Саммерхилл – воспитание свободой 20 страница

Я протянул ему лист бумаги.

Давай-ка посмотрим, как ты нарисуешь свой шланг, — сказал я.

Он нарисовал огромный фаллос. Я вдруг вспомнил о своем старом

велосипедном насосе. Я принес его и показал Билли, как его можно использовать в качестве брызгалки.

— Ну, теперь, — сказал я, — у тебя есть шланг подлиннее, чем у твоего папы.

Он громко рассмеялся. Пару дней он бегал вокруг школы, радостно разбрызгивая воду, а потом потерял интерес к шлангу.

Вопрос такой: случай Билли следует отнести к сексу или к проблеме могущества? Я думаю, что этот случай имеет отношение к могуществу. Его желание убить тигра (т. е. меня) только повторяло то, которое возникло в нем, когда он впервые увидел отца обнаженным. Это не имеет прямого отношения к сексу. Стремление Билли иметь фаллос больше, чем отцовский, тоже было желанием могущества. Его фантазии — мечты о могуществе. Я слышал, как он рассказывал другим мальчикам фантастические истории о том, сколько самолетов он может вести одновременно. Во всем этом — его Я.

В основе фантазии лежит неудовлетворенное желание. Каждый ребенок хочет быть большим, но все в его окружении напоминает ему, что он еще маленький. Ребенок побеждает свое окружение, сбегая из него, он поднимается на крыльях фантазии и живет мечтами. Стремление быть машинистом — это мотив могущества. Управление поездом, мчащимся вперед на огромной скорости, — один из лучших примеров этого мотива.

Питер Пэн популярен среди детей не потому, что не растет, но потому, что он может летать и побеждать пиратов. Он популярен и у взрослых, потому что они хотят быть детьми, у которых нет множества обязанностей и необходимости бороться за существование. На самом деле ни один мальчик не хочет оставаться мальчиком, и стремление к могуществу подталкивает его.

Подавление детского шума и детского любопытства искажает естественное стремление ребенка к могуществу. Так называемые несовершеннолетние правонарушители, о которых говорят, что они пострадали из-за того, что смотрели слишком много фильмов, пытаются выразить то стремление к могуществу, которое было подавлено. Я обнаружил, что, как правило, мальчик с выраженным антисоциальным поведением, предводитель шайки, бьющей окна, в условиях свободы становится твердым приверженцем закона и порядка.

Энеи была лидером нарушителей распорядка в своей школе, и ее не могли больше там держать. Спустя две ночи после приезда в Саммерхилл она начала драться со мной, сначала как бы в шутку, но очень скоро это перестало быть игрой. На протяжении трех часов она пинала и била меня, все время приговаривая, что заставит меня выйти из себя. Я отказывался выходить из себя и продолжал улыбаться. Это было нелегкое испытание. Наконец, один из учителей сел к роялю и заиграл тихую, медленную музыку. Энеи утихомирилась. Отчасти ее нападение носило сексуальный характер, но, если говорить о власти, я был здесь олицетворением закона и порядка, я был директором.

Жизнь казалась Энеи довольно запутанной. В Саммерхилле она неожиданно обнаружила, что здесь не существует никаких запретов, ей нечего нарушать, и она почувствовала себя как рыба, вытащенная из воды. Энеи попыталась затеять склоку среди других учеников, но преуспела только с самыми младшими. Она пыталась снова обрести привычное могущество, руководя бандой, направленной против законной власти. На самом деле девочка была приверженцем закона и порядка, но в той области закона и порядка, где правили взрослые, у нее не было возможности проявить свое могущество, и наилучшей альтернативой она посчитала бунт против закона и порядка.

Через неделю после приезда она присутствовала на общем собрании школы. Энеи стояла и надо всем насмехалась. «Я буду голосовать за законы, — объявила она, — но только ради удовольствия иметь ка- кие-то законы, которые можно нарушать».

Встала одна из наших домоправительниц: «Энеи, как видно, не хочет, чтобы существовали законы, которые соблюдались бы абсолютно всеми. Я предлагаю, чтобы у нас вообще не было никаких законов. Пусть будет хаос».

Энеи закричала: «Ура!» — и повела учеников с собрания. Ей легко было это сделать, потому что там были младшие дети, еще не достигшие возраста, когда появляется общественное сознание. Она отправилась с ними в мастерскую, где они все вооружились пилами. Дети объявили о своем намерении спилить все фруктовые деревья. Я, как обычно, пошел копаться в огороде.

