Белорусские архивы в структуре учреждений Российской империи 1 страница

Законодательство об архивах. Присоединение белорусских земель к Российской империи совпало с существенными преобразованиями в сети высших и центральных учреждений России, что в свою очередь привело к усложнению государственного аппарата. Оно вызвало появление ведомств, каждое из которых представляло собой разветвленную систему центральных и местных учреждений, находившихся в одном подчинении и близких по своему назначению (ведомства министерств: внутренних дел, юстиции, финансов, народного просвещения и т.д.).

Такая реорганизация привела к существенным изменениям в области архивного дела. Была создана обширная сеть архивов при высших, центральных и местных учреждениях. В соответствии с “Общим губернским учреждением” в белорусских губерниях создавались органы управления, суда, прокуратуры, местного самоуправления, аналогичные российским. При них возникали архивы, накапливавшие документы. Кроме того, сюда передавались актовые книги многочисленных местных судов Великого княжества Литовского и Речи Посполитой в основном XVI—XVIII вв.

Начиная с XIX в. деятельность архивов учреждений белорусских губерний регламентируется российскими законами. Как известно, важнейшим среди них являлся Генеральный регламент, принятый 28 февраля 1720 г. Его глава 44 “Об архивах” предусматривала обязательную сдачу учреждениями своих документов в архивы по истечении определенного срока (для дел, потерявших практическую ценность, он устанавливался в три года). По регламенту создавались самостоятельные структурные части в учреждениях — “архивы”, отделяясь таким образом от “канцелярий”. Указ Сената 17 января 1736 г. предписывал “во всех губерниях и во всех провинциях и в приписных знатных городах, для такой же опасности и сохранения от пожарного случая прежних лет дел и денежной казны, ежели где каменных палат нет, сделать по две палаты каменные, от деревянного строения не в близости, с своды и полы каменными и с затворы и двери и решетки железными, из которых бы одна была на архиву, а другая на поклажу денежной казны”[63]. Аналогичный указ от 28 мая 1768 г. требовал, чтобы “в архивариусы присутствующими выбираемы были люди трезвого жития и неподозреваемые, в пороках и иных пристрастиях не примеченные”, а также, чтобы архивы ежегодно освидетельствовались.

Как следует из предыдущей главы, подобный порядок хранения документов (особенно местных судов) существовал и в Речи Посполитой в XVI—XVIII вв., благодаря чему многие важнейшие исторические источники дошли до наших дней.

В “Общем учреждении губернском” определялся порядок хранения местных архивов: “Помещение архива должно быть просторное, сухое, со сводами, с каменными или кирпичными полами, с отдушинами в противоположном направлении, для очистки воздуха и при том теплое с духовыми или иного устройства печами, которые топились бы из подвалов, коридоров или вообще вне самого помещения. Дела должны храниться, смотря по средствам, в шкафах или на полках, устроенных рядами так, чтобы между ними был свободный проход”[64].

Статьи 63—65 этого документа гласили: “Все сданные в архив дела должны быть содержимы в надлежащем порядке. Всем делам, в архиве состоящим, содержится опись по алфавиту и по нумерам, дабы в случае справок не было затруднения в приискании и никакое дело не могло утратиться”.

Однако эти в целом благоприятные для архивного дела на местах постановления, указы, распоряжения не исполнялись. Управление архивами в Беларуси, как и в собственно российских губерниях, находилось в ведении губернаторов, управляющих палатами, попечителей учебных округов, епархиальных архиереев, воинских начальников и других адми­нистраторов, обремененных множеством служебных дел, не имеющих ничего общего с архивами, для которых, по словам управляющего Московского архива Министерства юстиции профессора Д.Я. Самоквасова, “древние архивные акты — китайская грамота, а рациональное архивоведение — terra incognito”[65].

На практике дело разбора, описания и уничтожения архивных материалов, хранившихся при канцеляриях действующих учреждений, зависело от низших канцелярских чиновников, часто лишенных всякого знакомства не только с элементарными требованиями архивоведения, существовавшего к тому времени в странах Западной Европы, но и вообще с запросами исторической науки.

