Резервная армия капитализма

 

Женский и детский труд еще далеко не главная причина, вызывающая увеличение числа безработных. Более существенная причина — то быстрое повышение производительности труда, которое достигается при помощи машин и делает многих рабочих лишними для капиталистического производства, устраняет их от производственной деятельности. Этим путем создается такая масса безработных, какой не могло быть в предыдущие периоды общественного развития.

В общей системе капиталистических отношений и эта часть рабочего класса не лишена производственного значения. Она служит резервом для потребности производства в рабочей силе. Когда благоприятные условия рынка побуждают предпринимателей расширить производство, тогда эта резервная армия промышленности является к их услугам, так что в рабочей силе недостатка не оказывается.

Расширяясь, производство привлекает некоторую часть резерва, и он временно уменьшается. Но развитие техники или сужение рынка снова делает излишнею в производстве некоторую часть прежде занятых рабочих. (Особенно сильно действуют в этом направлении кризисы производства, о которых придется говорить в последующем.) Появление новых машин, вызывая быстрое увеличение резерва, обусловливает затем его постепенное уменьшение. Машина понижает цену товаров, так что они становятся доступными для более широкого круга покупателей; расширение спроса позволяет расширить производство; соответственно этому, вытесненные машиной рабочие руки вновь находят место в производстве. Однако, резервная армия далеко не всегда возвращается полностью к своим занятиям: нередко уменьшение числа занятых рабочих оказывается не временным, а постоянным. Так, напр., в Англии за период 1830 — 45 года, несмотря на расширение хлопчатобумажного производства на 142%, число занятых в нем рабочих уменьшилось на 4%.

В общем, с прогрессом машинного производства резерв возрастает. Своей конкуренцией с занятыми рабочими он тяжело давит на высоту заработной платы. Развитие путей сообщения стремится предоставить резервную армию каждой отдельной страны, даже всех стран вместе, к услугам каждого отдельного предпринимателя, так что безработица в одних местностях влияет на рабочий рынок других.

Кроме собственно рабочих, быстрый прогресс техники вытесняет из производства также самостоятельных мелких производителей, которые жили ручным трудом и не могут конкурировать с машинами. В странах технически отсталых, быстро, а не постепенно вводящих машины, или сразу становящихся рынками для машинного производства более развитых стран, этим путем создается в короткое время громадный «резерв» для крупной промышленности, из которого большая часть вымирает раньше, чем действительно понадобится капиталу. Такое влияние имели, напр., в Ост-Индии в 30-х годах английские хлопчатобумажные машины. Если же есть возможность, вновь созданная безработная армия отправляется искать работы в более развитые капиталистические страны. Так, разоренные силою европейского и нарождающегося китайского капитала мелкие китайские производители массами появляются на западном берегу Америки. Их конкуренция оказывает угнетающее действие на местный рабочий рынок, тем более, что при крайне низком уровне потребностей они за невероятно дешевую цену продают свою рабочую силу. Все это относится не только к целым экономически отсталым странам, как Китай, попадающим в сферу действия европейского капитала; это относится также к экономически отсталым частям отдельных капиталистических обществ. По мере того, как промышленное развитие захватывает такие отсталые области — обезземеливает крестьян, разоряет кустарей и ремесленников, — оттуда возникает наплыв рабочей силы в промышленные центры, на рабочий рынок крупного производства. Так было и в России. На фабриках и заводах нередко возникали столкновения между коренными рабочими и пришлыми из крестьян, благодаря тому, что эти последние сбивали плату.

Некоторое понятие о современных размерах промышленного резерва и его колебаниях могут дать следующие цифры. В 1856 году в Англии, по официальным спискам, насчитывалось 880.000 лиц, пользующихся общественной милостыней из налога для бедных. В 1863 — 64 году, вследствие кризиса в хлопчатобумажной промышленности, число это дошло до 1.080.000. Это еще не полные цифры безработицы: далеко не всякий нуждающийся решится прибегнуть к общественной благотворительности; многих удерживает чувство собственного достоинства; особенно, когда человек принадлежит к резервной армии лишь наполовину, т.-е. не совсем лишился работы, а только имеет ее недостаточно. Для начала нынешнего века цифра безработного населения Англии определялась наиболее компетентными исследователями в 1 миллион летом и в 1.750.000 зимою, не считая тех, которые живут всецело на счет общественной благотворительности. Для Германии же в конце 1895 г., т.-е. в эпоху чрезвычайно быстрого развития промышленности, официальные данныя насчитывали 771.000 безработных. Данныя по статистике безработных за более или менее продолжительные периоды имеются только для Англии и Франции, но и те касаются лишь организованных рабочих, получающих в случае безработицы поддержку от своих союзов. Эти данныя показывают, что в Англии безработные за 19 лет (1888–1906 г.) составляли в среднем 4,4% общего числа рабочих, входящих в союзы, при чем эта цифра лишь в одном году спускается до 2,1%, но зато в другие подымается до 7,5%. Не менее показательными являются данныя для Франции за 12 лет (1895–1906 г.г.), охватывающие, правда, еще меньшее количество рабочих, чем в Англии. Среднее число безработных составляло здесь за указанный период 8,2%. Но эти цифры, конечно, явно преуменьшенные, потому что рабочие, которых они касаются, были организованы и, следовательно, меньше остальных подвержены безработице.

