Что связано с понятием Русский Север? 3 страница

Границы плейстоценовых покровных оледенений Европейской части СССР (по А.А. Величко): 1) Окское оледенение; 2) Днепровское; 3) Московское; 4) Валдайское

 

Примером первого положения может послужить содержащееся в «Махабхарате» (в книге «Лесная») описание горы Меру, т. е. точки, единогласно признаваемой местом Северного полюса. На эту гору пришел Арджуна, один из главных героев эпоса, и говорит, что «на Меру Солнце и Луна ходят кругами слева направо, и это же совершают все звезды… Гора своим сверканием настолько превосходит мрак ночи, что ночь бывает трудно отличить ото дня». Если тот, кто знакомится с Махабхаратой, вспомнит, что речь в ней идет о полугодовой непрерывной ночи на Меру, то ему станет ясно, что это загадочное сверкание горы может означать только блеск северного сияния, которого, естественно, в течение шестимесячного дня в точке полюса не бывает, а значит, Арджуна в своем рассказе передает то знакомство с этим небесным явлением, которое было близко известно его отдаленнейшим предкам и жило в их памяти в точных и ярких описаниях. А, поскольку династический род Арджуны выходил по генеалогическим подсчетам специалистов по гороскопам к древнейшим корням арьев-воинов и завоевателей, то, по всей очевидности, в его роду, относящемся к наиболее старинной династии Бхаратов, сохранялась живейшая память о природных условиях, знакомых им по реальным событиям жизни в глубочайшей древности. И эти условия, и эти события нашли себе прочное место в народной памяти всех арьев, закрепляясь в ней постепенно от поколения к поколению, начиная с периода их жизни в приарктических условиях и принимая постепенно форму мифических сказаний, которыми так богата Ригведа. Следует особо подчеркнуть, что мифы Ригведы сберегали брахманы — богослужители и учителя, а мифические и мифообразные сказания сберегал в своей коллективной памяти народ, и в этих богатых разветвленных образах мифы и вошли в неизмеримо обширный объем «Махабхараты». Этим и объясняется почти дословно точное описание сияния горы Меру, содержащееся в Ригведе, с волшебным ее сверканием в ночном мраке, которое так поразило Арджуну, героя-царевича «Махабхараты». Такая ночная игра световых вспышек в глубине черного неба (повторим — неба полугодовой непрерывной ночи) могла представлять собой только картину северного сияния, которое нигде на земле не может быть наблюдаемо и так точно описываемо, как в приводимых отрывках из памятников индийской литературы, а также для сравнения с ними и из описаний европейцев, видевших это явление (о чем ниже).

Остановимся на передаче впечатлений, производимых ярким напряжением в смене красок северного сияния, что могло породить — и порождало — в восприятии зрителя возможные аналогии со знакомыми ему картинами и делами земной жизни. Так, в книге 1 й «Махабхараты» (с. 81) мы встречаем такой рассказ: «Затем вблизи Солнечного океана разыгралась великая битва, ужаснейшая из всех, между богами и асурами. Большие острые дротики, пики с хорошо отточенными концами и другие различные орудия посыпались тысячами. Разрубленные диском, покалеченные мечами, копьями и дубинами асуры тогда, обильно истекая кровью, падали на землю. Срезанные острыми копьями в страшной битве непрерывно падали головы, украшенные сетками из горящего золота. Словно ярко-красные вершины гор, лежали убитые асуры с телами, обагренными кровью… И тогда… явился с небес сверкающий великим блеском диск Сударшана… он был подобен огню, ужасен и неотразим… Блистая подобно разрушительному огню… то пылая, как огонь, он слизывал толпы асуров… А могучие асуры, с твердыми сердцами, забравшись на небеса, постоянно беспокоили оттуда толпу богов тысячами скал, напоминая собою тучи, разливающиеся дождем… Терзаемые богами могучие асуры… ушли в землю и океан солнечных вод».

В другом месте поэмы мы встречаем не менее яркое описание разгоревшегося в небе сияния («Мах.» кн. 1, с. 96. Сев. сияние).

