Совместная подготовка артиллерии с другими родами войск

Залог успеха боевых действий армии зиждется на взаимной выручке в бою, на взаимном понимании, взаимодействии и на доверии друг к другу различных родов войск. Между тем в царской русской армии наблюдалась, особенно в мирное время, рознь, а в некоторых случаях и прямая вражда между отдельными родами войск. Причиной этого крайне нежелательного явления служило главным образом различие классового (сословного) состава офицерства и неправильное воспитание военной молодежи. [111]

По данным военно-статистического ежегодника за 1912 г. сословность офицерства русской армии выражалась в процентах:

 

	Генералов	Штаб-офицеров	Обер-офицеров
Потомственныхдворян	87,45	71,46	50,36
Потомственных почетных граждан	7,72	10,53	14,44
Духовного звания	1,39	4,22	3,60
Купеческого звания	0,75	2,31	3,61
Крестьян и мещан	2,69	11,48	27,99

 

В среднем состав русского офицерства выражался в таком виде в процентах: дворян 69,76, почетных граждан 10.89, духовного звания 3,07, купеческого звания 2,23, крестьян и мещан 14,05.

Большинство офицеров старой русской армии первоначальное военное воспитание получало в закрытых военно-учебных заведениях (см. выше) — в кадетских корпусах (временно в 1870-х годах, в период реформ Александра II, реорганизованных в военные гимназии) и в привилегированном аристократическом пажеском корпусе. В кадетские корпуса до 1913 г. принимались сыновья дворян, преимущественно военных, иногда в виде исключения сыновья военных священников. Только в конце 1912 г. (приказ военного ведомства 15 ноября 1912 г. № 628) разрешено было допускать к приему в кадетские корпуса «сыновей лиц всех сословий своекоштными на остающиеся свободными вакансии по конкурсному испытанию, за исключением родившихся в иудейской вере, которые не допускались». Эта запоздалая и половинчатая мера не могла оказать никакого влияния на изменение сословного состава офицеров до начала мировой войны. Что же касается пажеского корпуса, шефом которого был сам царь, то на прием в этот корпус с зачислением в царские пажи, что считалось большой честью, имели право только сыновья генералов или внуки полных генералов от инфантерии, кавалерии и артиллерии; в виде редкого исключения принимались в пажеский корпус потомки старинных русских, польских или грузинских княжеских родов.

По окончании кадетских корпусов воспитанники обычно разбивались на три группы и расходились по разным военным училищам и потом в жизни почти не встречались, за исключением редких в мирное время маневров из всех родов оружия. Одна группа из более способных к математике уходила в специальные артиллерийские и инженерные училища; другая из более состоятельных классов уходила в кавалерийские училища; третья — [112] в военные пехотные училища. При пажеском корпусе имелись свои два специальных класса, в которых проходился курс военных училищ.

Каждое из военных училищ, и в особенности пажеский корпус, жило своей обособленной жизнью, по своим, по большей части довольно странно, даже нелепо сложившимся, традициям, особенно в Николаевском кавалерийском училище. При этом, вообще говоря, специальные артиллерийские и инженерные училища считали себя выше других по образованию, кавалерийские считали себя выше по роду своей службы на коне, пехотные не без зависти смотрели на остальных. Общая зависть юнкеров всех военных училищ к пажам усугублялась правом пажей, несмотря на успехи в науках, выходить по собственному желанию во все рода оружия, не исключая артиллерии и инженерных войск, и при производстве в офицеры становиться автоматически выше офицеров, произведенных из юнкеров.

Известно, что от зависти до вражды — один шаг. Некоторая отчужденность друг от друга замечалась среди юнкеров даже однородных военных училищ. Например, юнкера старейшего Михайловского артиллерийского училища считали себя выше юнкеров Константиновского такого же артиллерийского училища, но преобразованного из бывшего пехотного училища; старейшее Николаевское кавалерийское училище считало себя выше Тверского, преобразованного из юнкерского кавалерийского училища, и т. п. Из-за отчужденности училищ, отсутствия между ними органической связи проистекала рознь, даже подчас пренебрежение юнкеров, а затем и офицеров разных училищ друг к другу.

