Образование и разбитие СССР 10 страница

207

ми, волостями, районами» и уже в текущем году достигнуты «решаю­щие успехи в деле хлебозаготовок», «рухнули, рассеялись в прах» ут­верждения «правых» о невозможности массовой коллективизации.

Пленум ЦК (10—J7 ноября 1929), обсудивший итоги и дальней­шие задачи колхозного строительства, подчеркнул в резолюции, что произошедший перелом в отношении крестьянства к коллективиза­ции «в предстоящую посевную кампанию должен стать исходным пунк­том нового движения вперед в подъеме бедняцко-середняцкого хо­зяйства и в социалистической перестройке деревни». Это был призыв к немедленной сплошной коллективизации.

В разгар работы пленума, 12 ноября лидеры «правых» обратились к членам ЦК и ЦКК с предостерегающим заявлением. Они, признавая успехи советской экономики за истекший год, когда были получены «рекордные цифры по промышленности и развитию коллективных форм земледелия», предупреждали, что отказ от проторенной уже дороги нэпа и возрождение идеалов «военного коммунизма» приведут к кризису в сельском хозяйстве, а изменения в аграрной политике неблагоприятно скажутся на снабжении больших городов продовольствием. Ответная резолюция была суровой: «Бухарина, как застрельщика и руководите­ля правых уклонистов, вывести из состава Политбюро». Пропаганда взглядов «правого» оппортунизма и примиренчества с ним была при­знана несовместимой с пребыванием в рядах партии.

Резолюция подействовала отрезвляюще. 26 ноября лидеры «пра­вых» решили, казалось бы, окончательно прекратить борьбу и сдать все свои позиции. В опубликованном от имени Томского, Бухарина и Рыкова в «Правде» заявлении говорилось: «В течение последних полу­тора лет между нами и большинством ЦК ВКП(б) были разногласия по ряду политических и тактических вопросов... Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК... Признавая свои ошибки, мы со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы вместе со всей партией повести решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии, и прежде всего против правого уклона и примиренчества с тем, чтобы преодолеть любые трудности и обеспечить полную и скорейшую победу социали­стического строительства». В последующие дни один за другим заяви­ли о своем отходе от оппозиции и члены «бухаринской школы» — представители советской интеллигенции, занимавшие руководящие посты в центральных и местных идеологических учреждениях, плано­вых и хозяйственных органах.

Таким образом, в ноябре 1929 г. Центральным Комитетом была дана установка местным партийным и советским органам развернуть сплошную коллективизацию не только селений и округов, но и обла­стей. Для оказания помоши в организации колхозов было решено на­править в деревню не менее 25 тыс. передовых рабочих. Один из них

208

ярко изображен в романе М. Шолохова «Поднятая целина» в образе Семена Давыдова.

В речи на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г. Сталин сформулировал задачу ликвидировать класс кулачества как необходимое условие развития колхозов и совхозов. «Большим скач­ком» в развитии, новой «революцией сверху» предполагалось разом покончить со всеми социально-экономическими проблемами, корен­ным образом сломать и перестроить сложившийся хозяйственный ук­лад и народно-хозяйственные пропорции. Революционное нетерпе­ние, энтузиазм масс, настроения штурмовщины, в определенной мере присущие русскому национальному характеру, цинично эксплуати­ровались высшими руководителями страны. В управлении экономикой возобладали административные рычаги, обесценивалась материаль­ная заинтересованность работников в лучших результатах труда. Конец 1929 г., названного годом «великого перелома», по существу стал за­вершением периода нэпа в истории страны.

Декабрь 1929 г. был отмечен празднованием 50-летия Сталина. Ген­сек, приведший своих сторонников к победе в борьбе с политически­ми оппонентами, утверждался в их глазах и мнении всех соотечествен­ников бесспорным вождем ВКП(б) и Коминтерна, живым символом «социалистического наступления по всему фронту», непогрешимым проводником генеральной линии партии, лучшим выразителем заве­тов Ленина. Культ личности, ярко проявлявшийся и на предыдущих этапах советской истории в отношении Ленина (в партии), Троцкого (в армейских кругах), Зиновьева (в Ленинграде), к концу 20-х годов был сосредоточен на фигуре Сталина. Празднование юбилея показа­ло, что началось целенаправленное формирование культа его личнос­ти, неотделимого от достижений и побед, поражений и трагедий со­ветского народа в последующую четверть века.

