Процесс производства и процесс обращения как моменты обращения капитала 4 страница

Непрерывность производства предполагает необходимость снятия времени обращения. Если его нельзя снять, то должно пройти некоторое время между различными метаморфозами, через которые должен пройти капитал; время его обращения должно являться вычетом из времени его производства. С другой стороны, природа капитала предполагает, что капитал проходит через различные фазы обращения, и притом не в представлении, где одно понятие переходит в другое с быстротой мысли, вне времени, а в качестве состояний, отделенных друг от друга во времени. Капитал некоторое время должен быть личинкой, куколкой, прежде чем он сможет летать мотыльком. Следова­тельно, вытекающие из самой природы капитала условия его производства противоречат друг другу. Противоречие это может быть снято и преодолено лишь [V—32] двояким образом (если только не предположить, что все капиталы работают по взаим­ному заказу и что поэтому продукт всегда непосредственно представляет собой деньги — представление, которое противоречит природе капитала, а потому и практике крупной про­мышленности):

Прежде всего — кредит: мнимый покупатель В — т. е. такой покупатель, который, действительно, платит, но в действи­тельности не покупает — опосредствует для капиталиста А превращение его продукта в деньги. Но сам В оплачивается только после того, как капиталист С купит продукт капита­листа А. Дает ли кредитор В капиталисту А деньги на покупку труда или на приобретение сырья и орудия труда, до того как капиталист А и то, и другое смог бы возместить из продажи сво­его продукта, — ничего не меняет в этом деле. Au fond[xiii] креди­тор В, согласно нашему предположению, должен предоставить капиталисту А как то, так и другое, — т. е. все условия про­изводства (однако эти последние представляют теперь большую стоимость, чем та первоначальная стоимость, с которой капи­талист А начал процесс производства). В этом случае капитал b замещает капитал а, но стоимость обоих капиталов возрастает не одновременно. Капиталист В занимает теперь место капи­талиста А, т. е. капитал а бездействует до тех пор, пока он не будет обменен на капитал с. Капитал а закреплен в продукте капиталиста А, который превратил свой продукт в капитал b.

 

[Г) БУРЖУАЗНЫЕ ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ И ПРИБЫЛИ]

[1) НЕПОНИМАНИЕ РИКАРДО И ДРУГИМИ БУРЖУАЗНЫМИ ЭКОНОМИСТАМИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ. СМЕШЕНИЕ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ С ПРИБЫЛЬЮ]

 

Абсолютная путаница у экономистов относительно рикардов-ского определения стоимости рабочим временем — путаница, основанная на одном коренном недостатке рикардовского ана­лиза, — весьма наглядно проявляется у г-на Рамсея. После того как Рамсей предварительно сделал следующий нелепый вывод из того влияния, которое время обращения капиталов оказы­вает на относительное возрастание их стоимости, т. е. на их относительное участие в совокупной прибавочной стоимости:

«Это показывает, как капитал может регулировать стоимость неза­висимо от труда» {Ramsay, George. An Essay on the Distribution of Wealth. Edinburgh, 1836, стр. 43),

или:

 

«Капитал есть источник стоимости, не зависящий от труда» (там же, стр. 55),—

 

после этого Рамсей говорит буквально следующее:

 

«Оборотный капитал» (фонд жизненных средств) «всегда будет применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого. Ибо если оы он не мог применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого, то какую выгоду мог бы получить владелец от его применения как такового?» (там же, Стр. 49).

«Предположим, что имеются два капитала одинаковой стоимости, каждый из которых произведен трудом 100 рабочих, работающих в течение данного времени, причем один из них является целиком оборотным капи­талом, а другой — целиком основным и, допустим, состоит из вина, поставленного для выдерживания. Так вот, оборотный капитал, созданный трудом 100 рабочих, приведет в движение 150 рабочих. Следовательно, продукт в конце будущего года будет в этом случае результатом труда 150 рабочих. Но все же этот продукт не будет стоить больше чем вино в конце того же периода, хотя над ним работало только 100 рабочих» (стр. 50). «Или станут утверждать, что то количество труда, которое может применять какой-либо оборотный капитал, всего лишь равно тому труду, который прежде был затрачен на его производство? Это означало бы, что стоимость затраченного капитала равняется стоимости продукта» (стр. 52).