Сословное различие офицерства, казалось бы, не могло играть большой роли во взаимоотношениях офицеров, так как большая их часть — около 70% — принадлежала к дворянскому сословию. Но в действительности сословная рознь имела место среди офицерства, так как гвардия комплектовалась офицерами почти исключительно из дворян, за ней следовали кавалерия и специальные технические войска, офицерство же не из дворян служило главным образом в армейской пехоте. Наконец, в самом дворянском сословии наблюдалась нередко острая рознь между знатным титулованным или более состоятельным дворянством из крупных помещиков, служившим преимущественно в гвардии или отчасти в армейской кавалерии, и обедневшим дворянством из мелкопоместных земельных владельцев и неимущим дворянством из военных и чиновничьих семейств, служившим по большей части в армейской пехоте и в специальных войсках.

Рознь в офицерской среде и между отдельными родами войск, воспитание командного состава в страхе перед ответственностью, отчужденность от войск высших начальников и Генерального штаба — все это приводило к взаимному недоверию и неправильному пониманию долга в отношении взаимной выручки, к инертности в случаях необходимости проявления личной инициативы в боевой обстановке. [113]

Командование старой русской армии сознавало крайне неотложную необходимость установления органической связи артиллерии с другими родами войск, их взаимного сближения и знакомства между ними, что могло быть достигнуто путем совместной подготовки артиллерии с другими родами войск. Но достижения в этой области были невелики, и в этом отношении царская армия к 1914 г., началу мировой войны, не особенно далеко ушла вперед по сравнению с тем состоянием, в каком она была в период войны с Японией в 1904—1905 гг.

После подчинения полевой артиллерии начальникам дивизий в 1910 г. неоднократно, хотя недостаточно энергично, и по инспекции артиллерии и по Арткому ГАУ возбуждались вопросы через ГУГШ о необходимости совместных занятий и стрельбы артиллерии с другими родами войск, о необходимости издания официальных инструкций, наставлений, уставов, которыми могли бы пользоваться все войсковые части, а не только артиллерия, которая специальные свои руководства, по большей части по техническим вопросам службы, имела. Но высшее военное командование реагировало на эти начинания в общем слабо и с большим опозданием.

По окончании русско-японской войны строевые начальники и командующие войсками военных округов ежегодно, до 1913 г. включительно, в своих отчетах о практической стрельбе полевой артиллерии указывали, как на недочет боевой подготовки, на непривлечение частей других родов войск к участию в групповых практических стрельбах артиллерии и со своей стороны признавали необходимым установить как обязательное правило выполнение групповых стрельб артиллерии при участии других родов войск {760}.

Групповые стрельбы артиллерии совместно и в связи с пехотой (групповые стрельбы конной артиллерии — с конницей) имели огромное значение в смысле правильности и согласованности взаимных действий различных родов войск, а также в смысле масштаба времени боевых действий, который на групповых стрельбах одной артиллерии, без участия пехоты или кавалерии, обыкновенно отсутствовал.

Тактическая часть решения задачи на групповых стрельбах одной артиллерии, без других родов войск, являлась как бы проверкой начальника отряда, назначаемого руководителем стрельбы из своих артиллеристов (притом отряда, в действительности не существующего, а воображаемого, в составе которого имелась только одна артиллерия), в знании Устава полевой службы и «Наставления для действия полевой артиллерии в бою», а также в знании уставов других родов войск, но не практикой в управлении войсками в боевой обстановке. Распоряжения исполняющего обязанности [114] начальника отряда из артиллеристов, хотя, быть может, и правильные теоретически, являлись фиктивными и для него самого и для всего личного состава, принимавшего участие в стрельбе и маневре частей артиллерии, мало интересными и мало поучительными. Руководитель постепенно, в ходе маневра и стрельбы, рисовал начальнику отряда боевую обстановку (не всегда соответственную и целесообразную — в зависимости от знаний тактики и общих военных способностей руководителя-артиллериста), в большинстве случаев весьма слабо иллюстрируемую мишенями (в зависимости от оборудования полигона и знания тактики начальником полигона и его помощниками), причем, в сущности, только один руководитель и переживал обрисованную им обстановку, так как для прочих участников маневра и стрельбы она была ненаглядна и почти совершенно неизвестна.

