Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 22 страница

Согласие на командировку получили быстро, и полетели туда командой во главе с Главным инженером ГУМПа С. П. Антоновым, который в порядке придания упомянутого «уровня» нашей делегации при каждой встрече с японцами торжественно изрекал, что он представляет «Главное управление металлургических предприятий Министерства черной металлургии СССР, заводы которого производят 100 миллионов тонн стали в год». Не знаю, действовало ли это заявление на японцев, или что другое, но принимали они нас неплохо… но только в пределах «разрешенного» гостеприимства и показа нас интересующего, как говорят, со смотровых цеховых площадок. При каждом посещении нового завода, а побывали мы чуть не на пяти, я нахально пытался уклониться от музейного экспонирования и сбегал с площадки к оборудованию, но тут же, под каким-либо «благовидным» предлогом, вежливо возвращался хозяевами обратно. На последующих, после осмотра, беседах японцы вообще уходили от любого более или менее «каверзного» вопроса, ссылаясь, столь же вежливо, на пресловутый «секрет фирмы».

Короче, ничего из задуманного нами революционно нового мы у них не увидели, однако привезли с собой массу весьма интересных и поучительных для дела вопросов. Корректно же поставленный вопрос – это уже наполовину решенная проблема. В этом, пожалуй, и состояла главная польза от такого рода ознакомительной командировки.

Вернувшись домой, уже вовсе в приземленном состоянии от увиденного у японцев, мы быстро накатали реальный аванпроект стана, оставив в нем на данной стадии для солидности, а больше от желания сохранить свое реноме, из ранее нами рекламируемого только охлаждение и правку полосы в полном ее раскате, да и то с прицелом на возможный отказ от такого мероприятия в дальнейшем из-за больших трудностей с реализацией процесса качественной холодной резки столь крупных балок. Так оно и случилось.

А вот в части менее «революционных» замыслов, которые можно было бы отнести, по нашим соображениям, к мероприятиям с высокой вероятностью гарантированно-надежного их практического осуществления, мы оказались на высоте.

Стан ощутимо видимо и в лучшую сторону отличался от подобных ему, работавших и строившихся в Японии. С элементами новизны в технологии прокатки, конструкции оборудования и его планировке были разработаны почти все участки стана.

Применена более устойчивая и более простая в инструментальном обеспечении технология прокатки заготовок в обжимной клети стана в так называемых «закрытых калибрах»; реализована более производительная одновременная правка балок в двух плоскостях на роликовых машинах. Предусмотрено линейное (тандем) размещение рабочие клетей, что, в сочетании с придуманной Соколовским их малогабаритной кассетного типа конструкцией, позволило уменьшить количество оборудования на этом важнейшем участке стана, сократить значительно время и цикл прокатки балок. Внедрена цельноклетьевая перевалка валков с механизированной разборкой-сборкой клетей и их настойкой на специально для того оборудованных стендах вне основного потока стана. Организована многопильная резка балок на мерные длины с полностью механизированной программной установкой и настройкой (исключительно простых по конструкции, удобных и надежных в эксплуатации, придуманных также не без участия Соколовского) пил, а также их вспомогательного оборудования. Запроектировано очень экономичное по эксплуатационным и энергетическим затратам оборудование на участке охлаждения балок с организацией их попакетного на нем перемещения при помощи подъемных транспортных тележек. Аналогичный способ перемещения балок применен на стеллажах инспекторского осмотра и пакетирования балок перед погрузкой в железнодорожные вагоны. Предусмотрена «свободная» планировка всего оборудования стана и его размещение из условий легкого к нему доступа, удобного обслуживания и ремонта.

Огромнейшее внимание уделено вопросам применения на стане новых, простых и надежных в работе узлов и отдельных элементов общего и массового назначения, которые для того были нами разработаны еще и на принципах их серийного производства, взаимозаменяемости и полного исключения ручных подгоночных операций при сборке и монтаже.

Все эти новшества, сформулированные в технических заданиях на разработку оборудования (а может, в какой-то степени, неосознанное ощущение предстоящего «заката», тогда еще пока настроенного на созидание, социалистического общества) во многом способствовали созданию в коллективе разработчиков обстановки творческой увлеченности. Не могу здесь перечислить всех участников, но помню каждого и глубоко признателен и благодарен им за нами сделанное, что и сегодня, спустя 25 лет, как я отметил, вызывает чувство гордости. Это был наш, советских времен, последний большой и очень удачный объект.