«(Боги) решительные, они облачились в различные дорогие панцыри, сделанные из золота… они держали множество разнообразных мечей… и все это испускало искры огня и дым… И украшенные дивными украшениями, блистая сверкающим оружием, те сонмы богов стояли там… и то поле брани казалось расплавившимся в небесном своде».

В этом же великом эпосе мы встречаем и описание полярного сияния как форму воплощения бога арьев, чаще всего встречающегося под своим главным именем Вишну. Этот рассказ выглядит как повествование человека, восхищенного таким зрелищем, но не простого человека, а великого мудреца, «владычного риши», который отправился на Шветадвипу (на «Белую землю»), чтобы почтить великого бога лучшими словами в том месте, где «весь мир пребывает». И вот Вишну-Нараяна явился на его призыв «зримый во вселенском образе»: «Как бы подобно месяцу духовно чистый и вместе с тем как бы вполне от месяца отличный, и как бы огнецветный, и как бы мысленно мелькнувшее звезды сиянье; как бы (радуга) крыла попугая и как бы хрусталя искристость, как бы иссиня-черный мазок и как бы золота груды, то цвета ветки коралла, то как бы белый отблеск, здесь злато-цветный, там подобный бериллу, как бы синева сапфира, местами — подобный смарагду…»

Можно продолжить примеры подобных описаний и рассказов о впечатлениях, порождаемых грандиозным зрелищем полярных сияний, но важно не их изобилие, а их точность, которую не могли бы породить пересказы чужих повествований, услышанных, возможно, тоже в чьих-то пересказах. Приведенные здесь примеры говорят о прочности памяти, сохранявшей знания и впечатления, полученные некогда предками арьев, т. е. теми их давними прародителями, в областях, где видели и знали северное сияние и глубоко понимали и описали обстановку и условия жизни в арктических областях.

Евгений Елачич (см. Приложение III), русский исследователь Севера, написал в 1911 г., вскоре после первой публикации книги Тилака (1903 г.): «Новые исследования индийского ученого Тилака и ряда других филологов сыграли и сыграют в будущем громадную роль для разрешения вопроса о родине человечества».

Этому вопросу посвящен капитальный труд большого ученого У. Уоррена, работавшего в 1860–1870 х гг. в Америке, в Бостонском университете (169). Но до того, как мы познакомим читателя с его книгой, скажем все же, что описания северных сияний производили и производят столь же неотразимое впечатление на всех, кому довелось и доводится их видеть, причем некоторые описания почти дословно близки словам древних арьев об этом зрелище. Так, норвежский полярник Фритьоф Нансен писал: «Но вот северное сияние покрывает своим серебристым светом все небо; вскоре серебристый оттенок сменяется желтым, зеленым и красным цветом. Сияние, непрестанно меняясь, не зная покоя, то разливается широкой полосой, то снова стягивается лишь затем, чтобы снова разлиться по небу несколькими отдельными расходящимися полосами ослепительно белого цвета. И все окружено волнующимися сверкающими лучами… (Сиянье) появляется в виде огненных языков… извивалось наподобие огненного змия через все небо…»

И в завершение взглянем на слова того, чей род издревле существует на Двинской земле и кто с рождения наблюдает эту картину сияний, — известнейшего русского писателя Бориса Шергина: «В замороз к полночи начнет в синем бархате небесным пояском серебряным продергивать с запада до востока, а с севера заподымается как бы утренняя заря. И вдруг все погаснет. Опять из-за моря протянутся пальцы долги без меры и заходят по небу. Да заря займется ужасная, как бы пожарная. И опять все потухнет, и звезды видать. Сиянье же обновится. Временем встанет как стена, по сторонам столбы, и столбы начнут падать, а стена поклонится. А то будто голубая река протечет, постоит да свернется, как свисток» (Шергин Б. Океан — море русское. М.: Молодая гвардия, 1961, с. 25–26).

Знак коня в истории

Взвихренной конницей рвется

К новому берегу мир.