В странах отсталых, быстро вводящих крупное капиталистическое производство, как Россия, цифры резервной армии должны быть относительно не меньше, если не больше, чем в странах развитых. Но для первых гораздо труднее сделать подсчет, потому что преобладает скрытая форма безработицы. Крестьянин, принужденный оставить подсобные промыслы и потому имеющий производительную работу только во время земледельческого сезона, — кустарь, сокращающий производство вследствие уменьшения спроса со стороны торгового капитала, — принадлежат в известной мере к производственно-излишнему при данных условиях населению, хотя, по внешности, остаются самостоятельными мелкими производителями.

Безработная часть рабочего класса представляет из себя наиболее чистую форму относительного перенаселения.

Средства существования капиталистического резерва разнообразны и неустойчивы: прежние трудовые сбережения, общественная благотворительность, воровство, проституция и т. д. При этом, вообще, и речи не может быть о полном удовлетворении потребностей: голод, холод, нужда, вплоть до смерти от истощения.

 

Рабочие организации

 

При существовании промышленного резерва условия рыночной конкуренции становятся в особенно сильной степени неравными для капиталиста и рабочего. Среди рабочих, естественно, возникает стремление хоть сколько-нибудь ослабить результаты этого неравенства условий.

Единственный способ уменьшить невыгоды, возникающие из чрезмерной конкуренции, это уменьшить самую конкуренцию. На такой путь и вступил рабочий класс. Стали возникать и развиваться различных типов промышленные организации рабочих.

Явления этого не знала мануфактурная эпоха капитализма с ее крайним разъединением рабочего класса, возникающим из мануфактурного разделения труда. Устраняя это разделение, делая все более сходною производительную роль различных работников, уравнивая заработную плату, машинное производство создает почву для ассоциаций. Объединяя массы людей в одной мастерской, за одним делом, которое ведется по строго определенным правилам, промышленный капитализм приучает работников к единению, воспитывает в них дух дисциплины — необходимая предпосылка для прочности и практического успеха каких бы то ни было организаций.

Таковы основные экономические условия, благодаря которым стало возможным возникновение и развитие современных рабочих организаций различного типа (профессиональные союзы или трэд-юнионы, политические союзы, производительные, потребительные товарищества и проч.).

Раньше всего профессиональные союзы стали складываться в Англии — стране, в которой раньше всего выступило на сцену машинное производство. Первый трэд-юнион современного типа явился в 1794 году, следовательно, именно в эпоху великого технического переворота, перехода от мануфактуры к машине. В прочих странах распространение союзов происходило, вообще, по мере распространения промышленного капитализма. Всюду развитие шло с возрастающей скоростью[21].

Первичная, наиболее простая, наименее устойчивая и в то же время наименее совершенная форма рабочей организации есть стачка — случайное, временное объединение рабочих на почве какой-нибудь частной практической цели, выражающееся обыкновенно в совместном прекращении работы. Непосредственное значение стачек заключается в том, что при благоприятных условиях они могут вести к частным улучшениям в материальном положении рабочих. Кроме того, нередко стачки служили толчком к созданию более определенных и более прочных организаций, каковы, напр., профессиональные союзы.

Профессиональные союзы представляют наиболее распространенную форму рабочих организаций. Они складываются в существенных чертах по одному и тому же типу и преследуют приблизительно сходные цели. Тип этот — более или менее централистическое объединение, построенное на выборном начале, цели — повышение материального уровня жизни посредством взаимопомощи в случаях болезни, несчастий и пр., ведение переговоров с предпринимателями относительно заработной платы, а главным образом — борьба с ними, устройство стачек и т. д.; нередко также повышение умственного и нравственного уровня посредством библиотек, товарищеского суда и т. п.

Профессиональные союзы вначале объединяют чаще всего рабочих одного предприятия, далее — одного рода предприятий, далее — нескольких близких между собою отраслей производства; при этом они ограничиваются пределами одного города, одной области, одного государства. Но в отдельных случаях они заходят и дальше всех указанных рамок — становятся международными, или в одной стране сливаются в обширные федерации рабочих союзов весьма различных отраслей промышленности.

Профессиональные союзы в наибольшей мере способны ослаблять конкуренцию между рабочими на рынке труда. Отсюда — определенная связь между развитием союзов и высотой платы: страны с значительным распространением профессиональных союзов, именно Америка, где в трэд-юнионах состоит треть всех рабочих, и Англия, где к ним принадлежит четверть рабочих, отличаются более высокой платой; плата рабочих принадлежащих к союзам, выше, чем не принадлежащих. В Англии, по старым цифрам Джиффена, с 1843 года по 1883 норма прибавочной стоимости понизилась в 17а раза: именно, в 1843 году доход ремесленников и рабочих составлял 171 миллион, прочих классов 342 милл. фунт. стерл., норма прибавочной стоимости около 200%; в 1883 году соответствующие цифры — 550 милл. и 720 милл., — норма прибавочной стоимости около 130%. По одному из новейших и, может быть, более точных расчетов на долю рабочих приходится, однако, только 500 миллионов, на долю других классов 800 милл., норма прибавочной стоимости 160%.

