Развития советского общества

Проблема причин преступности, согласно точке зрения А.Б. Сахарова, «в значительной мере проблема политическая». Поэтому советская криминология всегда находилась в поиске и неоднократно меняла теории, объясняющие детерминанты преступности.

В 20-х годах, на этапе становления новой отрасли знания – советской криминологии, в умах детерминистов преобладала теория факторов: экономических, социальных, технических, моральных, религиозных, культурологических и др., которыми со времен Радищева объясняли детерминированность преступности. Данная теория относится к социологической.

К принятию Сталинской Конституции (1936 г.) партийные идеологи стали провозглашать и ориентировать ученых, что в обществе, строящем социализм (а в перспективе – коммунизм), нет социальных причин преступности, их не может быть по определению. Хотя при этом получалась явная несуразица: преступность, как социальное явление, была, а социальных причин, ее порождающих, не было. Однако этот казус нисколько не смущал идеологов, которые внедряли в сознание масс, а ученых принуждали признавать, что социализм лишен всяких антагонистических противоречий и диспропорций, а следовательно, и причин социальных конфликтов. Условия развития советской действительности, по мнению партийных идеологов, устраняли возможность появления каких бы то ни было объективных социальных причин преступности. Но преступность не только существовала, но и проявляла тенденцию к росту. И когда некоторые ученые обратили внимание на эти факты и стали высказывать противоположное мнение, криминологию как юридическую науку тут же упразднили, а уголовную статистику засекретили.

Однако, это не означало, что данная область знаний вообще не развивалась. Всё равно нужно было обосновывать какими-то причинами преступное поведение отдельных лиц хотя бы в рамках уголовного права. Так к 50-м годам окончательно сложилась концепция пережитков капитализма, которая объясняла причины существования преступности при социализме рудиментами (остатками) буржуазной частнособственнической психологии, проявляющейся во взглядах, привычках, традициях. Живучесть старого в сознании людей объяснялась отставанием сознания человека от общественного бытия.

Тем не менее, эту схему, в которой сознание плетется в обозе, а впереди все дальше и дальше от него удаляется неосознанное общественное бытие, думающему человеку трудно было представить. Получалось, что общественное бытие развивают потусторонние разумные силы. Поэтому эта мифическая теория не нашла широкой поддержки.

В 70-е годы в криминологии появилась другая теория причинности преступности, в основу которой была положена категория диалектического материализма «взаимодействие».

В подтверждение этой теории приводились высказывания Ф. Энгельса о взаимодействии как конечной причине материи. Согласно точке зрения классика, причина суть взаимодействие, т.е. в действительности причина и есть взаимодействие. В физическом реальном мире, по мысли классиков марксизма, все предметы и явления находятся во взаимодействии и тем самым воздействуют друг на друга. «В этом обстоятельстве, – писал Ф. Энгельс, – что … тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга, и это их взаимное воздействие … и есть именно движение»[73]. Из этой мысли формируется окончательный вывод, что «взаимодействие является истинной causa finalis (конечной причиной) вещей»[74].

Главный вывод классика марксизма основан на бездоказательном умозаключении, что неорганические тела материального мира находятся во взаимной связи. Например, представим два тела: бревно и камень, лежащие рядом друг с другом. Кто докажет, что эти два предмета находятся во взаимной связи и воздействуют друг на друга таким образом, что вызывают движение, которое марксизм связывает с непрерывным эволюционным процессом развития материального мира: из неорганической материи – органическая, из органической материи – дух – разум.

Если основополагающее представление всего лишь мысль, идея, не отражающая действительное положение, следовательно, все производные из него выводы также ничтожны.

Кроме того, приведенная мысль Ф. Энгельса вызывает сомнение и в части того, что классик позиционирует взаимодействие как некую конечную причину. Однако причина – это, по мнению классиков марксизма, есть тоже явление, порождающее другое явление. Следовательно, взаимодействие как связь, выражающая зависимость одного явления от другого, по определению не может быть причиной.

