Дорнах, 24 декабря 1917 г. 3 страница

О тридцатитрёхлетнем цикле событий уже было сказано. Подобно знанию о том, что при известных условиях кислород и водород оказываются связанными, и можно познать сущность воды не иначе, как посредством электролиза, благодаря которому химически исследуют соотношение кислорода и водорода, так должно явиться сознание о том, что социальные законы могут быть найдены только тогда, если люди будут в состоянии рассматривать указанные соотношения в ходе времени. Думать одним днём, видеть только то, что находится непосредственно вокруг, - есть то, рассмотрению чего училось человечество в последние четыре века как наиболее полезному. Но будущее надо познавать так, чтобы говорили себе: то, что происходит теперь, восстанет через тридцать три года; мне надлежит действовать сейчас, имея в виду ответственность, которая вытекает из этой идеи. Вот то, что будет в дальнейшем требоваться от тех, кто хочет вмешиваться в жизнь с какой-либо жизненной точки зрения.

Нашему времени следовало бы совершенно отучиться от забалтывания древних высказываний о Рождественском празднике. Римляне находили мужество, поскольку они в качестве бога войны имели Януса, закрывать храм Януса только тогда, когда наступал мир. Во времена Нумы Помпилия при его правлении храм был закрыт постоянно, но, в последующие 724 года до императора Августа он закрывался лишь дважды. Но у римлян было мужество, в своей службе одному из высших богов проводить отличие между миром и войной. Спросим себя, может ли в нынешнее время проявить такое же мужество; можно ли закрывать те «места мира», те места, где должны служить миру, когда весь мир охвачен войной? (вероятно, речь идет о церквах - примеч. перев.) О мужестве можно было бы говорить только тогда, если в современности нашлось бы достаточно творческих сил, чтобы могли заметить разницу между местами, где говорят о мире в такое время как нынешнее.

Весьма поучительно заглянуть назад, в смысле тридцатитрёхлетнего цикла времени: в 1914 году начались катастрофические события, под знаком которых мы находимся по сей день. Я уже приводил некоторые события, которые связаны с этими трёх-четырехлетними катастрофическими событиями, связаны с соответствие с тридцатитрёхлетним циклом. Можно было бы привести ещё многое. Надо только подумать о том, что за тридцать три года до 1914г, то есть в 1881году править в Петербурге стал Александр III (), тот Царь, при котором начались преследования в Прибалтийских провинциях (имеется виду их русификация – примеч. перев.), тот Царь, который стал воплощением многих европейских несчастий. Можно взглянуть также на более внутренние события; я не имею в виду «душевно» внутренние. Если вы изучите роль, которую сыграл Гамбетта (Леон Гамбетта 1832-1882, французский министр-президент, пытался сделать более тесными франко-русские и франко-английские отношения, чтобы, опираясь на них, выступить против Германии) в 1881г в течение своего двухмесячного президентства в то время, в этом вы обнаружите сигнатуру того, что распространилось в тот момент, когда разразилась эта катастрофа, и что сейчас, как я уже говорил здесь однажды, находит своё симптоматическое выражение в настроении между Северной и Южной Россией, в развязывании русско-украинской вражды. Это симптом, освещающий нечто гораздо более значительное, - если взять готовящиеся события, - нежели те события, которые люди ради своих удобств охотно рассматривают как важные.

В этом отношении можно было бы привести многое. Можно поставить вопрос: что должен делать человек, если он занимает важный пост, чтобы приходить к таким решениям, которые могли бы проявиться через тридцать три года? Он должен хоть однажды попробовать, - учитывая такую идею, - понять события, отстоящие на тридцать три года, и действительное понимание для него пробудит и то, что он должен сделать в современности: чтобы затем это достойным образом смогло взойти в тридцатитрёхлетнем цикле, смогло возродиться. Было ли таковое напрасно, можно было бы утверждать только после того, как этот цикл совершился. Однако где это может происходить? Где сегодня вовне в экзотерической жизни мировое развитие ещё рассматривается в соответствие с его внутренними законами? Официальные представители того, что сегодня зачастую называют христианством, те, кто любит всё снова и снова выступать против антропософски ориентированной духовной науки, утверждая, что во времена Христа откровения из духовного мира ещё были возможны, но что «роковой гнозис» не должен всплывать снова. Нельзя интерпретировать такие вещи снисходительно. То, что эти люди почитают за лучшее, есть нечто, что, к сожалению, слишком часто всё снова и снова выступает даже в наших кругах как некие роковые слова. Именно на правду надо обращать внимание - вот то, о чем идет речь в действительности. И, прежде всего, мы должны иметь мужество и волю, чтобы создать фронт против всего того, что с такой легкостью, вследствие малодушия, сегодня реализуется против духовной науки.

