа молодежи, проходящая под руководством стариков ритуал инициации, совершающая при этом обряды жертвоприношения, что отразилось в одной из фольклорных записей:

                                                    За рекою, за быстрою

                                                    Леса стоят дремучие,

                                                    В тех лесах огни горят,

                                                    Огни горят великие.

                                                    Вокруг огней скамьи стоят,

                                                    Скамьи стоят дубовые.

                                                    На тех скамьях добры молодцы,

                                                    Добры молодцы, красны девицы –

                                                    Поют песни колюдушки.

                                                    В середине их старик сидит,

                                                    Он точит свой булатный нож.

                                                    Котел кипит горючий,

                                                    Возле котла козел стоит.

                                                    Хотят козла зарезати.

В припевках колядовщиков часто упоминалась Коляда: «Уродилась Коляда накануне Рождества». Этимология его объясняется либо от «коло» - круг (в значении «солнце»), либо от латинского «calare» - выкликать: в Древнем Риме главный жрец выкликал первый день каждого лунного месяца, и, возможно через Византию это слово пришло на Русь. В центральной полосе России и в Поволжье вместо Коляды фигурировал А(о)всень: «Авсень, Авсень! Златоус Авсень!». Этим словом обозначалось также название песен, в которых оно употреблялось как выклик или припев. Этимология слова «Овсень» тоже не ясна: его склонны возводить к словам «овёс», «сеянье», либо к индоевропейскому «усень», «ушас», «эос» - заря, либо к «синий» - в значении весеннее небо, либо к «О-весень» - восклицанию «О весна!» На Севере и в Сибири колядные песни назывались виноградье - от припева «Виноградье красно-зелено мое!» 

На традицию колядок, языческую по происхождению, повлияло христианство. Нередко группы молодежи или детей ходили по дворам с изображением звезды на палке, внутри могли поместить зажженную свечку, при этом пели не колядные песни, а славили Христа в так называемых рацейках, т. е. духовных стихах, но цель хождения по домам была та же – получение угощения.

Зафиксированы и иные варианты святочных хождений. Пастухи, а в других местах дети, ходили по домам производить уже описанное «засевание» - бросали от порога к переднему углу горсть семян с благопожеланием. Взрослые мужчины обходили с плугом дворы сельчан, где имитировали пахоту и в словесных формулах кликали, т. е. величали плуг. Эти и другие святочные хождения запрещались царскими указами: «...чтобы с кобылками не ходили и на игрища б мирские люди не сходилися... и коледы б и овсеня и плуги не кликали».

На Рождество пекли святочное печенье в виде домашних животных: коров, быков, овец, коз, домашней птицы, к ним добавлялись фигурки пастухов, а также оленей. Эта традиция была одним из проявлений имитативной магии - большое количество изображений животных должно было способствовать увеличению скота в хозяйстве, Фигурки клали над воротами во двор, чтобы скот сам ходил домой, их скармливали соответствующим животным для большего приплода, раздавали детям-колядовщикам как пожелание того, чтобы в хозяйствах их родителей водилась скотина.

Значимым днем святочного периода был Новый год, который приходился на день Василия Кесарийского (1/14 января). Магия начала - каково будет начало, таким будет и весь период - в этом празднике проявлялась очень ярко. Накануне Васильева дня устраивалась обильная трапеза, ибо традиция требовала неумеренного потребления пищи за праздничным столом, для которого пекли, варили, жарили все лучшее и в изобилии - мясо, каши, блины, пироги, пиво, особое место на столе занимала кутья, которая называлась васильевской, жирной, или щедрухой, и кесаретский поросенок. Делали изображение свиньи из теста - это животное было символом плодородия из-за своей особой плодовитости.

Под Новый год совершались семейные гадания на будущий урожай, перспективу брака, на срок жизни. По тому, насколько удалась васильевская каша, судили, хорош ли будет наступающий год. Гадание на личную судьбу домочадцев состояло в том, что члены семьи с вечера ставили на снег прутики, считалось, что чей к утру упадет, тому и умереть в наступающем году. Разыгрывали сценку, символизирующую смену года - мальчик в красной шапке выталкивал из избы старика в ветхой одежде.

Для святочного периода были характерны молодежные посиделки. Так, в Забайкалье их было восемь, традиция требовала, чтобы девушки на них приходили каждый раз в новой одежде. Считалось, что в противном случае наступающий год будет неурожайным. Поэтому тем, кто не имел такого количества нарядов, приходилось брать их в долг за летние отработки. На посиделках загадывали загадки, пели озорные песни про старого мужа, свекра со свекровью, разыгрывали комические сценки, например, «старый муж и молодая жена», в чем ясно проглядывается противопоставление двух возрастных групп: старшей, олицетворяющей уходящий год, и молодежной, как символа нового.

