Установление основного текста 4 страница

3. Беловая рукопись дает законченный текст, но он не отражает истории произведения. Для этой цели черновик гораздо ценнее. Текст беловой рукописи почти или вполне разборчив, но он, как это ни парадоксально, дает меньше гарантий исправности текста. Автор (а тем более писарь или машинистка), переписывая завершенное произведение, делает это с известной степенью автоматизации и легко допускает ошибки, которых нет в черновике, где все пишется хоть и бегло, но сознательно. Во всяком случае, сверка беловика с черновой рукописью — дополнительный источник проверки точности установленного текста. Почти классическим примером может служить так называемый «козел» в тексте рассказа Тургенева «Петушков», пропущенный автором, не заметившим ошибки наборщика, и не введенный последующими редакторами в тексты Тургенева в течение более чем 80 лет: «пришел в булочную и начал читать ей роман Загоскина» вместо правильного: «пришел в булочную и, как только улучил свободное время, усадил Василису и начал читать ей роман Загоскина».

4. Кажущееся легким чтение беловика нередко ведет к очень коварным ошибкам. Именно так, в быстром чтении, когда все кажется ясным, возникло чтение «Горохина» вместо «Горюхино», «Галуб» вместо «Гасуб», «Тбими-Калар» вместо «Тбилиси» у Пушкина и пр. Отсюда требование — читать беловую рукопись дважды и хотя бы один раз по-корректорски, т. е. по слогам и буквам. Классификация всевозможных типов ошибок, наиболее характерных, частых и Типичных, несколько раз давалась в нашей литературе.

 

 

Варианты и транскрипция

 

 

В процессе установления основного текста произведения исследователь всюду, где сохранились рукописи или печатные тексты, должен решить вопрос о вариантах и транскрипции.

Художественное произведение — итог сложного творческого труда.

В одних случаях писатель большие или меньшие части обдумывает в уме, а процесс творчества сводится к записыванию набело созданного текста.

Но гораздо чаще творческий акт фиксируется на бумаге.

Сохранившиеся первоначальные автографы и в том и в другом случае, хотя и в разной степени, отражают стадии создания произведения.

 

Они представляют собой нагромождение отдельных строк с надписанными в тексте и на полях другими строками или отдельными словами, заменяющими первоначальный набросок, отмененными и снова восстановленными поправками, с переставленными частями, пустыми местами, подлежащими заполнению позднее, с не относящимися к данному творческому замыслу записями, иногда не творческого, а бытового характера, зарисовками и набросками — так называемыми творческими паузами и пр. и пр.

На этой стадии произведение не может считаться завершенным.

Черновик переписывается набело, и беловик нередко снова в результате внесенных многочисленных поправок становится вторым черновиком, снова перебеляется и так далее — иногда несколько раз.

О том, какой сложности достигает нагромождение черновых, получерновых, полубеловых и беловых редакций, в которых текстологу суждено разбираться, можно судить по такой справке. Четырем с четвертью печатным страницам сказки Л. Н. Толстого «Ассирийский царь Ассархадон» соответствует свыше 70 листов рукописного и машинописного текста, распадающихся не менее чем на 16 редакций. Варианты «Анны Карениной» занимают в томе 20 Полного собрания сочинений (1939) свыше 727 страниц печатного текста; при этом часть рукописей утрачена.

На этой (рукописной) стадии процесс творчества еще не заканчивается.

Многое писателю становится виднее в машинописи, потом в корректуре, и, несмотря на негодование издательства, автор и на этой стадии снова вводит поправки. «Не марать так, как я мараю, я не могу и твердо знаю, что маранье это идет в великую пользу (...) То именно, что вам нравится, было бы много хуже, ежели бы не было раз пять перемарано», — писал Л. Толстой П. И. Бартеневу 16 — 18 августа 1867 г.¹ Порой при этом создается текст, значительно отличный от сданного в набор, правка достигает таких размеров, что проще произведение набрать заново. Достаточно посмотреть на воспроизводившиеся в печати фотографии отдельных корректур «Воскресения» в «Ниве», чтобы наглядно представить себе объем толстовской правки².