Существенно изменить условия жизни рабочих профессиональные организации не могут, по крайней мере до тех пор, пока охватывают не наибольшую часть рабочего класса. Рабочие, стоящие вне профессиональных союзов, оказывают сильную конкуренцию членам союзов. Притом те улучшения в условиях труда, которые достигаются экономической борьбою профессиональных союзов, не могут считаться прочными: капиталисты, выждав более удобного для себя момента, когда на рынке труда спрос на рабочие руки мал, а предложение велико, вновь уменьшают плату, удлиняют рабочий день и т. под.; рабочим приходится тогда или подчиняться, или начать новую борьбу при самых невыгодных, самых тяжелых условиях.

Все это приводит рабочих к убеждению, что необходимо законодательное закрепление сделанных ими в экономической борьбе завоеваний, законодательные улучшения условий труда. Необходимо, чтобы государственная власть охраняла жизнь, здоровье, интересы рабочих, чтобы к этому ее обязывали соответственные законы. Но так как государство вообще есть организация классового господства, а современное государство — организация господства буржуазии, то его только путем принуждения, только путем борьбы можно заставить издать и соблюдать законы, ограждающие интересы рабочего класса. Отсюда — политическая борьба пролетариата за фабричные законы, за законы о сокращении рабочего дня, о вознаграждении за несчастия от машин, о страховании на случай болезни и старости и т. п. Борьба эта ведется путем стачек, путем демонстраций, ведется и неорганизованными рабочими массами, и профессиональными союзами, и политическими рабочими организациями. Ее завоевания гораздо прочнее и надежнее, чем те, которые достигаются чисто экономической борьбой, а кроме того — они гораздо шире охватывают жизнь рабочих масс, потому что законы издаются обыкновенно не для отдельных предприятий или групп их, но для целых отраслей промышленности, или даже для всех них сразу.

Такая политическая борьба не захватывает, однако, самых основ экономической системы, и потому она все-таки может только до известной степени улучшить и смягчить условия жизни рабочего класса, но не изменить их по существу. Коренная необеспеченность продолжает тяготеть над всей жизнью рабочего; при самых лучших фабричных законах он может во всякое время остаться без работы и без средств к жизни, потому что остается прежняя анархия производства, прежняя стихийная власть рынка. Если вводится новая машина, или уменьшается на рынке спрос на тот или на иной товар, капиталисты принуждены выбрасывать на улицу десятки, сотни, тысячи рабочих; и этим выброшенным никто и ничто при капиталистическом строе не может гарантировать, что они найдут заработок. Перед рабочим классом, когда он доходит до ясного сознания этой коренной необеспеченности и до сознания ее зависимости от самых основ капиталистического строя, выступает вопрос о коренном преобразовании общественного строя, об изменении его основ, устраняющем анархию производства. Тогда рабочий класс начинает организоваться для борьбы за уничтожение частной собственности на землю и все средства труда, и за передачу всего этого в собственность общества, как целого, планомерно-организующего производство. Эта борьба за социализм ведется, конечно, также в форме политической борьбы, и она-то создает общую для целой страны политическую организацию рабочего класса и международный союз таких организаций — социалистические партии и рабочий интернационал.

В этой борьбе за коренное переустройство социальной системы профессионально-экономическая борьба и борьба за фабричные законы получают новое значение, как средства на пути к конечной цели, как способ развивать энергию и организованность и практические способности рабочего класса в его основной борьбе.

В странах несвободных, где господствующие буржуазные, а в самых отсталых странах — и феодальные классы стесняют в своих интересах всякую политическую жизнь рабочего класса и всякое развитие его самосознания, там и борьба профессионально-экономическая, и борьба за фабричные законы, и борьба за социализм вызывают, как свое необходимое средство и условие, борьбу за гражданскую свободу и демократическое государственное устройство. В этой борьбе рабочий класс может находить себе союзников в сознательных крестьянах, ремесленниках, в представителях плохо оплачиваемого умственного труда — вообще, в низших классах буржуазного общества, экономически и политически угнетаемых классами высшими.

Профессиональная борьба и борьба за фабричные законы особенно широко и успешно развивается в странах с наиболее обширным рынком, а значит, и наиболее обширным спросом на рабочую силу: таковы были до 900-х годов Англия и Америка. Движение же социалистическое наиболее сильно выступало не в этих странах и вообще не в тех, которые всего дальше ушли по пути развития промышленного капитала, а скорее в тех, которые отличались наиболее быстрым его развитием, как Германия. Но затем, на почве завоеваний этого движения, и профессиональная борьба и фабричные законы развивались с такой быстротой, что и в этом отношении такие страны быстро догоняли страны старого капитализма.