Значительная часть игр носила брачно-эротический характер, например, игра в перепелку - парень подходил к девушке и ударял ее по плечу, что было символическим знаком женитьбы, затем оба кланялись друг другу и расходились. Другие игровые действия были не столь скромны, например, в быка - парень держал под покрывалом большой горшок с бычьими рогами и ими «бодал» девушек, «не столько больно, сколько стыдно». Те поднимали крик и визг, после чего быка «убивали» - один из парней поленом разбивал горшок. Игра женитьба Терешки имитировала свадьбу нескольких пар, часть участников выступала в роли родителей, посаженных матерей и отцов, сопровождалось это действие угощением. Известна была святочная игра в бобков, их изображали ряженые нищими. Собравшись в какой-нибудь избе, сидя на полу, хнычущими голосами они рассказывали, у кого из сельчан побывали, кто им подал и пустил переночевать, а кто прогнал, последним давались «страмные» характеристики.

Одна из молодежных святочных игр называлась в умруна (в покойника, в смерть). Во время нее пародировался погребальный обряд. «Умруном» был кто-нибудь из парней, обряженный в белую одежду, с лицом, вымазанным мукой, или в берестяной маске, его вносили в дом, под общий смех оплакивали и отпевали, имитируя погребальный обряд. После «отпевания» следовали «похороны». «Покойника» везли на санях, сзади шел «поп» в «ризе» из рогожи и «камилавке» из синей сахарной бумаги, с «кадилом» из глиняного горшка, в котором дымился навоз. Следом валили парни и девушки в масках или с лицами, вымазанными сажей, они плакали и хохотали, орали, мяукали котами и блеяли овцами. Это действие, при всем его шуточном характере, представляло собой важный аграрный обряд. Ответом на вопрос, зачем играют в покойника, почему ему радуются, была загадка:

              Чудак покойник,                     Пришел поп кадить,

                     Умер во вторник,                   А он в окошко глядит.

Отгадки - хлебное зерно, в другом варианте - озимь. Зерно умирало, но этим давало начало новой жизни. Без смерти не может быть обновления, именно она содействует жизни как таковой, поэтому столь часто в русской календарной обрядности воспроизводились похороны - русалки, Костромы, «кукушки», Ярилы и т.п.

Кроме колядования ряжение было характерно для молодежных посиделок, на которых парни, изображающие «медведей» показывали, как «бабы по воду ходят, а ребята горох воруют», «журавль» в вывороченной шубе, из рукава которой торчала загнутая палка, бил девушек, а те откупались сластями. Ряжеными разыгрывались приход и изгнание «нечистой силы»: парни, изображавшие ее, в длинных рубахах с рукавами до пола, в вывернутых шерстью наружу тулупах врывались в избу, где шли девичьи посиделки, пугали девушек, а те били и прогоняли их. Считалось, что таким образом будет изгнана на весь будущий год вся «нечисть».

Полагали, что «нечистая сила» на Святки становится очень активной и всячески пакостит людям. И действительно, утром нельзя было открыть дверь из избы, потому что она была приморожена налитой кем-то водой, дым из печи шел обратно в жилище, из-за того, что труба была забита мусором, на дворе поленица дров оказывалось разваленной, ворота было не открыть, поскольку они были снаружи подперты колом. Роль «нечистой силы» исполняла молодежь, которая и бесчинствовала по ночам, традиция же требовала относиться к этим безобразиям снисходительно.

Еще одна характерная черта Святок – гадания, поскольку именно в этот период, по народным представлениям, мир человека – «этот свет» - находился близко от мира потустороннего с его знанием о будущем. Святочные гадания были характерны в первую очередь для молодежи, особенно для девушек на личную судьбу, главным образом на перспективу брака.

Известны были самые разные виды гаданий - по сну, зрительным или слуховым образам, жребием, по поведению животных и птиц и т.п. Так, чтобы увидеть во сне будущего супруга, на ночь произносилась какая-нибудь заговорная формула, например: «Суженое-ряженое, приходи огород городить» (овес жать и т.п.), а под подушку клался гребень (чтобы суженый пришел причесываться) или кольцо и ключ (символы любви и брака), это могли быть также украшения, хлеб с солью и др. Выливали растопленный воск или свинец в воду и смотрели на его конфигурацию, определяя по ней некий зрительный образ: лицо знакомого человека – за него замуж выйти, очертания гроба – в этом году умереть и т.д. На какое-нибудь семантически значимое место, а им были перекресток, околица, т. е. некое пограничье ходили слушать судьбу: в какой стороне собаки лают - туда замуж идти, не ругаются ли в деревне - тогда семья мужа недружной будет, не звенят ли лошади уздечками - к приезду сватов, не тешут ли топором по дереву - к смерти.