 

Здесь налицо большая путаница в отношении того труда, который затрачивается на капитал, и того труда, который будет применен капиталом. Капитал, обмениваемый на рабочую силу, или фонд жизненных средств, — а его Рамсей называет здесь оборотным капиталом, — никак не может применить больше труда, чем было на него затрачено. (Обратное воздействие развития производительных сил на имеющийся в наличии капитал нас еще здесь не касается.) Но на капитал было затра­чено больше труда, чем было за труд заплачено — прибавочный труд, который превратился в прибавочную стоимость и при­бавочный продукт, что дает капиталу возможность возобновить в более широком масштабе эту выгодную сделку, в которой все преимущества находятся на одной стороне. Капитал имеет возможность применять больше нового живого труда потому, что во время процесса производства было затрачено некото­рое количество свежего труда сверх того накопленного труда, из которого капитал состоял до начала процесса производ­ства.

Г-н Рамсей, по-видимому, воображает, что если капитал является продуктом 20 рабочих дней (необходимого и приба­вочного времени вместе), то этот продукт 20 рабочих дней может применить 30 рабочих дней. Но это вовсе не так. Предположим, что на продукт было затрачено 10 необходимых рабочих дней и 10 прибавочных рабочих дней. Таким образом, прибавочная стоимость равна 10 прибавочным рабочим дням. Снова обменяв последние на сырье, орудие и труд, капиталист может при помощи прибавочного продукта опять привести в движение новый необходимый труд. Соль не в том, что капиталист при­менил больше рабочего времени, чем его содержится в продукте, а в том, что прибавочное время, которое ему ничего не стоит, он снова обменивает на необходимое рабочее время, — т. е. как раз в том, что капиталист применяет все рабочее время, затра­ченное на продукт, тогда как оплатил он только часть этого труда. Вывод г-на Рамсея, что если бы количество труда, при­меняемое каким-либо оборотным капиталом, не превышало количество труда, затраченного на этот капитал прежде, то стоимость затраченного капитала равнялась бы стоимости про­дукта, т. е. не получилось бы никакой прибавочной стои­мости, — был бы правилен лишь в том случае, если бы коли­чество труда, затраченного на капитал, оплачивалось полностью, т. е. если бы капитал не присваивал себе части труда без экви­валента.

Такого рода недоразумения, возникающие на почве непра­вильного понимания теории Рикардо, вытекают, очевидно, из того, что сам Рикардо не уяснил себе процесса [капиталистиче­ского производства], да в качестве буржуа и не был способен его понять. Понимание этого процесса равносильно утвержде­нию, что капитал не только является, как полагает А. Смит, распоряжением чужим трудом, — в том смысле, в каком тако­вым является всякая меновая стоимость, так как она дает своему владельцу покупательную силу, — но и представляет собой силу, присваивающую себе чужой труд без обмена, без эквивалента, однако под видом обмена. Возражая А. Смиту и другим, впадающим в ту же самую ошибку относительно стоимости, определяемой трудом, и стоимости, определяемой ценой труда (заработной платой), Рикардо не может сказать ничего иного, кроме того, что посредством продукта одинакового количества труда можно приводить в движение то большее, то меньшее количество живого труда, т. е. он рассматривает про­дукт труда в его отношении к рабочему только как потребитель­ную стоимость, — рассматривает только ту часть продукта, которая необходима рабочему для существования в качестве рабочего. Но отчего получается так, что рабочий при обмене вдруг представляет только потребительную стоимость или извлекает из обмена только потребительную стоимость, — это Для Рикардо совершенно неясно, как показывает уже его [V—33] аргументация, направленная против А. Смита, аргументация, основанная всегда только на отдельных примерах, а не на вы­яснении всеобщей сути дела.