Стихотворение, повесть или драма вышли наконец из печати. Для отдельного издания, для переиздания, для собрания сочинений, вообще при каждом новом издании автор нередко снова и снова правит текст. Иногда текст для этого переписывается (перепечатывается), иногда расклеивается печатный экземпляр.

¹ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 61. М., 1963, с. 176.

² Ср. также шесть редакций перевода В. Брюсовым стихотворения Эдгара По «Ворон» в кн.: Записки отдела рукописей Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина, вып. 25. М., 1962, с. 98 — 103.

 

По существу почти все прижизненные издания (или вышедшие посмертно, но подготовленные при жизни) характеризуют различные этапы работы автора над своим произведением. Они обязательно должны быть учтены текстологом.

Различия текстов произведения по отношению к принятому за основной называются разночтениями, или вариантами¹. Описки и механические ошибки вариантами, конечно, считаться не могут; их естественно исправлять без оговорок.

Иногда вариант касается не небольших отрывков или отдельных слов или строк, а охватывает больший или меньший по объему отрезок текста; если вариативность превышает основной текст, перед нами другая редакция. Несмотря на субъективизм формулы «больший или меньший», практически редактор редко колеблется, что относить к вариантам, а что — к другим редакциям. Дело в том, что большой отрывок почти всегда представляет собой нечто отличное по существу от небольшого исправления. Но возможен и такой случай, когда даже небольшое отличие текста так существенно изменяет идейный смысл произведения, что считать его вариантом трудно. Например, «Народ безмолвствует» в концовке «Бориса Годунова» Пушкина, заменившее первоначальное: «Народ. Да здравствует царь Дмитрий Иванович!», уместнее считать другой редакцией.

Первые редакции комедий Тургенева «Где тонко — там и рвется», «Нахлебник», первая черновая редакция «Холостяка», запрещенная редакция «Завтрака у предводителя» — все это другие редакции (см.: Полн. собр. соч. и писем, т. 2, 3, 1961 — 1962). В Полном собрании сочинений Н. Г. Чернышевского (т. XI, Гослитиздат, 1939) было принято правильное решение опубликовать две редакции романа «Что делать?» — первоначальную и журнальную. Переписывая роман набело, Чернышевский «подвергал его значительной стилистической переработке: нет почти ни одной страницы, которая в печатном виде сохранила бы свой первоначальный облик» (назв. изд., с. 721). В итоге первоначальная редакция существенно отлична от текста «Современника».

Следует различать два типа вариантов. Одни из них можно назвать автономными, или независимыми, — изменение (чаще

 

¹ В последнее время в литературоведении возникло неоправданное стремление к умножению терминов; при этом существует тенденция дифференцировать по значению русское и иностранное обозначение одного и того же понятия. Так, без достаточных оснований дифференцируются понятия «примечание» и «комментарий» — (см. ниже, на с. 142 — 143). В «Основах текстологии» (с. 358) М. П. Штокмар предлагает называть разночтением любое различие текста, а вариантом только авторское различие. Таким образом, разночтение становится понятием общим, а вариант по отношению к нему — частным. Д. С. Лихачев (Текстология, с. 134, 138, 161) разночтением называет «отдельные различия в отдельных местах текста», а вариантом — виды текста в целом. Представляется более правильным равноправное употребление обоих терминов. В практике текстологии древнерусских памятников различаются изводы — для литературы нового времени это понятие не применяется.

 

в пределах одной строка) не влияет на соседствующие с ней следующие. В стихотворении «Вступление к песням 1876 — 77 годов» Некрасов шестую строку первоначально написал: «Угрюм Кадо, мой верный пес...», а затем исправил: «Угрюм мой верный черный пес...» Однако нередко варианты охватывают больше одной строки, причем изменение одной вызывает также и исправление соседних — такие варианты принято называть связанными. Так, например, в стихотворении «Дни идут... все так же воздух душен...» Некрасов первоначально (в автографе) написал:

 

Неужель еще уроки нужны,

Чтоб итог конечный подвести?

Сильные — до ужаса бездушны,

Слабым в них спасенья не найти!