Можно было предполагать, что с разгромом «правых» инакомыс­лие надолго уйдет из партии. Однако этого не произошло. С первыми трудностями и массовым недовольством крестьян во время форсиро­ванной коллективизации Бухарин в завуалированной форме стал вновь выражать сомнение в том, что это продуманное продолжение нэпа. А когда Сталин в статье «Головокружение от успехов» (Правда. 1930. 2 марта) отмежевался от экстремистов, допускавших «перегибы» в деревне, Бухарин немедленно (7 марта) опубликовал памфлет «Фи­нансовый капитал в мантии "папы"». В нем иронически повествуется о том, как наместник Христа на земле пустил людей по миру, а затем попытался переложить ответственность за это на других. Намек был довольно прозрачен и соответствующим образом понят не только чи­тателями «Правды», он, естественно, не мог остаться без последствий.

XVI съезд партии (26 июня — 13 июля 1930), вошедший в исто­рию как съезд развернутого наступления социализма по всему фрон­ту, призвал «добиться действительного выполнения пятилетки в че-

209

тыре года». Выступая на съезде, Сталин не преминул показать превос­ходство партийной политики над «крохоборнической мудростью троц­кистов», которые «с точки зрения темпов, являются самыми крайни­ми минималистами и самыми поганенькими капитулянтами». Он ут­верждал, что пятилетка в некоторых отраслях может быть выполнена даже за 1,5-2 года. По заявлениям Сталина, ежегодное производство чугуна в конце пятилетки может и должно быть поднято до 17 млн т (в отличие от 10, намеченных планом), тракторов — до 170 тыс. штук (вместо 53 тыс.), автомобилей — до 200 тыс. штук (при запланирован­ных 100 тыс.). Все это позволяло с полным основанием воспринимать сталинскую политику как трансформацию известных идей Троцкого о «сверхиндустриализации».

«Правые уклонисты» на съезде вновь обвинялись за предложения снизить темпы индустриализации. В этой связи Сталин сказал: «Люди, болтающие о необходимости снижения темпов развития нашей про­мышленности, являются врагами социализма, агентами наших вра­гов». Сущность «правого уклона», пытающегося использовать трудно­сти колхозного движения для дискредитации линии партии, была оп­ределена как кулацкая. К этому были добавлены обвинения «правых» в террористических намерениях «насильственно изменить состав ЦК». Накануне съезда на Политбюро обсуждались «сходки» на квартире старого партийца Козелева, где велись такие разговоры. Микоян пред­лагал расстрелять его, но Сталин считал достаточным ограничиться исключением из партии.

В октябре 1930 г. Сталин упрекнул в проповеди терроризма самого Бухарина. Тот, потрясенный, писал ему от 14 октября: «Я считаю твои обвинения чудовищной, безумной клеветой, дикой и в конеч­ном счете неумной». Этим, в отчаянии продолжал он, «ты меня не напугаешь и не запугаешь», но провокация, «на которой ты строишь свою политику... до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меля физически так же успешно, как ты уничтожаешь меня политически»,

В результате идеологической борьбы, обострившейся из-за опасе­ний возникновения единого оппозиционного «право-троцкистскоп» фронта, Сталин и его сторонники одержали верх над «правыми у нистами», обвиненными в пособничестве буржуазии и насажден капитализма в деревне. Победа закреплялась вытеснением оппозиц" неров из руководящих партийных и государственных структур. Бу рин утратил пост члена Политбюро в ноябре 1929 г., Томский. в июле, а Рыков в декабре 1930 г. Занимаемый Рыковым пост Преде дателя СНК СССР был передан Молотову.

В ноябре 1930 г. из числа кандидатов в члены Политбюро выведе С. И. Сырцов, сменивший в 1929 г. Рыкова на посту Председателя правительства РСФСР. В августе 1930 г., в связи с трудностями со снабжением. Сырцов направил в парторганизации письмо с назва­нием «Что-то надо делать?». В нем предлагалось снизить темпы кол-

210

лективизации, открыть колхозам и совхозам свободный доступ на ры­нок, ослабить плановое регулирование. Письмо было расценено как «право-левацкая растерянность» (Каганович), «клевета» и «попытка создать новую оппозиционную группировку» (Сталин). В декабре 1930 г. Сырцов и солидаризировавшийся с ним первый секретарь Закавказ­ского крайкома ВКП(б) В. В. Ломинадзе были осуждены комиссией ЦК и ЦКК как организаторы блока, «платформа которого совпадает с взглядами "правого уклона"». (Выдвинутый на пост Председателя СНК РСФСР Д. Е. Сулимов позднее, в июне 1937 г., также утратил место среди членов ЦК партии и был репрессирован.)