Одно качество духовной науки особенно не любят: то, что она дает конкретный настоящий духовный фактический материал, что она говорит о духовных мирах, используя действительный духовный фактический материал. Как часто в этом отношении слышишь слова: да, это трудно понять, тут трудно ориентироваться. – Такая речь была бы понятной у того, кто под влиянием современного школьного образования не смог научиться мыслить, но такие речи совершенно непонятны у тех, кто предъявляет претензии на обладание серьёзной научностью. Во всяком случае, постепенно наука становится тем, что выдвигает как можно меньше запросов к человеческому мышлению. Сегодня человек может быть законченным академиком со всеми возможными дипломами, и в тоже время он не в состоянии охватить своим рассудком простейшие вещи, он немедленно устает, если ему приходится действительно мыслить. Сегодня всё больше любят расплывчато говорить о всяческих общих духовных вещах, панидеализме и прочем вздоре. Это освобождает человека от необходимости прилагать усилия, чтобы подступиться к конкретным духовным фактам. Во всяком случае, духовная наука должна предъявлять требования по отношению к тем, кто к ней подходит. Должна быть добрая воля применять свой собственный дух несколько больше, чем это необходимо для того, чтобы и дальше разбавлять своим водянистым, расплывчатым чувством общие речи о панидеализме и тому подобном. Теперь не время дудеть во всевозможное «пан» и развивать всевозможные общие эмоционально опьяняющие речи. Сегодня наступило время, когда надо серьёзно противостоять конкретным духовным фактам. Сегодня наступило время, когда надо приложить волю, чтобы действительно мыслить. Вот почему в качестве вводных слов к этому Рождеству должно было быть сказано то, что даже в нынешнее время звучит серьёзно. Ибо чем больше мы будем связывать наши души с тем, что, как импульс Христа вступило в земное развитие, тем больше будет у нас воли, чтобы более серьёзно, более достойно и проникновенно иметь дело с этим импульсом.

На протяжении тысячелетий человечество рассматривало пространство как то, что следовало почитать; имеется в виду содержание пространства, не земное пространство, но небесное пространство. Человечество направляло взор наверх на звездные констелляции, чтобы читать в звездах о том, что должно произойти на Земле. Это человечество знало: умершие читают и должны читать в звездах, умершие должны содействовать земным событиям. Так и человек должен учиться читать те письмена, что являются письменами, которые непрерывно должны читать умершие. Что происходит здесь, на Земле, человек до Мистерии Голгофы видел так, что он говорил: там вверху стоят Солнце, Луна и Овен; или Солнце, Луна и Телец; или Солнце, Луна и Близнецы; или Близнецы и Венера или тому подобное, таковы констелляции. Это знак того, что из Космоса приходят некоторые импульсы. Если эти импульсы имеют место, тогда надо делать то или иное; ибо то, что происходит здесь, происходит во времени, а время создает Майя, время представляет собой течение великой иллюзии. Этой иллюзией это было в таком смысле лишь до Мистерии Голгофы. Из этой Майи был рожден импульс Христа, как я вам сообщал об этом во вступлении; из девственной Майи появилось то, что уже больше не было оплодотворено древним ясновидением, что непосредственно противостояло мировым силам, не касающимся Земли.

Почитание того, что протекает во времени, познание того, что протекало во времени, стало долгом, точно так же, как в древние времена в качестве долга рассматривалось наблюдение констелляций в пространстве. Древние маги-волхвы, чьи представители явились перед Младенцем в яслях, смотрели вверх на золото неба, на звезды, и говорили себе: по тому, как стоят звёзды, можно прочесть в них, что должно произойти здесь на Земле; ибо то, что записано в звёздах, есть событие прошлого. В золоте звёзд покоится то, что Ветхий Днями со своим воинством записывал в течение прошлого, и что должно произойти в настоящем. Настоящее надо выводить из того, что следует усматривать в золоте звёзд; то настоящее, которое преходит в тот момент, когда оно возникает. Настоящее есть постоянно возгорающийся огонь, представленный посредством ладана; настоящее соответствует имагинации ладана. А в оплодотворенном прошлым настоящем покоится будущее в соответствие с имагинацией мирры (смирны).