Особую форму рабочих организаций представляют. «кооперативы», потребительные и ссудо-сберегательные товарищества, которые, впрочем, не менее распространены в среде крестьянства и городской мелкой буржуазии, чем в собственно рабочей среде. Цель подобных организаций — улучшение условий жизни рабочих путем коммерческих операций: более дешевой оптовой покупки жизненных средств (потребительные товарищества), мелкого взаимного кредита (ссудо-сберегательные) и т. п. Всеобщего улучшения в материальных условиях жизни рабочих такие организации вызвать сами по себе, независимо от профессиональных и политических союзов, не могут, ибо если бы они и охватили весь рабочий класс, то покупатели рабочей силы получили бы возможность немедленно понизить заработную плату на такую сумму, какая сберегается для каждого рабочего его участием в подобных ассоциациях; и только деятельность профессиональных, политических и т. п. союзов может упрочить приобретенное повышение уровня жизни. В общем процессе экономического развития значение потребительных и ссудо-сберегательных ассоциаций таково, что они ускоряют своей конкуренцией гибель мелких торговцев и мелких ростовщиков.

Особенно важны кооперативы крестьянские. Они содействуют сплочению разрозненной массы мелких крестьян-хозяев, облегчают ей самозащиту от ростовщичества-кулачества, помогают улучшать технику производства, сообща заводя усовершенствованные орудия и машины, недоступные по цене отдельному хозяину, закупая высшего сорта семена, устраивая также нередко общий сбыт крестьянских продуктов. Кооперативы смешанные, где рабочие участвуют вместе с интеллигентными служащими и мелкой буржуазией, являются наименее прогрессивным типом; они не облегчают, а затрудняют классовое сплочение и часто заставляют рабочих — особенно, когда они в меньшинстве — подчиняться чуждым классовым интересам.

Особый тип кооперативов представляют производительные товарищества. Это группы рабочих, имеющие в своем распоряжении средства производства и ведущие собственные предприятия. Таким образом, члены этих ассоциаций являются и предпринимателями, и рабочими одновременно. Подобные организации способны довольно значительно улучшить материальное положение своих членов, устраняя переход прибыли в руки капиталиста.

Но только в редких случаях производительные ассоциации могут основываться без посторонней помощи (в роде, напр., помощи от государства): при современной технике для начала предприятия необходим, обыкновенно, значительный капитал. Далее, ведение дела производительной ассоциацией представляет большие трудности: непривычка рабочих к совместной организаторской деятельности в производстве, незначительность их капитала, враждебное отношение капиталистов, которым при их крупных средствах иногда удается конкуренцией подорвать предприятие рабочих, и т. д.

Организуясь среди капиталистических отношений, производительные ассоциации при благоприятных условиях радикально улучшают положение своих членов, т.-е. сравнительно немногих рабочих. Тогда интересы этих немногих начинают резко расходиться с интересами остальных. В самом деле, присоединять нового члена на равных условиях со старыми для ассоциации становится прямо невыгодным, когда у нее уже имеется порядочный капитал. Если у ассоциации накопилось, напр., по 1.000 рублей на человека, то принимать нового члена без тысячи рублей значит для него просто делиться своей прибылью с другими.

Вообще нет ничего легче, как превращение рабочих предпринимателей в особую аристократию среди рабочих. Нередко случается, что производительные ассоциации нанимают себе посторонних работников и платят им только обычную плату (напр., знаменитый «фамилистер» в Гизе). В своем развитии производительные ассоциации стремятся перейти в акционерные компании. Они, в сущности, только увеличивают мелкую буржуазию. Нередко они и устраиваются не из чистых работников, а из производителей мелкобуржуазного типа, напр., крестьянские артели в России. До сих пор производительные ассоциации сравнительно редко имели успех.

Гораздо устойчивее и жизненнее потребительно-производительные ассоциации. Накопивши большие средства, потребительные общества устраивают собственные мастерския, фабрики для производства некоторых, наиболее потребляемых членами общества товаров. При этом для производимых товаров сбыт оказывается более или менее обеспеченным, и производство может итти успешно, а рабочие предприятия обыкновенно получают при этом сравнительно хорошую заработную плату и пользуются выгодами участия в потребительной ассоциации.

 

Рабочее законодательство

 

Политическая борьба рабочих за улучшение экономических условий их жизни и труда в рамках капиталистического строя порождает фабричное законодательство.

Фабричное законодательство заключается в том, что государство вмешивается в организаторскую деятельность отдельных капиталов и ограничивает свободу договора между капиталом и трудом. Для государства потребность в таком ограничении возникает из столкновения интересов отдельных предпринимателей с интересами всего капиталистического общества, т.-е. класса собственников в целом. Какие бы формы ни принимало в различных случаях фабричное законодательство — ограничение рабочего дня, установление ответственности предпринимателей за несчастные случаи от машин, контроль за гигиеничностью условий работы и т. д. — по существу, дело сводится к одному — к изменению «заработной платы» в самом широком смысле этого слова, к изменению доли рабочих в общественном распределении.

Чтобы выяснить, каким способом машинное производство, реформируя все отношения, создает необходимость фабричных законов, остановимся на частном примере — на Англии. Англия, как страна, где машинный капитализм развился всего раньше, прежде всех других стран приступила и к фабричному законодательству.