Десять минут спустя ко мне подошла Энеи. «Что мы должны сделать, чтобы прекратить хаос и опять иметь законы?» — тихо спросила она.

Ничего не могу тебе посоветовать, — ответил я.

Можем мы собрать другое общее собрание школы? — спросила она.

Конечно, можете, только я на него не пойду. Мы ведь решили иметь хаос.

Она ушла, а я продолжал копать.

Прошло немного времени, и она вернулась.

Мы провели собрание детей, — сказала она, — и проголосовали за то, чтобы провести собрание всей школы. Ты придешь?

Всей школы? — уточнил я. — Да, я приду.

На собрании Энеи была совершенно серьезна, и мы мирно приняли наши законы. Общий ущерб, причиненный в период хаоса, — один бельевой шест, распиленный пополам.

Годами Энеи получала удовольствие, предводительствуя недовольными тамошней властью. Подогревая этот бунт, она делала нечто ей ненавистное. Девочка ненавидела хаос. В глубине души она была законопослушным гражданином. Но у Энеи была огромная жажда власти. Она чувствовала себя счастливой только тогда, когда руководила другими. Бунтуя против учителя, она пыталась сделать себя важнее учителя. Энеи ненавидела законы, потому что ненавидела власть, которая устанавливала законы. Она идентифицировала себя со своей матерью, которая наказывала ее, и проявляла садизм в отношении к другим людям. Мы можем лишь предполагать, что ее ненависть к власти объективно была ненавистью к власти матери, а субъективно ненавистью к той части ее собственной души, которая представляла властную мать. Я нахожу, что гораздо труднее лечить такие случаи, где замешаны отношения власти и подчинения, чем касающиеся секса. Выявить события и поучения, которые формируют у ребенка нечистую совесть в отношении секса, сравнительно легко, но вытащить на свет тысячи причин, которые делают ребенка человеком, садистически склонным к власти, очень трудно.

Тут уместно вспомнить об одной из моих неудач. Когда я преподавал в Германии, ко мне направили Мирославу, тринадцатилетнюю славянскую девочку. Она страшно ненавидела отца. За 6 месяцев девочка сделала жизнь моей школы маленьким адом. Она нападала на меня на школьных собраниях и однажды провела решение, которое гласило, что меня надо выгнать из школы на том основании, что от меня нет никакой пользы. Я получил три выходных и только начал испытывать удовольствие от писания новой книги, когда, к несчастью, произошло другое школьное собрание, на котором было решено (при одном голосе против, конечно), что меня надо попросить вернуться. Мирослава всегда говорила: я не потерплю в школе никакого начальника. Она была властным человеком с огромным эго. Когда она уезжала (мне пришлось сказать ее матери, что я не могу ее излечить), я пожал ей руку.

Ну что ж, — любезно поинтересовался я, — я не слишком тебе помог, да?

И знаешь почему? — отозвалась она с сухой улыбкой. — Я тебе скажу. В первый день, когда я приехала в твою школу, я делала ящик. А ты сказал, что я беру слишком много гвоздей. И с этого момента я знала, что ты — такой же, как и всякий другой директор школы на свете, ты — начальник. С этого момента ты уже не мог мне помочь.

Ты права, — согласился я. — Прощай.

Ненависть, возможно, чаще представляет собой извращенное стремление к власти, чем извращенную любовь. Ненависть, которую излучала Мирослава, можно было физически ощущать. Стремление к власти — черта, в не меньшей мере женская, чем мужская. Женщина обычно желает власти над людьми, в то время как мужчина стремится к власти над материальными объектами. И Мирослава, и Энеи, вероятнее всего, стремились к власти над людьми.

Ни один ребенок до 8 лет не является подлинным эгоистом, он всего лишь думает только о себе. Шестилетний мальчик, чей отец учит его думать о других и поэтому бьет всякий раз, когда он думает только о себе, поначалу представляет свое положение объективно: я должен делиться сладостями, когда папа видит. Но процесс идентификации начинается. Мальчик хочет быть таким же большим, как отец, — это мотив могущества. Он хочет владеть матерью в такой же мере, как отец. Он идентифицирует себя с отцом, и, делая это, он принимает философию своего отца. Он становится маленьким консерватором или маленьким либералом. Он, как это обычно бывает, поселяет отца в своей душе. Совесть, бывшая прежде отцовским голосом извне, становится отцовским голосом изнутри. Таков процесс, посредством которого определенные люди встают под знамена баптизма, кальвинизма или коммунизма.