Тайны древних магов-волхвов были таковы, что соединяли прошлое, настоящее и будущее. Но в этом прошлом, настоящем и будущем они видели покров Майи, покров самой Паллады Афины, который лишь отражал констелляции звёзд. И те три мага-волхва, которые появились перед яслями, понимали то, что из содержания времени, того, что является отраженным образом звёздных констелляций, из Майи времени должно развиться новое, то чему надлежало поднести прошлое, настоящее и будущее: золото, ладан и смирну. Прозрение в Божественно-духовное - это золото; жертвенное служение, человеческая добродетель – это ладан; связь человеческой души с вечностью, бессмертие - это смирна.

Перелом, лежащий между временем перед Мистерией Голгофы, и после неё столь мощен, что можно сказать: наиболее священное, лежащее позади, снизошло, соединилось в любви с Майей и породило импульс, который в дальнейшем должно нести земное развитие: это импульс Христа Иисуса. Понять Христа Иисуса, - понять, как Божественно-космическая любовь из лона Майи породила Христа, - значит понять Мирового Бога, Который устраняет все те различия, которые необходимым образом должны происходить от взгляда вверх на чисто пространственные констелляции. Звёздные констелляции для одного куска Земли иные, нежели для другого куска Земли. Древние легенды изображают, как странствовали посвящённые герои, как в разных областях Земли они по-разному созерцали богов вверху. Так то, что как достойное почитания происходит из пространства, переходит во время. В этом случае для всех человеческих детей Земли время становится объектом почитания, универсальным Богом, Богом, в отношении которого ни одно узкое сообщество не имеет права претендовать на него для себя, ни одно человеческое сообщество не смеет говорить, что оно действует во имя его, но только сообщество всех людей без исключения.

Таковы мысли, благодаря которым мы в это Рождество можем обратить свою душу к пониманию выражения: «Et incarnatus est de spiritu sancto ex Maria virgine» - «И воплотишася от Духа Святаго и Марии Девы…». С голосами тех, кто живёт тут в физическом теле, соединяются голоса тех, кто в это время прошёл через врата смерти, тех, кто знает, что временные констелляции в современном смысле связаны точно так же, как были связаны в древнем смысле пространственные констелляции.

Ко многому, что может быть сказано, чтобы построить мост к тем душам, которые живут между смертью и новым рождением, пусть будет добавлено и это, ибо в мыслях, примыкающих к Мистерии Голгофы, так называемые умершие и так называемые живые понимают себя наилучшим образом. Ведь Христос действительно спустился с неба на Землю и с тех пор Его надо искать на Земле. Тут человек в плотском теле знакомится со своей тайной, как и сам Христос в плотском теле искал свою миссию на Земле. Умерший смотрят вниз из духовной страны на то, что он пережил здесь на Земле, как на основу для своих импульсов, касающихся Мистерии Голгофы. Лучше всего понимают себя те души, которые живут на физическом плане во всём том, что связано с Мистерией Голгофы. Но к Мистерии Голгофы примыкают не только те, у кого эта Мистерия Голгофы на устах при любых обстоятельствах, но все те, кто отыскивает её в смысле слов: «Я с вами во все дни до скончания времен». Тот, чьё Рождество мы празднуем в блеске огней рождественской ёлки, поистине не раскрылся всего лишь однажды, чтобы затем дать удобную основу тем, кто как попугай повторяет Его речи, тем, кто не желает учить ничего нового и отказывается от нового. Нет, Тот, чей праздник мы смеем праздновать при свете свечей рождественской ёлки, Он хотел открыться человечеству на все времена, последующие за Мистерией Голгофы.

