Глава 28. Кулагинские высоты 1 страница

 

 

Август 1943 года

Я смотрю на высоты и спрашиваю лейтенанта:

|- Так ты говоришь!| Связь с батальоном есть?

— Есть! Вон за кустом в окопе телефонист сидит.

Я перебираюсь из окопа лейтенанта в окоп телефониста.

— Линия работает? — спрашиваю я.

— Так точно! Связь с батальоном есть!

— Звони в батальон! Пусть поставят перемычку на полковую связь.

— Я капитан из разведки! Пусть вызовут "Первого"!

— Соедините меня с "Первым" — прикрыв рот ладонью, закричал в трубку телефонист. Гвардии капитан из полковой разведки будет говорить!

Ячейка у телефониста не глубокая. Я сижу на краю, и свесив ноги достаю до дна окопа. Окликнув лейтенанта, велю ему подать мне бинокль. Надо осмотреть опушку леса, решаю я. До опушки недалеко. Она тянется параллельно Царевичу. Вглядываюсь внимательно. Осматриваю каждый ствол дерева и каждый куст. На опушке леса немцев не видно. Близость наших солдат давно бы вызвала с их стороны стрельбу. Лес уходит к обрыву, и несколько поднимается вверх. У самого обрыва угол леса.

Открываю карту, смотрю что там. От угла леса опушка поворачивает на юго-запад. Между лесом и оврагом обозначена деревня Кулагино, с церковью по середине. За оврагом, который тянется к реке Царевич, господствующие высоты 220 и 235. Смотрю по карте, верхняя кромка обрыва перед оврагом проходит по горизонтали с отметкой 200.

Мы находимся метров на десять, двадцать ниже её. За обрывом ровное поле, поросшее мелким кустарником. Поле постепенно понижается к поперечному |глубокому| оврагу. За оврагом |на высоте 220 | видна немецкая траншея. Еще дальше господствующая высота. На её склонах видны окопы, траншея и хода сообщения.

Сам обрыв и поле за обрывом немцами незаняты. Видно на все обрывы и бугры у немцев просто не хватило солдат. Если бы у немцев их было достаточно, они создали бы сплошную линию обороны. Они оседлали бы опушку леса и наша рота болотистую пойму реки, без больших потерь, не перешла.

Пулемет, который бил по мне, когда я шел сюда, находился на господствующей высоте. А здесь,

по-прежнему пока спокойно и тихо. Лес старый, |деревья большие.| Перед лесом болотистая низина. Позиция для немецкой пехоты исключительно выгодная. Берега у реки обрывистые. Здесь танкам и артиллерии не пройти.

Выше по течению, на участке первой роты имеется брод. Глубина небольшая, дно каменистое. Вот почему немцы сосредоточили все свои силы именно там. Здесь на высоте 220 для прикрытия оставлена только пехота. Там главные силы прикрывают дорогу на Духовшину.

|Здесь на участке второй стрелковой роты стрельба не ведется, стоит тишина. Я имею в виду стрельбу со стороны немцев, потому что наши славяне редко когда стреляют. Какой прок стрелять, когда знаешь заранее, что не попадёшь. В это время| меня соединили с "Первым", телефонист подал трубку.

— Где ты сейчас находишься? — спрашивает он.

— Посмотри по карте и дай мне свои координаты!

— Ты говоришь, что рота без потерь может продвинуться вперед и занять обрыв?

— Да, да! — подтверждаю я.

— Я сам, с ротой пойду на обрыв. Доведу их до места! Покажу где окопаться! И вернусь к себе! Я третьи сутки считай на ногах, |без сна и без отдыха.|

— После занятия обрыва разрешаю тебе вернутся обратно! — дал своё согласие "Первый".

— Сколько вам времени нужно, чтобы дойти до обрыва?

— Думаю, что через час солдаты начнут окапываться.

— Давай, действуй капитан! Передай мой приказ командиру роты. С комбатом, я сам поговорю. Жду твоего доклада по телефону через час.

— Связь со мной не отключать! — распорядился "Первый" по линии.

Я передал приказ командира полка ротному и велел поднимать солдат.

— Небольшими группами пусть перебираются к опушке леса! Дойдут до обрыва, кверху не вылезать! Действуй лейтенант! Я иду сзади за ротой.

— А ты! — сказал я телефонисту, — связь будешь тянуть непосредственно за мной! Под бугром немедленно соединишься и доложишь! На проводе должен быть аппарат "Первого"!

Войдя в опушку леса, мы повернули вправо, и пошли в направлении обрыва. Минут через сорок солдаты подошли к обрыву и сосредоточились под обрывом в кустах. Мы с лейтенантом поднялись на край обрыва, я осмотрелся по сторонам.

— Вот здесь по самому краю будешь траншею копать! Думаю, что в край обрыва снарядами точно не попадешь. Сейчас выведем сюда солдат, пусть окопаются у кромки. А с вечера, когда будет темно, начнешь копать ротную траншею! Копать нужно тихо, без шума! Лопатами над головой не махать. За край обрыва не высовываться. Всех предупреди. Выстави двух наблюдателей, пусть сидят не шевелятся и наблюдают до ночи. Наблюдение вести скрытно. Наблюдателей к работе не привлекать. Наблюдателей менять нельзя. Человеку нужно привыкнуть к местности. Это я тебе из опыта говорю.