Почему же получается, что доля рабочего в стоимости про­дукта определяется не стоимостью, а потребительной стои­мостью продукта, т. е. не затраченным на него рабочим време­нем, а его свойством сохранять живую рабочую силу? Если бы Рикардо объяснял это конкуренцией рабочих между собой, то на это следовало бы возразить то же самое, что сам он отвечает А. Смиту по поводу конкуренции между капиталистами: что хотя эта конкуренция и может выравнить уровень прибыли, сделать его одинаковым, но она ни в коем случае не создает величину этого уровня. Точно так же и конкуренция между рабочими могла бы снизить повышенную заработную плату и т. д., но общий уровень заработной платы, или, как говорит Рикардо, естественную цену заработной платы нельзя было бы объяснить, исходя из конкуренции между рабочими, а только исходя из первоначального отношения между капиталом и трудом. Вообще конкуренция, этот важный двигатель буржуаз­ной экономики, не устанавливает ее законы, а является их исполнителем. Поэтому неограниченная конкуренция не яв­ляется предпосылкой истинности экономических законов, а представляет собой следствие — ту форму проявления, в кото­рой реализуется их необходимость. Для экономистов, которые, подобно Рикардо, предполагают, что существует неограничен­ная конкуренция, эта предпосылка равносильна предпосылке о полной реальности и реализации буржуазных производствен­ных отношений в их differentia specifica[xiv]. Поэтому конкурен­ция не объясняет эти законы, она дает возможность их увидеть, но она их не создает.

Или же Рикардо говорит также, что издержки производства живого труда зависят от издержек производства по созданию стоимостей, необходимых для его воспроизводства. Если прежде он рассматривал продукт в его отношении к рабочему только как потребительную стоимость, то теперь он рассматривает рабочего в его отношении к продукту только как меновую стоимость. Тот исторический процесс, посредством которого возникает подобное отношение между продуктом и живым тру­дом, его совершенно не интересует. Но столь же неясен для него и тот способ, которым это отношение увековечивается. Для Рикардо капитал есть результат сбережения. Уже это говорит о том, что процесс возникновения и воспроизводства капитала ему непонятен. Рикардо поэтому считает также, что производство невозможно без капитала, хотя в то же время он считает вполне возможным капитал без земельной ренты. Различие между прибылью и прибавочной стоимостью для Рикардо не су­ществует, и это доказывает, что ему не ясна природа ни той, ни другой. Об этом свидетельствует уже тот метод, который он применяет с самого начала. Сначала Рикардо заставляет работ­ника обмениваться с работником, и их обмен в этом случае определяется посредством эквивалента, посредством рабочего времени, затраченного как тем, так и другим в процессе производства. Далее следует основная проблема его политиче­ской экономии: доказать, что это определение стоимости не ме­няется в результате накопления капиталов, т. е. в результате существования капитала.

Во-первых, Рикардо не догадывается о том, что его первич­ное природное отношение само есть не что иное, как отношение, абстрагированное от производства, основанного на капитале. Во-вторых, для Рикардо существует определенное количество объективированного рабочего времени, которое, впрочем, может возрастать, и он спрашивает себя, каким образом оно распре­деляется? Вопрос же заключается, скорее, в том, каким образом оно создается, а это как раз объясняется специфической при­родой отношения между капиталом и трудом или differentia specifica[xv] капитала. Действительно, в современной (рикардов­ской) политической экономии речь идет, как -это выразил Де Квинси, только о долях [в цене продукта], в то время как сово­купный продукт рассматривается как фиксированный, опреде­ляемый количеством затраченного на него труда, в соответствии с которым и устанавливается стоимость продукта. Поэтому Ри­кардо справедливо упрекали в том, что он не понимает приба­вочной стоимости, хотя его противники понимают ее еще меньше[xvi]. Капитал изображается присваивающим себе опре­деленную часть имеющейся в наличии стоимости труда (про­дукта), но создание этой стоимости, присваиваемой им сверх воспроизведенного капитала, не изображается в виде источника прибавочной стоимости. Это создание [прибавочной стоимости] совпадает с присвоением чужого труда без обмена и поэтому никогда не может быть ясно понято буржуазными экономи­стами.

