Предтеча постсимволизма - Иннокентий Анненский 11 страница

«Поэма без героя» (1940- 1 965) отразила эпоху Серебря­ нрго века, пер!!шедшую затем в эпоху революции и Советс­ кЬй власти, народный порыв к свободе во время Великой Оге­ чественной войны. В поэме создается образный ряд знаковых фигур Серебряного века. Дешифровка раскрывает не только их реальные прототипы - В. Маяковский, А. Блок, О. Ман­ дельштам, О. Глебова-Судейкина, М. Кузмин и другие, - но и указывает на смысл названия поэмы. Автор скорбит об ут­ рате «героя», что ведет к невозможности исторического ка­ тарсиса (в греческом смысле - освобождение, духовное пре­ ображение и переосмысление трагедии). Точная фиксация

1 См.: Найftан А. Рассказы об Ахматовой. С. 6.

 

1 5Q

Анна Ахматова

атмосферы Серебряного века с его творческим и анархичес­ ки безответственным духом экспериментаторства как в об­ ласти поэзии, так и в реальной жизни, «зеркальные отраже­ ния» в знаковых для эпохи 1910-х годов формах проецируют­ ся на дальнейшую сумбу России, ее мученичество и героизм в годы Великой Отечественной войны. Заканчивается поэма образом расколотой родины, распавшейся надвое России:

От того, что сделалось прахом, Обуянная смертным страхом

И отмщения зная срок, " Опустивши глаза сухие

Иломая руки,Россия Предо мною шла на восток.

И себе же самой навстречу Непреклонно в грозную сечу, Как из зеркала наяву, - Ураганом - с Урала, с Алтая, Долгуверная, молодая,

Шла Россия спасать Москву.

В 1946 г. Ахматова вместе с М. Зощенко стала предметом резкой критики, развернувшейся вдухе партийной кампании по ужесточению политики в области культуры. Ее вновь пе­ рестали печатать (до 1 950 г.). Из-за невозможности публика­ ций Ахматова интенсивно занималась художественным пе­ реводом, в том числе была переводчицей всех французских текстов А. С. Пушкина, включенных в издававшееся Полное Собрание Сочинений (т. 1-17. М.; Л., 1937- 1 959).

Созданные циклы «Cinque» и «Шиповник цветет» - дра­ ма о невоплощенной любви, «невстрече». Жизненные фак­ ты, незначительные на первый взгляд, преображаются в по­ эзии Ахматовой. Так, например, в Москве она, как правило, останавливалась у Ардовых, живших на Ормшке, названной так в память о дороге, по которой Дмитрий Донской шел на Орду. Поэт соотносит исторические события и свою судьбу. Чувство сопричастности глубоко личного к неким надличным

и национально значимым соuытиям - одна из главных черт поэтики Ахматовой:

По той дороге, где Донской Вел рать великую когда-то. Где ветер помнит супостата, Где месяц желтый и рогатый, Я шла, как в глубине морской. И встретить я была готова Моей судьбы девятый вал.

Последний прижизненный сборник стихов «Бег времени» (1 965). Ее поздняя лирика перерастает границы собственно лирическогожанра и стремится к лира-эпике. Это достигает­ ся за счет точно выбранных изобразительных средств и вы­ сокого трагического напряжения смысла.

Она посвящала стихотворения А. Блоку, В. Маяковскому, М. Булгакову, Б. Пастернаку. Ее поэзия вобрала в себя основ­ ных действующих лиц русской культуры разных эпох - Се­ ребряного века, революции, сталинского режима, Великой Отечественной войны, 60-х годов оттепели. Ей посвящали свои стихотворения ее современники - Н. Гумилев и О. Ман­ дельштам, М. Цветаева, Б. Ахмадулина, Е. Рейн, Д. Бобышев, И. Бродский, натворчество которых Ахматова оказала несом­ ненное влияние, как и на русскую поэзию ХХ в. в целом. По­ этический диалог с Ахматовой, который вначале велся Н. Гу­ милевым и О. Мандельштамом, М. Цветаевой и Б. Пастерна­ ком, а затем другими поэтами, мог бы составить своеобраз­ ную антологию развития русской поэзии и первой, и второй половины ХХ в. Портреты Ахматовой создавали разные ху­ дожники: А. Модильяни (1 91 4), Н. Альтман (1 914), Ю. Аннен­ ков (1921), К. Петров-Водкин (1922). Все они увидели в Ахма­ товой редкое гармоничное сочетание женской грациозности