Как отмечал Д.Я. Самоквасов, “... документальное имущество..., наследованное от предков, остается бесполезным для научного использования по его беспорядочности и отсутствию описей, расхищается частными лицами, гибнет от пожаров в деревянных хранилищах, гноится массами в сырых подвалах, на чердаках и в крепостных башнях, часто без окошек и дверей, продается тысячами на бумажные фабрики для переделки на картон и подвергается фальсификациям с целью доказательства в правительственных учреждениях мнимых личных и имущественных прав”[66].

Белорусские архивы в 1812 г. Значительный урон белорусские архивы понесли во время войны 1812 г. Как и впоследствии, в первую очередь пострадали древнейшие документы: чиновники не видели в них особого проку, поэтому об эвакуации или принятии каких-либо иных мер по обеспечению их сохранности речи не шло. Вывозу прежде всего подлежали наряду с “казенными суммами” архивы, имевшие политическое или имущественное значение. Например, в секретном рапорте гродненского губернатора А. Ланского, направленном 4 июня 1812 г. литовскому военному губернатору, указывалось, что приняты меры по перевозке дел, имевших сведения о земле и находившихся в присутственных местах Гродно, Бреста и других поветовых городов, в Вильно. В дальнейшем эти материалы предполагалось направить в Псков[67]. 10 июня 1812 г. слонимский земский исправник получил от Ланского предписание. В нем требовалось “без малейшего промедления и без всякого отлагательства перевезти в Псков все секретные переписки..., а равно и часть архива из присутственных мест, кои хотя малое могут дать понятие о земле... Дела поветовых для военных повинностей присутствий... иметь под рукою земских исправников в такой готовности, чтобы они могли взять с собою при отступлении последних войск, с коими сами следовать будут”[68]. Хранившиеся в присутственных местах, церквах, монастырях древнейшие документы выбрасывались французскими солдатами и польскими уланами на улицу, сжигались. В Орше, например, в числе ненужного “хлама”, выброшенного из разграбленных ими церквей и монастырей, оказалось и Евангелие (“Оршанское”) XIII в., писанное на пергамене, случайно уцелевшее и переданное затем в музей Киевской духовной академии. В настоящее время памятник хранится в Центральной научной библиотеке Национальной Академии наук Украины. Пострадал и древнейший фамильный архив князей Радзивиллов (так называемый Несвижский), несмотря на более чем лояльное отношение его владельца к французам. Значительная часть архива была вывезена в Неборово, оставшиеся же документы расхищались и даже уничтожались[69]. Как установил в 1820-е годы профессор Виленского университета И.Н. Ло­бойко, “солдаты резали пергаментные документы и подшивали их на подтяжки. Другие документы исторической важности похищены разными лицами. Печати, не только украшенные алмазами, но и медные, какие только были и имели приятную наружность, тогда от документов оторваны”[70].

В то же время, если верить А.А. Шлюбскому, архив Радзивилла пострадал и от русских войск в период изгнания ими французов за пределы Российской империи. Ученый, в частности, отмечал в своей известной (но не всегда документально подтвержденной) библиографической работе:

“64. Адміралам Чычагавым разрабаваны палацы Радзівіла у Несьвяжы за яго прыхільнасць да Напольёна, тады згінула рэшта бібліятэкі, якая ў 1772 годзе была вывезена у Пецярбург; загінула таксама і частка цэннага архіву”[71].

26 июня 1812 г. в Смоленск был доставлен архив Мстиславльских присутственных мест в 19 тюках и 6 сундуках. Сложенный в нижнем этаже корпуса совестного суда, он был сожжен французами вместе с другими многочисленными древними документами[72]. Из трех важнейших архивов Смоленска (губернского, городового магистрата и православной консистории) в 1812 г. уцелел лишь последний. Как установил в начале 1825 г. переводчик Могилевского главного суда Н. Горатынский, обследовавший по поручению известного российского государственного деятеля и мецената Н.П. Румян­цева мстиславльские архивы, наиболее древние материалы, хранившиеся в Мстиславльском замке, перед 1662 г. были вывезены в Смоленскую крепость, где также погибли в 1812 г.[73]

Значительно пострадали в 1812 г. архивы Лепеля, Витебска, Борисова[74]. Древнейшие документы, хранившиеся в архивах г. Климовичи, в 1812 г. были эвакуированы в Чернигов, где и затерялись. Новейшая часть климовичских документов начиная с 1784 г. была обнаружена впоследствии в жалком состоянии: архив оказался сваленным в сыром деревянном сарае; уцелели лишь новейшие книги земского суда, остальные истлели[75].

§ 1. Сеть ведомственных
архивов Беларуси
в XIX — начале XX в.

Как известно, в результате уточнения административно-территориального деления в 1802 г. на территории Беларуси были созданы Могилевская, Витебская, Минская, Гродненская губернии, а также Виленская, включавшая в свой состав и белорусские уезды. Уезды с 1861 г. делились на волости. Кроме того, существовали чрезвычайные административно-территориальные единицы — генерал-губернаторства. С 70-х годов XIX в. в белорусских губерниях возникают органы городского, земского и сословного самоуправления.

В соответствии с требованием статей 57—64 “Общего учреждения губернского” канцелярии, по крайней мере 15 учреждений каждого губернского города Беларуси, должны были иметь “текущие архивы” и “окончательные архивы”. Если первый составляли материалы (уставы, инструкции, документы, книги), которые нужны для справок и соображений по текущему производству дел, то во втором должны были находиться дела, “не подлежащие более решению и исполнению”[76]. Архивы создавались при канцеляриях губернского правления, казенной палаты, управления государственных имуществ, межевой, консистории, полицейского управления, управления путей сообщения, учебных учреждений, дворянского депутатского собрания, городского управления, земского управления, конторы госбанка, военного ведомства, судебного ведомства.

В каждом уездном городе архивы создавались, как минимум, при канцеляриях 10 уездных учреждений: полицейского управления, казначейства, духовного ведомства, учебного ведомства, дворянства, города, земства, военного ведомства, межевой и судебных учреждений.

Кроме того, каждое волостное правление также должно было иметь хранилище актов делопроизводства.

Таким образом, в Беларуси во второй половине XIX в. насчитывалось до 2 тыс. архивов. К этому количеству следует добавить архивы благотворительных, монастырских, промышленных, железнодорожных и других комиссий и комитетов (в России насчитывалось не менее 2 тыс. таких архивов, следовательно, в Беларуси их было не менее 100).

Особую ценность в научном и практическом отношениях представляли архивы казенных палат, губернских правлений и судебных учреждений.

Архивы казенных палат служили в губерниях центральными хранилищами решенных дел учреждений ведомства министерства финансов.

Архивы губернских правлений являлись центральными хранилищами оконченных делопроизводством документов местных учреждений ведомства Министерства внутренних дел; кроме того, сюда, как правило, передавались архивы упраздненных местных судебно-административных учреждений. Например, в архив Витебского губернского правления были переданы архивы Белорусского губернатора за 1797—1810 гг., Белорусского военного губернатора за 1811—1822 гг., генерал-губернаторств Витебской, Могилевской, Смоленской и Виленской, Гродненской, Минской губерний за 1824—1855 гг. Здесь же находился и архив Полоцкого наместничества, включавший документы с XVI в. по 1732 г.

В архивах действующих судебных учреждений находились дела XIX в. Если говорить о классификации материалов в архивах действующих учреждений, то за основу ее был взят признак происхождения. Закон “Учреждение губернских правлений” 1845 г. требовал в архиве “располагать и содержать дела постоянно в том самом порядке, в каком они были в столе и в каком поступают... при подлинных настольных реестрах”. Этот закон поставил вопрос о сохранении внутренней структуры документальных комплексов, предписывая материалы располагать “по отделениям, столам и по годам... Вновь заводимый архивом порядок должен быть строго соблюдаем..., а дела прежних лет приводятся последовательно в возможное устройство по тому порядку, как значатся в старых описях”[77].

Ведомственное децентрализованное хранение архивных документов, произвол и взяточничество, царившие среди значительной части чиновников, недостаток компетентных кадров архивистов, отсутствие контроля за сохранностью архивов неизбежно вели к многочисленным утратам ценнейших материалов по белорусской истории. Бичом белорусских архивов в этот период стали вывоз и продажа документов на бумажные фабрики. В 1881—1883 гг. через витебского купца Гинцбурга древнейшая часть архива Полоцкого наместничества в количестве “до трех тысяч пудов” была продана в Ригу[78]. Обследовавший в 1898 г. архив Витебского губернского правления Д.И. Довгялло с сожалением отмечал, что древнейших дел Полоцкого наместничества в архиве немного: за 1731 г. всего одно дело, дальше шли дела сразу за 1750 г. — тоже одно дело[79]. В 1885 г. из этого же архива “назначено в продажу более тысячи пудов старинных дел или бумаг, в том числе и бумаги двух генерал-губернаторов по губерниям Витебской, Могилевской, Минской и Виленской. Бумаги относятся к прошедшему столетию и оканчиваются 1808 годом”[80]. Судя по описанию Довгялло, эти бумаги действительно были проданы, так как в описи архива Витебского губернского правления значатся документы генерал-губернаторств начиная с 1823 г.