Места «вычищенных» из Политбюро оппозиционеров занимали приверженцы сталинской линии на осуществление революции сверху. 13 июля 1930 г. новыми членами Политбюро стали Л. М. Каганович, С. М. Киров и С. В. Косиор (первый секретарь ЦК КЩб) Украины с июля 1928), 12 декабря — Г. К. Орджоникидзе. С исключением Рыкова из Политбюро в составе этого органа из числа входивших в него при Ленине оставался только Сталин. Таким образом, коллективное руко-лодство, возглавлявшее партию и государство в первые годы после смерти Ленина, к концу 1930 г. было разрушено до основания и по существу заменено режимом личной власти Сталина.

Утверждение этого режима и его эволюция в дальнейшем уже не приводили к появлению на политическом небосклоне новых ярких ансзд и сколько-нибудь значительных оппозиционных групп. Можно сказать, что последующая история сталинского режима сопровожда­лись арьергардными боями местного значения и зачистками полити­ческого поприща от довольно многочисленных приверженцев и эпи­гонов Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. По числу жертв бои, И силу особенностей личных качеств Сталина (главным образом лег­кости, с которой он прибегал к насилию для подавления несогласных с его политической линией, не останавливаясь перед уничтожением действительных и мнимых противников режима), многократно пре-осходили жертвы 20-х годов. В идейном плане антисталинисты чаще сего не могли простить ему «измены» идее мировой революции и ругих утраченных альтернатив исторического развития, которые могли ыть более успешными в сравнении со сталинской альтернативой. Например, в 1932 г. ряд членов партии попытались создать орга­низацию и развернуть антисталинскую пропаганду. Идейным вдохно­вителем протеста стал М. Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома партии Москвы в 1924—1928 гг., кандидат в члены ЦК в 1927—1930 гг., исключенный из партии в сентябре 1930 г. с формули­ровкой: за «предательско-двурушническое поведение в отношении 1шртии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистиче-ских взглядов». Пытаясь защититься, Рютин писал в ЦКК, что он непствительно «допустил отступление от линии в вопросе о темпах и оценке положения в деревне», но «Сталин напрасно ошельмовал меня

211

и вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны». На такой оригинальный способ защиты был дан не менее оригинальный ответ: Рютин был арестован и подвергнут новым доп­росам. Освободившись в январе 1931 г., он стал размышлять о причи­нах деградации советского общества и вскоре вместе со старыми боль­шевиками В. Н. Каюровым и М. С. Ивановым пришел к выводу, что без свержения сталинской тирании не обойтись.

К марту 1932 г. М. Н. Рютин подготовил два документа. В обраще­нии «Ко всем членам ВКП(б)», в частности, говорилось: «Авантюри­стические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосиль­ные открытые и замаскированные налоги, инфляция, рост иен и паде­ние стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помо­щью невероятных насилий, террора... привели всю страну к глубочай­шему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах... Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

В другом документе — «Сталин и кризис пролетарской диктату­ры» — политика генсека бичевалась как изменническая по отношению к международному социализму, начиная с Брестского мира: «Ленин подходил к вопросу о Брестском мире как большевик-интернациона­лист, Сталин же — как национал-большевик. Для Ленина Брестский мир был средством задержаться до появления общей социалистической революции, ибо "на Западе есть массовое движение, но революция там еще не началась". С точки же зрения Сталина, "революционного движе­ния на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться". Ленин страстно верил в революционное дви­жение на Западе и видел его, Сталин не верил в него».

Рютин говорил также о «сотнях и тысячах стопроцентных стали цев», которые, с его точки зрения, представляли «законченный ти оппортунистов», но «сумели приспособиться» к режиму. Среди ни пофамильно назывались, что походило на донос, С. М. Киров — «быв­ший кадет»; Г. Ф. Гринько (нарком финансов СССР в 1930-1937 гг.) и Н. Н, Попов (член редколлегии «Правды», затем секретарь ЦК КП(б) Украины) — «бывшие меньшевики»; В. И. Межлаук (первый зам. прел седателя Госплана СССР) — «бывший кадет, потом меньшевик-. А. П. Серебровский (зам. наркома тяжелой промышленности) — «бьш ший верный слуга капиталистов».