В техническом отношении при отсутствии пехоты нельзя было организовать и проверить связь артиллерии с пехотой, организовать стрельбу при помощи передовых наблюдателей, находящихся при передовых частях боевого порядка пехоты, и изучить вопрос о той пользе, какую могут оказать передовые наблюдатели для артиллерии, а в частности, и для пехоты, урегулировать и прочно обосновать некоторые вопросы артиллерийской разведки, которая в действительном бою не может работать впереди своей пехоты (на практических стрельбах разведка доходила до условной линии, которую обозначал на плане руководитель, не считаясь с возможным положением пехоты, так как ее не было), выяснить вопросы подчиненности артиллерии начальникам боевых участков пехоты, выяснить вопросы переподчинения артиллерии и многие другие.

Строевые части артиллерии и Артком ГАУ возлагали надежды на офицерскую артиллерийскую школу, которая могла, по их мнению, дать указания по вопросу применения передовых наблюдателей ввиду ее большого опыта в проведении стрельб. В школе, действительно, велись стрельбы с применением передовых наблюдателей, которые заблаговременно размещались в прочных блиндажах, построенных в районе предполагаемых передовых линий своей воображаемой пехоты, связанных подземными телефонными кабелями с некоторыми наблюдательными пунктами в районе стреляющих батарей. Но в школе на стрельбах пехоты не было, никаких передвижений с пехотой передовых наблюдателей не могло быть, никаких сведений или запросов от пехоты ни к передовым наблюдателям, ни к стреляющей артиллерии поступать не могло. Передовые наблюдатели должны были только воображать действия своей несуществующей пехоты, как и действия противника. В результате роль их сводилась к обычному техническому корректированию стрельбы батарей с передового наблюдательного пункта.

Такой опыт офицерской артиллерийской школы не мог дать сколько-нибудь ценных данных для разработки правил действия артиллерии с помощью передовых наблюдателей, находящихся при пехоте. [115]

Пехота была крайне необходима, офицерской артиллерийской школе не только для указанной цели, но и для целесообразности всей ее работы по подготовке старшего командного состава артиллерии, для устранения некоторой существовавшей предвзятости и односторонности в этой подготовке, что являлось почти неизбежным при отсутствии в школе пехоты и конницы — тех главных родов войск, для боевого обслуживания которых артиллерия предназначается. Пехота не придавалась школе ни для совместных занятий, как это делалось у французов, ни для совместной стрельбы с маневрированием.

В строевых частях совместные стрельбы артиллерии с пехотой если и производились изредка, то (во избежание несчастных случаев поражения пехоты от преждевременных разрывов снарядов или при ошибочных направлениях орудийных выстрелов) по особым, даже излишне осторожным правилам и в условиях, совершенно непохожих на боевую обстановку. Это были не совместные стрельбы с маневрированием в смысле практики в согласованности и связи взаимных боевых действий пехоты с артиллерией, а одновременная практика в боевой стрельбе пехоты и артиллерии, причем каждая вела свою стрельбу сама по себе, почти независимо от другой, хотя и рядом друг с другом. Поучительность таких стрельб была весьма сомнительной.

Совместные стрельбы артиллерии с другими войсками производились сравнительно чаще в отдаленных военных округах — на Дальнем Востоке и в Туркестане — и в некоторых пограничных военных округах. Только к 1912 г., и то лишь в одном Варшавском военном округе{761}, привлечение пехоты к маневрированию и совместным стрельбам с артиллерией получило довольно широкое распространение, и в общем в этом отношении был достигнут довольно значительный успех.

Отсутствием официальных утвержденных правил производства практической стрельбы артиллерии с маневрированием в составе других родов войск возможно объяснить несчастные случаи во время таких стрельб, имевшие место в годы, предшествовавшие воине. Так, например, в приказе по военному ведомству 15 апреля 1912 г. было объявлено, что во время производства одной батареей боевой стрельбы с маневрированием имел место случай попадания артиллерийских снарядив в находившуюся впереди пехоту, последствием чего явилось поражение 42 человек. Причины — неточная передача и выполнение приказания руководителя маневра и отсутствие надлежащей связи между пехотой и артиллерией, а также между стреляющей батареей и ее командиром. Приказом обращалось внимание на то, чтобы при производстве маневров с Ооевой стрельбой начальствующие лица строго следили за тем, чтобы перед началом стрельбы была установлена надежная связь маневрирующих частей как с начальником отряда, так и между собой. [116]