Немногие энтузиасты-подвижники, такие, как Д.И. Дов­гялло, витебский краевед, архивист, историк А.П. Сапунов в лучшем случае составляли описания хранившихся в архивах губернских и уездных учреждений документов, в худшем — фиксировали факты их гибели. Так, обследовавший по поручению Московского археологического общества архивы Могилева и Минска А.П. Сапунов писал: “Архив [Могилевского. — М.Ш.] губернского правления. Документы с 1847 г. Более ранние, начиная с 1773 г. или сгорели в 1853 г., или проданы”. “Архив [Могилевской. — М.Ш.] духовной консистории. Приведен в порядок бывший секретарем консистории В.А. Александровичем в 1889—1900 гг. До этого архив был на колокольне”. И как редкое исключение: “Архив Минского губернского правления. Дела с 1795 г. Описи имеются. Благоприятное впечатление, помещение прекрасное”[81]. О крайне неудовлетворительном состоянии уездных архивов писал и Д.И. Довгялло, ознакомившийся в 1899—1900 гг. с лепельскими городскими архивами[82]: “Так называемые провинциальные архивы, случайно сохранившиеся в уездных и заштатных городах, а равно монастырях и церквах, — писал священник Л. Паевский, обследовавший в конце 90-х годов Жировицкий монастырский и Брест-Литовские городские архивы, — изображают (за редким исключением) жалкий остов в той неразработанной еще научной области нашего края, которая предстала пред нашими очами на происходившем недавно в Вильне IX Археологическим съезде”[83]. Далее автор делился впечатлениями, вынесенными им от осмотра брестского архива, который находился на чердаке здания, занимаемого городской думой, в совершенно неупорядоченном состоянии: “Груды старых, т. наз. “шпаргалов” покрыты толстыми слоями пыли и издают тяжелый, затхлый и удушливый запах... Нынешний архивариус, трудолюбивый старичок, служит уже около 40 лет, но с архивом не знаком... В 1866 г. составлена была “Архивная опись Брестской городской думы, книгам, нарядам и прочия”. Но эта опись... никем не скреплена, не прошнурована и даже не пронумерована”[84].

Такое положение с хранением архивных документов в XIX — начале XX в. в Беларуси было, как правило, повсеместным. Статистические комитеты, другие общественные организации, существовавшие в белорусских губерниях, не могли оказать существенного влияния на улучшение хранения и организацию использования документов губернских и уездных архивов. Дело осложнялось и тем, что, находясь в самом центре Европы, территория Беларуси слишком часто становилась ареной военных действий, следствием чего являлось или прямое уничтожение хранившихся в здешних архивах документов (как, например, в 1812 г. или столетие спустя) или их вывоз в сопредельные страны (в порядке эвакуации на Восток или в качестве трофеев — на Запад).

Проблемы экспертизы ценности и описания документов ведомственных архивов в XIX — начале XX в. В первой половине XIX в. некоторые ведомства (МВД, государственного контроля, МПС, МНП и др.) разработали правила и инструкции, целью которых являлась попытка определить ценность различных категорий документов и установить сроки их хранения. Документы в них подразделялись на 3 группы (“разряда”; “отдела”): “всегдашнего хранения”, “временного хранения” (от 5 до 20 лет) и подлежащие уничтожению через 1—3 года. Эти правила и инструкции служили учреждениям основанием для выделения документов к уничтожению.

Если вначале составленные для уничтожения описи дел подлежали рассмотрению и санкционированию Комитетом министров, то к середине XIX в. эта работа приобретает произвольный, узковедомственный характер. В 1854 г. МВД первым получило право самостоятельно отбирать документы к уничтожению; за ним последовали и другие ведомства. В 1862 г. Министерство государственных имуществ издало правило “О порядке разбора и уничтожения решенных дел”; аналогичные правила издавались в 1864 г. Министерством финансов, в 1865 г. — Министерством внутренних дел, в 1871 г. — Министерством юстиции. Подобные правила возникли и для местных учреждений: для архивов дореформенных судов — в 1866 г., приказов общественного призрения — в 1869 г., судебных палат, окружных судов и мировых судей — в 1883 г., присутствий по крестьянским делам — в 1889 г. и т.д.

В середине XIX в. разрешение уничтожать архивные документы получили местные органы власти. Так, в 1867 г. губернаторы могли самостоятельно решать вопросы об уничтожении документов учреждений, подведомственных им (значит, и МВД).

Отсутствие на местах опытных архивистов приводило к тому, что судьбу многих документов, потерявших справочное значение, но имевших научную ценность, решали зачастую некомпетентные чиновники. Секретные документы сжигались, несекретные продавались на бумажные фабрики в качестве сырья. Если принять во внимание то обстоятельство, что значительная часть вырученных от продажи архивных дел денег шла на увеличение жалованья чиновникам, можно себе представить, какую активность в деле уничтожения архивных документов они развили[85]. О некоторых фактах продажи документов из ведомственных архивов Беларуси упоминалось выше. И тем не менее, несмотря на имевшие место недостатки в деле обеспечения сохранности архивных материалов, к середине XIX в. достигло определенных успехов описание архивных дел. Это было обусловлено потребностями развивающейся исторической науки. Обращавшиеся в архивы историки нередко не могли получить интересовавшую их информацию именно из-за отсутствия описей, каталогов, справочников, обзоров. Это подталкивало работников архивов (как ведомственных, так и исторических) к необходимости создания научно-справочного аппарата. Большой вклад в разработку методики архивного описания в первой половине XIX в. внес комитет, созданный в 1835 г. для описания документов трех московских сенатских архивов (старых дел, разрядно-сенатского и поместно-вотчинного). Было признано целесообразным существование описаний “трех степеней”. Описание 1-й степени предполагало наличие наименования фондообразователя, указание номеров дел и их хронологических рамок, рода дел, количества листов. В современном понятии это была инвентарная опись. Описание 2-й степени состояло из обзора истории фондообразователя и характеристики отдельных групп и документов, т.е. представляло собой современный тип путеводителя. Описание 3-й степени включало сведения, извлеченные из всех документов, и напоминало современный тематический обзор.

Основным видом архивных справочников по-прежнему оставалась опись. В отличие от описей XVIII в., носивших, как правило, инвентарный характер и обеспечивавших только учетную функцию, в XIX в. начинают появляться описи, игравшие роль научно-справочного аппарата. Существовали две точки зрения на описание архивных дел. Выдающийся российский археограф П.М. Строев, являвшийся сторонником краткого описания, разработал общую схему, которая включала предисловие, краткую аннотацию документов, именной, географический и предметный указатели. За основу построения описи П.М. Строев брал хронологический или алфавитный признаки.

Другой, не менее известный археограф А.Х. Востоков был сторонником подробного описания документов. Он считал необходимым включать в описательные статьи фрагменты (или даже полные тексты) документов, воспроизводить начертания букв, анализировать текст, устанавливать его авторство, место, время написания и т.п. Именно по “востоковскому” принципу составлена И.Я. Спрогисом, О.В. Щербицким и В.К. Голубом “Опись документов Виленского центрального архива древних актовых книг”, вследствие чего в ее 10 объемных выпусках (1901—1913) описанными оказались лишь 64 (из 23 тыс.) актовые книги. При сохранении такой методики и темпов описания понадобилось бы свыше 4 тыс. (!) лет, чтобы завершить эту работу.

По “строевскому” принципу был составлен Н.И. Горба­чевским “Каталог древним актовым книгам губерний: Виленской, Гродненской, Минской и Ковенской” (издан в 1872 г.). В 1900 г. он был дополнен разработанным И.Я. Спрогисом географическим указателем и стал, таким образом, ценным справочником как для архивистов, так и для историков, археографов. “Строевского” же принципа придерживался и составитель перечневой описи на документы Витебского центрального архива древних актовых книг А.М. Сазонов (опубликована в 1-м выпуске “Историко-юридических материалов”). Форма архивных описей, подлежавших изданию, была установлена указом 2 апреля 1852 г. Она предполагала краткий перечень дел с указанием номера каждого документа, его краткого заголовка, а также полной даты. Попытка виленского архивариуса И.Я. Спрогиса в конце 80-х годов заменить составление описей именными, географическими и предметными указателями не была поддержана комиссией 1892 г. по преобразованию деятельности центральных архивов западных губерний. В ее докладной записке министру народного просвещения говорилось: “На обязанности архивариусов и помощников архивариусов в архивах древних актов лежит составление и печатание инвентарной описи документов с приложением к ней личных и географических указателей”[86].

§ 2. Создание и деятельность
исторических архивов в Беларуси и Литве

2 апреля 1852 г. Николай I подписал указ “Об учреждении в Киеве, Витебске и Вильно центральных архивов для актовых книг Западных губерний”, в котором говорилось: “Обратив особенное внимание на имеющиеся в Западном крае империи древние актовые книги, так называемые городские, земские и местские (бывшие в местечках магдебургий), важные в археологическом отношении и составляющие единственные в своем роде материалы для отечественной истории и для дворянских родов, мы возложили на министров внутренних дел, юстиции и народного просвещения изыскание способов как к извлечению более существенной пользы из содержания означенных книг, так и к сохранению оных”[87].

Было бы ошибочно полагать, что царское правительство действительно заботилось о сохранении и изучении документальных источников тех земель, которые в конце XVIII в. были им присоединены к Российской империи (на это российские власти будут вынуждены обратить внимание позже, особенно после восстания 1863—1864 гг. в Польше, Литве и Западной Белоруссии). Истинная причина состояла в другом и была связана с появлением огромного количества фальшивых актов (на дворянство, владения поместьями и т.п.), что причиняло значительный материальный ущерб прежде всего государственной казне, а также частным лицам. Хранившиеся в архивах судебных и административных учреждений Беларуси, Литвы, Украины актовые книги были легко доступны фальсификаторам, за соответствующую мзду изготавливавшим любую подделку.

“Когда русское правительство, — писал помощник архивариуса Виленского центрального архива древних актовых книг В.К. Голуб, — возвратило древнее свое достояние — Северо-Западный край, он уже был наводнен подлогами и фальсификациями... подделка юридических актов с целью размножить число дворян при русском правительстве считалась некоторого рода добродетелью. Подделывать акты с целью возведения в дворянское достоинство лиц, которые никогда не были дворянами, или хотя и были, но не имели на то никаких доказательств, сделалось синонимом “спасать братию”[88].

Действительно, фальсификации начались задолго до присоединения белорусских земель к России. На это указывают многочисленные сеймовые постановления Речи Посполитой. В частности, в постановлении 1726 г. говорились: “... размножились по разным местам подделки публичных актов, которыми потрясена доверенность к правительству, и имущество, и честь дворянства доходят до крайнего положения; и потому в предотвращение на будущее время подобных злоупотреблений, подтверждая прежние законы, строго предписываем коронным трибуналам, чтобы по обнаруженному и ясно доказанному преступлению в подделке и подлоге, заведующий актами, будь это писарь, или регент, или сусцептант, принявший этого рода фабрикацию или фальсификацию, был наказан смертию, а сторона, в пользу которой сделана подделка, теряла свое дело и подверглась наказанию по усмотрению трибунала”[89].

Однако суровость наказания не останавливала ни “мастеров”, ни их заказчиков: в 1830 г. лишь 4 % предъявлявшихся в суды документов оказались подлинными.

Для преграждения доступа в актовые книги фальшивок 19 февраля 1833 г. была учреждена специальная комиссия, которой вменялось в обязанность перенумеровать листы в книгах, прошнуровать, припечатать и скрепить их подписями всех членов комиссии. Однако вследствие формального отношения комиссии в этой работе последняя не дала ожидаемых результатов: подделки продолжались. Не имела успеха и деятельность следующей аналогичной комиссии, учрежденной 3 ноября 1842 г. для производства проверки актовых книг в западных губерниях. Тогда решено было изъять книги из присутственных мест и сосредоточить в специально учрежденных для их хранения центральных архивах — в Вильно, Витебске и Киеве. Изъятию подлежали книги по 1799 г. включительно. Это дата была продиктована прежде всего интересами дворянства, так как юридическая сила сохранялась за актами, внесенными в книги по 1799 г., после которого в присоединенных землях вошли в силу общероссийские учреждения и законы.

Виленский архив, находившийся в ведении Министерства народного просвещения и размещавшийся в здании закрытого к этому времени местного университета, начал функционировать с года своего учреждения[90]. Его первым заведующим по распоряжению Виленского генерал-губернатора И.Г. Биби­кова был назначен кандидат Санкт-Петербургской духовной академии Н.И. Горбачевский (1809—1880). Помимо заведую­щего в штат сотрудников архива входили два помощника архивариуса (постоянный и временный) и два писца. Бюджет архива составлял 2,3 тыс. руб. в год.

Витебский архив, поставленный под контроль Министерства внутренних дел, из-за отсутствия помещения смог начать работу лишь в 1863 г. Под его хранилище приспособили бывший фарный костел, в котором наряду с архивом древних актовых книг разместились архивы губернского правления и канцелярии генерал-губернатора. Возглавил архив бывший инспектор Динабургской гимназии, выпускник Казанского университета А.М. Сазонов (1818—1886). Он был единственным сотрудником архива, получал 600 руб. годового жалованья.

К 1863 г. концентрация документов в Виленском архиве была закончена. Из присутственных мест сюда поступили 18243 актовые книги. В 1887 г. архив пополнили еще 5 тыс. актовых книг различных судов Люблинской губернии за период с 1428 по 1810 г. Таким образом, к концу XIX в. в нем хранилось 23326 актовых книг, в которых содержалось примерно 15 млн документов Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской и Люблинской губерний. Встречались среди них также книги Могилевской и Смоленской губерний. Основные же книги этих, как и Витебской, губерний находились в Витебском архиве. По данным на июнь 1890 г. их здесь насчитывалось 1826 экземпляров с количеством актов до 300 тыс.

“Акты Виленского архива, — отмечал упоминавшийся выше В.К. Голуб, — представляют собой весьма ценный материал для изучения внутреннего строя бывшего Литовского княжества и в этом отношении имеют высокий научный интерес. Если к этому прибавить, что акты Виленского архива не мертвые исторические материалы, но еще действующие юридические документы, служащие доказательством различных гражданских прав, то вопрос о значении Виленского центрального архива будет исчерпан”[91]. То же самое можно сказать и о Витебском архиве, документы которого, несмотря на сравнительную немногочисленность, имели научное и практическое значение.

На первом этапе деятельности обоих архивов их сотрудники были вынуждены приводить в порядок и систематизировать поступавшие к ним дела. Следует заметить, что масса книг доставлялась в архивы в неисправном виде, с разбитыми переплетами или вовсе без них. К тому же книги разных судов, как и находившиеся в них документы, были перемешаны. После того как книги были разобраны, систематизированы по судам, реставрированы, началась работа по их использованию. Однако прежде архивариусом Виленского архива Н.И. Горбачевским был составлен каталог всем актовым книгам, получивший высокую оценку известного российского архивиста, директора Московского архива Министерства юстиции, профессора Н.В. Калачова. “Это в высшей степени важное пособие для желающих пользоваться документами архива”, — так охарактеризовал его значение Н.В. Калачов[92]. Помимо предисловия, в котором составитель дал характеристику основным видам включенных в актовые книги документов, а также познакомил читателей с разновидностями судов, существовавших в ВКЛ, в конце каталога находился алфавитный указатель всех имений и дворищ, на которые имелись инвентари и о которых упоминалось в подкоморских книгах. Годом раньше, в 1871 г., А.М. Сазонов опубликовал в первом выпуске “Историко-юридических материалов” аналогичный каталог актовых книг Витебского архива. Оба эти справочника составлены по единому принципу и включали следующие данные: номер по порядку, номер судебного места (т.е. делопроизводственный номер), год, род книги по содержанию (например, Главного Литовского трибунала, Мстиславльского городского суда, Оршанского земского суда и т.д.), количество листов, язык. Каталог Н.И. Горбачевского зафиксировал 18243 книги, А.М. Сазоно­ва — 1823 книги.