Документы не получили широкого распространения, так как opi;i низация, получившая 21 августа название «Союз марксистов-лении цев», была разгромлена в самом зародыше. 14 сентября члены партии Н. К, Кузьмин и Н. А. Стороженко передали в ЦК заявление о том, что ими получено для ознакомления от Каюрова обращение «Ко всем членам ВКП(б)». Текст прилагался. На следующий день члены «право-

212

левацкого» союза были арестованы. К этому времени с документами ознакомились Зиновьев, Каменев, Угланов, ряд членов вскоре также разгромленной «бухаринской школы» (Д. П. Марецкий, П. Г. Петров­ский, А. Н. Слепков, Я. Э. Стэн и др.). Создатели «Союза марксистов-ленинцев» и все, кто имел какое-либо отношение к деятельности или документам этой организации, были привлечены к уголовной ответ­ственности с назначением различных мер наказания. Всего таких ока­залось 30 человек. В октябре 1932 г. отправились в ссылку Зиновьев и Каменев — только за то, что знали о документах и не сообщили о них в ЦКК, как этого требовала партийная этика.

В октябре 1932 г. были арестованы также 38 участников «группы Слепкова и других» («бухаринская школа»), В качестве конкретных обвинений ее участников выдвигались два факта: проведение конфе­ренции в августе 1932 г. на квартире В. Н. Астрова (в ходатайстве о реабилитации в 1988 г. он утверждал, что это была просто встреча бывших однокашников по Институту красной профессуры) и подго­товка террористических актов против руководителей партии и прави­тельства. В апреле 1933 г. 34 человека из «школы» были осуждены на различные сроки лишения свободы по обвинениям в «контрреволю­ционной организации правых, ставившей своей целью активную борьбу с Советской властью и восстановление капиталистического строя в СССР» и проведении «активной контрреволюционной деятельности и контрреволюционной агитации». Некоторые обвинялись к тому же как сторонники террора против руководства.

К концу 1932 г. в списке «контрреволюционных заговорщиков» оказались (по заявлению руководителя Комакадемии, старого друга Бухарина по московскому подполью и эмиграции М. А. Савельева) известные участники Гражданской войны В. Н. Толмачев и Н. Б. Эйс-монт, входившие до 1927 г. в объединенную троцкистско-зиновьев-скую оппозицию. Первый в 1932 г. был начальником Главдортранса С'НК РСФСР и членом экономсовета РСФСР, второй — наркомом снабжения РСФСР. «Преступным» оказался разговор на вечеринке 7 ноября 1932 г. на квартире Эйсмонта, в котором Толмачев заявил о необходимости «убрать Сталина», а согласившийся с этим Эйсмонт предложил своему близкому знакомому Н. В. Никольскому «самооп­ределиться и высказать свое мнение относительно своего участия в лом деле». Как сообщал Савельев со слов Никольского, последний, оценивая свой разговор с Эйсмонтом, высказал предположение о на­личии сформировавшейся «правой» антипартийной группы, куда вхо­дили Эйсмонт, Толмачев и А. П. Смирнов (председатель Всесоюзного совета по делам коммунального хозяйства ЦИК СССР, член Прези­диума ВСНХ СССР, член ЦК, в 1928-1930 гг. секретарь ЦК партии).

24 ноября 1932 г. последовало решение Президиума ЦКК; за учас-ше в антипартийной группировке, попытку привлечь в эту группи­ровку других лиц, распространение клеветнических обвинений про-

213

тив руководящего состава ЦК партии, лживые показания в ЦКК — исключить Эйсмонта из рядов ВКП(б); дальнейшее ведение его дела передать ОГПУ. 25 ноября аналогичное решение было принято по делу Толмачева. Поведение Смирнова было предметом разбирательств на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, в ко­миссиях ЦКК.