Девочки, которых шлепали матери, когда вырастают, сами начинают шлепать детей. Прекрасной иллюстрацией этого является игра детей «в школу»: там учитель все время дерется.

Желание детей быть взрослыми есть стремление к могуществу. Уже одни только размеры взрослых создают у ребенка ощущение собственной неполноценности. Почему взрослым позволено сидеть допоздна, почему им принадлежат все лучшие вещи: пишущие машинки, автомобили, хорошие инструменты, часы?

Мальчики — мои ученики — с удовольствием намыливают себе лица, когда я бреюсь. Тяга к курению тоже есть главным образом желание быть взрослым. Обычно как раз у единственного ребенка стремление к могуществу наиболее ущемлено, поэтому именно с таким ребенком труднее всего управляться в школе.

Однажды я совершил ошибку: привел маленького мальчика в школу за десять дней до того, как приехали остальные ученики. Он был совершенно счастлив, крутясь среди учителей, сидя в учительской, занимая всю спальню один. Но когда приехали другие дети, он стал вести себя асоциально. Пока он был один, мальчуган помогал изготавливать и чинить многие вещи, когда приехали другие, он начал те же самые вещи ломать. Его гордость была ущемлена. Ему пришлось в одночасье перестать быть взрослым. Он обязан был спать в комнате с четырьмя другими мальчиками и рано ложиться. Его бурный протест заставил меня принять решение никогда больше не давать ребенку такой легкой возможности идентифицировать себя со взрослыми.

Во зло обращается только ущемленное стремление к могуществу.

Человеческие существа изначально хороши, они хотят творить добро, любить и быть любимыми. Ненависть и бунт есть лишь ущемленное стремление к могуществу и ущемленная любовь.

Ревность и зависть

Ревность вырастает из чувства собственности. Если бы половая любовь на самом деле заставляла человека выходить за пределы самого себя, мужчина ликовал бы, видя, как его девушка целует другого мужчину, потому что он был бы рад видеть ее счастливой. Но половая любовь есть обладание, и человек с сильным чувством собственности из ревности совершает преступление.

Отсутствие сколько-нибудь заметной сексуальной ревности среди тробрианских островитян предполагает, что ревность, возможно, является побочным продуктом нашей более сложной цивилизации. Ревность возникает из сочетания любви и чувства собственности в отношении объекта любви. Не раз отмечалось, что ревнивый муж обычно стреляет не в соперника, бегущего с его женой, а в жену. Возможно, он убивает женщину для того, чтобы сделать свое достояние недосягаемым для других, так же как крольчиха может съесть свое потомство, если люди чересчур тискают крольчат. Эго ребенка хочет иметь все или ничего, оно не может ни с кем делиться.

Ревность больше связана с могуществом, чем с сексом. Ревность — реакция на ущемление Я. «Я — не первый, я — не самый любимый, я поставлен в унизительное положение». Такова, безусловно, психология ревности, которую мы обнаруживаем у профессиональных певцов и драматических актеров. В студенческие годы я легко заводил дружбу с обитателями подмостков довольно простым способом — говоря им, что другой исполнитель в спектакле был совершенно ужасен.

В ревности всегда есть вполне определенный страх потери. Оперная дива ненавидит другую примадонну, боясь, что овации, предназначенные ей, будут не такими громкими и долгими. Если сравнивать, то не исключено, что страх потери уважения вносит больший вклад в ревность, чем все соперники в любви на свете.

Поэтому в семье многое зависит от того, насколько старший ребенок чувствует себя оцененным по достоинству. Если саморегуляция дала ребенку такую независимость, что ему не надо постоянно искать родительского одобрения, то его ревность к новому члену семьи будет меньше, чем в том случае, если бы он был несвободным ребенком, навеки привязанным к материнской юбке и никогда не становящимся вполне независимым. Мои слова не означают, что родители должны стоять в стороне и просто наблюдать, как старший ребенок реагирует на младшего. С самого начала следует избегать любых действий, способных усугубить ревность, например чересчур явной демонстрации младенца посетителям. Дети всех возрастов обладают острым чувством справедливости или, скорее, несправедливости, и мудрые родители постараются, чтобы младшему ребенку не оказывалось никакого предпочтения, хотя той или иной степени этого почти невозможно избежать.