Рамсей упрекает Рикардо в забвении того, что основной капитал, из которого состоит капитал помимо фонда жизнен­ных средств (у Рамсея сюда входит сырой материал наряду с орудием), вычитается из той суммы, которую должны поде­лить между собой капиталист и рабочий:

 

«Рикардо забывает, что весь продукт разлагается не только на зара­ботную плату и прибыль, но что одна часть необходима еще для возмеще­ния основного капитала» (цит. соч., стр. 174, примечание).

 

Действительно, так как отношение овеществленного труда к живому труду, — которое следует выводить не из долей данного количества труда, а из полагания прибавочного тру­да, — Рикардо не рассматривает в его живом движении, а сле­довательно, не рассматривает также и соотношение между различными составными частями капитала, то у него получается видимость того, будто весь продукт делится на заработную плату и прибыль, так что воспроизводство самого капитала причисляется к прибыли.

Де Квинси следующим образом разъясняет теорию Рикардо:

 

«Если цена продукта равна 10 шиллингам, то заработная плата и при­быль, вместе взятые, не могут превышать 10 шиллингов. Не обстоит ли, однако, дело наоборот, не определяют ли цену заработная плата и прибыль, взятые вместе? Нет, это — старое, отжившее учение» (Th. De Quincey. The Logic of Political Economy. Edinburgh and London, 1844, стр. 204). «Новая политическая экономия показала, что цена всякого товара опре­деляется относительным количеством производящего его труда, и только им. Раз сама цена уже определена, она ipso facto[xvii] определяет тот фонд, из которого должны черпать свои особые доли и заработная плата, и при­быль» (там же).

 

Капитал выступает здесь не как полагающий прибавочную стоимость, т. е. прибавочный труд, а только как делающий вычеты из данного количества труда. То обстоятельство, что орудие и сырье присваивают себе эти доли, должно в таком случае вытекать из их потребительной стоимости в произ­водстве; при этом здесь предполагается нелепость, как будто сырье и орудие создают потребительную стоимость в результате их отделения от труда, ибо именно это отделение от труда превращает их в капитал. Если рассматривать сырье и орудие сами по себе, то они сами представляют собой труд, прошлый труд. Кроме того, это предположение противоречит здравому смыслу, так как капиталист прекрасно знает, что он причисляет заработную плату и прибыль к издержкам производства и соот­ветственно этому регулирует необходимую цену. Это противоре­чие между определением [стоимости] продукта относительным рабочим временем и ограничением суммы прибыли и заработной платы суммой этого рабочего времени — и реальным определением цены на практике получается только из-за того, что при­быль понимается не как производная, вторичная форма приба­вочной стоимости, в соответствии с тем, что капиталист пра­вильно считает своими издержками производства. Его прибыль проистекает попросту из того, что часть издержек производства ему ничего не стоит и, следовательно, не входит в его расходы, в его издержки производства.

 

[VI—1][xviii] «Всякое изменение, которым может быть нарушено сущест­вующее соотношение между заработной платой и прибылью, должно исходить от заработной платы» (Де Квинси, цит. соч., стр. 205).