Когда стремление капитала к удлинению рабочего дня и к понижению заработной платы привело ко многим крайностям, угрожавшим рабочему классу вырождением, тогда обнаружилось, что в изменении таких условий заинтересованы не только сами рабочие, энергично вступившие в борьбу за фабричные законы, но также и многие другие элементы общества. Во-первых, землевладельческий класс имел не мало оснований отнестись сочувственно к стремлениям рабочих: всякое улучшение условий жизни рабочих, повышая их потребности, повышает их спрос на предметы потребления, из которых значительная часть производится в земледелии: а усиленный спрос на продукты земледелия означает повышение ренты; кроме того, вражда землевладения с промышленным капиталом из-за ренты и прибыли располагала, вообще, землевладельцев выступить против промышленных капиталистов и в вопросе о фабричных законах. Мелкая буржуазия склонна была проявить деятельное сочувствие к рабочим по двум главным причинам: отчасти, в силу той же вражды к крупному капиталу, который побивает мелкую буржуазию во всех областях конкуренции; отчасти, в силу непосредственного сострадания к тяжкому положению работников, из которых иные еще недавно принадлежали к мелкой буржуазии и в положение которых многие из мелких буржуа сами легко попадают при неблагоприятных условиях. Более просвещенные из капиталистов, способные подняться над интересами данного предприятия и данной минуты, понимали, что некоторое повышение жизненного уровня рабочих окажется даже выгодным для самого капитала, так как улучшатся качество и интенсивность работы. Просвещенной английской бюрократии те же соображения были доступны еще в большей мере.

В результате всех таких условий у рабочего класса в его борьбе за фабричные законы нашлись сильные союзники, и явилось законодательное ограничение рабочего дня, первоначально только для женщин, подростков и детей, как тех элементов рабочего класса, от которых непосредственно зависят здоровье и сила его последующих поколений. Но при этом рабочий день взрослых мужчин по большей части ограничивался сам собою, так как женщины и дети составляли значительную часть работников, и продолжать производство без них оказывалось неудобным и невыгодным.

До фабричных законов 14–15 часовой день был довольно обычным явлением. Уже 14 часовой день оставляет человеку меньше двух часов на удовлетворение всех его высших человеческих потребностей, если считать 8 часов на сон. А между тем местами можно было встретить и 18 часовой день.

По закону 1833 года, рабочий день в важнейших отраслях промышленности был ограничен 12 часами. Затем, после ряда других мелких реформ в том же направлении, закон 1847 года довел рабочий день до 10 часов. За это же время была постепенно организована фабричная инспекция, особый государственный орган для проведения фабричных законов в жизнь и для преследования их нарушений. Благодаря сравнительно независимому положению, которое дано было английским инспектором в их деятельности, фабричные законы стали полнее осуществляться на практике. (Отчеты английских инспекторов впервые познакомили Европу с истинным положением рабочего класса, и дали богатый материал для исследования законов капиталистического строя).

В странах отсталых по своему политическому строю, как Россия, фабричная инспекция не обладала ни достаточной независимостью, ни достаточной просвещенностью и гуманностью, чтобы энергично отстаивать выполнение законов, ограждающих интересы рабочих. Поэтому в значительной степени законы эти оставались на бумаге.

После первых шагов в области фабричного законодательства последующие обходятся сравнительно дешевле, стоят меньших усилий. Между прочим, если законодательные ограничения вводятся только в некоторых отраслях промышленности, то капиталисты этих отраслей являются сторонниками дальнейшего распространения этих законов на другие производства, не желая, чтобы другие капиталисты имели преимущество перед ними в деле накопления. Точно так же, если, в силу местных условий, одной части капиталистов приходится довольствоваться менее значительным рабочим днем, чем остальным, то эти капиталисты нередко склонны бывают отстаивать законодательную нормировку рабочего дня всей страны, нормировку в таких только пределах, чтобы их конкуренты потеряли свое преимущество перед ними, а сами они не пострадали бы вовсе. Так, в 1896 году, во время больших стачек в Петербурге и др. местах России, стачек, в которых главным требованием являлось сокращение рабочего дня, лодзинские хлопчато-бумажные фабраканты, которые уже раньше вынуждены были энергичною борьбою своих рабочих сократить рабочий день, стояли за сокращение его законом для всей страны, чтобы их конкуренты из московского района, у которых рабочий день был очень длинный, лишились этого преимущества перед ними.

Значение нормировки рабочего дня для производства таково: давая рабочим возможность жить более сознательной жизнью, она создает условия для улучшения качества и повышения интенсивности труда. Является возможность увеличивать скорость машин, поручать одному рабочему большее их число, чем прежде, и т. п. Благодаря этому, уже вскоре после введения сокращенного дня оказывается, что ежедневная полезная затрата трудовой энергии больше, чем прежде: что 12 часовой день представляет более значительную сумму труда, чем 15 часовой, 10 часовой больше, чем 12 часовой.