 

Год

11.01

Долго уговаривал Цалюка перейти на электронную переписку. Он все уходил, но не выдержал и прислал мне не только первое сообщение, но и целый роман. Правда, вновь со своими странными комментариями. Привожу ниже мой ответ.

«Матус, дорогой, наконец-то получил от тебя долгожданное письмо с большим количеством информации для ответа.

Прежде всего, признателен за электронное послание и за согласие на подобную переписку. Полагаю, что твои: «Не понимаю целесообразности… Зачем попу гармонь?» – лишь для красного словца. Тем более, с учетом последующих положительных реплик в адрес компьютера вроде: «Да, наверно, сам приобщусь к печатанию на компьютере... Практически одновременно, ты получишь текст моего перевода». Не практически одновременно, а точно одновременно с твоим письмом. Надо было только для удобства письмо и роман послать в виде самостоятельных файлов. Это тебе на будущее, – не объединять то, что не требуется.

За одну минуту получить целый роман, что можно за пять минут напечатать и читать лежа, что мне тоже нравится. Одна «досада», что теперь печатать не надо, так как успел прочитать, получив экземпляр от Нины.

Сплошные преимущества от такой переписки. Вот еще одно: приведенные твои фразы не набирал, а скопировал прямо из послания, разделив предварительно его, для названного удобства пользования, на два файла. Могу и переслать роман Нисковских или Башилову, если разрешишь это сделать. А все остальное, о чем я тебе писал, и что ты успел узреть сам: «Знаешь, мне даже понравилось печатать на компьютере. По крайней мере, явную глупость можно изъять».

А теперь о моей кухне подготовки этого ответа. Скопировал текст твоего послания в новый файл – ответ и, ничего не пропуская, максимально возможно из него копируя, буду набирать то, что нужно, и удалять, что не надобно.

Итак, по сути дальнейшего в нем.

Полностью согласен с итогом дискуссии. Хотел лишь отметить, что доброй половины ее бы не было, веди мы ее оба в электронном исполнении.

Можно и на «твою» профессиональную тему «о возможности выкатки серповидного листа с целью изготовления спирали». Думаю, что задача поставлена не корректно. Зачем серповидный лист? – С ним только лишняя возня. Нужно спираль делать прямо из полосы, используя принцип изготовления фланцев для трубопроводов путем изгиба полосы в плоскости большей жесткости. Гнуть в трех роликовой гибочной машине консольного типа для легкого съема готовой спирали вбок. Такая спираль, вероятно, применяется для изготовления разного рода шнеков. Полагаю, что прокаткой нужного диаметра спирали не получить. Таковы мои соображения по твоему предложению.

И последнее. О романе. Непонятно, зачем ты взялся за эту бульварную вещь? Разве для тренировки в языке нельзя было найти более полезный сюжет, хотя бы в познавательном плане?

О новостях. Недорезов подготовил книжку «Моделирование процессов правки проката на роликовых машинах» и дал мне почитать. Книжка не отвечает моим представлениям о подобном труде. Не знаю теперь, в каком, приемлемом для него, виде ему об этом сказать».

 

20.01

Некоторое время назад стала позванивать Рауза Исмагиловна Загидуллина и вытаскивать меня на философско-политические разговоры, к которым она имела всегда определенный интерес еще в прежние годы работы. Недавно она перенесла инсульт и сейчас вынуждена сидеть дома. Потому понятны ее звонки.

Вчера я нанес визит и, в благодарность за ее сохранившуюся любовь к размышлениям о правде и смысле жизни, в обмен за обещанные мне две статьи Анатолия Салуцкого, передал копию своей под названием «Причины и следствия», напечатанной недавно в журнале «Конверсия». Мы мило побеседовали. Повспоминали родной Уралмаш, прежние великие дела и горькую сегодняшнюю действительность. Поговорили и о статьях Салуцкого. Не просмотрев их, и не помня ничего из ранее у него прочитанного, я позволил себе авансом высказать свое мнение и подчеркнуть высокую вероятность более точной оценки им затронутого в моей статье.