С. Есенин

 

Попытавшись выше предположительно определить схему продвижения индоязычных арьев с земель их проживания в доледниковый период и путей их перехода к Черному морю в долгие века, наступившие после начала их приледниковой жизни, остановимся на том, как складывались в это время семейные структуры и соответственно их быт. В силу отсутствия археологических свидетельств нам следует обратиться к книге «От Волги до Ганга» и познакомиться со взглядом ее автора, обращенном в глубину этого периода, и всегда помнить при этом, что Р. Санкритьяяна посвятил свою научную деятельность изучению всех данных, сохранившихся в традициях, обычаях, языке, эпосе и памяти народа, и особенно тех групп населения Индии, которые доныне возводят свое происхождение к мифам о приходе арьев с северо-запада и об их путях на Индию с земель Восточной Европы. Обращаясь именно к мифам и эпическим преданиям, автор сделал попытку обрисовать жизнь арийских предков в тех местах, которые он обобщенно назвал Волгой и связал их с периодом главенства матерей в родовых группах.

Глиняная модель крытой повозки арьев

 

Мы видим в этой книге описание жизни в тот период, пока еще не развилось скотоводство и, главное, еще не одомашнили лошадь. Археолог Е. Кузьмина в своей книге [104] посвящает отдельный раздел вопросу о роли коня и колесницы в истории индоиранцев, указывая, что в начале II тыс. до н. э. индоарийские имена, а также термины, касающиеся колесниц, встречаются в надписях стран Передней Азии, и подчеркивает, что «именно митаннийские арии способствовали распространению навыков тренинга и запряжки коней в колесницы… и описание отрядов колесничих» (с. 179). В этой книге говорится о разных взглядах ученых на вопрос о начале одомашнивания лошади, но большинство сходится в том, что главным ареалом этого процесса была Восточная Европа «от Днепра до Урала». Этот итоговый взгляд многих исследователей приводит нас к выводу, что этот процесс был неотделим от скотоводческой практики кочевых индоязычных арьев, продвигавшихся к югу и далее к Индии путем завоевательных операций и захвата чужих земель и богатств, так точно определенных в вышеприведенной цитате из книги индийского историка Д. Косамби. Е. Кузьмина указывает, что даты начала строения колесниц расходятся у разных исследователей в пределах колебания от VI–V тыс. до II тыс. до н. э. В силу этой неопределенности мы можем лишь предположить, что описываемые (а точнее — реконструированные) Р. Санкритьяяной картины жизни индоязычных арьев должны относиться к многотысячелетнему периоду их доледниковой жизни, а затем и к началу их пребывания на Русском Севере в приледниковых землях и их дальнейшему существованию уже на Волге. Выше мы подчеркивали, что Санкритьяяна, вероятно, ошибался, относя описываемые им эпизоды жизни предков арьев к VI тыс. до н. э., и они, по-видимому, должны быть соотносимы с началом их продвижения с севера в сторону Волги. Судя по «нащупываемым» учеными датировкам начала коневодства в форме, единогласно приписываемой индоязычным арьям, оно, возможно, зародилось в северных районах ареала «от Днепра до Урала» и стало одним из заметных различий между хозяйственно-культурными типами развивающихся славян и арьев, т. е. между земледелием и кочевым (или полукочевым) скотоводством.

Невольно напрашивается вывод, звучащий условно, но связанный с новым этапом в жизни индоарьев — с переходом роли главы рода из женских рук в мужские, — «конь определил становление патриархата».

В разделе книги, озаглавленной «Арии — путь на юг» [104], который посвящен данным о конях и колесницах, нет ни одного указания на связь коневодства именно с индоязычными арьями и сообщается в основном, что: «Вопрос о происхождении конных колесниц в Передней Азии или в Волго-Уралье остается открытым. Хронологический приоритет пока за степями» (с. 178), но нет точной привязки этих фактов к какому-либо племени, и читатель может лишь по таким словам предполагать, что этим племенем могли быть индоязычные арьи. И дальше сказано, что нет данных для сравнительного сопоставления находимых в степи фрагментов колесниц, но приводится важное для нас указание на то, что обнаруживаемые в Передней Азии «многочисленные упоминания колесниц и коней… связаны прежде всего с индоарьями, приход которых в Митании относят к XVI–XV вв. до н. э. …Заслуга индоариев в Митании… в том, что они привели высокородных лошадей, выведенных для колесничной запряжки и научили их лечить, тренировать и запрягать в колесницы» [88, с. 41–45; 104,с. 179]. Эти данные, приводимые в ряде работ археологов и историков, служат главным подтверждением того, что именно в среде индоязычных арьев, продвигавшихся с севера вдоль приуральских земель Восточной Европы, началось и достигло высокого развития коневодство и соответственно ремесло построения колесниц.

Колесница арьев (реконструкция)

 

Обратившись к материалам «Махабхараты», мы обнаружим множество указаний на то, что воины арьи всегда обращались к услугам состоявших у них на службе колесничих, игравших роль не только погонщиков и направителей упряжных коней, но выступавших в роли специалистов, как наблюдавших за строением колесниц, так и проводивших потребный в бою ремонт. Все эти многочисленные данные подтверждают давние знания индоязычных арьев в области развития конно-колесничного дела, а значит, и возникновение этих знаний следует относить к векам, протекавшим задолго до того, как это дело стало известно в Закавказье, т. е. задолго до указываемого учеными XVI в. до н. э.

Скифский всадник. V в. до н. э.

 

У историков нет данных, позволяющих определить время начала развития сельского хозяйства в среде предков индоевропейцев (и, в частности, славян) и соответственное начало развития у индоязычных арьев занятий кочевым или полукочевым скотоводством, с которым было связано их стремление к одомашниванию лошади и к прославившему их коневодству и колесничному делу. Но постоянно встречающееся у всех исследователей подчеркивание их неотъемлемой связи с этими занятиями, с этим их культурно-хозяйственным обликом служат хотя и косвенными, но всегда взаимно точно совпадающими указаниями ученых на тот многотысячелетний путь развития, который их племена прошли именно в лесостепных, а впоследствии и в степных зонах Восточной Европы, откуда и началось их продвижение и в Переднюю, и в Среднюю Азию и пролегло главное направление к Индии через северные области Афганистана.

Здесь еще раз можно высказать наше давнее предположение, что арьи достигли Индии не во II тыс. до н. э., как обычно пишут, но гораздо раньше. И об этом можно судить хотя бы по тому факту, что в захоронениях знатных людей в странах Передней Азии обнаружены останки не только одомашненных лошадей, но и части упряжи и фрагменты колесниц, датируемые IV–III тыс. до н. э. [88]. Эти находки сопоставимы с теми, что в более значительном количестве находимы археологами в областях южнорусских и днепро-донецких степей и, следовательно, соотносимы со скотоводами-арьями, развивавшими коневодство задолго до этих веков, а точнее — тысячелетий. И нельзя исключать из истории формирования и развития двух обширных культур — ямной и срубной — тех областей между северной частью русла Волги и Уралом, которые и были ареалом сложения в IV тыс. древнеямной культуры. В этом процессе, несомненно, не могли не принимать участия индоарьи наравне с другими формировавшимися здесь родо-племенными, а затем и племенными общинами индоевропейцев, положивших начало сложению населения Восточной Европы, т. е. главной массой протославян. Отсюда шло дальнейшее их продвижение к югу, и здесь, к западу от Урала, стала складываться задолго до этого их коневодческая культура, достигшая и южнорусских степей. Недостаточное развитие хода археологических работ здесь, в районах приуральской тайги, заставляет надеяться на новые открытия, которые смогут подтвердить эти предположения о путях древних арьев в Причерноморью, где их давнее и длительное присутствие, бесспорно, доказано работами лингвистов и, главное, недавно опубликованной книгой академика О.Н. Трубачева [167]. Специалисты по истории коневодства указывают, что оно развилось у племен Причерноморья уже к IV–III тыс. до н. э., что снова наводит на мысль о приходе арьев в Индию задолго до II тыс., как принять считать.

Необходимо указать на то, что во всех частях Ригведы многие боги описываются как связанные с лошадями или управляющие ими. Так, божества утреннего света Ашвины носят даже имя, означающее «владеющие конями», бог солнца Сурья летит по небу в золотой колеснице, которую несут семь коней, Маруты-ветры тоже, как и главный бог ветра, Ваю, проносятся на конях, и т. п. Такие свидетельства нельзя не учитывать, говоря о коневодстве в среде индоязычных арьев.

В науке остается открытым вопрос о первом знакомстве с конем, о времени даже не первых попыток одомашнивания коня, а о самых первых днях возникновения в сознании людей восприятия некой значимости этого животного. Археологи считают, что до VII тыс. до н. э. человек не знал коня, не освоил возможности его приручения и использования, и начали люди широко применять коня как жертвенное животное, что прослеживается и в данных о развитии срубной культуры в IV тыс. до н. э. Но только ли роль промыслового охотничьего животного отводилась коню до указанных дат? Следует вспомнить о находке русскими археологами стоянки на Сунгире, датируемой 25–30 тыс. до н. э. Выше уже говорилось об обнаружении останков Хомо сунгирикус, этого представителя нордической расы, бывшего членом большой группы людей (семейно-родовой или уже родовой общины?), довольно долго живших на этой стоянке. Здесь мы остановимся на том, что там же было обнаружено и захоронение двух подростков — мальчика и девочки, и в числе множества изделий из бивней мамонта — колец, обручей, бус и прямых метательных копий (до сих пор не выяснен метод выпрямления этих длинных изогнутых бивней) — увидали на груди мальчика подвеску, изображавшую коня. Нет ответа на вопрос — что она могла обозначать? Ведь если коня убивали только для еды, как и других промысловых животных, то почему он изображен в форме амулета или оберега? Не говорит ли этот факт о том, что это животное воспринималось как связанное с каким-то культом? Догадки могут быть различными, но все они сводятся к тому, что на коня не просто охотились, но, видимо, знание о нем носило некую особую форму, и его выделяли из всего состава местной фауны. Это наводит на мысль о возможной древнейшей связи его с представлениями о культе солнца, так ярко отраженном в Ригведе.

Упряжка колесницы бога Сурьи — семь коней (индийская икона)

 

Вспомним о времени жизни людей Сунгиря — 25–30 тыс. лет тому назад, т. е. дата начала последнего оледенения, дата, говорящая о том, что за несколько веков до оформления ледника они уже переселялись на материк с жилых участков и островов Заполярья, т. е. с той полосы северной суши, которая после таяния ледника уйдет под воды поднявшегося океана.

Череда вопросов ждет своего ответа: умели ли они, живя на землях высоких северных широт в условиях теплого климата межледниковья, обрабатывать бивни мамонта? Были ли тарпаны, предки северной лошади, в числе их промысловых животных в те века? Когда коня начали символически изображать и когда он стал символом солнца, что сохранилось в религиозно-культовых представлениях славян и арьев и было донесено до Индии, где широко популярно и в наши дни?

Ответов на все эти вопросы пока нет, но их значение от этого не уменьшается.

Кто это — арьи?

С милого севера

В сторону южную.

М. Лермонтов

 

Великим даром исторической судьбы следует нам признать «язык индийской культуры» — санскрит, доступный и сейчас для изучения в трех своих формах: ведической, эпической и классической. Ригведа содержит гимны, созданные в необозримой глубине веков, наравне с теми, что были сложены в Индии и датируются второй половиной II тыс. до н. э., — в них уже упоминаются реки северо-западных областей страны и даже Ганг, великая река ее северных земель. Но в наиболее древних гимнах законсервированы данные о природе тех террииторий, где жили первые создатели гимнов, о верованиях и ритуалах предков арьев, об их обычаях, быте и хозяйственных навыках.

В Ведах говорится об арьях, знавших охотничье хозяйство, пастушеское скотоводство, затем и начальные формы земледелия. Тилак же указывает, что индоязычные арьи встречались и с другими племенами, что и следует понимать как упоминание о предках других индоевропейских народов. Названий племен арьев в Ведах не приводится, и мы их узнаем лишь из памятников поздней ведической литературы и поздних гимнов, создававшихся уже в Индии.