 

Это верно лишь постольку, поскольку всякие изменения массы прибавочного труда должны быть выведены из изменения в соотношении между необходимым и прибавочным трудом. Но изменение в этом соотношении может произойти как в том случае, когда необходимый труд становится менее производи­тельным и поэтому на него приходится более значительная часть совокупного труда, так и в том случае, когда совокупный труд становится более производительным и, следовательно, необходимое рабочее время сокращается. Нелепо говорить, что эта производительная сила труда проистекает от заработной платы. Напротив, сокращение относительной заработной платы является ее результатом. Проистекает же это сокращение, во-первых, из присвоения капиталом роста производительных сил, происходящего благодаря разделению труда, благодаря торговле, доставляющей более дешевое сырье, благодаря разви­тию науки и т. д.; а, во-вторых, это увеличение производитель­ных сил, поскольку оно реализуется посредством применения более значительного капитала и т. д., должно рассматриваться как исходящее от капитала. Далее: прибыль и заработная плата, хотя они и определяются соотношением между необхо­димым и прибавочным трудом, с ними не совпадают, а являются лишь их вторичными формами.

Однако суть дела заключается в следующем: рикардианцы берут в качестве предпосылки определенное количество труда; оно определяет цену продукта, из которой затем труд и капитал извлекают свои доли в виде заработной платы и прибыли. Доля рабочего равняется цене необходимых жизненных средств. Поэтому «в существующих соотношениях между заработной платой и прибылью» норма прибыли находится на максималь­ном уровне, а норма заработной платы — на минимальном. Конкуренция между капиталистами может изменить только то соотношение, согласно которому капиталисты участвуют в сово­купной прибыли, но она не может изменить соотношение между совокупной прибылью и совокупной заработной платой. Общий уровень прибыли есть это отношение совокупной прибыли к совокупной заработной плате, и этот уровень не изменяется вследствие конкуренции. Откуда же проистекает это изменение уровня прибыли? Конечно, не из-за того, что норма прибыли понижается добровольно, а она должна была бы сделать это добровольно, так как конкуренция не приводит к подобному результату. Стало быть, норма прибыли понижается в резуль­тате изменения заработной платы, необходимые издержки кото­рой могут возрастать вследствие вызываемого природными при­чинами уменьшения производительной силы труда. (Такова [рикардовская] теория прогрессивного ухудшения земли, посту­пающей в обработку; [рикардовская] теория ренты.) На это Кэри[8] и другие правильно возражают (однако его объяснения в свою очередь неправильны), что норма прибыли понижается не в результате уменьшения, а в результате увеличения произ­водительной силы.

Все это находит простое объяснение в том, что норма при­были подразумевает не абсолютную величину прибавочной стоимости, а прибавочную стоимость в ее отношении к применен­ному капиталу и что рост производительной силы сопровож­дается уменьшением той части капитала, которая представляет фонд жизненных средств, по сравнению с той частью, которая представляет постоянный капитал; поэтому, коль скоро умень­шается отношение всего примененного труда к капиталу, при­водящему его в движение, с необходимостью уменьшается [относительно] также и та часть труда, которая выступает как прибавочный труд или прибавочная стоимость. Из этой неспособности объяснить одно из поразительнейших явлений современного производства следует, что Рикардо не понял своего собственного принципа. А в какие трудности он вовлек своих учеников, видно, например, из следующего места у Де Квинси:

 

«Это обычный ложный вывод, который заключается в том, что если на одной и той же ферме вы применяли всегда пять рабочих и в 1800 г. их продукт составлял 25 квартеров, а в 1840 г.— 50 квартеров, то вы, якобы, можете рассматривать в качестве изменяющейся величины только продукт, а труд —· в качестве постоянной величины; фактически же изменилась как та, так и другая величина. В 1800 г. на каждый квартер должна была затрачиваться ¹/₅ часть рабочего, а в 1840 г. на каждый квартер было затрачено не более ¹/₁₀ части рабочего» (цит. соч., стр. 214).