К своему, хотя и ожидаемому, удивлению оказался прав. Салуцкий из той же плеяды философов, что и все (за редчайшим исключением) остальные, подвизавшиеся на пропагандистском поле советской эпохи. Они настолько впитали правила и нормы времен тенденциозного сочинительства, что напрочь лишились способности к объективному анализу всего происходящего. Впечатления от статей («Бегущие впереди прогресса» и «Эволюция или мутация», Литературная газета, 2002 г., №№ 44 и 50) полностью совпадают с тем, что я получил от недавнего прочтения Яковлева. См. мои записи от 27.04.02 года.

В первой, Салуцкий разбирает дискуссионную статью А. Ципко. Ее «высокую ноту», что «сводится главным образом к обличению ельцинской экономики», и возникших у него «серьезных сомнений относительно этой песни, ибо поспешные приговоры предшествующему историческому периоду имеют неприятные свойства отвлекать от насущных проблем». И далее, в том же критическом духе, но не для того чтобы разобраться в истинных причинах происходившего в «ельцинской экономике» и предложить нечто конструктивное, а чтобы вне связи с приведенным, вдруг заявить: «Президент Путин относится к редкой категории политиков, хорошо чувствующих сроки созревания тех или иных проблем».

Ничего себе – «хорошо чувствующих»!

Это когда реформаторы осуществили первоначальное накопление капитала прямо за народный счет. Когда на эти цели шли и бюджетные деньги, и внешние займы, и средства от внешнеторгового оборота, и личные сбережения трудового народа. Когда новые владельцы предприятий пришли фактически на все готовое и при этом не только их не сохранили, а стали нещадно еще и разорять. Это на фоне, уже при нем, Путине, продолжающегося разграбления российского государства; разрастающегося кризиса в энергетике и жилищно-коммунальном хозяйстве; многочисленных техногенных катастроф и аварийных ситуаций; не убывающей инфляции; колоссальной дифференциации в доходах и рьяно защищаемых им одинаковых налогов для богатых и бедных; огромного государственного долга…

Вторая статья с критикой Яковлева и Зиновьева. В ней рассказывается о выдвинутых Яковлевым тридцать лет назад просоветских лозунгов, что были взяты на вооружение бывшим диссидентом Зиновьевым, и как, наоборот, откровенной антисоветчиной второго – вдруг проникся архитектор перестройки бывший коммунист Яковлев.

Критики оригинальной и тонко схваченной, но сделанной, опять отмечаю, вне исходных причин происшедшего. «Загадочной» метаморфозы, «скачкообразной идеологической мутации», вызванных «пассионарностью» их, Зиновьева и Яковлева, природных натур. Мне «понравились» эти статьи тем, что они прямо, и с большой высоты, льют воду на мое мельничное колесо. И в части Ципко, Яковлева и Зиновьева, и в части самого Салуцкого. Элементарное бытие определяет их всех сознание, а никакие не «мутации, пассионарности и буревестнические» настроения.

 

24.01

Еще одна, попавшая на глаза, статья Панарина («Новые интернационалы», Литературная газета, 2002 г., №52) с прогнозированием будущего нашей страны, в которой почти полностью повторяются мои взгляды на данную тему. Однако и здесь все излагается автором больше в виде простых констатаций, лишь отнесенных, для пущей впечатлительности, к будущему.

Отсюда не соответствие между прогнозом состояния и звонкими из него выводами. Действительно, разве они все не status quo? Разве они не подтверждают его собственное, но лишь к другому отнесенное, авторское резюме, что «нечто подобное мы уже слышали»?

Стратегия богатых, жаждущих «перекупить либеральное государство и превратить его в орудие защиты исключительно их интересов».

Констатация, что богатые «стали жить по законам рынка, и политика стала товаром», что они «обратятся к возможностям частной самообороны и станут формировать вооруженную частную охрану», что их поведение будет «становиться откровенно противостоящим установкам социального консенсуса» и отсюда «бедные станут формировать свою самооборону – отчаявшихся».

«Поляризация в стране отчаявшихся будет происходить в соответствии с направленностью энергии разрушения, вызывая либо «саморазрушительные проявления алкоголизма, наркомании, тяжелых депрессий», либо «проявления робингудовской удали».