Если бы в это время под знаком, который сегодня столь значительно появился на духовном горизонте, достаточное число людей приняло бы решение понять Христа Иисуса, тогда эта рождественская мысль, мысль, освящающая эту ночь, добрым образом восстала бы через тридцать три года, которые предстоит прожить, восстала бы в период от сегодняшнего дня до своего воскресения, восстала бы как сила человечества. Если мы примем крепкие, примем мужественные, примем исполненные мудрости рождественские мысли, проникнемся ими в это Рождество, тогда мы приведем его достойным образом.

Пусть это будет тем, что мне хотелось бы донести до ваших душ как рождественское приветствие. Я знаю, что это рождественское приветствие предложено в смысле того единственно истинного и достойного импульса, которому посвящен праздник под знаком огней рождественской ёлки.

 

ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах 25 декабря 1917 г.

 

Всем вам близка мысль, облечённая в вопрос: как случилось так, что вслед за событием, которое мы рассматривали вчера, материалистический образ мыслей был принят людьми в той форме, проникающее наличие которой мы можем сегодня заметить во всех импульсах человека? Надо непредвзято рассмотреть то, что в качестве ингредиента влилось в духовную жизнь нового времени, не будучи подвержено влиянию того, что общепринятое понимание истории называет исторической необходимостью? Надо направить взор именно на те события, которые проливают свет и ведут к уяснению того, что переживается.

Мы можем сказать, что ко всем важным переломам, совершившимся в новое время, относится также и тот, который в некотором отношении является своего рода последствием, остатком древних переворотов: это то, что с последней трети 18 столетия европейское человечество, собственно, утратило всякое понимание сущности мистерий. В ходе этих рассмотрений я уже бегло указывал на то, что в 18 столетии ещё развивался образ представлений Сен-Мартена, чьи воззрения, благодаря ему, и благодаря общему импульсу 18 века имели широкие последствия, оказывали воздействие. Однако в 19 столетии воззрения и образ мыслей Сен-Мартена отошли на задний план. Но в отношении образа мыслей Сен-Мартена нужно только вспомнить об одном, и, сразу же станет заметной радикальная разница такого образа мыслей от всего того, что, например, в состоянии думать и чувствовать современность. В своём значительном труде «О заблуждении и истине», «Des erreurs et de la vérité», среди прочего, также и о событиях в земной эволюции, которые, однако, случились ещё перед тем, как человек подошел к физическому становлению человека, Сен-Мартен в некоторой степени обращается назад к тому значительному, можно сказать, космическому прошлому всеобщего человечества, ещё до того, как человек подошёл к становлению физического человека. Это значительно потому, что отсюда можно увидеть, как образ мыслей и представлений Сен-Мартена должен был ещё заглядывать поверх физического человеческого мира, заглядывать в духовное, вследствие чего возникла возможность говорить также и о том, что связано в развитием человечества иначе, нежели чисто физические связи. Сен Мартен, который был до известной степени последователем Якоба Бёме, даже имел некоторых учеников, которые распространились по всему образованному миру в 19 столетии и имеются до сих пор в новейшее время. Однако нельзя сказать, что сознание эпохи в 19 столетии находилось под влиянием таких импульсов, какие были у Сен-Мартена; вполне можно сказать, что таких прозрений в духовный мир, какие ещё можно увидеть у Сен-Мартена, в 19 столетии уже не было.

Те вещи, которые предлагал Сен-Мартен, являлись последними остатками древней мистериальной мудрости. Если кто-то желает на историческом уровне понять, что оттеснило назад такие представления, которые были у Сен-Мартена, то ему не следует задаваться вопросом: какая личность распространяла учение, пригодное для того, чтобы оттеснить, отодвинуть тип представлений Сен-Мартена? – нет, но надо спросить так: в какой личности наиболее характерно выразилась сумма импульсов, вследствие которых человечество 19 века стало столь материалистичным? – И такая личность обнаруживается на повороте от 18 к 19 столетию; она весьма характерна для этого последнего великого перелома во внешнем духовном развитии. Но для того, чтобы понять, что, в сущности, происходило, надо постоянно иметь в виду, что вследствие этого последнего перелома, человечество совершенно утратило понимание существа мистерий, так что в 19 столетии, собственно, лишь в немногих отдельных личностях, в немногих душах жило ещё кое-какое знание о глубинном значении и влиянии сущности мистерий. Личностью, которую я подразумеваю, которая стала выразителем общего духа времени на повороте от 18 к 19 веку, является Дюпюи, и важное сочинение, благодаря которому сущности мистерий был нанесён смертельный удар; это книга «О происхождении религий», появившаяся в 1794 году. В 19 столетии при рассмотрении воззрений человека обычно думают в соответствие с естественнонаучным материализмом. Единственно, мне хотелось бы сказать, что естественнонаучный материализм принял характер, который в 19 столетии более или менее выражал все человеческие импульсы, что мы в наиболее доходчивом виде обнаруживаем в выражении «добрый Бог граждан», которым Генрих Гейне приветствовал Иисуса Христа. 19 столетие погрузило материализм в фарватер филистерства; существенная характеристика материализма 19 века состоит в том, что он носит филистерский характер.