С 1910—1911 гг., в особенности после издания «Пособия по стрельбе полевой артиллерии», в русской армии стал замечаться некоторый сдвиг в смысле проявления большего интереса к артиллерии со стороны старших общевойсковых начальников. Нужно, однако, иметь при этом в виду, что они находились в довольно затруднительном положении, став перед вопросом, чем же руководствоваться при подготовке артиллерии, так как, кроме «Пособия», изданного частным порядком, они долгое время не имели никаких официальных наставлений, уставов и положений, определяющих основы подготовки и их отношение к подчиненной им артиллерии.

Наконец, в 1913 г., с изданием официального «Наставления для подготовки полевой артиллерии к стрельбе», в котором имелись определенные указания, по каким правилам обязаны проверять боевую подготовку артиллерии общевойсковые начальники, эти последние должны были вплотную подойти к руководству в тактическом и строевом отношениях подчиненной им артиллерией и вместе с тем ближе познакомиться со свойствами и особенностями ее службы.

В «Наставлении для подготовки полевой артиллерии к стрельбе» имелись, между прочим, правила производства практической стрельбы артиллерии с маневрированием в составе других родов войск.

Правила эти сводились к следующему:

1. Тактическое задание для стрельбы с маневрированием всех родов войск должно состоять из несложного и короткого предположения наступательного или встречного боя.

2. Стрельбы с маневрированием предпочтительно производить на незнакомой местности.

3. Старший начальник (руководитель) маневра со своими помощниками и начальником полигона производит заблаговременно подробный осмотр отводимого для маневра и стрельбы участка, составляет предположение для маневра и указывает такой порядок установки различных мишеней, чтобы маневрирование имело наибольшую поучительность.

4. Участвующий в маневре отряд выводится по возможности в составе военного времени. К участию в маневре привлекается личный состав полевых артиллерийских парков — для работы по их специальности (по доставке боевых припасов).

5. Тактическое задание сообщается начальнику отряда настолько заблаговременно, чтобы успеть сделать все необходимые распоряжения, какие он сделал бы при действительной боевой обстановке.

6. С момента получения задания начальник отряда ведет маневрирование самостоятельно, сообразно с исходными данными и дальнейшими сведениями о действиях противника, даваемыми начальнику отряда старшим руководителем, а также донесениями разведчиков, наблюдателей и подчиненных младших начальников. [117]

7. Ход маневра следует вести возможно ближе к обстановке действительного боя.

8. Весьма полезно стрельбы с маневрированием всех родов войск производить во время двухсторонних маневров, после столкновения противных сторон. При этом войска одной стороны заменяются мишенями, после чего продолжается маневр с боевыми выстрелами.

9. Движение и работа войск под траекториями артиллерийских снарядов — дело обыкновенное и необходимое. Во избежание же несчастных случаев войсковым частям и отдельным людям воспрещается находиться: а) в направлении стрельбы — под траекториями артиллерийского огня на дальностях меньших 1 700 м; при дальностях свыше 1 700 м на ровной и открытой местности — впереди орудий и перед местами падения (разрывов) снарядов ближе 600—700 м; б) в направлении, перпендикулярном к направлению стрельбы, при шрапнельном огне — на всех дальностях (на открытой местности) ближе 300 м (а для гаубиц — 700 м) от направления крайних выстрелов; в) в тылу мишеней (вне закрытия) во время всякой стрельбы.

10. Перед атакой передовыми частями должны выбрасываться опознавательные флаги или другие сигналы.

11. Артиллерия должна внимательно и непрерывно следить за действиями своих войск и немедленно прекращать или переносить огонь по более дальним целям в случаях опасного положения впереди находящихся войск.

12. Во избежание путаницы и несчастных случаев необходимо: ясное и твердое усвоение всеми помощниками старшего руководителя сущности задачи и желаемого развития хода маневра; установление надежной и быстрой связи между руководителем, его помощниками и начальниками участвующих в маневре частей; непременная проверка командирами изменяемых установок прицелов, угломеров, трубок и пр.

13. Старший руководитель по окончании маневра, получив общий доклад начальника отряда о стрельбе и выслушав доклады прочих ответственных исполнителей, делает разбор маневра на основании доложенных сведений и личных наблюдений.