И далее в том же духе полусмешения настоящего и будущего времен, а фактически все в рамках известного и миром всесторонне уже испытанного и многократно проверенного.

Но откуда тогда столь экстремальные авторские выводы? Что «терроризм – это экстрема новейшего гражданского общества, утратившего под влиянием великого учения (радикал-либерализма) навыки социального консенсуса»? Что «прогнозируемая фаза, несомненно, ознаменуется появлением глобального интернационала бедных и необъявленная внутренняя гражданская война, начатая богатыми, перерастет в глобальную гражданскую войну», а «XXI век войдет в историю, как эпоха столетней глобальной гражданской войны…»?

В чем новизна? Наконец, почему, дабы быть логичным, без тут возможного «если»? Почему обязательно новый интернационал, гражданская война – и непременно в глобальном масштабе? А если они, богатые, под активным воздействием общества поймут, осознают и образумятся?

Почти все есть. Только с другими акцентами и притязаниями на новизну и звонкое слово. Без того естественного и логичного, желательного и необходимого, к чему надо призывать это «антагонирующее» общество. Призывать, конечно же, не к драке, а к благоразумию, к «равновесному состоянию».

Кладезь человеческой мудрости ограничен. Он неизменяем. Меняется фон материального мира. Всё, что касается духа человека, повторяется с поражающей стабильностью. Люди мыслящие априорно так же ошибаются, как ошибались ранее, а на основе опыта как делали, так и делают открытия и вершат полезные дела. Плохое и хорошее, правильное и ошибочное сопровождало и продолжает сопровождать жизнь людей с одинаковым постоянством.

Сделать данное понимание мнением большинства, дабы оно могло занять место достоверной выборки в центральной части этих кривых для эффективного воздействия на события.

 

25.01

Сегодня хоронили Константина Варфоломеевича Корякина. Всю свою жизнь он отдал Уралмашу, один раз избранному делу. Для него таким объектом приложения своих сил, умения и энергии явилось блюмингостроение. В течение многих лет возглавлял у нас всю отрасль горячей прокатки, однако в душе оставался чистым блюмингистом. Именно благодаря этому обстоятельству мы с ним неплохо сработались: он не мешал мне, я ему, хотя влазил порой вежливо сколько-то и в его епархию. Но, пока был официальным начальником он. Когда же стал над ним я, отношения наши резко испортились, о чем мною уже упоминалось. Правда, в дальнейшем я сделал все от меня зависящее, чтобы их восстановить, хотя бы в житейском плане. Тем не менее, эти дрязги конечно же не могли не оставить след.

Но как странно устроен мир! Мало при жизни, надо омрачить память и после смерти. На похоронах одна из особ, имя которой называть не хочется, не то по злобе, не то просто по глупости произнесла над гробом Корякина речь, в которой облила грязью всех с ним работавших, заявив, что все они, надо понимать, тут присутствующие и с ним работавшие, «только и делали, что использовали его труды для собственного бессовестного прославления, получения разных наград и почетных званий». А по пути, также зло и совсем не к месту наговорила гадостей в адрес ведущей панихиду. Это произвело настолько сильное впечатление, что все бывшие коллеги буквально замкнулись в себе. В завершение, ведущая в слезах убежала, и пришлось заканчивать траурную церемонию сыну покойного – Николаю. Позже на поминках, началось с того же, – всеобщего молчания. Чтобы сгладить обстановку, поднялся я. Однако и у меня, получился какой-то сумбур. Назвав покойного в середине выступления «бессребреником», я помимо воли, под впечатлением сказанного той особой, своих раздумий и отдельных перед этим реплик ряда товарищей, почувствовал некое в душе неудобство, растерялся и промямлил все остальное. Думаю, мое замешательство на этом «слове» почувствовали и другие.

Неплохой был человек Костя, как мы, его сверстники, звали. Но ведь и дыма, говорят, без огня не бывает. Может и правда, они там в своем близком кругу обсуждали нечто подобное, как теперь многими вспоминается, не совсем соответствующее истине и личному вкладу Корякина в общее дело. По своему характеру, знаниям и прочим данным он был ведомым, а отнюдь не ведущим конструктором и руководителем и уж, точно, не был блестящим конструктором, каковым представлялся в глазах той дамы, возможно, и в глазах ее близких друзей и приятелей.