Если хотят понять сущность основного нерва этого 19 столетия, приходится всюду обнаруживать импульс филистерства. Материализм Дюпюи, в известном смысле ещё не был филистерским, ему свойственно нечто великое, свободное, нечто далеко выходящее за пределы филистерства. Материализм Дюпюи был в известном смысле небесным материализмом. Дюпюи, в сравнении с образованными и гениальными филистерами 19 столетия, ещё имел мужество к всеобщим материалистическим мыслям. Дюпюи приходил к некоторым вещам, по крайней мере, верил, что приходит. И даже та форма, в которой он приходил к ним, необычайно интересна. Оглядываясь на этого человека, нельзя не заметить, что он был гениальной личностью. Он, например, ещё в восьмидесятых годах18 века устроил своего рода частный телеграф, с помощью которого он из своего дома телеграфировал довольно далеко находящемуся от него другу Фортину. Когда разразилась революция, он опасался, что его телеграфная связь вызовет какие-либо подозрения. Тогда он разломал указанный аппарат, из-за чего всё дело было предано забвению. Я, конечно, не хочу сказать, что у него был электрический телеграф, но принцип телеграфа был там полностью реализован.

Дюпюи в конце восьмидесятых годов был также комиссаром народного просвещения во Франции. Когда разразилась революция, он покинул Париж, но очень скоро был избран в Национальное собрание, снова вернулся в Париж и играл там довольно значительную роль, как в Конвенте, так и в Совете пятисот, принадлежа, как правило, к партии умеренных. Надо только представить себе, как то, что жило в нём, было, в сущности, импульсом, который от него перешёл затем во многие души. Но ещё важнее было то, что этот самый импульс, которым было одержимо то время, именно у него выражался наиболее характерным образом.

Дюпюи пришел конкретно к следующему. Он изучал древние мифы и сказания, скажем миф о Геракле, или миф об Изиде и Озирисе, или миф о Дионисе; то есть, он исследовал древние мифы, которые были экзотерическим облачением мистериальных истин, как мы это знаем. Возьмём миф о Геракле. Он заметил, что Геракл совершает двенадцать подвигов; когда он исследовал рассказ об отдельных подвигах (работах) Геракла, он пришел к тому, что некоторые вещи, сообщаемые в повествовании об этих подвигах Геракла, позволяют установить связь между прохождением Гераклом этих двенадцати подвигов и проходом Солнца через двенадцать знаков Зодиака. Эти вещи данный человека исследовал очень тщательно и ответственно; у него сложился такой взгляд. Он говорил: в древности существовали некоторые люди, жрецы мистерий. Их цель состояла в том, чтобы по возможности удерживать в покое широкие народные массы, так, чтобы ими было легко управлять. Поэтому таким отдельным народным массам преподносились мифы о Геракле, который жил когда-то, которому следовало подражать, чью личность связывали с такими подвигами (работами). Рассказывали другие мифы об Изиде и Озирисе, и тому подобные. Между собой, в рамках мистерий, мистериальные жрецы, однако, знали, что всё это ерунда, что внешне никогда не было таких личностей как Геракл, Озирис или Изида, но что все, происходящее на Земле, обусловливается материальными небесными телами и их констелляциями. Мифы являются всего лишь облачением процессов на небесном своде. Что происходит здесь на Земле, зависит в смысле древних жрецов мистерий, - говорил Дюпюи, - от прохождения Солнца через двенадцать знаков Зодиака, от прохождения Луны через двенадцать знаков Зодиака. Эти жрецы знали, что будет обусловлено тем самым на Земле; они знали, что материальные свершения, которые выражают себя в звездных констелляциях, эти, происходящие в Космосе материальные свершения являются причиной роста растений, являются причиной прогресса человечества, причиной человеческого оплодотворения, и так далее. Об этом те жрецы знали. Им не пришло бы в голову верить в то, что здесь играют роль какие-либо другие духовные силы, но они были достаточно просвещенными, чтобы верить только в игру материальных сил в материальном небесном пространстве. Но для народа астрономию облекали в мифы, поскольку считали, что это нужно, чтобы держать народ в заблуждении, чтобы тем самым мочь управлять им. Итак, для Дюпюи мистерии были большой фабрикой лжи, предназначенной для той цели, чтобы соответственным образом облечь знания жрецов для «глупого народа», который легковерен. В сочинении «О происхождении религий» имеется, например такая фраза: «Истина не знает никаких мистерий, все они есть заблуждение и обман». – Или: «Искать их источник, источник мистерий надо за границей разума и истины; они боятся света, как дети боятся ночи».