Старшему брату может показаться несправедливым, что младенец получает материнскую грудь, но этого не происходит, если старший чувствует, что он уже естественно прожил свой этап грудного кормления. Для обоснованных выводов по этому вопросу нужно гораздо больше данных. У меня нет опыта наблюдения реакции саморегулирующегося ребенка на появление младшего. Является ли ревность непременной чертой человеческой природы, я не знаю.

За долгие годы работы с детьми я обнаружил: многие люди сохраняют в дальнейшей жизни — со злым чувством — некоторые воспоминания о том, что они считают несправедливостью, испытанной в дошкольном возрасте. Особенно часты воспоминания о случаях, в которых старшего ребенка наказывали за что-то, сделанное младшим. Я всегда оказывался виноват — это боль многих старших братьев и сестер. В любой ссоре, если плачет малыш, автоматическая реакция занятой матери — наброситься на старшего ребенка.

Восьмилетний Джим имел привычку целовать всякого, с кем встречался. Его поцелуи были больше похожи на сосание, чем на целование. Я заключил, что Джим так до сих пор и не перерос свое младенческое влечение к сосанию. Я пошел и купил ему детскую бутылочку. Джим каждый вечер укладывался спать с бутылочкой. Другие мальчики, которые поначалу разражались воплями иронического хохота (таким образом маскируя свой интерес к бутылкам), скоро стали завидовать Джиму. Двое потребовали бутылки. Джим неожиданно превратился в маленького брата, который давным-давно захватил монополию на материнскую грудь. Я купил бутылки для всех. Тот факт, что они тоже захотели получить бутылки, доказывает, что и эти мальчики сохраняли влечение к сосанию.

Зависть особенно ярко проявляется в столовой: даже некоторые сотрудники испытывают ее, когда посетители получают какое-то особое блюдо. И если повар даст какому-то старшему ученику спаржу, остальные начнут бешено возмущаться любимчиками кухни.

Несколько лет назад в школе случилась беда из-за прибытия ящика с инструментами. Дети, чьи отцы не могли купить им хорошие инструменты, испытывали зависть и вели себя в течение трех недель асоциально. Один из мальчиков, хорошо знавший, как надо обращаться с инструментами, взял из набора рубанок. Он принялся вынимать лезвие, стуча молотком по острию, и, конечно, испортил рубанок.

Мне он сказал, что просто забыл, как надо вынимать эту железку. Осознанно или неосознанно, данный акт разрушения был проявлением зависти.

Иногда невозможно предоставить всем детям по отдельной комнате, но каждый ребенок должен иметь уголок, в котором он может делать все, что захочет. В Саммерхилле у каждого ученика есть личный стол и собственная территория, и он с удовольствием оформляет свой уголок.

Иногда зависть возникала из-за личных уроков. Почему это Мэри получает их, а я — нет? Вдруг какая-нибудь девочка умышленно и сознательно начинала вести себя как трудный ребенок, просто для того, чтобы попасть в список тех, кому необходимы личные уроки. Однажды одна девочка разбила несколько окон, и, когда ее спросили, что она, собственно, имела в виду, она ответила: «Я хочу, чтобы Нилл давал мне личные уроки». Обычно девочка, которая ведет себя подобным образом, считает, что отец не уделял ей достаточного внимания.

Поскольку дети привозят с собой в школу свои семейные проблемы и ревность, больше всего в работе с ними я боюсь писем, которые пишут своим детям родители. Однажды мне пришлось написать одному отцу: «Пожалуйста, не пишите своему сыну. Всякий раз, когда от вас приходит письмо, он становится плохим». Отец мне не ответил, но сыну писать перестал. Пару месяцев спустя я увидел, что мальчик получил письмо от отца. Я забеспокоился, но ничего не сказал. Около полуночи до меня донеслись ужасные вопли из спальни мальчика. Я бросился на шум и поспел как раз во время, чтобы спасти нашего котенка от повешения. На следующий день я пошел в его комнату искать письмо. Среди прочего я прочел: «Тебе, наверное, будет интересно узнать, что у Тома (младший брат) в прошлый понедельник был день рождения и тетя Лиззи подарила ему котенка».