В самой Индии осталось считанное число людей, могущих по расовому признаку причислить себя к прямым потомкам арьев, ведь древние арьи, придя в Индию, так перемешались за несколько тысячелетий с местными инорасовыми народами, что утратили ряд черт внешнего облика. Это утверждение относится и к судьбе ираноязычных арьев. (С повестки дня в науке не снимается вопрос о месте пребывания арьев в той глубине веков, которая определяла содержание их гимнов.)

В среде специалистов не умолкают споры о соотнесении расового типа индоевропейцев — так называемой северной, или нордической, расы — с вероятностью ее формирования в условиях Приполярья. Остановимся вкратце на том, что именно в период последнего межледниковья сложился тип кроманьонца как современного человека и завершилось развитие первобытных людей. Установлено, что длительность последней геологической системы, или эры, четвертичной, измеряется временем от 2,5–3,5 млн до 700 тысяч лет. В этой системе различают два периода — плейстоцен и голоцен (который продолжается и сейчас). Хорошо изучено состояние льда в плейстоцене, который характеризуется длительным существованием ледниковых щитов не только в полярных, но и в умеренных широтах, а при наступавшем межледниковье устанавливался теплый климат. Земной рельеф, растительность, животный мир постепенно приняли современный облик на протяжении этой эры. С нею же связан и антропогенез — процесс эволюционного формирования физического типа современного человека, развитие его трудовой деятельности, речи и образование древнейших форм общества. Последнее из исторически известных оледенений стало сползать к северу, и лед окончательно погрузился в океан, как уже указывалось, примерно за 12–10 тыс. лет до н. э. Завершился плейстоцен, и наступил голоцен.

Графическая реконструкция внешнего облика мужчины по черепу из погребения 19 Выхватинского могильника (по М.М. Герасимову)

 

Вот об этом последнем леднике и говорится в Ведах (и Авесте, о чем скажем ниже). Но чтобы рассказать о наступлении этого ледника, надо было его видеть, — вывод из такого простого рассуждения может быть только один: люди, видевшие его, могли уже создавать мифы и легендарные описания его наступления.

В процессе долгих перемещений и постепенно складывавшегося соседского проживания на сравнительно небольшой приледниковой территории от Скандинавии до Урала, которое длилось, как можно предположить, не менее пяти тысячелетий, упрочивались культурно-хозяйственные связи между пришедшими группами предков индоевропейцев. Отсюда начался процесс их постепенного распространения по землям Восточной и Западной Европы, вызванного нараставшей перенаселенностью приледниковых угодий. Исходя из факта близости славянских языков к санскриту, можно полагать, что в этот период жизни наиболее близкими соседями (повторяем — если не в известной мере и родственниками) должны были быть предки славян и арьев. Тут складывались из родоплеменных групп более крупные социальные общности — племена, а возможно, возникали и первые союзы племен древних индоевропейцев. Это в свою очередь должно было привести к тому, что древнейшие формы речи расширялись и обогащались за счет нарастания контактных отношений, которые способствовали также и выработке близких культовых понятий и тех верований, которые, как удается проследить, сохранились и в язычестве европейцев, и в ряде мифорелигиозных мотивов, привнесенных арьями в индуизм.

Гляциологи, выясняя границы материковой земли, охваченной последним ледником, не отражают в своих подсчетах факта и пределов его распространенности в сторону Северного полюса. И ведь почти никто из геологов не отметил, что Тилак точно ориентировал исследователей на гимны, правильно поняв которые мы будем вынуждены признать, что родина предков ведических арьев почти доходила какой-то своей частью до Северного полюса, и это было временем перед последним ледниковым периодом. Но это указание многие европейские ученые игнорировали до сих пор, считая, что полярная область никогда не была пригодна для обитания.

Да, действительно, на льду океана жить было нельзя, но суть в том, что к северу от современной береговой линии, т. е. послеледникового северного берега, под водой залегают мели и шельфы, которые, возможно, достигали некоторыми участками, судя по вышеприведенным подсчетам, 78 градуса северной широты. Все это указывает на те части материковой земли, которые были залиты океанской водой после завершения таяния ледника, и, эти шельфы лежат вдоль всего нашего северного побережья, от границ Русского Севера до 190 градусов восточной долготы.