«Наставление для подготовки полевой артиллерии к стрельбе», изданное в 1913 г., было разослано в артиллерийские части за несколько месяцев до начала войны, а общевойсковым начальникам, вероятно, вовсе не было выслано.

При таких условиях, а также ввиду незначительности времени, остававшегося до начала войны, нельзя было достигнуть сколько-нибудь заметных положительных результатов в отношении совместной подготовки артиллерии с другими родами войск.

«Наставление для подготовки полевой артиллерии к стрельбе» было издано ГУГШ лишь после того, как Артком ГАУ, по указанию генинспарта, настоятельно просил ГУГШ обратить внимание на безусловную необходимость более широкого применения двухсторонних [118] маневров с холостыми патронами, при участии всех родов войск.

Отсутствие на групповых артиллерийских стрельбах других войск, в особенности пехоты, неблагоприятно отражалось на тактической и даже технической стороне боевой подготовки артиллерии.

Некоторые командующие войсками военных округов со своей стороны указывали в своих отчетах, представляемых военному министру и царю, на многие отрицательные стороны подготовки армии в артиллерийском отношении.

Так, например, в отчете за последний перед войной 1913 год командующего войсками Варшавского военного округа, в котором боевая подготовка войск стояла вообще выше, чем в других округах, приведены следующие замечания{762}:

1. При совместной боевой стрельбе дивизиона 2-й артиллерийской бригады с пехотой отмечались: неопределенность тактического задания, ход маневра необоснованный, действия маневрирующего отряда являются как бы решенными заблаговременно. В действиях пехоты и артиллерии нет связи для достижения общей цели: каждая производит свою стрельбу самостоятельно, и пехота не могла познать, какого же огневого действия она может ожидать от артиллерии. Батареи заняли позицию в одну линию рядом и могли стрелять строго перед собой или только рассеивать огонь, а не сосредоточивать или охватывать своим огнем части противника{763}; батареи не могли ни подготовить атаку, ни защитить свою пехоту, ни вообще маневрировать своим огнем. Словом, артиллерия не могла бы принять действительного участия в бою. Маневр был проведен без ясно выраженного руководства и по результатам не мог быть поучителен как в тактическом, так и в техническом отношении.

2. В 6- м армейском корпусе при маневрировании артиллерия с другими родами войск замечается отсутствие личной инициативы в ожидании обязательных указаний со стороны начальников отрядов. В тактических занятиях офицеров артиллерии в большинстве случаев нет надлежащего опыта и необходимой постановки.

3. В 6-й пехотной дивизий в наступательном бою связь артиллерии с начальником отряда, а следовательно, и управление огнем хромают, так как на полигонах артиллерии негде научиться держать связь с начальником, находящимся в движении, а на кратковременных подвижных сборах приходится главное внимание уделять пехоте. Артиллеристы неохотно занимают открытые позиции и применять их на практике почти утеряли способность. [119]

4. В 6-й кавалерийской дивизии отсутствие кавалерийских частей при движении, маневрировании и занятии позиций на боевых стрельбах конной артиллерии не дает должной боевой картины, а масштабы времени и пространства являются до крайности условными; вся тактическая часть является не практикой в обучении управлению войсками в бою, а как бы проверкой на словах знания артиллерийскими начальниками Устява полевой службы и знакомства их с уставами других родов войск.

Что же касается специальной подготовки артиллерии по стрельбе, то по этому поводу в приказе командующего войсками Варшавского военного округа от 3 (16) августа 1913 г. за № 193 говорилось: «Вся стрельба велась умело, живо и уверенно, с отличными результатами»{764}.

В приказе командующего войсками Приамурского военного округа от 15 (28) декабря 1913 г. за № 814 говорилось{765}:

«Правильной системы в обучении и подготовке артиллерии не видно, руководство старших начальников (командиров корпусов, начальников дивизий, инспекторов артиллерии, командиров артиллерийских бригад) в большинстве случаев отсутствует. Инспекторы артиллерии корпусов, увлекаясь строевой подготовкой (за что ответственны начальники дивизий), допускали пробелы и недочеты в специальной артиллерийской и технической подготовке».