Криминальность фантазий, которые вырастают из ревности, не знает пределов. Ревнивый ребенок в фантазиях убивает своих соперников. Двое братьев собирались из Саммерхилла домой на каникулы. Вдруг на старшего напал ужас. «Я боюсь, что потеряю Фреда по дороге», — повторял он. Он боялся, что его фантазии могут осуществиться.

«Нет, — говорил мне одиннадцатилетний мальчик про своего младшего брата, — нет, я не то чтобы хочу, чтобы он прямо так умер, но если бы он отправился в какое-нибудь долгое-долгое путешествие в Индию или еще куда-нибудь и вернулся назад уже взрослым, вот этого мне хотелось бы».

Каждому новому ученику в Саммерхилле приходится выдержать 3 месяца бессознательной ненависти со стороны остальных, потому что первая реакция ребенка на нового члена семьи — реакция ненависти. Старшему ребенку обычно кажется, что мама видит только новорожденного, потому что младенец спит с матерью и занимает все ее внимание. Подавленная ненависть ребенка к матери часто маскируется вспышками нежности к ней. Именно старший ребенок в семье ненавидит сильнее всего. Младший никогда не знал, что такое быть «царем горы». Когда я думаю об этом, то понимаю, что с самыми тяжелыми случаями неврозов ко мне поступали либо единственные, либо старшие дети.

Родители неумышленно постоянно вскармливают ненависть старшего ребенка. «Ну ладно, Том, твой младший брат не устраивал бы такого шума по поводу порезанного пальца». Я помню, что, когда я был ребенком, мне без конца ставили в пример другого мальчика. Он был прекрасный ученик, всегда и во всем первый. Он брал все призы в верховой езде. Он умер. Я вспоминаю его похороны как довольно приятное событие.

Учителя часто сталкиваются с ревностью родителей. Я не раз терял учеников из-за того, что родители завидовали привязанности ребенка к Саммерхиллу или ко мне. Это можно понять. В свободной школе детям позволяется делать абсолютно все, если только они не нарушают принятых в семье правил, которые устанавливаются на общих собраниях школы. Ребенок часто даже не хочет ехать домой на каникулы, потому что очутиться дома — значит оказаться в плену ограничений, принятых в семье. Родители, не испытывающие ревности к школе или ее учителям, обращаются со своими детьми дома точно так же, как мы в Саммерхилле: они верят в своих детей и дают им свободу быть самими собой. Эти дети едут домой с восторгом.

Между родителем и учителем не должно быть соперничества. Если родитель превращает любовь ребенка в ненависть тем, что устанавливает строгие правила и отдает приказы, он должен ожидать, что ребенок будет искать любви где-то в другом месте. Ведь учитель — суррогат отца или матери. Именно не нашедшая выхода любовь к родителям выплескивается на учителя потому, что учителя любить легче, чем отца.

Я бы не смог сосчитать всех известных мне отцов, которые из-за ревности ненавидели своих сыновей. Как отец сказочного Питера Пэна, они хотели от своих жен материнской любви, ненавидели юного соперника и часто жестоко избивали его. Нередко положение мужа усложняется в связи с возникновением семейного треугольника. Когда родился ребенок, вы в какой-то степени становитесь третьим лишним. Некоторые женщины после рождения ребенка теряют всякий интерес к сексуальной жизни. В любом случае вам теперь приходится делиться с ребенком любовью вашей жены. Вы должны отдавать себе отчет в происходящем, иначе окажется, что вы ревнуете к собственному ребенку. У нас в Саммерхилле было множество детей, страдавших либо от материнской, либо от отцовской ревности. По большей части это были случаи, когда ненависть делала отца суровым и даже жестоким по отношению к сыну. Если отец состязается с детьми за любовь матери, дети непременно в большей или меньшей степени вырастут невротиками.

Я встречал матерей, утративших былую привлекательность и с ненавистью смотревших на свежесть и красоту своих дочерей. Обычно это женщины, которым нечем заняться, они живут в прошлом и вспоминают о своих давних победах, одержанных на танцах много лет назад.

Я часто замечал, что раздражаюсь, когда два юных существа влюбляются друг в друга. Когда я рационализировал это чувство^[60], то считал, что мое раздражение вызвано страхом неудобных последствий. Как только я осознал, что это было не что иное, как собственническая ревность к молодости, мое раздражение и страх улетучились.