 

Первую строку Некрасов исправил как приведено выше, но это вызвало переделку второй — «Дряхлый мир на роковом пути...» Третья соответственно тоже изменилась — «Человек — до ужаса бездушен...», а это вынудило изменить первоначальное множественное число в четвертой строке на единственное: «Слабому спасенья не найти!»

В зависимости от задач и назначения издания варианты и другие редакции приводятся с большей или меньшей степенью полноты.

Этот раздел — та часть издания, которая чаще всего вызывает враждебно-настороженное отношение издательства.

Такая неприязненность имеет основания.

Если другие редакции признаются имеющими интерес для так называемого широкого читателя, то варианты, т. е. дробные отличия, в полном виде действительно представляют интерес лишь для небольшой группы специалистов или особо квалифицированных читателей.

Относительно полноты издания черновиков, зачеркнутых редакцией, вариантов и пр. существуют две точки зрения.

В «Основах текстологии» под академическим изданием понимается такое, которое дает «...исчерпывающие тексты всех набросков, планов, других редакций и вариантов...» (с.141).

Этому максимализму противопоставлена другая, по-моему, гораздо более реалистическая точка зрения.

Варианты и другие редакции у писателя-классика занимают большей частью огромное место. По подсчетам Б. М. Эйхенбаума, полная публикация, например, всего чернового материала «Войны и мира» должна занять не менее семи томов!

Несколько легче с другими писателями, но варианты и другие редакции, например Некрасова, должны составить, вероятно, столько же, сколько и основной корпус его произведений.

Кому нужен весь полный свод вариантов и черновых редакций? Конечно, трудно предусмотреть все те случаи, по которым к вариантам обратятся те или другие работники, порой самых

 

различных интересов и квалификаций, но в основном и прежде всего это небольшая группа специалистов: литературоведов, лингвистов и отчасти историков.

Если учесть, что подача вариантов, т. е. расслоение творческого процесса, сравнительно редко бывает бесспорной, станет ясным, что специалист вряд ли доверится проделанной другим исследователем работе, а обратится к рукописям (или их воспроизведениям) лично, тем самым число лиц, нуждающихся в абсолютно полном воспроизведении всего материала творческого процесса, сведется едва ли не к единицам. В «Основах текстологии» (с. 377 — 378) приведен очень яркий пример. Стихотворение Пушкина «Вот Муза, резвая болтунья...» было транскрибировано П. О. Морозовым в первом академическом издании в 1912 г., затем Б. В. Томашевским в 1922 г. и, наконец, С. М. Бонди в 1931 г. — все три транскрипции между собой несхожи.

Можно ли позволить себе роскошь затрачивать грандиозную по трудоемкости работу на подготовку всего этого свода и затрачивать огромное количество бумаги и денег на его издание?!

На первую половину этого вопроса ответ следует дать положительный: не проделав этой работы, не составив для себя полной сводки вариантов, текстологического паспорта, нельзя подготовить текст академического издания.

На вторую часть ответ должен быть отрицательный. «Естественно, — пишет Б. М. Эйхенбаум, — что возникает вопрос о целесообразности включения полностью этого же материала в собрания сочинений даже самого академического типа. Специалист, которому нужны детали стиля и языка, все равно обратится к подлинникам или в крайнем случае к фотографии. Во всех остальных случаях и для всех других читателей целесообразнее давать варианты в отборе, сопровождая итоговыми наблюдениями и сводками» ¹. Нечеткость существующих в нашей издательской практике типов изданий — причина систематически возникающих по этому вопросу недоразумений. Для научно-массовых изданий возможно, очевидно, лишь выборочное воспроизведение вариантов или даже их связный пересказ (сводка).

Варианты могут составлять особый раздел — выделение их непосредственно после текста наиболее целесообразно, но чаще в качестве узаконенной контрабанды они составляют часть комментария. В таком случае принято сообщать их непосредственно после библиографической справки.

Зарубежная практика знает и другое место для вариантов и смело помещает их на той же странице, где и основной текст, в качестве сносок под строкой. Удобство этого метода состоит в том, что варианты предельно приближены к тексту, частью которого они являются, и читатель избавлен от руколомного об-

 

¹ Эйхенбаум Б. М. Основы текстологии, с. 77.

 

ращения, чуть ли не для каждой строки, к аппарату книги. Эта система находит свое применение как для античных авторов, так и для писателей нового времени. В советской практике она встречается крайне редко: только для летописей и для древних авторов издательство, скрепя сердце, соглашается с таким расположением.

Методика подачи вариантов, пройдя сложный и долгий путь, в настоящее время может считаться более или менее установившейся. Современный текстолог не станет прибегать к старой системе транскрипции вариантов. В течение долгого времени в качестве вариантов читателю (и исследователю) преподносилось такое воспроизведение текста, при котором различными типографскими способами — шрифтами, условными обозначениями, соответствующим расположением отрывков, различными скобками и т. д. — редактор старался наиболее близко к подлиннику воспроизвести написанный писателем текст.

Однако на самом деле никакие типографские ухищрения не могут передать всю сложность рукописи — проще давать фототипическое воспроизведение. Кроме того, в этом случае текстолог практически отказывается от задач хронологического расслоения вариантов, а значит, и от интерпретации творческого процесса: в печати появлялся более или менее бессвязный набор слов, совершенно непонятный для читателя¹. В наши дни, применявшаяся во многих дореволюционных изданиях (например, Пушкина) транскрипция себя окончательно скомпрометировала.

Задача текстолога сводится именно к тому, чтобы понять текст произведения, отсепарировать каждый слой в том виде, как он был написан². В таком случае вопрос о том, как воспроизводить выявленные варианты, — вопрос чисто технический. Там, где это оказывается возможным, полезно давать сводки — осмысленное исследователем воспроизведение написанного текста, как оно мыслилось писателем в момент создания. Текстолог дает при этом транскрипцию (где особенно важно, сопровождая ее фототипией), представляя тем самым возможность проверить сделанную работу. Сводка может сопровождаться комментарием — мотивировкой той или иной транскрипции.

Иногда препарированный исследователем текст может привести к более или менее полной реконструкции отброшенного и незавершенного замысла. (В качестве образца такой работы

 

¹ Эта система, осмеянная еще Салтыковым-Щедриным и Некрасовым, надолго скомпрометировала самый принцип изучения вариантов, превратив текстолога (в те годы еще не отделенного от библиографа) в смешного педанта и буквоеда. В статье М. Л. Михайлова «Г. Геннади, исправляющий Пушкина» (статья долгое время ошибочно приписывалась Некрасову) приводился вымышленный прием транскрипции начальных строк «Графа Нулина».

² Само собой разумеется, что для своей предварительной работы текстологу следует рекомендовать составление транскрипций. На листе бумаг» можно более или менее точно передать расположение отдельных строк и слов, карандашами разных цветов обозначить их последовательность и пр.

 

можно назвать, статью С. М. Бонди «Неосуществленное послание Пушкина к «Зеленой лампе» в кн.: Черновики Пушкина. Статьи 1930 — 1970 гг. М., «Просвещение», 1971, с. 91 — 108.)

Наиболее целесообразным признается в настоящее время метод дифференцированного, послойного воспроизведения вариантов, при котором перед читателем проходят в последовательном порядке разночтения — иногда семь, восемь или более слоев, предшествовавших окончательному тексту.

Система подачи вариантов может быть двоякой: можно привести все варианты данной (первой) рукописи, затем второй, потом печатных редакций и т. д., но можно поступить и иначе: приводить к данной строке (или данному отрывку) последовательно все варианты разных рукописей. Решение вопроса зависит от количества и объема сохранившихся разночтений. В академическом издании «Евгения Онегина», где рукописные материалы обширны, принят метод раздельного воспроизведения черновых рукописей, беловых рукописей и печатных вариантов.

И в том и в другом случае печатаемые варианты сопровождаются различными редакторскими (обычно курсивными) пояснениями типа «вписано», «надписано», «далее частично зачеркнуто», «первоначально было», «вместо» и т. д. Той же цели служит, система условных обозначений: квадратными скобками — зачеркнуто, угловыми — добавлено редактором, астериск возле квадратных скобок — восстановление зачеркнутого и т. д. ¹

Суть этого метода видна из такого примера, заимствованного из шестого тома академического издания Полного собрания сочинений Пушкина («Евгений Онегин», 1937, редакция Б. В. Томашевского).

Вторая строка 6-й строфы первой главы имеет, как известно, такой вид:

 

Так, если правду вам сказать,

 

В черновой рукописи она имела такие модификации:

 

[Но] если правду вам сказать.

а. Не мог он Тацита

б. Не мог он Ливия

в. Не мог он Федра понимать

г. Не мог он Федра разбирать

д. Не мог он tabula спрягать

е. Не мог он aquila спрягать —

ж. И если истину сказать

з. Однако ж правду вам сказать.

 

¹ Методика подачи текстов все еще остается крайне несовершенной и настойчиво требует унификации. До сих пор не все текстологи усвоили даже различие воспроизведения текста произведения и текста рукописи данного произведения. Многие текстологи грешат тем, что в погоне за неправильно понятой точностью перегружают текст излишними деталями: воспроизведением орфографических ошибок писателя, угловыми скобками, в которые заключают все недописанные слова, даже такие, которые никаких трудностей не вызывают и могут быть прочтены только одним способом.

 

Конъектуры

 

 

По самым разнообразным причинам текст произведения нередко содержит в себе ошибки.

Одни из них восходят к опискам самого писателя. В дальнейшем, так как они кажутся осмысленными (бессмысленные ошибки очевидны и интереса для исследователя не представляют) ¹ и так как в следующих стадиях (машинистка, вычитчик издательства, корректор и т. д.)² угнетающе действует авторитет автора («у него так написано»), они остаются незамеченными или замеченными, но неисправленными.

Другие ошибки возникают на следующих стадиях: иногда в процессе устного бытования и рукописной традиции, там, где произведение не сразу печатается (например, в памятниках «вольной», печати), иногда в процессе невнимательного надзора при превращении рукописи в печатный текст и т. д.

Обязанность текстолога — восстановить, в меру возможного, исправный текст. Там, где для этого есть прямые возможности — сохранившаяся рукопись, авторизованные копии или корректуры, сделать это относительно нетрудно. Но сплошь и рядом никаких документальных материалов, которые позволили бы дать авторский текст, нет. В таком случае возникает право исследователя на догадку.

Исправление дефектного текста или какой-нибудь его части при отсутствии необходимых документов (только на основании догадок) и называется конъектурой.

Первое правило, которым должен при этом руководствоваться текстолог, — это осторожность. Увлекаться конъектурами было бы ошибочно. Они должны применяться лишь там, где текст явно дефектен, и лишь тогда, когда догадка исследователя имеет значительную правдоподобность. Правдоподобие же, естественно, возникает там, где предложенную конъектуру можно объяснить и доказать ее преимущество перед прежним текстом. При равноправности нескольких вариантов лучше оставлять текст без ис-

 

¹ Они, в сущности, могут исправляться без оговорок. Так, можно, не видя рукописи и не боясь ошибиться, предположить, что в тексте «Дневника», П. А. Валуева (т. II. М., Изд-во АН СССР, 196.1, с. 335) вместо «полутипажи» надо читать «политипажи», в «Воспоминаниях» С. Ю. Витте (т. II. М., Соцэкгиз, 1960, с. 385) вместо «в светской комнате министра финансов» надо читать «в советской» (от — «совет министра»), в «Литературных воспоминаниях» Д. В. Григоровича (М., 1961, с. 67) вместо «Вальбухова» надо читать «Вальберхова» («ер» сплошь и рядом читается как «у»). Не надо смотреть рукопись, чтобы убедиться, что в строке «О Ежове, — что он опять стал кашлять кровью. Вопрос об его женитьбе на Книппер...» речь идет о Чехове (Суворин А. С. Дневник. М. — Пг., 1923, с. 215); очевидно, что в публикации В. Чувакова вместо напечатанного «снять у них комнату со столовой» надо читать «со столом» (Андреев Л. Первое впечатление. — «Лит. газ.», 1971, 18 августа, № 32 (4320); с. 7) и.т. д.

² Ошибки, которые допускали копиисты древности, писари, а в наше время допускают машинистки и наборщики, принципиально почти одинаковы.

 

правления, оговорив в примечаниях возможные замены. Практически следует помнить старинное правило: при наличии двух чтений вероятнее более трудное (lectio dificilitor) — упрощение возникает обычно в процессе бытования текста.

Конъектура стоит где-то между наукой («логическим умозаключением») и искусством и требует, чтобы текстолог как бы стал на место автора, проникнулся «его духом и манерой»¹.

Не следует без совершенно достаточных оснований заподозривать неисправность текста, и все сомнения в таком случае, следуя по аналогии со старым юридическим правилом, надо толковать в пользу невыправленного текста.

Известный польский текстолог Конрад Гурский очень правильно заметил: «Лучше оставить ошибку автора, чем внести свою». «Осторожность, — читаем у Д. С. Лихачева, — более похвальна, чем смелость»². Порой новонайденные материалы могут опровергнуть или подтвердить конъектуру исследователя. Чем осторожнее текстолог, тем реже ему придется признаваться в своей ошибке и отменять предложенное гипотетическое чтение.

Широко известен случай, когда академик Ф. Корш заподозрил неверность одной из строк «Домика в Коломне» Пушкина:

 

У нас его недавно стали знать...

 

Контекст требовал не «знать», а «гнать». Эта конъектура и была предложена ученым: впоследствии обращение к автографу Пушкина подтвердило справедливость ее. Известны и другие аналогичные случаи с текстами Пушкина.

Порой текст, дошедший до наших дней, кажется вполне логичным, но дотошный и изобретательный текстолог склонен видеть в нем некоторые изъяны. Ему кажется, что текст у писателя был лучше, чем тот, какой до нас дошел, — на этом зыбком основании иногда предлагается конъектура.

Следует всячески воздерживаться от искушения исправлять и без того исправный текст, другими словами, улучшать его. Как бы соблазнительно ни было такое стремление, оно в основе своей порочно. Немецкий исследователь Г. Витковский формулирует основание для конъектирования так; конъектура нужна там, где есть «принудительные основания для исправления»³. Это совершенно правильно: текстолог имеет право исправлять лишь безусловные дефекты.

Тексты новой литературы, где сплошь и рядом сохранились автографы, где нередко автор сам наблюдал за изданием своих произведений, разумеется, нуждаются в меньшем количестве

¹ Перетц В. Н. Из лекций по методологии истории русской литературы. Киев, 1914, с. 276; Лихачев Д. С. Текстология, с. 148 — 155.

² Лихачев Д. С. Краткий очерк, с. 39.

³ Witkowski G. Textkritik und Editionstechnik neuerer Schriftwerke. Ein methodologischer Versuch. Leipzig, 1924, S. 20.

 

конъектур, чем тексты древней литературы. Однако было бы неправильно, как предлагает Г. О. Винокур, считать, что в памятниках нового времени к конъектурам приходится прибегать «очень редко», что по сравнению с древними текстами «такой настойчивой необходимости в конъектурах быть не может» ¹.

Поучительно поэтому привести примеры разного рода конъектур в новой литературе.

В четвертом издании Собрания сочинений В. И. Ленина в, казалось бы, хорошо изученной и тысячи раз перепечатывавшейся статье «Партийная организация и партийная литература» внимание редакции привлекли слова: «от вашей буржуазной публики, которая, требует от вас порнографии в рамках и картинах». Предпоследнее слово «в рамках» мало соответствует смыслу статьи. В новом издании сделана следующая оговорка: «В источнике, по-видимому, опечатка; по смыслу следовало бы «в романах». — Рей.» (т. XII, 1960, с. 103).

Думается, что конъектура вполне обоснована и должна заменить неисправный текст.