Возрастание интенсивности труда заставляет капиталистов скоро примириться с законом о рабочем дне, так как прибыль обыкновенно оказывается не меньше, а нередко больше прежней. Впрочем, есть предел, за которым сокращение рабочего дня должно уменьшить прибавочную стоимость, так как дальше известных границ интенсивность труда итти не может. Трудно сказать, ближе или дальше этой границы лежит 8-ми часовой день; во всяком случае, при нынешних общественных условиях, он близок к этой границе. Движение в пользу 8 часового дня началось с 50-х годов и особенно усилилось с 1889 года, когда первый конгресс II Интернационала объявил 1-ое мая рабочим праздником, главным лозунгом которого является требование 8 часового рабочего дня.

Вначале уменьшение рабочего дня влечет за собою уменьшение безработицы; но, благодаря быстрому возрастанию интенсивности труда, уменьшение это бывает только временное: вскоре оказывается возможным обходиться с прежним или еще меньшим количеством рабочих рук.

Вслед за Англией, и другие капиталистические страны начали вводить у себя фабричные законы. При этом влияние исторической среды, влияние мирового капитализма на остальные страны выразилось в том, что им фабричное законодательство достается вообще легче, ценою меньшей борьбы (как и развитие промышленного капитализма идет в них сравнительно быстрее).

Во всех странах законодательство шаг за шагом захватывало различные стороны фабричного дела. Прежде всего, оно ограничивало, обыкновенно, труд женщин и детей. Работа детей до известного возраста по большей части вовсе воспрещается. Затем местами закон ограничил даже рабочее время взрослых мужчин. В России первый шаг в этом направлении, правда, очень незначительный и ненадежный, был сделан законом 2 июня 1897 года, результатом упомянутых выше стачек 1896 года.

Кое-где законом была воспрещена ночная работа для женщин и детей (в Швейцарии также для мужчин, за исключением, конечно, тех предприятий, в которых сама техника требует непрерывного производства). Значение этого закона очевидно: не говоря уже о прямом вреде ночной работы для здоровья людей, она служит еще сильным источником нездорового развития половой жизни среди рабочего класса.

Затем, во многих странах закон устанавливает правила относительно чистоты в мастерских, относительно их вентиляции, относительно мер предосторожности против вредных производств и опасных машин.

Жертвами нездоровых условий производства гибнут ежегодно многие тысячи людей; но эти жертвы не поддаются прямому учету — о них можно только косвенно судить по громадной смертности в той или другой отрасли производства. Относительно же числа людей, раненых и убитых при производстве, статистика существует, и для государств Западной Европы даже довольно точная. Из этой статистики видно, что, напр., в Германии за один 1894 год общее число несчастных случаев с работниками было 216.000, а число убитых равнялось 6.000 человек да около 3.000 вследствие сильных увечий лишились навсегда возможности работать. Насколько важными оказываются на практике законы о мерах предосторожности против несчастных случаев, видно, напр., из следующего: в Англии в 1874 году на железных дорогах было убитых — 1 из 320 рабочих, раненых — 1 из 89; в 1894 году, когда уже действовали некоторые законы о мерах ограждения, убитых было в 2,5 раза меньше: 1 из 796, раненых почти вдвое меньше — 1 из 140.

В некоторых странах фабричное законодательство определяет ответственность предпринимателей за несчастия с рабочими при производстве и организует страхование рабочих на случай болезни, увечья, старости — иногда с обязательным участием предпринимателей в страховых кассах (страховой закон 1912 года в России).

Местами фабричное законодательство обязывает хозяев иметь школы для подростков и т. п.

Общая экономическая отсталость сельского хозяйства сказывается, между прочим, в том факте, что законодательная защита сельских рабочих выступает позже и проводится в жизнь в гораздо меньших размерах, чем защита промышленных рабочих, — соответственно медленному развитию экономической и политической борьбы сельского пролетариата.

В развитии производительных сил общества законодательная нормировка условий труда имеет громадное положительное значение: во-первых, она ускоряет технический прогресс уже тем, что повышает стоимость рабочей силы, благодаря чему замена человеческой работы машиною становится более выгодной для предпринимателей; во-вторых, она ускоряет гибель мелких предприятий, которым гораздо труднее перенести повышение затрат капитала на рабочую силу и на различные улучшения обстановки работ, чем предприятиям крупным; в-третьих, государственное вмешательство лишает каждый отдельный капитал привилегии быть единственным и полновластным организатором производства; в-четвертых, улучшая положение рабочего класса, оно создает более благоприятные условия для развития пролетарского сознания и пролетарской борьбы, направленной к коренному преобразованию общества.

 

 

Г) Налоги

 

Капиталистическое общество слагается из классов с противоположными интересами. В своем чистом, абстрактном виде оно состоит из буржуазии и пролетариата, которые ведут между собой непрерывную борьбу за раздел совокупного продукта производства. Буржуазия стремится к увеличению составляющей ее долю прибавочной стоимости, а пролетариат, наоборот, прилагает все усилия, чтобы добиться увеличения заработной платы, идущей на воспроизводство его жизненной энергии. Но так как и прибавочная стоимость и заработная плата суть части одного и того же целого — годового общественного продукта, производимого руками рабочих, то жизненные стремления обоих классов неизбежно выливаются в форму классовой борьбы, которая принимает то скрытые, то явные формы.