Артиллерия Приамурского округа, как говорилось в приказе» «не дает уверенности в том, что она может нанести своим огнем действительное поражение противнику при различных условиях обстановки».

В устранение указанных недочетов командующий войсками Приамурского округа, между прочим, приказал: 1) вести занятия строго согласно уставам, наставлениям, инструкциям; 2) стрельбы вести, как это требовалось «Наставлением для подготовки полевой артиллерии к стрельбе», при обстановке, близкой к действительному бою, чтобы каждой стрельбе предшествовал маневр, на стрельбах требовать не только технического, но также главным образом и тактического исполнения, учитывая цель, оьстановку, положение своей пехоты, что почти всегда упускается из вида артиллерией; 3) стрельбы на поражение сообразовывать с тактическим положением своей пехоты и с данной артиллерии задачей, допуская ударный и шрапнельный огонь на предельные дистанции, но для батарей сопровождения пехотьт шрапнельный огонь на дистанции 2130 — 640 м (1000 — 300 саж.) и ближе и в большинстве случаев с позиций открытых или полузакрытых, с минимумом времени для пристрелки.

Из отчета по Иркутскому военному округу можно привести следующие замечания{766}: [120]

Стрельба артиллерии в общем хороша.

В тактическом отношении на произведенной стрельбе с маневрированием замечено много недочетов, как то: боевой участок, указанный для артиллерии начальником отряда, крайне стеснял действия артиллерии, но начальник артиллерии о неудобствах указанного ему участка не доложил старшему начальнику; связь начальника отряда со своей артиллерией отсутствовала, за все время боя начальник отряда не дал своевременно ни одной задачи артиллерии; артиллерийские начальники выезжали на рекогносцировку далеко вперед, не имея прикрытия и не считаясь с расположением своей пехоты, и т. д.

Мысль о необходимости совместного маневрирования и стрельбы артиллерии с другими родами войск недостаточно настойчиво осуществлялась в царской русской армии.

Совместная подготовка артиллерии с другими войсками, во многом зависящая от подготовки в артиллерийском отношении общевойсковых начальников, признавалась незадолго до начала войны совершенно неудовлетворительной. Неоднократно обращалось на это внимание и со стороны инспекции артиллерии и со стороны некоторых войсковых начальников, но высшее командование продолжало оставаться равнодушным к этому важному вопросу боевой подготовки армии и никаких существенных мер со своей стороны не принимало.

Артком ГАУ, по распоряжению генерал-инспектора артиллерии, неоднократно просил ГУГШ ускорить издание официальной инструкции для маневрирования с боевой стрельбой отрядов из всех родов оружия{767}. Лишь в конце марта 1914 г. было утверждено вновь составленное «Наставление для занятий войск во время общего и подвижного сборов», т. е. настолько поздно, что им вовсе не пришлось руководствоваться войскам, так как вместо летних сборов началась война.

Этим наставлением предусматривались: а) показные учения для взаимного ознакомления разных родов войск; б) односторонние и двухсторонние тактические занятия (маневры) подразделений полка, бригады и дивизии с придачей артиллерии; в) односторонние тактические занятия с боевой стрельбой; г) двухсторонние маневры крупными частями войск из всех родов оружия с придачей всякого рода вспомогательных технических средств. Но и в этом наставлении, оставшемся, впрочем, только на бумаге, не предусматривалось командирование частей пехоты и конницы на все артиллерийские сборы для участия в групповых стрельбах с тактическим заданием, на чем в течение нескольких лет многие войсковые начальники, в особенности артиллеристы, тщетно настаивали, и в первую очередь усиленно настаивал генерал-инспектор артиллерии. [121]

В общем, в старой русской армии, несмотря на тяжелый опыт русско-японской войны, почти ничего не было предпринято для крайне необходимого установления прочной органической связи артиллерии с другими родами войск и для взаимного их понимания.

Общность интересов в совместной службе артиллерии с другими войсками, обеспечивающая их взаимодействие в бою, была мало заметна до самого начала первой мировой войны.

Непрочность связи и взаимной поддержки, непрочность взаимодействия артиллерии с другими родами войск давала себя чувствовать в ходе войны, особенно в первый, маневренный ее период, хотя не так сильно, как это случалось в русско-японскую войну. [122]