В «Ленинском сборнике» (т. XXIV, 1933, с. 63) один из ленинских текстов был предположительно расшифрован: «Рем(онт) поезда на зап(адном) фронте». В пятом издании Полного собрания сочинений В. И. Ленина дано гораздо более осмысленное чтение: «Ремонтные поезда на западном фронте» (т. XL, с. 343). Ранее (там же) печаталось: «16 дней отдать армии», вместо правильного: «1 ж(елезную) дор(огу) отдать армии»².

Б. Я. Бухштаб в стихотворении Некрасова «Стишки! стишки? давно ль и я был гений...» в строках:

 

Того хандра, того жена зашибла,

Тот сам колотит бедную жену,

И спину гнет другой... А в старину?

 

предложил третью строку, явно бессмысленную, читать так:

 

И спину гнет дугой...

 

Эта конъектура, отличная от печатающегося текста только на одну букву, может считаться бесспорной.

Интереснейший текстологический казус встретился В. Э. Бограду при подготовке текста «Убежище Монрепо» Салтыкова-Щедрина. В главе «Finis Монрепо» («Отеч. зап.», 1879, №9) есть такие слова: «Разумеется, молчать — самое лучшее. Но как молчать, когда будни со всех сторон так и впиваются в вас? как молчать, ежели комнаты не топлены, ежели вы ежечасно рискуете

 

¹ Винокур Г. О. Критика..., с. 82.

² Рудим Вл. Сокровища становятся все ярче. — «Огонек», 1963, 21 апреля, № 17 (1870), с. 12. Еще две конъектуры ленинского текста предложены М. В. Нечкиной в статье «В. И. Ленин — историк революционного движения в России». — «Вопр. истории», 1965, № 10, с. 8 — 9.

 

остаться в положении человека, выброшенного на необитаемый остров, ежели самые жизненные удобства ежеминутно грозят сделаться для вас недоступными?» То же читаем в издании 1880 г., но в издании 1883 г. «будни» превратились в «булавки», более легкое чтение — «булавки впиваются». Это упрощение перешло в Полное собрание сочинений 1936 г. (т. XIII, с. 123), но новое издание Г 972 г. (т. XIII, с. 360) приняло «будни» — слово подсказанное всем текстом.

Вот еще несколько примеров.

В рецензии на издание «Записок...» декабриста И.Д.Якушкина (1961) М. К. Азадовский обратил внимание на совершенную нелепость фразы о том, что силы К. П. Ивашевой (урожд. Ле-Дантю) были «потрясены ссылкой в Париж». Царское правительство в Париж, как известно, ссылать не могло, да едва ли бы такая ссылка могла для француженки быть особенно страшной; очевидна конъектура: «в Туринск». Именно в этот город Тобольской губернии и была отправлена Ивашева («Нов. мир», 1953, № 3. с.254).

В дневниковой записи Л. Толстого 6 января 1857 г. читаем; «Я сказал про Белинского дуре Вяз(емской)» (Полн. собр. соч., т. 47. М., 1937, с. 109). Это прочтение резонно заподозрил В., Шкловский, предположивший конъектуру: «Вяземскому». О какой Вяземской пишет Толстой, понять невозможно, между тем о П. А. Вяземском речь идет в предыдущих записях — 18 и 28 декабря 1856 г. Главное же, что оборот «дуре» с существительным мужского рода вполне возможен: В. Шкловский указал, например, на письмо Пушкина: «Смирдин такая дура» (Шкловский В. Лев Толстой. М., «Мол. гвардия», 1964, с. 260).

Кажется вполне обоснованной конъектура, недавно предложенная В. Г. Березиной: «Что же касается до (прозы) Жуковского — он является в ней совершенно учеником Карамзина» — это пропущенное слово надо читать в статье Белинского о Пушкине¹.

В статье Добролюбова «Забитые люди» («Современник», 1861, № 9) есть такие слова: «...самый обыкновенный читатель не затруднится отозваться, вовсе не с чужого голоса, — что, например, «Свои люди» Островского — бесцветны и не новы, «Первая любовь» Тургенева — пошлость, «Полемические красоты» Чернышевского — нахальны до неприличия и т. п.».