Если это так, если капиталистическое общество слагается из элементов, по существу своему враждебных друг другу, если между этими элементами происходит непрерывная борьба, и если, наконец, это общество не разваливается, а все-таки существует, то ясно, что должна быть какая-нибудь сила, которая поддерживает существующий порядок. Это прежде всего значит, что должна существовать организация, которая охраняет частную собственность, держит в повиновении рабочий класс и помогает буржуазии эксплоатировать его. Такою организацией и является буржуазное или капиталистическое государство с его бюрократией, постоянной армией, полицией, судами, тюрьмами и т. д., и т. д.

Капиталистическое государство есть та сила, которая дает буржуазии возможность непрерывно закреплять и воспроизводить существующие производственные отношения. Поэтому капиталистическое государство есть, в первую голову, орудие классового господства буржуазии (отсюда — «господствующие» или «правящие классы»), которая держит в своих руках весь государственный аппарат — безразлично, представляет ли он абсолютную или конституционную монархию, или демократическую республику.

Но этим задачи государства не исчерпываются.

Капиталистическое хозяйство характеризуется анархической структурой. Оно состоит из десятков и сотен тысяч отдельных предприятий, которые связаны между собой только обменом. Более прочной организационной связи они не знают. Следствием подобной структуры является конкуренция или, другими словами, борьба всех против всех. Но у отдельных производственных единиц, у отдельных предприятий есть и общие интересы. Это интересы всего класса капиталистов, взятого в целом. Помимо организации, которая держит в повиновении рабочий класс, буржуазия должна обладать аппаратом, выполняющим те общие задачи, которые являются технически необходимыми в производственной системе капитализма. К таким задачам относится организация путей сообщения и сношений, регулирование денежного обращения, организация дела народного образования, которое является могущественным орудием развития производительных сил и, следовательно, всего буржуазного общества, медицинской помощи для народных масс, болезни которых подрывают рабочую силу, ему необходимую, и угрожают, как эпидемии, здоровью высших классов, и т. д., и т. д. Выполнение всех этих задач также выпадает на долю организации господства буржуазии — капиталистического государства.

Но для всего этого государство нуждается в средствах. Эти средства при помощи налоговой системы извлекаются из национального дохода страны, т.-е. из ежегодно создаваемого в ней совокупного продукта. Спрашивается, из какой части национального дохода государство черпает налоги: из прибавочной стоимости или из заработной платы? Абстрактный анализ показывает, что источником налогов в чистом капиталистическом обществе может быть только прибавочная стоимость. В самом деле, заработная плата — это та часть совокупного общественного продукта, которая идет, как выяснено выше, на воспроизводство жизненной энергии рабочего класса, на поддержание существования и воспитание пролетариев; она выражает нормальную стоимость применяемой в производстве рабочей силы, стоимость средств существования работников. Затрата определенной части общественного продукта на содержание рабочих для капиталистической системы столь же необходима, как и затрата на восстановление изнашивающихся машин и создание новых орудий труда. Если бы капиталистическое хозяйство уделяло рабочему классу меньше, чем нормальную стоимость рабочих сил, то началось бы вымирание и дисквалификация (ухудшение качества труда) работников, началось бы, стало быть, разрушение основной производительной силы, а, следовательно, и общая деградация капиталистического хозяйства, чего при обычных условиях не наблюдается.

Принято различать два рода налогов: косвенные и прямые. Косвенными называются налоги на вступающие в обращение товары, напр., на чай, сахар, керосин, соль и т. п.; прямыми — те налоги, которые имеют объектрм обложения капиталы, землю, дома, людей, доходы и т. п. Основной особенностью косвенного обложения является возможность для облагаемого переложить соответствующие налоги на третьих лиц — именно на покупателей. Так, если русские сахарозаводчики в 1914 году уплачивали с каждого фунта сахара, выпускаемого на рынок, 5 коп., то зто значит, что покупатель платил за него на 5 коп. дороже той суммы, которую ему пришлось бы уплатить при отсутствии налога на сахар. Относительно прямых налогов принято считать, что они непереложимы, но это в полной мере относится лишь к одному из видов прямых налогов — к прогрессивно-подоходному[22]. Как бы то ни было, но указанное разграничение установилось потому, что способы их взимания различны и требуют различных технических аппаратов.

Приведенная характеристика косвенных налогов находится как будто в противоречии с высказанным выше положением о том, что источником налогов является прибавочная стоимость. В самом деле, косвенные налоги перекладываются на потребителей; облагаются обычно предметы широкого потребления; покупателями последних в развитом, идеализированном капиталистическом обществе являются по-преимуществу рабочие. Значит, налог черпается из дохода рабочих, другими словами, из заработной платы. Но это противоречие только кажущееся, ибо введение косвенного налога вызывает уменьшение реальной заработной платы рабочих ниже нормальной стоимости рабочей силы, а это, как выяснено, влечет за собой неизбежное повышение денежной заработной платы за счет сокращения прибавочной стоимости капиталистов.