Кажется, еще одно (несколько в необычном проявлении) подтверждение известной дроби Толстого, в которой числитель – то, что думают о нас, а знаменатель – то, что думаем сами. В данном случае: «что думаем еще и со своими друзьями».

 

20.02

Некоторое время назад взял у Виталия адрес Соловейчика и завел с ним интернетную переписку. Петра Михайловича я приметил чуть не шесть десятков лет назад в УПИ на соревнованиях штангистов, а затем, до его отъезда в Америку, теснейшим образом общался с ним по работе и жизни на Уралмаше. Он долгие годы был трубником, начинал эту работу с Гриншпуном, затем сколько-то лет работал в нашей горячей прокатке и, наконец, последние годы занимался с Нисковских непрерывной разливкой. Мужик он был инициативный, несколько, из-за своего малого роста, внешне проявлявший всегда излишнюю солидность, важность и напыщенность.

В 70-ые годы у меня случился цейтнот, а у Соловейчика, наоборот, простой, и я попросил помочь мне написать инструкции по монтажу и эксплуатации балочного стана. Плодовитость его была безгранична: писал он быстро, не задумываясь ни на минуту, причем по содержанию правильно, но небрежно по форме, да еще с приличным количеством орфографических, стилистических и прочих ошибок. Короче, все им подготовленное требовало правки, а то и полного переписывания. Такую оценку его трудам, помню, дал не только я, но и моя помощница Беспалова (о ней я расскажу чуть ниже). Однако нас обрадовало, что литературную обработку он воспринял тогда спокойно, как свою собственную. Для меня – одно из приятнейших свойств человеческого характера, когда нужное и полезное признается вне авторства, вне самолюбия, когда главным является конечный результат, содержание предмета, а не процедура его созидания.

Прошло много лет. И вот я увидел снова милого мне Петра. Он засыпал меня отличными по содержанию, но опять небрежно составленными письмами. И я опять, прежде чем отправить «в память», вынужден был заниматься их обработкой, а затем призывать Петра к старанию, иногда может грубовато, но им правильно понятому. Он воспринял критику, и после замечаний, приведенных ниже, стал писать с меньшим количеством упущений.

Петя, – писал я ему, – проверяй подготовленный текст. У тебя в каждом сообщении недопустимое количество ошибок (слова вместе, нет знаков препинания, пропуски букв, повторы и др. ошибки).

Для правильного и красивого форматирования текста готовь его отдельно и посылай вложенным файлом. Сделай шаблон для письма (текста), назначь в нем все параметры (поля, абзац, шрифт и т.д.) и набирай текст с его применением.

По содержанию же того, что ты мне прислал, – одно восхищение. Краткое и емкое описание заокеанской жизни, так сказать, инженерный объективно-критический взгляд на Америку.

 

22.02

Несколько слов о Беспаловой Ии Арсентьевне.

Она поступила на работу в наш конструкторский отдел за два года до меня после окончания Сибирского индустриального института. Однако с отдельскими народами, в том числе и с Беспаловой, к моменту моего официального оформления на заводе, я уже был хорошо знаком, поскольку чуть не год тут отирался во время преддипломной практики и самого дипломирования.

По этой, кстати, последней причине, а может и в силу неких других обстоятельств, меня, с первого дня прихода в группу Ивана Ивановича Кривоножкина, посадили сразу на разработку узлов и машин, а для деталировки придали Беспалову и двух молодых парней чертежников: Бориса Данилова и Виктора Баландина. Работал я поначалу своей трудовой деятельности и со многими другими товарищами из нашей группы, но больше всего с названной троицей, которая к моему приходу уже полностью восприняла школу Кривоножкина с его высочайшей скрупулезностью и особой тщательностью в подготовке чертежей. Воспринял и оценил преимущества этой школы и я, так как она позволяла двигаться к конечной цели наиболее коротким путем. Не возвращаться к сделанному, не тратить время на исправление, не скоблить кальки, не бегать по цехам и вносить изменения в многочисленные экземпляры синекопий и, тем более, исправлять (не из-за незнания, а по причине лишь неряшливости) что-то на монтаже и пуске оборудования.

Ия Арсентьевна была женщиной исполнительной, большой аккуратисткой, обладала чувством самокритичности, но, одновременно, и несколько излишним, впрочем, свойственным многим другим особам, обидчивым самолюбием. Ее органический для конструктора недостаток – слабая способность к пространственному воображению – доставляла ей массу огорчений и переживаний на протяжении многих лет… Но вот в 1957 году меня назначили инженером проекта по рельсобалочному стану для Индии, и я предложил ей стать моей помощницей по инженерному делопроизводству и подготовке всевозможных планировочных чертежей и генпланов. Тут она развернулась. Последние, где практически по одной проекции (без так досаждающего ей пространственного воображения) надо было рисовать в соответствующем масштабе одни «квадратики» с точной привязкой их к осям здания цеха, и составлять затем, блюдя бухгалтерскую точность, сводные спецификации оборудования, пришлись ей особо по вкусу, полностью соответствовали ее способностям и амбициозному характеру. Она нашла себя, забыла о «самолюбии» и стала востребованной не только в собственных глазах, но и по делу.

Таким образом Ия Арсентьевна проработала со мной 25 лет. Добрый десяток объектов, сотни планировок оборудования, та же сотня томов переписки, шкафы документации, расписанной и разложенной по полкам, пояснительные записки к техпроектам, инструкции по монтажу и эксплуатации оборудования, «амбарные» книги регистрации чертежей и прочей документации – таков ее вклад в общее дело.

Она вышла на пенсию в 1982 году, но и сейчас, несмотря на преклонный возраст, выглядит, я бы сказал, отлично. Одной из первых я подарил ей две своих книжки. Периодически ей позваниваю и уважительно вспоминаю о годах, особенно последних, совместной с ней работы.

 

26.02

Марина Шляпина с месяц назад дала несколько книг одного из родственников (мужа дочери ее старшего сродного брата – Бориса Пойзнера). Этот Пойзнер живет в Томске вместе со своим тестем и, судя по книжкам, является большим эрудитом, но занимается ерундой. Я не вытерпел и написал краткий отзыв на книгу под названием «Лазерная модель творчества», сочиненную им в соавторстве с неким Сосниным. Отвез Шляпиным и попросил Марину, при очередной оказии, переслать отзыв Борису.

Книга, напомнила мне войну в 70–80-ые годы с разного рода системщиками, что в неудержимом желании «вытащить» страну из кризиса, занялись придумыванием разных систем созидания, управления, контроля, о чем у меня много написано в «Заметках конструктора».

Точно на таких же основаниях, что у «моих системщиков», построена и рассматриваемая книга. Творческий процесс, «один из самых малопонятных в человеческой психике» (по мнению самих авторов), они пытаются уподобить лазерному излучению лишь только потому, что последний тоже «уникальный продукт», но, заметим, с одной их добавкой… «в чистом виде в природе не присутствующий». Творческий процесс – «в чистом виде» природный, а лазерный – плод человека-творца, причем придуманный вне пропагандируемого авторами лазерного «моделирования». Точно так же, как и все остальное, открытое и изобретенное человечеством не только до названного уподобления творчества лазеру, но и до открытия сего излучения. Не потому ли приведенные в их книге многочисленные примеры, цитаты, касающиеся творческого акта, находятся в прямом противоречии с авторской лазерной аналогией? А почему, спрашивается?

Да потому, что творческий процесс есть в чистом виде продукт мышления, а последнее, в свою очередь, есть функция природных способностей человека и приобретенных по жизни знаний и опыта в конкретной области их применения.

То же можно сказать и о второй «Рабочей книге по социальному конструированию». В частности, о хорошо мне известной работе в области изобретательства и анализа каких либо решений. Рекламируемый в ней ТРИЗ годится, на взгляд практика, занимавшегося реальным делом, лишь для обратного – изобретения ради изобретательства. Для изобретения никому не нужных вещей, либо – не соответствующих действующим физическим законам. То же касается и пресловутого ФСА (функционально-стоимостного анализа), ибо дело не в системе, а в знании человеком анализируемого явления, предмета, в том самом, о чем говорилось выше. В способности к системному мышлению на основе знаний и опыта, а отнюдь не придуманной на то глобальной «системе».

Думаю, что подобные упражнения вокруг разных «систем и моделей» есть своеобразная инерция, дань тому периоду советской действительности, когда она позволила научной интеллигенции, вместо живого дела, во все возрастающих масштабах заниматься безответственным околонаучным безрезультативным трудом. Похоже, Борис Пойзнер поддался влиянию тех времен нашей истории.

 

02.03

Как бы в продолжение и подтверждение выше сказанного Андрей принес мне книжку Фрейда «Остроумие и его отношение к бессознательному». В ней, видимо, для усиления авторских взглядов на данную «проблему», помещены две статьи: В. Штепеля – о причинах нервности и Г. Давыдова – об искусстве спорить и острить.

Впечатление. Удивительная способность гуманитариев к пустому многословию. Этой пишущей для заработка братии точно, по образной характеристике Эйзенхауэра, «требуется больше слов, чем нужно, для того чтобы сказать больше, чем они знают». На 200-ах листах Фрейд рассказывает нам, что такое остроумие, каковы его техника, тенденция, психогенез и даже отношения к сновидению и, конечно же, к чисто его бессознательному. И все это об очевидной и вполне естественной устремленности человека, по разным случаям жизни, к емкой остроумной фразе, которая могла бы с должным интересом воспринята другими. Ну, чем не бессмысленный труд? Что нужно «научного» знать здоровому человеку для того, чтобы составить себе впечатление об остроумии? Да, ничего. Кроме соответствующей на то настроенности и собственного, продиктованного личностными качествами, признания того или иного конкретного изречения остроумным. Не потому ли чуть не все примеры «остроумия» Фрейда и Давыдова, на меня не произвели никакого эмоционального воздействия. Более всего, считаю, – именно из-за отсутствия сопричастности к описываемым событиям и не настроенности на волну их восприятия. Несколько в меньшей степени – из-за чисто личностных подходов к приведенным примерам подобного остроумия. Добрую половину его я вообще бы, по данной причине, отнес к категории некоторой авторской ограниченности.

А вот об искусстве спорить хотел бы высказаться подробнее.

Позволю себе сравнить рекомендации Давыдова по ведению спора с аналогичными таковыми, приведенными в моих «Заметках». В чем их отличие?

У Давыдова и у меня принципиально одинаковое понимание сущности спора, его истоков. Но как по разному мы формулируем цели? У него спор, чтобы исключить «застой», исправить «их (спорящих) взгляды и мысли, или подтвердить их, или же вызвать новые». У меня неизмеримо корректнее – для установления той, пусть относительной, истины, что приводит нас к оптимальному решению. У него спор схоластический, у меня направленный на, может и компромиссный, но нужный по делу полезный результат. У него рекомендации приведены применительно к любому спору, у меня – применительно к конкретному, техническому, спору, а отсюда его советы по их полезности и полноте не идут ни в какое сравнение с моими. Но главное не в этом даже, а в том, что все мои рекомендации направлены на обеспечение максимальной объективности сторон в споре, а рекомендации Давыдова (что естественно вытекает из самой поставленной задачи) – на то, как «обойти, объехать», противника.

На 10 более или мене полезных советов, он приводит 32 «антисовета», так называемых им «уловок спорщиков». Как, к примеру, вывести для своей выгоды утверждения противника за естественные пределы, представить их в возможно широком смысле, а свои собственные, наоборот, в возможно более узком»; воспользоваться двусмысленным словом противника и распространить выставленное положение на то, что мало сходно с предметом спора; высказанное относительное утверждение переиначить в высказанное вообще; путем явно ложных заключений и извращения понятий сделать из тезиса противника выводы, не соответствующие его мнению, вплоть до того, чтобы привести противника в состояние раздражения, дабы он был менее способен правильно рассуждать. Представляете, какова будет полезность спора, построенного на базе предлагаемых Давыдовым уловок? И вы думаете, что они плод его личных изобретений? Ничего подобного. Судя по ссылкам, это широко используемые в различных спорах уловки многих известных философов, в том числе Аристотеля, Канта, Шопенгаура, упомянутых в приводимых тут фактах подобного надувательства. Это уловки для власти, политиков, журналистов и всех прочих, жаждущих обмануть, солгать, выдать желаемое за действительность. Это инструмент для бессмысленных споров. Еще одно подтверждение не совсем беспричинного моего негатива к подавляющему числу «чистых» философов.