 

В обоих случаях абсолютное рабочее время было тем же самым, равным двум дням; но в 1840 г. производительная сила труда выросла вдвое по сравнению с 1800 г., и поэтому издержки производства необходимого труда были меньше. На один квар­тер затрачивалось меньше труда, но совокупный труд был тем же самым. Однако то обстоятельство, что стоимость продукта определяется не производительной силой труда — несмотря на то, что она определяет прибавочную стоимость, хотя и не про­порционально повышению производительной силы, — это г-ну Де Квинси должно было быть известно из теории Рикардо. [Ему должны были быть известны] как возражения против Рикардо, так и отчаянная софистика его учеников (например, г-на Мак-Куллоха[9], который большую стоимость старого вина по сравнению с молодым объяснял дополнительным трудом). Стоимость нельзя также определять тем трудом, который был затрачен на единицу продукта, т. е. ценой одного квартера. Ведь стоимость конституируется ценой одного квартера, по­множенной на количество квартеров. 50 квартеров в 1840 г. имели ту же самую стоимость, что и 25 квартеров в 1800 г., так как в них было объективировано то же самое количество труда. Цена одного квартера, единицы продукта, должна была быть различной, а совокупная цена (выраженная в деньгах) могла быть различной по самым различным причинам.

{То, что Де Квинси говорит о машине, относится к рабочему:

 

«Машина, как только станет известен ее секрет, будет продаваться не в соответствии с производимым ею трудом, а в соответствии с трудом, производящим ее... Она будет рассматриваться уже не как причина, рав­ная определенным результатам, а как результат, который может быть определенно воспроизведен посредством известной нам причины и при известных нам издержках» (там же, стр. 84—85).}

 

Де Квинси говорит о Мальтусе:

 

«Мальтус в своих «Principles of Political Economy» отказывается при­знать, более того, он определенно отрицает, что если двое рабочих произво­дят различные результаты, один — 10, а другой — 5, то в одном случае каждая единица продукта потребовала вдвое больше труда, чем в другом случае. Наоборот, поскольку в обоих случаях имеются двое рабочих, г-н Мальтус упорно настаивает на том, что затраты труда являются величиной постоянной» (там же, стр. 215, примечание).

Действительно: затраты труда являются величиной по­стоянной, так. как, согласно предположению, в 10 единицах продукта содержится столько же труда, сколько в 5. Но затра­ты на оплату труда не являются постоянной величиной, так как в первом случае, в результате удвоения производительной силы труда, время, принадлежащее необходимому труду, со­кратилось в определенной пропорции.

Мы вскоре перейдем к рассмотрению взглядов Мальтуса. Здесь же, прежде чем продолжать анализ времени обращения капитала и его отношения к рабочему времени, уместно сначала рассмотреть все учение Рикардо по этому вопросу, для того чтобы провести более резкую грань между нашей собственной и его концепцией. (Цитаты из Рикардо содержатся в тетради VIII[10].)

Основной предпосылкой у Рикардо является «конкуренция без ограничений» и возможность неограниченного увеличения количества продуктов посредством труда (Ricardo, D. On the Principles of Political Economy, and Taxation. 3rd edition. London, 1821, стр. 3 [Русский перевод, стр. 34]). Иными сло­вами, это означает только то, что законы капитала реализуются полностью лишь в рамках неограниченной конкуренции и про-мышленного производства. На этом производственном базисе и на основе этих производственных отношений капитал разви­вается адекватно, и, следовательно, его имманентные законы обретают здесь полную реальность. Так как это действительно имеет место, то следовало бы показать, каким образом неогра­ниченная конкуренция и промышленное производство являются условиями осуществления капитала, условиями, которые капи­тал сам должен производить во все большей степени; между тем как у Рикардо эта гипотеза выступает как гипотеза чистого теоретика, который в рамках отношения капитала к самому себе как к капиталу внешне и произвольно полагает свободную конкуренцию и производственный способ существования капи­тала не как то, что само является развитием капитала, а как мыслимые предпосылки капитала, необходимые для того, чтобы капитал мог выступать в чистом виде. Впрочем, это — един­ственное место у Рикардо, где есть намек на историческую природу буржуазных экономических законов.