Конечно, само собой разумеется, что лишь небольшое меньшинство людей читало такие вещи. Но дело не только в этом, но в том, что такие вещи действуют, что они существуют. Если такой человек, как Дюпюи высказывает их, это означает только то, что у него есть особые способности, чтобы формулировать эти вещи. Эти вещи оказались всецело действенными с конца 18 и на протяжении всего 19 столетия.

Кое-что от настоящей исторической истины надо было бы противопоставить тому, к чему гениальным образом подошел Дюпюи, когда он основал этот, - можно сказать с правом, - небесный материализм. Не правда ли, филистерская наука 19 столетия ищет материальные процессы в атомах. Она остаётся в земном. Дюпюи оказался достаточно смел, чтобы основать небесный материализм, мысля всё то, что воздействует из Космоса как материалистическое воздействие звезд; и считать ерундой всё то, что должно быть духовным, как отголосками жречества, дошедшие из времени мистерий. Дюпюи в своей знаменитой, значительной книге, прежде всего, приходит к выводу: все эти образы есть, в сущности, ничто иное, как обобщённые для народа замаскированные данные астрономии. Геракл – это Солнце, его двенадцать подвигов – проход Солнца через двенадцать созвездий Зодиака; Изида - это Луна, то что было вычислено относительно неё, проход Луны через Зодиак; Дионис, изображенный в сорока восьми песнях большой, объёмной поэмы Нонноса (Ноннос –древнегреческий поэт из Панополиса 5 век до Р.Х Эпос «Дионисика» в 48 книгах - примеч перев.) - это Солнце, проходящее через знаки Зодиака и так далее. Затем христиане просто напросто на место Геракла, Диониса и Озириса поставили Христа, и Христос есть ни что иное, как замаскированное в иные одежды Солнце. Священники хорошо знали, что рассматриваемой тут реальностью является Солнце. Но для народа нужен был рассказ о Назаретянине Христе Иисусе, Солнце Нового Завета, в противоположность Гераклу, Дионису, Озирису, Солнцу Ветхого Завета. – Книга «О происхождении культа и религии» является радикальным разрушением всякой религиозной мысли.

Всеобщее, общественное сознание, как правило, остается позади, отстает, оно не примыкает к радикальным переломам. Вот почему случилось так, что в 19 веке мало замечали, что эти мысли носятся в воздухе, - если мне будет позволено употребить столь тривиальное выражение. Но кто-то позволил им носиться в воздухе. К ясным следствиям из суждений Дюпюи, конечно, мало кто поднимался, несмотря на то, что в духовном сознании обо всех тех образах имелись такие мысли. Именно под давлением таких мыслей действовала вся теология 19 века. Ибо в её основе не было ничего иного, как то, на что, исходя из своего образа мыслей, указывал Дюпюи; сколь мало Геракл, или Озирис существовали, как человеческие физические личности, так как они были Солнцами, столь же мало и Христос был физической личностью, но Солнцем. – Постепенно под давлением таких мыслей теологи 19 века совершенно разрушили идею Христа. Затем они приложили все усилия, чтобы выпестовать «доброго Бога граждан» из Назарета. Либеральные филистеры сделали из Него гуманного морального проповедника, социал-демократы сделали из Него социал-демократа, психиатры - умалишенного, эпилептика; так каждый формировал Его на свой лад под давлением таких мыслей.