Ревность к молодости — реальная вещь. Семнадцатилетняя девушка рассказывала мне, что в частной школе-интернате, в которой она училась раньше, ее учительница считала, что груди — это такая постыдная вещь, что их необходимо туго бинтовать. Это, несомненно, экстраординарный случай, и все же он содержит в преувеличенной форме истину, которую мы пытаемся забыть, — старость, разочарованная и подавленная, ненавидит юность, потому что завидует ей.

Развод

Что делает ребенка невротиком? Во многих случаях тот факт, что родители не любят друг друга. Невротичный ребенок жаждет любви, а в семье любви нет. Он слышит, как родители рычат друг на друга. Они могут честно пытаться утаить свою тайну от ребенка, но он улавливает атмосферу. Ребенок верит своим глазам больше, чем ушам. Никакого ребенка не обмануть словами вроде «дорогуша» и «миленький». У меня среди прочих были следующие случаи.

Пятнадцатилетняя девочка, воровка. Мать неверна отцу. Девочка знала.

Четырнадцатилетняя девочка, несчастная мечтательница. По словам врача, невроз возник в тот день, когда она увидела отца с любовницей.

Двенадцатилетняя девочка, ненавидела всех. Отец — импотент, мать озлоблена.

Восьмилетний мальчик, вор. Отец и мать открыто скандалили.

Девятилетний мальчик. Жил в фантазиях (в основном анально-эро- тических). Родители усиленно скрывали враждебность друг к другу.

Четырнадцатилетняя девочка мочилась в постель. Родители жили врозь.

Девятилетний мальчик, с которым трудно уживаться дома из-за его вспыльчивого характера. Жил в фантазиях величия. Мать несчастлива в браке.

Я понимаю, как трудно излечить ребенка, когда его семья остается местом безлюбия. Сколько раз я отвечал на материнский вопрос: «Что мне делать с моим ребенком?» — советом: «Сами сходите к психоаналитику».

Отцы и матери нередко говорили мне, что давно развелись, если бы не дети. И часто для детей было бы лучше, если бы не любящие друг друга родители действительно развелись. В тысячу раз лучше! Супружеская жизнь без любви — это несчастная семья. А атмосфера несчастли- вости — это всегда психическая смерть для ребенка. Мне случалось видеть, как маленький сын несчастливой в браке матери относится к ней с ненавистью. Он мучает мать, как садист. Был мальчик, который кусал и царапал мать. Другие дети мучают мать, постоянно требуя ее внимания. В соответствии с теорией эдипова комплекса все должно быть наоборот. Маленький мальчик смотрит на своего отца как на соперника за любовь матери, и естественно предположить, что в случае, когда отец очевидным образом сошел с круга, сын, как успешный поклонник, должен был бы проявлять растущую нежность к матери. Я часто вижу, что вместо этого он необычайно жесток к матери.

Несчастливая в браке мать всегда склонна к фаворитизму: поскольку супружеской любви нет, она концентрирует всю свою любовь на каком-нибудь одном ребенке. Любовь жизненно важна для ребенка, но несчастливый в браке родитель не способен давать любовь в должной пропорции: он дает либо слишком мало, либо слишком много любви, и трудно сказать, какое из этих зол больше.

Ребенок, которому досталось мало любви, становится ненавистником, асоциальным и задиристым. Ребенок, перекормленный любовью, становится маменькиным сокровищем с робкой женской душой, который всегда ищет безопасности у матери. Место матери может символически занимать дом (как в случае агорафобии"), Матерь-церковь или Родина-мать.

Меня не интересуют законы о разводе. Советовать взрослым — не мое дело. Однако изучать детей — мое дело. И очень важно внушить родителям, что, если мы хотим дать невротичному ребенку хоть какой-нибудь шанс на выздоровление, необходимо изменить домашнюю атмосферу. Родители, если это необходимо, должны быть достаточно мужественны, чтобы признать: их влияние плохо сказывается на детях. Одна мать сказала мне: «Но если я не увижу моего ребенка в течение двух лет, я потеряю его». — «Вы уже его потеряли», — ответил я, и это было правдой, потому что дома он был несчастлив.

Родительская тревожность

Можно сказать, что тревожный родитель — это тот, кто не способен дать своему ребенку любовь, честь, уважение, доверие.