Уже установлено (как и отражено во многих публикациях), что климат межледниковья был достаточно теплым, а значит, эти земли были населены, и обитавшие на них люди и видели, и осознавали, и описывали, прямо или косвенно, в своих молитвах и гимнах все явления окружающей их природной действительности, что и отражено в Ригведе как точные данные по геофизике.

Следует, наконец, поставить вопрос — кто такие эти арьи, не раз упоминавшиеся выше? Где они жили в первые века своего формирования и развития? Кем их предки были по отношению к предкам других индоевропейцев и, в частности, к предкам славян? Где, когда и с кем могли они вступать в контакты, как боевые, так и мирные? На множество подобных вопросов историческая наука ответов дать еще не может, но все же остановимся на некоторых из тех, что в известной мере найдены.

Что значит само слово «арья»? Это слово в текстах переводов трактуется столь по-разному, что бывает трудно выбрать объяснения смысла слова и проследить его историю.

В Европе и в Индии высказывались разные точки зрения на время появления и развития «арийской культуры» — некоторые полагали, что арьи никогда не были чужеродными для индийцев племенами, пришедшими из других стран, и всегда жили в Индии как часть ее древнейшего населения, но все же большинство деятелей мировой науки считает, что арьи пришли откуда-то с Запада.

Что изначально могло значить слово «арья» в языке тех, кого принято именовать арьями (или, по другому написанию, ариями)? Слово «арий» впервые появилось в западной науке в труде английского ученого В. Джонса в конце XVII в., а вслед за ним, к середине XIX в. немецкие лингвисты назвали все индоевропейские языки индогерманскими, и наибольшую известность приобрели труды Макса Мюллера, который назвал эти языки арийскими. Классический санскритско-английский словарь [173] предлагает следующие определения, причем сразу укажем, что в санскрите известны два написания этого слова — с «долгим и коротким “а”». При транскрибировании на латиницу «а» долгое обозначается надбуквенной черточкой, но поскольку при русском написании такие черточки не воспроизводятся, мы попробуем здесь условно обозначить «а» долгое путем двойного его написания — «аа».

1. Наиболее древний вариант слова «арья» восходит к корню «рь (ri)» — передвигаться, расширяться, двигаться на врага, достигать.

2. Другой древний вариант от того же корня обозначает «преданный, верующий» (оба эти варианта известны в Ригведе).

3. Более поздний вариант «аарья», возводимый к тому же корню, определяет уже принадлежность к племенам арьев, в отличие от других племен, с которыми доводилось встречаться или даже жить в их окружении (как и было в Индии в III–II тыс. до н. э.). Слово в написании с «а» долгим означает: «уважаемый, член высокого социального слоя, знающий истинную веру, житель тех областей Северной Индии, где воцарились арийские вожди (известной в эпосе страны Арьяварты)». Нам следует особо уделить внимание тому, что в современной литературе (и в санскритско-русском словаре) слово «арья» переводится прежде всего как «благородный», а затем — «верный, дружественный» (вслед за чем следует и пояснение, что «аарья» — это представитель высокой касты). На неверное понимание слова «благородный» необходимо указать тем, кто, вслед за германскими фашистами, усматривает в арьях некое благородство как их главную черту. Оно применимо в указанном словаре как перевод принятого в английских словарях слова «арья» как «noble». Но нельзя ни в коем случае соотносить его смысл в английском и русском вариантах с неким духовным благородством арьев, поскольку в обоих этих европейских языках благородство (nobility) искони обозначает «благой род», т. е. рождение от высокопоставленных родителей, и русское обращение «ваше благородие» всегда адресовалось только лицам более высокого социального статуса, но отнюдь не духовно благородным людям. (Подчеркнем для русского человека — к лицам духовного звания не следовало обращаться со словами «ваше благородие», хотя именно так, вероятно, и следовало бы делать, если бы под этим обращением понималось принятое в народе представление об истинном, т. е. духовном, благородстве. Кстати, отметим еще раз для читателей, что в английском обществе под благородством тоже понимается «благорождение», а не моральность духа и поведения.)