Если вы добавите к тому, что я сейчас говорю, другую великую истину, ту, что об историческом становлении, в сущности, грезят, вы сможете приобрести представление о том, что такие мысли, не будучи радикально высказанными, всё же играют свою роль в этих грёзах людей.

Надо только удерживать в целом настоящую историческую истину. Взглянув назад на древние мистерии, на те мистерии, которые имели свой первоисточник ещё в третьей послеатлантической эпохе, мы повсюду увидим в этих мистериях следующее: имелись эзотерические и экзотерические вещи, которые были представлены. Что было, - этот вопрос надо ставить именно в случае тех мистерий, которые имели своим источником третью послеатлантическую эпоху, - что было в них эзотерическим, а что было экзотерическим? Эзотерическим в древних мистериях, которые я теперь имею в виду, было всё то, что имело отношения к занятиям наукой. Религиозные знания в древности не являлись эзотерическими. Была бы совершенно ложной вера в то, что представления о Боге и богах были якобы эзотерическими в древних мистериях. В качестве эзотерического в древних мистериях хранилось то, что в ту пору знали о вещах, которые теперь исследуются в химических лабораториях, в клиниках. То, что относилось к внешней физической науке, - вот что, в сущности, считалось эзотерическим, вот что эзотерики считали опасным. В эти времена никакие религиозные истины в мистериях не представляли опасности, не считались опасными. То, что эти люди представляли себе в религиозном смысле, они сообщали также и вовне. Но то, что сегодня мы называем химией, физикой, математикой, расценивалось в то время так, что сведения об этом держали в руках и заботились об этом только в кругу тех, кто был обязан удерживать эти вещи в кругу мистерий, клятвенно обязывался, давал строгую клятву, присягу.

Затем наступило время, когда мистерии в некотором смысле изменили свою политику, но лишь в некотором смысле. Это имело место в случае тех мистерий, которые брали своё начало преимущественно в четвертую послеатлантическую эпоху. Так дело шло до 15 века. В это время сложился обычай не засекречивать физическую науку в мистериях, но в своего рода символическом виде засекречивать в некотором смысле математические, и вообще интеллектуальные науки: держать в секрете всё то, что было связано с некоторыми вещами, как круг, треугольник, ватерпас (уровень), короче всё, что было механическим, математическим, что было интеллектуальной наукой. Пытались вести дело так, чтобы оно сохранялось внутри некоторых братств, члены которых обязывались не выдавать те вещи, которые они изучали там о круге, треугольнике, уровне, отвесе и так далее. В других вещах дело велось так, что постепенно к удержанию физических наук в области эзотерики, стали относится небрежно. Постепенно они из мистерий проникали вовне в общественное сознание.

Вы можете сказать: да, но что же, наконец, содержали в тайне древние мистерии третьей послеатлантической эпохи? Это, мол, была наука в «детских тапочках»; тут ещё не было химии, тогда ещё ничего не знали о мире в целом, который был со славой завоеван в новое время. – Если вы так рассуждаете, то просто повторяете то, что сегодня говорят повсеместно. Но даже обычная внешняя история может вас озадачить при таком суждении. После того, как европейцы открыли порох как результат внешней науки, они, конечно, очень гордились этим. И почему бы им не следовало гордиться? Но очень скоро выяснилось, что китайцы имели порох уже в древности, что книгопечатание существовало в древности и так далее. Можно было бы привести много таких примеров, когда определенные вещи оказывались известны. Истина тут состоит просто в том, что в древности эти вещи были известны, - скажем, например, о радикальном; принцип воздушного судна, принцип подводной лодки и так далее, - только эти вещи как содержание физической науки было строго засекречены. Их охраняли от общего населения; это равнозначно тому, что их не позволяли выносить за пределы мистерий. То, что могло быть достигнуто посредством этой науки, нельзя было применять в общем социальном человеческом порядке. Это весьма дилетантское представление, если рассматривают эзотерические и экзотерические понятия в мистериях третьей послеанлантической эпохи не так; если верят в то, что в чисто духовных делах в мистериях именно в то время существовало нечто тайное.