Все это относится, однако, к завершенному капитализму, к такому капитализму, при котором существуют только буржуазия и пролетариат и который не знает промежуточных классовых группировок, вроде ремесленников, крестьян и, вообще, самостоятельных мелких товаропроизводителей. В отсталых капиталистических странах, где мелкая буржуазия — в особенности крестьянство — составляет подавляющую часть населения, государство путем косвенного обложения извлекает огромные доходы из трудового заработка мелкого буржуа; оно при этом присваивает себе не только ту часть его дохода, которая соответствует прибавочной стоимости, но нередко отнимает у него часть необходимого продукта, который соответствует заработной плате. Типичным примером таких стран может служить Россия, где косвенные налоги в 1916 году составляли около 4/5 всех налоговых поступлений и где доходный бюджет был почти целиком построен на трудовом доходе многомиллионного крестьянства. Россия в этом отношении представляла прямую противоположность капиталистически развитой Англии, в которой косвенные налоги в том жё 1916 году составляли не более одной трети доходов государственной казны.

В странах отсталых, или только еще вступающих на путь капиталистического развития, косвенное обложение, едва затрогивающее прибавочную стоимость класса капиталистов и поражающее почти исключительно мелкую буржуазию, служит могучим орудием экспроприации самостоятельного товаропроизводителя. Вместе с торговым и ростовщическим капиталом, косвенное обложение экспроприирует крестьян и ремесленников и гонит их в ряды наемных рабочих. Это явление принимает особенно резкие формы в колониях, где передовые капиталистические нации сознательно применяют систему косвенных налогов с целью разорения туземцев.

Но все это касается стран отсталых, сохраняющих остатки до-капиталистического производства. Во вполне же развитом капиталистическом обществе налоги, как косвенные, так и прямые, черпаются в конечном счете из прибавочной стоимости. Но если это так, то почему пролетариат во всех капиталистических странах ведет столь решительную борьбу за уничтожение косвенного обложения и за замену его прямым?

Дело в том, что косвенные налоги лишь в конечном счете черпаются в капиталистических странах из прибавочной стоимости. При их первоначальном введении они увеличивают размеры совокупной прибавочной стоимости за счет уменьшения заработной платы. Это означает увеличение нормы эксплоатации в общественном масштабе, а, следовательно, — при прочих равных условиях-абсолютное ухудшение положения рабочего класса. — Мы говорили выше, что доля работников в общественном продукте не может быть меньше известного минимума, именно стоимости их необходимых средств существования. Но если косвенные налоги понижают заработную плату ниже этого минимума, то из этого отнюдь не следует, что денежная заработная плата немедленно же автоматически возрастает. Напротив того, она подымается в результате обостренной классовой борьбы, стачек и т. п., и рабочему классу приходится нередко затрачивать колоссальную энергию, чтобы вернуться к прежнему уровню жизни. Завоевание прежних позиций происходит при этом не сразу, а иногда в течение весьма долгого времени.

Кроме того, косвенные налоги имеют регрессивный характер: они падают на плательщика тем большей тяжестью, чем меньше его доход. В самом деле, косвенные налоги устанавливаются обычно на предметы широкого потребления, на соль, спички, сахар, табак и т. п. Но если доход одного лица больше дохода другого, положим, в 1.000 раз, то это отнюдь не значит, что первый съедает в 1.000 раз больше соли, или потребляет в 1.000 раз больше спичек: он покупает этих товаров раза, может быть, в 3–4 больше, чем первый; т.-е. лицо, имеющее доход в 100.000 рублей, платит лишь в 3–4 раза больше того, чей доход измеряется какой-нибудь сотней. Если обложение отнимает у второго 1% его заработка, то у первого лишь 0,004% дохода.

Все эти причины заставляют пролетариат и, вообще, трудящиеся массы бороться за полное уничтожение регрессивных косвенных налогов и за установление прогрессивно -подоходного налога. Последний взимается только с доходов, начиная с определенной величины. Трудовых доходов он не должен затрагивать. Кроме того, налоговая ставка при прогрессивно-подоходном налоге растет вместе с доходом, ложась наибольшей тяжестью на большие доходы.

Так, при доходе от 2 до 3 тысяч взимается 1%, при доходе от 3 до 7 тысяч 1,5% и т. д., причем прогрессия возрастает до определенного предела (иначе она могла бы вырасти до 100% и поглотить весь доход).

Прогрессивно-подоходным налогом избегается чересчур быстрое разорение мелких производителей — крестьян и ремесленников, — вредное для пролетариата тем, что оно создает громадную безработную армию. Для капитализма оно тоже может быть вредно тем, что подрывает покупательную силу крестьянских масс, их спрос на его продукты.

Установление единого прогрессивно-подоходного налога является одной из программных задач пролетариата, поскольку он ведет борьбу в рамках буржуазно-демократического государства. С осуществлением социализма всякие налоги, в том числе и прогрессивно-подоходные, должны стать излишними, потому что. весь общественный продукт как необходимый, так и прибавочный, поступает в распоряжение всего трудового коллектива, который целесообразно использует его в своих интересах.