Криминологи, представляя новую теорию причин преступности, хотели философской категорией «взаимодействие» обосновать взаимосвязь причины и следствия, которая, по их мнению, «предполагает, что не только причина вызывает следствие, но и следствие по принципу обратной связи воздействует на свою причину»[75].

Наряду с этим диалектический материализм позиционирует следующую мысль, что во всякой целостной системе взаимодействие выступает как такое отношение, в котором причина и следствие постоянно меняются местами[76].

Если преступность, которая, по утверждению криминологов-детерминистов, представляет собой социальную систему, тогда в такой системе причина и следствие должны постоянно меняться местами. То есть преступления занимают место социальных факторов и выполняют их роль, а социальные факторы переходят на место преступлений и становятся следствием преступности. Получался явный абсурд.

Поэтому концепция диалектического взаимодействия причины и следствия в криминологической теории не нашла явной поддержки, а затем была перепрофилирована в теорию взаимодействия личности преступника (причины) и среды (условий). О диалектическом взаимодействии причины и следствия уже больше не упоминалось.

В середине 80-х годов криминологи-детерминисты представили теорию социальных противоречий в качестве причин преступности, которые обнаруживаются как на уровне макросреды, проявляясь в экономической, социальной, культурной, политической сферах, так и на уровне микросреды, возникаемых в конфликтах личности и общества, в частности, с его законами и нормами морали. «Конфликты почти всегда связаны с противоречиями и отражают их»[77].

Но термин «противоречие» (антагонистическое оно или же неантагонистическое – роли не играет) авторы учебника опять же взяли из закона материалистической диалектики единства и борьбы противоположностей. Противоречие – философская категория, выражающая в диалектике внутренний источник движения, принцип эволюционного развития общества и природы.

Криминологи-детерминисты, объясняя причинное развитие преступности категорией «противоречие», находят их в социальной действительности. Однако диалектический материализм однозначно считает, что противоречие – это всегда внутреннее противоречие самой структуры предмета, они необходимы и неотъемлемы от самого предмета.

Следовательно, диалектическая категория «противоречие» присуща каждому конкретному предмету и явлению материальной действительности, в частности, их противоположным сторонам и тенденциям, и является источником развития вещей. Значит, это учение не видело противоречий между отдельными социальными слоями общества, в противном случае, согласно диалектическому закону, возникала бы непримиримая борьба, исходом которой должна была быть победа одной из противоборствующих сторон. А иначе не было бы эволюционного развития неорганической природы.

Однако диалектический материализм поясняет, что причинность и диалектическое противоречие – два самостоятельных вида закономерностей. Диалектическое противоречие есть источник самодвижения и саморазвития материи, преобразования ее в иное качественное состояние. Причинность же связана с порождением следствия в силу диалектического взаимодействия причины и условий, в результате которого рождается новое явление.

В этой связи следует логический вывод: диалектическим противоречием обосновать рождение нового явления невозможно, потому что оно – не причина, а является источником саморазвития уже причинно обусловленных явлений.

Таким образом, диалектический материализм, по сути, отвергает теорию социальных противоречий, детерминирующих преступность. Можно сказать, что и эта концепция причин преступности, представленная криминологами-детерминистами, явно надуманная.

Заканчивая анализ рассмотренных концепций, объясняющих причинность преступности, следует отметить, что советские криминологи так и не смогли окончательно определиться с решением этой проблемы. Ни одна из этих теорий не выдерживает критики. Потому что за основу каждой теории криминологи брали положения из диалектического материализма, которые не совсем понятны для них самих. В этих теориях нет места свободному, независимому от внешнего объективного причинения, поведению личности индивида. Подгоняя преступность и конкретное преступление под действие объективных социальных причин, криминологи-детерминисты даже не допускают мысли, что преступность категория всё же психическая, нравственная, а не социальная. Поэтому ее причины лежат в другой области – субъективной. Следовательно, пока в криминологии будет главенствовать методология диалектического и исторического материализма, ориентирующая криминологов на поиски причин преступности во внешней среде, до тех пор будут появляться новые, но все более абсурдные теории причинности преступности.