Обвиняемые категорически отрицали намерение «убрать Стали­на». Тем не менее январский (1933) объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) своим постановлением обвинил группу Смирнова, Эйсмон­та и Толмачева в самых тяжких грехах и потребовал, чтобы члены ЦК Томский, Рыков и кандидат в члены ЦК Шмидт, якобы поощрявшие антипартийную деятельность группы, коренным образом изменили свое поведение. Результатом всего этого стало заключение Толмачева и Эйсмонта в спецлагерь сроком на три года. Смирнов был исключен из членов ЦК, но оставлен в рядах партии и предупрежден, что если своей работой в дальнейшем не заслужит доверия партии, то будет исключен из ее рядов.

Под впечатлением событий рубежа 1932-1933 гг. речь Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (7-12 января 1933) была довольно резкой. Он вновь заявил, что по мере успехов социализма классовая борьба будет обостряться и «на этой почве могут ожить и зашевелиться разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контрреволюционных элемента» из троцкистов и правых уклонистов».

Однако в отношении к главным лидерам оппозиционеров в насту­пившем году «обострения» не наблюдалось. Напротив, Зиновьев, ис­ключенный из партии в октябре 1932 г. по делу «Союза марксистов-ленинцев» и отправленный ссыльным в Кустанай, в декабре 1933 г. решением ЦКК был вторично восстановлен в партии, избран членом правления Центросоюза, позднее включен в редколлегию журнала «Большевик». Каменев, исключенный из партии в 1932 г. одновремен­но с Зиновьевым и приговоренный к трем годам ссылки (отбывал се в Минусинске), в декабре 1933 г. тоже был прощен и возвращен и партийные ряды, назначен директором издательства «Academia», по­зднее стал директором Института мировой литературы АН СССР. Изгнанный из Политбюро Бухарин вскоре был избран академиком АН СССР, оставался членом ЦК (после XVII съезда — кандидатом и члены) и членом ЦИК СССР, начальником Научно-технического управления и членом Президиума ВСНХ, работал в наркомате тяже­лой промышленности. 27 февраля 1934 г. он был назначен ответствен­ным редактором советского правительственного официоза — газеты «Известия». Томский, пониженный в партийном статусе с члена По литбюро до кандидата в члены ЦК партии, с 1932 по 1936 г. заведовал Объединенным государственным издательством.

214

XVII съезд партии, проходивший 26 января — 10 февраля 1934 г., долгое время фигурировал в истории как съезд победителей. Он отме­тил победу на фронте социалистического строительства в результате успешного выполнения первого пятилетнего плана и утвердил резо­люцию «О втором пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР (1933-1937 гг.)», задачи которого были — окончательная лик­видация капиталистических элементов и завершение технической ре­конструкции народного хозяйства. Съезд провозгласил полный идей­ный разгром всех фракционных и оппозиционных группировок, а в докладе Сталина говорилось: «Разбита и рассеяна антиленинская группа правых уклонистов. Ее организаторы давно уже отреклись от своих взглядов и теперь всячески стараются загладить свои грехи... Разбиты и рассеяны наиионал-уклонистские группировки. Их организаторы либо окончательно спаялись с интервенционистской эмиграцией, либо принесли повинную.,. Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленин­скими группировками, а на XVI съезде — добивать последних привер­женцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого. Все видят, что линия партии победила. Победила политика индустриализации... Победила политика ликвида­ции и сплошной коллективизации... Очевидно, что все эти успехи и, прежде всего, победа пятилетки деморализовали и разбили в прах все и всякие антиленинские группировки».

Однако к концу съезда благодушие выветрилось. Несмотря на клят­вы верности вождю и отповеди оппозиционерам, самобичевание и льстивые речи бывших «левых» и «правых» уклонистов (Каменев при­зывал «всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию» авторитета Сталина, Бухарин величал его фельдмарша­лом пролетарских сил), были признаки и того, что новая «оппози­ция» вызревает в ходе самого съезда. Некоторые делегаты, чувствовав­шие надвигающуюся на них угрозу, собираясь в гостиничных номерах и на частных квартирах, обсуждали кандидатуры на пост генерально­го секретаря.

Участники событий (в том числе А. В. Снегов, в 1934 г. секретарь Иркутского горкома партии; старый большевик Л. С. Шаумян, сын легендарного Степана Шаумяна; Наполеон Андреасян, возглавляв­ший одну из счетных подкомиссий на съезде; О. Г. Шатуновская, в 1934 г. парторг МК и МГК, репрессированная позднее за принадлеж­ность к троцкистской организации и ставшая после реабилитации одним из самых деятельных разоблачителей сталинских преступлений ii 1955—1962 гг. — в ранге ответственного контролера и члена КПК мри ЦК КПСС) рассказывали, что на роль генсека на XVII съезде партии «примерялись» кандидатуры Г. К. Орджоникидзе, Я. Э. Рудзута-ка, И. М. Варейкиса и чаше всего — С. М. Кирова. Известно, что К депутатов во главе с секретарем Северо-Кавказского крайкома

215

Б. П. Шеболдаевым приглашали его на совещание и предлагали вы­двинуть на пост генсека. Но он не просто отказался, а сообщил об этом предложении Сталину. И это имело трагические последствия.

10 февраля 1934 г. пленум ЦК ВКП(б), избранный XV11 съездом партии, сформировал Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК. В По­литбюро вошли: Андреев (нарком путей сообщения СССР), Вороши­лов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев (зампред СНК, | председатель Комиссии советского контроля), Молотов, Орджони­кидзе, Сталин. Секретариат ЦК образован в составе Жданова, Кага­новича, Кирова и Сталина. С этого времени и вплоть до апреля 1966 г. должности генерального секретаря в ЦК партии не было. До появле­ния в ЦК должности первого секретаря (сентябрь 1953) формально все секретари ЦК были равноправны. Можно сказать, Сталин с 1934 г. сохранял «неформальное» лидерство в партии, фактически выполняя функции генсека.

1934 год вошел в историю не столько как год XVII съезда партии, сколько как год убийства Кирова и начала широкомасштабных реп­рессий против участников бывших оппозиций. Киров был одним из | самых последовательных сторонников Сталина. С января 1926 г. и вплоть до убийства он был первым секретарем Ленинградского обкома и гор­кома партии, неустанно очишая этот город от зиновьевцев. В октябре 1926 г. на пленуме ЦК Киров предложил вывести из состава Полит­бюро Троцкого и Каменева, а сам был избран кандидатом в члены | Политбюро. В 1930 г. он стал полноправным членом Политбюро, а с февраля 1934 г. вдобавок еще и секретарем ЦК партии.

Казалось, ничто не предвещало его устранения. Накануне XVII съезда партии, 17 января 1934 г., Киров выступил на объеди-, ненной V областной и III городской Ленинградской конференции с «культовым» докладом «Сталин — великий организатор побед рабо­чего класса». С конца июля по август отдыхал в Сочи вместе со Стали­ным и с Ждановым. С 3 по 30 сентября был в командировке в Казах­стане. 25—28 ноября принимал участие в работе пленума ЦК в Моск­ве, а 29 ноября возвратился в Ленинград и стал готовить доклад, с которым должен был выступить 1 декабря в 18 часов на партийном активе во Дворце Урицкого (ныне Таврический дворец). Но за полто­ра часа до начала выступления был убит выстрелом из револьвера и коридоре Смольного. Убийство совершил задержанный на месте пре ступления бывший партработник Л. В. Николаев, который незадолт до этого (15 октября) уже задерживался с пистолетом у квартиры Кирова. Однако объяснение тогдашнего визита было убедительным: незаконно уволенный с работы партиец ходатайствовал о предостаи лении ему какой-либо должности. Не вызвал подозрений и пистоле] Он законно принадлежал Николаеву со времен Гражданской войны

Причины убийства С. М. Кирова руководству партии стали ясны i самого начала следствия. Об этом позднее писал, например, один и i

216

руководителей МВД П. А. Судоплатов. Но следователи не могли объя­вить, что один из членов Политбюро погиб, запутавшись в интимных связях с замужними женщинами, в частности с привлекательной ла-1ышкой Милдой Драуле, женой убийцы. Не случайно ее допрос на­чался через 15 минут после выстрела.

Вероятно, Сталину сразу же пришла в голову идея использовать убийство, совершенное из-за банальной ревности, в политических целях как повод для организации расправы над идейными противни­ками и неугодными кадрами партии и государства. В момент поступле­ния сообщения об убийстве в кремлевский кабинет Сталина там на­ходились Молотов, Ворошилов, Каганович, Орджоникидзе, Жданов. 11о свидетельству Микояна, Сталин тут же, до какого-либо расследо­вания, сказал, что зиновьевцы, потерпев поражение в открытой борь-ие, перешли к террору против партии.