Недавно мать одного нового ученика приехала в Саммерхилл. На все выходные она отравила жизнь мальчику. Он не был голоден, но она стояла над ним и заставляла его есть ланч. Мальчик перепачкался, строя шалаш, и она погнала его с площадки в дом, чтобы отскрести дочиста. Сын потратил карманные деньги на мороженое, а она прочла ему лекцию о том, как вредно мороженое для желудка. Мать поправляла ребенка, когда тот обращался ко мне по имени, и требовала, чтобы он называл меня «Мистер Нилл».

Я спросил ее: «Какого черта вы записали сына в эту школу, если у вас такое суетливое и беспокойное отношение к нему?»

Она невинно ответила: «Как? Потому что я хочу, чтобы он был свободен и счастлив. Я хочу, чтобы он стал независимым человеком, не испорченным внешними влияниями».

Я сказал: «А-а!» — и зажег сигарету. Женщина нисколько не подозревала, что обращается с сыном глупо и жестоко, передает ему всю ту тревожность, которую породила в ней ее собственная фрустрирован- ная жизнь.

Я спрашиваю: что можно с этим сделать? Ничего! Ничего, разве что дать несколько примеров вреда, наносимого родительским беспокойством, и надеяться на лучшее. Надеяться, что, может быть, хотя бы одна родительница из миллиона скажет: «Я никогда об этом не думала! Я полагала, что поступаю правильно. Возможно, я была не пра-

Расстроенная мать пишет: «Я совершенно не знаю, что делать с моим двенадцатилетним сыном, который вдруг начал воровать вещи в универмаге Вулвортов. Пожалуйста, посоветуйте, что делать». Это примерно то же самое, что испытывает человек, который на протяжении 20 лет ежедневно выпивал бутылку виски и вдруг обнаружил, что его печень совершенно разрушена. На этой стадии ему едва ли принесет пользу совет прекратить пить. Так что обычно я рекомендую напуганной матери, у которой возникла серьезная проблема с поведением ребенка, поговорить с детским психологом или поискать адрес ближайшей детской клиники.

Я мог бы, конечно, написать расстроенной матери: «Милая женщина! Ваш сын начал красть, потому что его дом полон неудовлетворенных желаний и несчастья. Почему бы вам не попытаться сделать вашу семью хорошей?» Поступи я так, ее замучила бы совесть. Даже имея самые лучшие в мире намерения, она не смогла бы изменить обстановку, в которой живет ее сын, просто потому, что не знает, как это сделать. Более того, даже если бы она знала, то у нее не хватило бы эмоциональных сил, чтобы сделать то, что необходимо.

Конечно, при большом желании и под руководством детского психолога женщина могла бы добиться вполне ощутимых перемен. Психолог, возможно, порекомендовал бы разъехаться с нелюбимым или нелюбящим мужем или отселить бабушку от семьи. Но вряд ли психологу по силам изменить саму внутреннюю сущность этой женщины — моралистки, беспокойной, перепуганной матери, противницы секса и придиры. Простого изменения внешних условий, как правило, недостаточно.

Я говорил о перепуганной матери. Вспоминаю разговор с родителем другого типа — матерью будущей ученицы, семилетней девочки. В каждом вопросе звучала тревожность. Кто-нибудь следит за тем, чтобы они чистили зубы два раза в день? Не случится ли, что она выйдет из школы на панель? Будут ли у нее каждый день уроки? Станет ли кто-нибудь давать ей ее лекарства каждый вечер? Тревожные матери подсознательно делают детей частью своих собственных нерешенных проблем. Одна мать постоянно пребывала в ужасе по поводу здоровья дочери. Она регулярно писала мне длинные письма-инструкции, что девочка должна есть или, скорее, чего она не должна есть, как ей надлежит одеваться. У меня побывало много детей тревожных родителей. Ребенок неизбежно приобретает родительское беспокойство. Частым результатом этого оказывается ипохондрия.

У Марты есть маленький брат. Оба родителя — тревожные люди. Я слышу, как Марта в саду кричит брату: «Не лезь в бассейн, ты промочишь ноги!» Или: «Не играй в песке, ты испачкаешь новые шорты». Я сказал «слышу Марту», но мне следовало сказать «слышал Марту, когда она только прибыла в школу». Сейчас ее совершенно не волнует, что брат выглядит как трубочист. И только в последнюю неделю семестра прежняя тревожность возвращается, потому что девочка понимает, что возвращается домой, в атмосферу постоянной тревоги.