и очарования с силой человеческого духа, хрупкости с силой вдохновения, интуиции и дара ясновидения. д1.я многих Ах­ матова стала символом женственной русской души, способ­

ной вынести тяжелейшие истытания, которые таинственным

Анна Ахftатова

образом положительно влияют на ее духовное совершенство и силу. Обладая высоким авторитетом среди читателей на родине, официальное литературное признание Ахматова вна­ чале получила на Западе. Ей была вручена в Италии премия

«Этнa - Taormina» {1 964), в Англии присвоено звание почет­ ного доктора Оксфордского университета { 1965).

Ахматова вошла в историю русской литературы не акме­ истской, с изломанной и самоуглубленной «манерой» {по ха­ рактеристике Блока), алиро-эпическим поэтом ХХ в., чья муза была узнаваема и любима и в годы Великой течественной войны, и в годы перестройки, и в конце ХХ столетия. Несмот­ ря на разгромную партийную критику в 1946 г., читатели все­ гда высоко ценили поэзию Ахматовой. Как в жизни, так и в своем творческом бессмертии Ахматова верна себе и своему

«ремеслу», высокому искусству слова, приобретающему, а не утрачивающему свои вечно сущие смыслы и значения.

Сочинения

� Ахматова А. Сочинения: В 2 т. М., 1 986.

� Ахftатова А. О Пушкине. Статьи и заметки. Л., 1 977.

� Записные книжки Анны Ахматовой (1 958- 1 966). М., 1 996.

 

Литература

Ахматовские чтения. Вып. 1: Царственное слово. М., 1 992.

Виленкин В.В. В сто первом зеркале. М., 1987.

Жирftунский В.М. Анна Ахматова. Л., 1975.

Корftилов С.И. Поэтическое творчество Анны Ахматовой. М.,1998.

Мочульский К. Поэтическое творчество Ахматовой // Литератур- ное обозрение. 1989. № 5.

Найftан А. Рассказы об Анне Ахматовой. М., 1989. О русской поэзии ХХ века. СПб., 1997.

Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М., 1991.

ЧуковскаяА.ЗапискиобАннеАхматовой:В 2 т.М., 1997.

 

Осип Мандельштам

Активным участником «Цеха поэтов», публиковавшимся на страницах акмеистических журналов «Гиперборей» и

«Аполлон», разделявшим принципы акмеизма, был Осип Эми­ льевич Мандельштам (1 891, Варшава - 1938, пересылочный лагерь «Вторая речка» под Владивостоком), крупный поэт ХХ в., прозаик и литературный критик.

Первая книга стихов «Камень» (1 913, второе издание - 1915, третье - 1923) Мандельштама выявила его высочайшее поэтическое мастерство и преклонение перед русской клас­ сикой: А. Пушкиным, К. Батюшковым, Ф. Тютчевым. Его твор­ чество ориентировано на мировую культуру, смелую и услож­ ненную метафоричность, синтез различных традиций. Поэти­ ка раннего Мандельштама полигенетична, изоморфна насле­ дию мировой культуры, каждое слово является «пучком смыс­ лов» (определение из его «Разговора о Данте»), авторство выявлено прежде всего в синтаксисе - ритмическом рисун­ ке стихотворения, адекватном «Я» автора.

Звук осторожный и глухой, Плода, сорвавшегося с древа Среди немолчного напева Глубокой тишины лесной.

Так открывается первый сборник «Камень». Это четверо­ стишие оксюМli>ронно: напев - не молчит среди глубокой тишины, плод сорвался - четыре строки написано. Акттвор­ чества и падение (смерть) созревшего плода отождествлены, но все окутано живой тайной: это было и будет. Поэт лишь максимально точно зафиксировал одно (среди милона дру­ гих) событие мировой космической жизни. И этот момент (звук падающего созревшего плода) и есть тот самый звук (по­ этический смысл высказывания) данного четверостишия, смысловые коннотации которого бесчисленны.

Сила поэтического слова Мандельштама направлена на исследование Логоса и «тайного плана» мироздания, откры-

 

вающихся в здании - храме кулыуры (стихотворение «Notre Dame»). «Камень» - тот «кирпичик», который достраивает этотхрам и дает возможность новых творческих построений, так как вписан в давно заданную архитектурную сверхцель зодчества и не нарушает общего гармоничного равновесия мировой архитектоники.

Мандельштам чуток к музыкальной полифонии, но в его поэзии музыка, в отличие от поэзии символистов, не играет первостепенной роли. Одна из важнейших тем ранней поэзии Мандельштама - тема «зодчества», духовного самоопреде­ ления, внутреннего строительства, которое невозможно без освоения горизонтов мировой культуры (Сtюютворения

«Айя-София», «Notre Dame») и внуrреннего духовного само­ определения.

Поэт виртуозен в передаче «чужих снов», выявлении ак­ туальных смыслов в «вечных образчиках» культуры, в пере­ даче момента «рождения» - слова, образа, мысли, «сна» («Она еще не родилась, / Она и музыка и море, / И потому всего живого / Ненарушаемая связь»). Мандельштам создает сложную стихотворную «вязь» метафор, каждая из которых насыщена историко-культурными коннотациями и смысловы­ ми ассоциациями: море, Гомер, любовь, странствия Улисса, ощу­ щение трагической отъединенности от мира и чувство полно­ властия вечной красоты, поиск смысла в человеческих стран­ ствиях слиты воедино в «темных» строках Мандельштама:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи - На головах царей божественная пена - Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - все движется любовью, Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

 

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Название второго сборника стихотворений Мандельшта­ ма «Tristia» (1 922; в переводе с латинского - жалобные пес­ нопения) отсылает к элегиям изгнанника Овидия, чей образ присуrствует и в самом сборнике, запечатлевшем, с одной стороны, растерянность передгрозными событиями истории, а с другой - способность слова-образа, насыщенного куль­ турными реминисценциями и ассоциациями, ухватывать са­ мую суrь как мгновения, так и целой эпохи. Предреволюци­ онное и революционное время воспринимается как косми­ ческий катаклизм, наказание блуждающим небесным огнем, в зареве которого несется новый ковчег Ноя, «чудовищный корабль», не способный дать жизнь и бессмертие погибаю­ щему городу. Петрополь, город жизни, превращается в акро­ поль, город смерти, который не сможет оживить «прозрач­ ная весна»:

На страшной высоте блуждающий огонь, Но разве так звезда мерцает?

Прозрачная звезда, блуждающий огонь, Твой брат, Петрополь, умирает.

На страшной высоте земные сны горят, Зеленая звезда мерцает.

О если ты звезда - воды и неба брат, 'Iвой брат, Петрополь, умирает.

Чудовищный корабль на страшной высоте Несется, крылья расправляет -

Зеленая звезда, в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает.

Прозрачная звезда над черною Невой Сломалась, воск бессмертъя тает.

О если ты звезда - Петрополь, город твой,

Твой брат, Петрополь, умирает.

. Стихотворения Мандельштама 1 920-х гг. «Век», «Грифель­ ная ода», «1 января 1924», «Нашедший подкову» тяготеют к

эпическому постижению действительности, совмещают тра­ гически-идеальное и земное, историческое. Исповедальное начало соседствует с пророческим и сокровенным, иногда трудно расшифровывающимся. «Водоворот» времени, повто­ рения рождений и смерти, памяти и полного забвения пред­ стают в вечном образе розы, которая когда-то «была землею», и только «плуг» времени выявил ее мгновенную и вечную красоту:

Сестры- тяжестьи нежность - одинаковы ваши приме-

Медуницы и осы тяжелую розу сосут. Человек умирает, песок остывает согретый,

Ивчерашнеесолнценачерныхносилках несут.

<".>

Словно темную воду я пью помутившийся воздух. Время вспахано плугом, и роза землею была.

В медленном водовороте тяжелые нежные розы, Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!

В стихотворении «Век» поэт создает образ века-зверя, у которогоразбит позвоночник; воимя неизвестного грозного тотемногобога принесена страшная жертва: «Снова в жерт­ ву,как ягненка, / Темя жизни принесли»; жизнь находится

«вплену»;онаможетосвободитьсяблагодаря«флейте» (об­ раз, возможно, связан с мифом об Евридике и Орфее, чья флейтамоглапревозмочьсилысмерти).Поэт провидит буду­ щее природной жизни, но неизвестно, останется ли в ней место человеку и творчеству:

И еще набухнут почки, Брызнет зелени побег,

Но разбит твой позвоночник, Мой прекрасный жалкий век.

И с бессмысленной улыбкой Вспять глядишь, жесток и слаб, Словно зверь, когда-то гибкий, На следы своих же лап.

 

Сборник «Стихотворения» (1 928) стал последним прижиз­ ненным изданием стихотворений Мандельштама, он подвер­ гся цензурному вмешательству. В приведенном ниже стихот­ ворении эпитет «советский» отсуrствовал.

В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем, И блаженное бессмысленное слово

В первый раз произнесем.

В черном бархате советской ночи,

В бархате всемирной пустоты

Все поют блаженных жен родные очи, Все цветут бессмертные цветы.

Исследователей поэзии Мандельштама привлекает прин­ ципиальная семантическая открытость, нарративность его произведений. Они становятся потенциальной культурной парадигмой, развертывающей микро- и макросмыслы исто­ рии-культуры (для поэта эти понятия не полюсны и не тожде­ ственны, а образуют единство), которые «упакованы» в сло­ ве-образе, накопившем свою энергетическую емкость», бла­ годаря всем предшествующим коннотациям и «воплощени­ ям». Н. Богомолов указывает, что «современные исследова­ тели определяют поэзию Мандельштама как «потенциальную культурную парадигму», стихотворение предстает как текст, потенциально заключающий в себе огромное богатство зна­ ний и предста�лений о данном этапе развития человечества. В читательском восприятии этоттекст должен разворачивать­ ся, наполняясь реальным содержанием в зависимости от уров­ ня читательских знаний об этих словах - знаках, с которы­ ми они связаны»1•

Так, стихотворение «На розвальнях, уложенных соломой» включает множественность толкований: биографических, исторических, культурологических с пророческими и профе­ тическими оттенками.

1 Богоftолов Н.А. Мандельштам О.Э. // Русские писатели. Биобиб­ лиогр. словарь:В 2 т.Т. 2.М., 1990. С. 14.

На розвальнях, уложенных соломой, Едва прикрытые соломой роковой,

От Воробьевых гор до церковки знакомой Мы ехали знакомою Москвой.

Эта строфа окунает нас в атмосферу встречи Мандельш­ тама и М. Цветаевой, которая «дарила» поэту в марте 1916 г. Москву. Воробьевы горы были памятны для Мандельштама тем, что когда-то здесь клялись в вечной дружбе и жизни

Н. Огарев и А. Герцец. Мимо Воробьевых гор везли Алексея, сына Петра 1, из Москвы на смертную казнь в Петербург (в марте 1718 г.). Обращаясь к поэту, М. ЦветаевА писала:

Чьи руки бережные трогали Твои ресницы, красота,

Когда и как, и кем, и много ли Целованы твои уста - не спрашиваю, Дух мой алчущий переборол сию мечту. В тебе божественного мальчика Десятилетнего я чту".

Ощущение чистоты отрочества, хрупкости жизни, весны и влюбленности у Мандельштама переплетается с предощу­ щением исторических кардинальных изменений жизни, ко­ торые вот-вот наступят. В то время как М. Цветаева «дарит» поэту «сорок сороков» Москвы, которая через год станет сто­ лицей новой России, в его памяти возникают образы мальчи­ ка-царевича Димитрия, сына Иоанна Грозного, убитого в Уг­ личе, со смертью которого в 1594 г. прервалась династия Рю­ риковичей и наступила эпоха Смуты, и царевича Алексея,

убитого отцом Петром 1, отменившим ранее существовавшие

правила престолонаследования. Перенесение столицы из Петербурга в Москву пос;ле Октябрьского переворота закон­ чит петербургский период истории. Мимо Воробьевых гор провезут и последнего наследника Романовской династии, больного цесаревича, также Алексея, чтобы затем всю царс­ кую семью 17 июля 1918 г. расстрелять, бросить в колодцы и сжечь («И рыжую солому подожгли".»). Все эти события, как

 

1 59

Акftеизft

 

в прошлом, так и в будущем, кажется, соприсутствуют в сти­ хотворении:

А в Угличе играют дети в бабки

И пахнет хлеб, оставленный в печи. По улицам меня везут без шапки,

И теплятся в часовне три свечи.

Не три свечи горели, а три встречи, - Одну из них сам Бог благословил, Четвертой не бывать, а Рим далече, - И никогда он Рима не любил.

<... >

Сырая даль от птичьих стай чернела, И связанные руки затекли.

Царевича везут, немеет страшно тело, Ирыжую солому подожгли.

Стихотворение оказывается «встроенным» в глубокую философскую и историософскую перспективы. Если ключ к словам про таинственные «три встречи» отыскать в посвящен­ ной Софии Божественной Премудрости поэме Вл. Соловье­ ва «Три свидания», широко известной в начале века, то «ОН» (в словах «И никогда он Рима не любил») - это Вл. Соловьев, в философии которого римская тема и «византизм» актуали­ зируются в отношении России. Концепция Москвы - тре­ тьего Рима, впервые сформулированная старцем Филофеем1, обретает в ко11Тексте стихотворения Мандельштама и мета­ тексте будущих исторических событий (убийство последне­ го наследника Романовых, арест, ссылка и смерть в лагере самого поэта) новую, трагическую тональность. Словами «На розвальнях, уложенных соломой, / Мы ехали".»; «По улицам

меня везут без шапки / И теплятся в часовне три свечи» поэт

отождествляет себя с обреченным царевичем («царевича ве­ зут» - «меня везут»). д,3е возможные ассоциации царевича - и Димитрий, и Алексей - не противоречат друг другу: по

1 См.: Сини цына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской сред- невековой концепции. М" 1998.

 

принципу дополнительности автор применяет триаду - три свечи, три встречи, три убийства, три жертвы. Третий Рим становится символом прямой насильственной власти, кото­ рой не сопротивляется народ: «худые мужики и злые бабы / Переминались у ворот». Пушкинские слова «Народ безмолв­ ствует», которыми заканчивается трагедия «Борис Годунов», претворены в глагол «переминались», неполнота действия которого подчеркивает давление надличной власти.

В сборнике «Tristia» совершило свой круг «Солнце»: от черного «дикой страсти», желто-черного разрушенного Иеру­ салимского храма, ночного солнца, которое:fоронит чернь, до света Нового Завета. Образы сборника: «глухие годы», «на­ род-судия», «двойные розы», чернь, оживляющаяся лишь на похоронах, прозрачный Петрополь, которому грозит зеленая звезда, бесплодная Венеция, кровосмесительницы Федра и Лия, время, остановленное и уходящее, - концентрируются вокруг главной темы Света и Тьмы, гнева Господня и проще­ ния. Завершающее сборник стихотворение «Люблю под свода­ ми седыя тишины".» (1 922) имеет ключевое значение, в нем - код к открытию загадок «Tristia». «Зерно веры» сохранено, но большинство предпочло путь «широкопасмурного несчас­ тья». Образ «одичалых порфир» указывает на потерю царс­ кой власти (что в действительности и произошло после отре­

чения Николая 11) и на ее самозваное присвоение. Вывод о

христианстве как абсолютном Добре, пшенице без плевел - зерне веры - подкреплен заключительной строфой о духов­ ной свободе, которая не знает страха.

Соборы вечные Софии и Петра, Амбары воздуха и света, Зернохранилища вселенского добра И риги Нового Завета.

<".>

Зане свободен раб, преодолевший страх,

И сохранилось свыше меры

В прохладных житницах в глубоких закромах Зерно глубокой, полной веры.

 

1г121

 

Но «риги Нового Завета» в данный исторический момент не являются целью народного духовного строительства: «Не к вам влечется дух в годины тяжких бед». «Tristia» заканчива­ ется знаковым для Мандельштама образом «волчьего следа», который в 1 930-е гг. преобразится в символический образ

«века-волкодава». Лишь культура и человеческий гений про­ тивостоят насилию и варварству:

Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит Двух столетий позвонки?

Циклом стихотворений «Армения» (1 931) Мандельштам открывает новую тему, вызревшую как итог раздумий над проблемами истории. Поэт ищет связь времен, основу еди­ ной жизненно-исторической стихии, в которой каждый че­

ловек и свидетель, и участник, и творец. Поэт лишь озвучива­ ет «многоголосие» мира. В этом же ключе написана и проза

«Путешествие в Армению» (1 933).

Проза Мандельштама является необходимым компонен­ том его творчества в целом. «Шум временю> (1 925), «Египетс­ кая марка» (1 928) и «Четвертая проза» (1930) отмечены рез­ кой индивидуальной стилистикой, совмещающей автобиог­ рафические и культурологические моменты. Оrрывок «Пуш­ кин и Скрябин·» свидетельствует о глубоко оригинальной эл­ линско-христ:dанской концепци:f искусства, глубочайшем пиетете перед А. Пушкиным. Эссе «Разговор о Данте» (1933, опубликовано в 1 966 г.) - редкий случай проникновенного понимания структуры итальянского языка, смысловых тон­ чайших нюансов и философско-теологических, поэтических законов «Божественной комедии» Данте Алигьери в контек­ сте мировой и русской культуры-истории.

Мандельштам-критик оказался проницательнее многих своих современников. Ахматову он назвал пророчицей Кас­ сандрой, предсказав в стихах ее судьбу. В 1917 г. он напи­ сал:

Я не искал в цветущие мгновенья

Твоих, Кассандра губ, твоих, Кассандра, глаз, Но в декабре торжественного бденья Воспоминанья мучат нас.

И в декабре семнадцатого года Все потеряли мы, любя;

Один ограблен волею народа, Другой ограбил сам себя...

Когда-нибудь в столице шалой

На скифском праздНике, на берегу Невы - При звуках омерзительного бала

� "

сорвут платок с прекраснои головы.

Поэзии Мандельштама свойственно соединение личного и общезначимого, историко-культурного и «мгновенного», пережитого и прочувствованного. Им сделаны переводы

Ф. Петрарки, Ж. Расина, О. Барбье. Синтез духовного и ин­

теллектуального, интуитивного и пророческого чувства вре­ мени, его исторической сути, включение в стихотворную ткань точных реалий делают поэзию Мандельштама и «доку­ ментом» эпохи, все более обнаруживающим свою подлин­ ность, и образцом высокой поэзии. В поэзии 1 930-х гг., в час­ тности в стихотворении «Старый Крым», раскрыта народная трагедия. Среди крестьянского безмолвия вся «Природа сво­ его не узнает лица».

В 1 934 г. Мандельштам был арестован за стихи о Сталине, в которых сказано не только о «кремлевском горце», но и о потере связи явлений, утрате основы основ - страны, смыс­

ла речи: «Мы живем, под собою не чуя страны, / Наши речи

за десять шагов не слышны». Поэт был приговорен к ссылке, которую отбывал в Чердынске, затем в Воронеже. «Воронеж­ ские тетради» (частично опубликованы в 1966 г.), «Стихи о неизвестном солдате» (опубликованы в 1982 г.) создают об­ раз «остановки истории», убиваемой жизни и культуры, го­ ворят о геологическом и биологическом «провале», поэт со­ здает космическую ораторию о «миллионах убитых задеше-

 

 

11 •

 

во». Скорбь за милоны убитых сочетается с мужеством и решимостью жить, не теряя при этом памяти, человеческого достоинства и христианской ответственности за происходя­ щее: «Нам союзно лишь то, что избыточно, / Впереди не про­ вал, а промер». Поэт заканчивает «Стихи о неизвестном сол­ дате» общим многоголосием насильственно приговоренных к смерти, они помнят о своем рождении и праве на жизнь:

Напрягаются кровью аорты И звучит по рядам шепотком:

- Я рожден в девяносто четвертом".

- Я рожден в девяносто втором". И, в кулак зажимая истертый

Год рожденья, с rурьбой и rуртом Я шепчу окровавлеJiным ртом:

- Я рожден в ночь с второго на третье Января в девяносто одном Ненадежном году, и столетья Окружают меня огнем.

Поэт верит в бессмертие «Рожденных, гибельных и смер­ ти не имущих» (стихотворение «Где связанный и пригвож­ денн;ый стон?»). «Воронежские тетради» создавались без вся­ кой надежды на публикацию. Поэт чувствует свою обречен­ ность («И ясная тоска меня не отпускает») и воспевает веч­ ные ценности -. землю («Чернозем»), свежую зелень весны («Я к губам ПОД!jОШУ эту зелень. "»), музыку («За Паганини

длиннопалым".»), живопись («Улыбнись, ягненок гневный, /

С Рафаэлева холста".»), поэтическое творчество («Римских ночей полновесные слитки".», «Я около Кольцова".»), озор­ ство и игрувоображения («Чтоб приятель и ветра и капель...»), возможность дышать и шевелить губами, ворожить над веч­ ной флейтой:

Флейты греческой тэта и йота - Словно ей не хватало молвы - Неизваянная, без отчета,

Зрела, маялась, шла через рвы.

 

И ее невозможно покинуть, Стиснув зубы, ее не унять,

И в слова языком не продвинуть,

И губами ее не размять.

<".>

И свои-то мне губы не любы - И убийство на том же корню - И невольно на убыль, на убыль Равноденствие флейты клоню.

В Воронеже поэт познакомился с Н. Штемпель, посвятил ей стихотворение «К пустой земле невольно припадая".», за­ канчивающееся проникновенными строками о неиссякаемой силе любви и жизни:

Есть женщины сырой земле родные, И каждый шаг их - гулкое рыданье, Сопровождать воскресших и впервые

Приветствовать умерших - их призванье.

И ласки требовать от них преступно,

И расставаться с ними непосильно.

Сегодня - ангел, завтра - червь мо гиль ный,

А послезавтра только очертанье".

Что было поступь - станет недоступно". Цветы бессмертны, небо целокупно,

И все, что будет, - только обещанье.

В 1938 г. Мандельштам был вторично арестован, погиб при невыясненных до конца обстоятельствах в лагере, похоронен в общей яме.

Его творчество имеет множественные интерпретации, иногда взаимоисключающие, что обусловлено метафоричес­ кой усложненностью, вызывающей различные культурные ассоциации.,ДЛЯ. поэтики Мандельштама характерен прием удвоения (умножения) номинативной (обозначающей) фун­ кции слова, совмещение прямого, переносного и контекст­ ного значений, приобретенных в исторической перспективе и духовной парадигме различных культур (чаще всего эллин­ ской, иудейской и христианской). Поэт использует поэтику