Уже в первые часы после убийства Сталин собственноручно, со-иещаясь с ближайшими сподвижниками, подготовил постановление, получившее название «закона от I декабря». Вечером того же дня он оыл введен в действие постановлением Президиума ЦИК СССР, за подписью одного из его руководителей — А. С. Енукидзе. На обсужде­ние и утверждение сессией ЦИК СССР, как это требовалось по Кон­ституции, данное постановление не выносилось, хотя действовало как общесоюзный закон до апреля 1956 г. Справедливости ради следу­ет отметить, что точно так же, в политических целях, хотели исполь-ншать убийство Кирова и разоблачители культа личности Сталина, безуспешно пытаясь доказать, что Сталин только ждал, а может быть, готовил убийство как повод для резкой смены политического курса в с гране. Судя по всему, Сталин не ждал и не готовил, а просто исполь-ювал убийство в своих целях. Следователи сразу же получили уста­новку: «Ищите убийц среди зиновьевцев». 6 декабря определилась схе­ма следствия, согласно которой существовало якобы два центра. Пер-н|,|й, в Ленинграде, под руководством известного зиновьевца И. И. Котолынова, одного из лидеров ленинградского комсомола до 1⁽>25 г. Второй — в Москве во главе с Зиновьевым и Каменевым. Уже ") декабря были расстреляны 14 членов первого центра, обвиненные и непосредственной организации убийства. В приговоре утверждалось, что все они были «активными участниками зиновьевской антисовет-кой группы в Ленинграде».

По ходу расследования 16 декабря 1934 г. были арестованы Зино-ш,ев и Каменев, вскоре заявлено о существовании руководящего «Мос-i овского центра» в составе 19 человек. 18 января 1935 г. ЦК разослал но местным партийным организациям закрытое письмо «Уроки, свя-ииные со злодейским убийством тов. Кирова». В письме говорилось о существовании заговора, в который были вовлечены якобы троцки­сты и зиновьевцы, содержался призыв выискивать и изгонять из партии сочувствовавших Троцкому, Зиновьеву, Каменеву. Все это стало предве-

217

стником широкой волны террора, призванного положить конец са­мой возможности зарождения каких-либо новых оппозиций.

Индустриализация

Основой первого пятилетнего плана стала обширная строитель­ная программа. Новое строительство поглотило безработицу (1365 тыс. человек на 1 октября 1928) и аграрное перенаселение. В 1931 г. был закрыта биржа труда и торжественно провозглашено отсутствие и н допущение впредь безработицы. С 1927 по 1930 г. в СССР было сдано эксплуатацию 323 новых предприятия. В одном только 1931 г. введено строй 518 первенцев отечественной индустрии (по одному-два вдень). Создавались новейшие по тем временам промышленные комбинаты десятками производств — автомобильные и тракторные, заводы тя­желого машиностроения, электростанции, металлургические и хими' ческие комбинаты. Однако удвоения и утроения темпов промышлен ного развития (по сравнению с запланированными) не получилось' К примеру, чугуна в СССР в 1928 г. было произведено 3,3 млн т, 1932 г. планом предусматривалось поднять производство до 10 млн, по «поправкам» Сталина до 15—17, фактически же произведе 6,1 млн т. По тракторам были аналогичные цифры (тыс. штук)' 1,8; 170 и 50,8; по автомашинам — 0,8; 100; 200 и 23,9.

Искусственное взвинчивание темпов роста промышленности п вело к серьезному нарушению баланса между отраслями. Распылен ресурсов на строительство не предусмотренных планом объектов н могло быть компенсировано только энтузиазмом. Новостройки созд вались в тяжелейших условиях: не хватало механизмов, строительн материалов, инженеров и техников. Строители, воодушевлявшие^-' мечтами через четыре года преобразить новостройки в «город-сад жили в наскоро построенных бараках и землянках, скудно питалис не имели подобающей одежды. Почти каждый индустриальный це имел район трущоб, называемый «Шанхаем». Тем не менее новые воды строились в невиданно короткие сроки. 17 июня 1930 г. был в ден в действие Сталинградский тракторный завод, построенный за месяцев: цеха вырастали в два-три раза быстрее, чем планировалос января 1932 г. опубликован рапорт о вводе в строй Нижегородск автомобильного завода, построенного и смонтированного 17 месяцев.