При такого рода предпосылке относительная стоимость товаров (слово «относительная» здесь бессмысленно, так как абсолютная стоимость невозможна) определяется различным количеством товаров, которые могут быть произведены в течение одного и того же рабочего времени, или относительным коли­чеством труда, содержащимся в товарах (Рикардо, цит. соч., стр. 4 [Русский перевод, стр. 35]). (В дальнейшем первая цифра означает страницу в [VIII] тетради; вторая цифра — страницу книги Рикардо[11].)

Но вот каким образом от стоимости как эквивалента, опре­деляемого трудом, можно прийти к не-эквиваленту, или к такой стоимости, которая при обмене полагает прибавочную стои­ мость, т. е. каким образом можно от стоимости прийти к капи­ талу, от одного определения прийти к другому, по видимости противоположному, — все это Рикардо не интересует. Для него вопрос заключается только в следующем: каким образом отношение стоимостей товаров может и должно оставаться одним и тем же и определяться относительными количествами труда, несмотря на то что собственники накопленного труда и собственники живого труда не обменивают эквиваленты в виде труда, т. е. вопреки отношению между капиталом и трудом. В таком случае весьма простым арифметическим примером будет утверждение, что товар а и товар Ь могут быть обменены друг на друга пропорционально овеществленному в них труду, даже если производители товаров а и Ъ по-разному делят между собой продукт а или обмененный на него продукт Ъ. Но так как всякий дележ происходит здесь на основе обмена, то действительно оказывается необъяснимым, почему одна меновая стоимость — живой труд — обменивается соответственно реа­ лизованному в нем [VI—2] рабочему времени, в то время как другая меновая стоимость — накопленный труд, капитал — не обменивается в соответствии с реализованным в нем рабочим временем. В противном случае владелец накопленного труда не мог бы осуществлять обмен как капиталист. Поэтому Брей, например, считает, что проповедуемый им равный обмен между живым и мертвым трудом представляет собой только правиль­ ный вывод из теории Рикардо[12]. То обстоятельство, что с точки зрения простого обмена заработная плата рабочего должна была бы быть равна стоимости продукта, т. е. то количество труда в объективированной форме, которое рабочий получает в виде заработной платы, должно было бы быть равно тому количеству труда в субъективной форме, которое он затрачивает в ходе работы, — представляет собой настолько необходимый вывод, что к нему приходит А. Смит[13].

Рикардо, напротив, придерживается правильного взгляда, но каким образом?

«Стоимость, [создаваемая] трудом, и то количество товаров, которое может купить определенное количество труда, не тождественны».

Почему же нет?

«Потому что продукт рабочего или эквивалент этого продукта не равны вознаграждению рабочего».

Иными словами, тождество не существует, потому что существует различие.

«Следовательно» (потому что это не так), «стоимость труда не является мерой стоимости, подобно труду, затраченному на данное количество товаров» (там же, стр. 5) [Русский перевод, стр. 35].

Стоимость, [создаваемая] трудом, не тождественна вознагра­ждению за труд. Потому что это вещи разные. Следовательно, они не тождественны. Это курьезный вывод. Au fond[xix] он осно­ван только на том, что на практике дело обстоит не так. Но согласно теории оно должно было бы обстоять именно так, потому что обмен стоимостей определяется реализованным в них рабочим временем; поэтому производится обмен эквивалентами. Следовательно, определенное количество рабочего времени в живой форме должно было бы быть обменено на то же самое количество рабочего времени в форме прошлого труда. Следо­вало бы как раз доказать, что закон обмена прямо переходит в свою противоположность. Но у Рикардо даже не высказано догадки о том, что это имеет место. Или же его догадка должна была бы заключаться в часто повторяющемся у Рикардо про­тиводействии смешению [количества труда и вознаграждения за этот труд]. Что это [нарушение эквивалентного обмена] не может вызываться различием между прошлым и живым трудом, им сразу же признается: