Вопрос 1. Понятие и сущность преступности

 

Преступность – извечная проблема человечества, результат порочной натуры человека. Она как совокупность зарегистрированных противоправных действий и выявленных лиц, совершивших эти преступные деяния, является составной частью любого общества не зависимо от социально-экономических отношений, политического устройства и идеологических установок. Ибо любые преступления (имеются в виду и умышленные, и неосторожные) напрямую связаны с психикой человека.

Многие выдающиеся мыслители прошлого, анализируя различные проблемы, характеризующие общество, его организацию, взаимоотношения и поведение людей, уделяли соответствующее внимание и преступности, порой высказывая весьма глубокие мысли и соображения о ее происхождении, причинах, путях и средствах борьбы с ней. Например, философы-просветители Западной Европы (Ш. Монтескье, Ф. Вольтер, Ч. Беккариа, Ж.-Ж. Руссо) рассматривали преступность как поступки людей, абсолютно свободных от каких-либо внешних влияний, не связывая такое поведение с социальным детерминизмом, как это принято в советской и постсоветской криминологии. В основе преступного поведения они видели порочность человеческой натуры, сдерживать которую призваны законы. В этой связи приведу слова Ж.-Ж. Руссо: «Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать»[37].

В то же время нужно подчеркнуть, что представления о преступности и ее причинах всегда отражали более общие, устоявшиеся мировоззренческие взгляды и политические идеи своего времени, которые менялись в связи со сменой социально-экономической формации и обслуживающей ее идеологии. Этот факт подтверждается требованием к науке, которое предъявляла КПСС. В частности, партия конкретно призывала «доискиваться до социальных причин», порождающих антиподы коммунистической морали[38]. Уже в этом требовании видна его несуразность. Ведь мораль – категория нравственная, духовная, поэтому социальные причины здесь ни при чем. В связи с ориентацией на это указание, на социальный детерминизм, дефиниции преступности мало чем отличались друг от друга.

Расхожим понятием преступности в советской криминологии было следующее: «преступность – это возникшее в эксплуататорских общественно-экономических формациях классово-обусловленное, исторически преходящее, изменяющееся, носящее антагонистический характер социально-правовое явление, включающее в себя совокупность всех преступлений, совершаемых в данном обществе и в данный период, и характеризующееся количественными (динамика, состояние) и качественными (структура, характер) показателями»[39].

Приведенная дефиниция утверждает, что преступность порождена (детерминирована) классовым антагонизмом и, естественно, отомрет (ведь она преходящая), как только исчезнет основная ее причина – эксплуатация капиталистами трудящихся масс, которая и вызывает пресловутый антагонизм. Но буквально через семь лет один из авторов этого учебника И.И. Карпец откровенно признал идеологическую подоплеку этого утверждения и сказал, что преступность есть явление, присущее любой социально-экономической и политической системе[40].

Получается, что преступность не порождена эксплуатацией и классовым антагонизмом. В действительности она вне политики и идеологии, вне социально-экономических отношений. А это значит, что преступность обусловлена именно внутренними страстями и пороками самих людей и в этой связи имеет надгосударственный и надсоциальный характер.

Таким образом, известный ученый И.И. Карпец косвенно признал несостоятельность идеологической догмы советской криминологии, что преступность – детище буржуазного общества, неотъемлемое свойство классового антагонизма. Тем не менее, подобная точка зрения долгое время тяготела над умами криминологов и тем самым тормозила развитие иных взглядов, касающихся познания истинных источников преступности.

Разумеется, мало-мальски разбирающиеся в этом люди понимают, что общественный строй с его экономическими отношениями определяющей роли в генезисе преступности не играет. Что так называемая эксплуатация трудящихся ускоряющей доминантой для преступности не является. Потому что эксплуатация есть присвоение прибыли (или труда) непосредственных производителей. Присваивает прибыль всегда собственник этих средств производства. Поэтому, какая разница капиталист ли это, или олигарх, или государство присваивает прибыль, все равно получается, что «эксплуатация» – неотъемлемая часть производства. Ведь государству необходимы средства, чтобы содержать армию, полицию, оплачивать труд бюджетников, возмещать социальные льготы и т.д. Например, такие компании как Газпром, Роснефть в казну государства отчисляют миллиардные налоги.

Я не стану сейчас проводить параллели между бывшим социализмом и нынешним капитализмом, такой анализ – не моя прерогатива. Однако, отмечу один непреложный факт, что не может быть никакого равенства при распределении материальных благ. И не только потому, что разный труд оценивается тоже по-разному, а еще и потому, что все мы очень и очень отличаемся друг от друга и по способностям, и по талантам, и по отношению к труду, и по физическим возможностям, и даже по степени желания владеть теми или иными средствами производства. Поэтому естественное материальное неравенство не может быть причиной преступности, а вот зависть может. Следовательно, источником преступности может быть только человек.

Нужно отметить, что в это время западные криминологи совсем по-иному трактовали преступность. Они говорили и говорят, что преступность есть совокупность психологических явлений, порождаемых чисто психологическими причинами; преступность есть разновидность душевных болезней; преступность – разновидность нравственного помешательства; преступность, как и грех – нормальное явление в обществе; преступность – это явление столь же естественное, как зачатие, рождение и смерть[41].

Можно было бы привести еще ряд схожих определений преступности, однако полагаю, что и этого достаточно, чтобы заметить отличие в подходе к определению преступности советскими криминологами от западных коллег.

Об естественности преступности говорил и американский социолог французского происхождения Э. Дюркгейм. Это ему принадлежат слова, что преступность есть элемент любого здорового общества. Следовательно, он рассматривал общество как некий социальный организм, подверженный всякого рода болезням: алкоголизму, наркомании, проституции и, конечно, различным видам преступлений. То есть Дюркгейм полагал, что преступность – болезнь общества, но не человека.

Однако это не так. Заражают общество преступностью только конкретные люди; это человек является распространителем криминального вируса. В этой связи я хочу подчеркнуть некорректность вывода А.И. Долговой, что общество есть единый, общий детерминант преступности. Наоборот, общество – сдерживающий фактор преступности.

Принципиальным отличием точки зрения на преступность советской криминологии от западной является сам подход к объяснению ее сущности. Если в первом случае всё сводится к эксплуататорскому обществу, к его классовому антагонизму и исторической изменчивости и временности, с намеком на то, что в бесклассовом коммунистическом обществе для преступности как бы и нет места, то во втором подходе западные ученые связывают преступность с самим человеком, с его психикой, нравственным состоянием и определяют преступность как совокупность психических явлений, а не социальных.

Объявляя сущность преступности социальной, а не психической, криминологи-детерминисты делали соответствующий вывод, что преобразуя общественные отношения, с нею можно окончательно покончить. Теперь, когда они признали преступность естественной частью любой без исключения социально-экономической формации, стали говорить, что, преобразуя социальные отношения, можно значительно ее сократить.

Логика подобных лукавых утверждений основывается на ложной догме, что преступность – социальное явление, детерминированное негативными социальными факторами, устранение которых непременно скажется и на ее состоянии и структуре.

Однако криминологи-детерминисты не учитывают главного – самого производителя преступности – человека, являющегося единственным продуцентом этого так называемого явления. Кроме того, они должны иметь в виду очевидный факт, что социальные условия преобразует сам человек; вернее, определяет курс их изменений определенная часть общества, часто, к сожалению, не лучшая его часть. Поэтому изменения экономических, социальных, политических, идеологических и прочих условий жизни общества не означает, что они всегда приводят к лучшему.

Сегодняшняя криминология утверждает, что преступность есть относительно массовое, исторически изменчивое, социально-правовое, антиобщественное явление, слагающееся из совокупности действий, запрещенных уголовным законом (преступлений), совершаемых в данном государстве в тот или иной период времени [42]. Данная дефиниция преступности существенно отличается от предыдущей: в ней нет утверждений о ее классовой, антагонистической обусловленности и преходящем характере.

Тем не менее рассмотрим это определение преступности повнимательнее.

Преступность как и прежде объявлена явлением и в то же время рассматривается как совокупность действий. В данном определении авторы позволили себе объединить в одно умозаключение два разных подхода, взгляда: абстрактный и реальный, воображаемый и действительный. А этого делать нельзя и вот почему.

Мыслительный образ преступности по сути метафизический, т.е. абстрактный, отвлеченный от реальности, и любое такое понятие сформулировано априори, заранее. Познание преступности, ее реальных фактов, событий в основном достигается чувственным восприятием. Этим я хочу сказать, что абстрактное, отвлеченное от реальности умозаключение, что преступность есть явление, анализу и познанию не подлежит, ибо это определение преступности сформулировано на воображении, поэтому можно сказать, что оно является одним из домыслов криминологов-детерминистов.

В этой связи проанализируем сам термин «явление», которым обозначена совокупность противоправных действий.

Словарь русского языка С.И. Ожегова трактует это слово как отдельное событие, единичный случай, но не совокупность событий.

В философском смысле явление также обозначено в единственном числе как объект, предстающий перед познающим субъектом. Совокупность преступлений в качестве единичного объекта предстать перед криминологом-исследователем не может.

И с точки зрения теории познания «явление» есть свидетельство наличия чего-то другого. Например, болезнь являет себя чем-то ее определяющим и проявляющим. Это, к примеру, может быть высокая температура, насморк, чиханье или боли горла. Каждая болезнь являет себя по-своему. Так же и отдельное преступление являет себя по-особому, отличаясь непохожестью от других преступлений.

Кроме того, называть преступность термином «явление» некорректно и с позиции материалистической диалектики, являющейся методологией и постсоветской криминологии. Диалектический материализм объясняет, что «явление» есть совокупность многообразных внешних, непосредственно открытых чувствам (т.е. опыту) свойств и отношений предмета [43], но не совокупности предметов.

 

В следствие чего трудно согласиться с таким определением преступности, потому что в нем теория противопоставлена практике, абстрактное суждение – опыту. А опыт свидетельствует, что преступность – собирательный термин, которым обозначается совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших. В этой связи преступность, состоящая из реальных преступлений, исследуемых криминологами, можно лишь с определенной долей условности представлять в образе явления. Но так как этот образ является субъективным продуктом мыслительной деятельности человека, следовательно, к воображаемому не применимы ни философские категории, ни законы материалистической диалектики.

А теперь проанализируем ее сущность. Действительно ли преступность категория социальная, а не психическая и даже не криминологическая?

Если признать сущность преступности социальной, тогда получается, что преступность возникла с объединением людей в общество и только с его упразднением исчезнет и сама преступность как социальное явление. Но подобное легкомысленное понимание преступности, как было отмечено в первой лекции, уводит криминологию от истинного ее продуцента – человека. Человек совершает свои действия, которые всегда детерминированы психикой, поэтому разговор должен вестись о психических побудительных причинах, обусловливающих поведение, в т.ч. и преступное. А что касается общества, то ему принадлежит великая миссия – контролировать и сдерживать преступность.

В зависимости от направленности психических процессов различают: мыслительную деятельность; умственную (творческую) деятельность (что еще раз доказывает, что преступная деятельность не относится к рациональной, ее можно назвать только иррациональной); моторная (двигательная) деятельность, без которой нет и трудовой деятельности; волевая деятельность, связанная с «борьбой мотивов». Каждый из названных видов деятельности проходит через сознание, т.е. осознается, после чего приобретает личностный смысл.

Таким образом, в криминальном действии могут присутствовать все, кроме рациональной, виды деятельности. И если они совершаются в социальной среде, этот факт вовсе не означает, что эти действия социальны. Социальный мир – это прежде всего общество, а свои действия человек совершает и в космосе, и в океанических глубинах, т.е. в других мирах. Но мы не называем эти действия космическими или океаническими, все равно они остаются психическими.

 

Подытоживая сказанное, преступность можно определить как с практической стороны, так и с теоретической. В первом значении преступность есть совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших на данной территории за конкретный период времени. Как видим, преступность в таком понимании предстает реальным образованием, состоящим из совокупности произошедших событий, произведенных действиями конкретных лиц. Следовательно, этим криминологическим термином мы объединили в единое понятие и преступные действия, и выявленных лиц, их совершивших, потому что именно люди (а не объективные диалектические законы) являются продуцентами всех событий на земле.

Теоретическое определение также основано на понимании, что без индивидуумов, без единственного источника преступности – личности преступников говорить и рассуждать о ней нет никакого смысла. В этой связи можно сказать, что преступность есть результат проявления людьми своих порочных страстей, которыми продуцируются противоправные действия и поступки. Из этого следует, что преступность – категория психическая (нравственная), а не социальная. А в отношении уголовного деяния можно сказать, что каждое преступление представляет собой индивидуальное психопатологическое явление.