Я оглянулся назад и посмотрел вниз к подножью. Там в кустах сидели и лежали солдаты. Они, кто на корточках, кто растянувшись в траве, в прохладной тени кустов дымили махоркой. Сизый дым струился над ними.

— Трех километров не прошли, а уже отдыхают. Устроили перекур с дремотой! Что-то мне твое войско, лейтенант, не нравится!

— Давай подымай своих славян и разводи вдоль обрыва! |А сейчас, пока они все вместе сидят в кустах, объяви им боевой приказ и предупреди, чтобы немедля закопались в землю.| Действуй лейтенант, а я пока понаблюдаю за немцами!

Солдаты второй стрелковой роты вылезли из кустов и небольшими группами стали подниматься на край обрыва. |Влезли на обрыв и приступили к земляным работам.|

Я сбежал вниз под обрыв, телефонист соединился со штабом полка и я доложил "Первому". Он был доволен.

— Даю тебе двое суток для отдыха! — великодушно сказал он мне.

— Отправляйся к себе! Когда ты будешь мне нужен, я за тобой связного пришлю!

Я попрощался с лейтенантом, пожелал ему успехов и пошел вдоль опушки леса назад. |Я торопился назад.| Хотелось поскорей добраться до места, упасть и заснуть, отоспаться за всё это время.

|- Командир полка дал мне двое суток отдыха! — объявил я, вваливаясь в блиндаж, где жили разведчики.|

— Меня не будить! Рязанцев остается за меня! Передайте ему мой приказ, пусть готовит участок для ночного поиска!

Я уже собирался, не снимая сапог завалиться на нары и сразу заснуть. Но в это время в проходе появился старшина и потребовал меня на выход.

Его повозочный, рядовой разведки Валеев, стоял с котелком холодной воды и полотенцем. Старшина взял у повозочного из рук котелок и подал мне кусок туалетного мыла. Я понюхал, повертел его в руках и посмотрел вопросительно на старшину. А он молча, не слова не говоря, пустил мне на руки струю из котелка.

— Нехорошо товарищ гвардии капитан сопротивляться на виду у подчиненных! — говорил его молчаливый с укором взгляд. Я солдат приучаю к чистоте и порядку. Какой пример подаете им вы?

— Ничего не поделаешь! — подумал я. Придется умыться! Я пожал плечами и стал намыливать руки.

Человек он был собранный и в делах решительный. Он знал, что если мне сейчас не вымыть голову, то я так и буду ходить с куском глины в волосах. Он потрепал мне, своей шершавой ладонью, волосы и я стал расстегивать стоячий ворот у гимнастерки.

— Гимнастерку снимите! Товарищ гвардии капитан у вас грязная шея, не мыта!

Я посмотрел на него недовольным взглядом, улыбнулся и нехотя, стянул гимнастерку и нательную рубаху.

Повернувшись к нему, я послушно растопырил ноги и вытянул шею. Намылив голову, я поскрёб её ногтями, а старшина лил мне на голову подогретую воду из котелка. |Прежде чем поливать мне на голову старшина опустил два пальца, не горячая ли она.| Протянув мне полотенце, он сказал что-то Валееву и направился в блиндаж.

Когда я вошел туда, старшина извлек из мешка новую пилотку и протянул, мне её. Повозочный, как тень проскользнул в проходе приблизился к столу и извлек из за пазухи бутылку немецкого шнапса. Откупорив бутылку, он поставил рядом железную кружку и пустил из горла бутылки в кружку струю. Когда уровень шнапса достиг половины кружки, я движением руки остановил его.

— Генух![180]

На закуску была открыта банка консервы. Я выпил залпом и стал закусывать. Повозочный ополоснул кружку водой, |бросил в неё несколько кусков колотого сахара, всыпал щепоть заварки и налил кипятка. Он размешал ложкой чай и пододвинул ко мне кружку.| За всеми его проворными движениями наблюдал старшина. Он видел всё, замечал каждую мелочь и как бы мысленно руководил Валеевым. Валеев поглядывал на старшину и глазами спрашивал, разве, что не так. Старшина выпускал струю дыма изо рта, это означало, что все так, делаешь с пониманием.

Видя, что я пришел усталый и измученный и готов был упасть и заснуть, старшина организовал умывание, еду и кружку сладкого чая на запивку. |У него был пом. и зам. в одном лице и он заставил его поворачиваться и торопиться. И Валеев понимал своего старшину с полувзгляда и с полуслова.|

Раздачу спиртного старшина солдатам не доверял. Норму спиртного разведчикам он выдавал всегда сам. У него было правило — лучше перелить, чем недолить. Из-за малой малости можно вызвать недоверие, у человека. Мелочность при выдаче продуктов допускать нельзя. У старшины всегда были резервы. |А когда кончались запасы, старшина брал валявшуюся ржавую каску и объявлял сбор податей, кто сколько даст. Собирать трофейные часы и разные там штучки он поручал кому-нибудь из разведчиков. Уполномоченный подходил к старшине и молча ставил наполненную каску перед ним. Собранные трофеи старшина передавал кладовщикам. Те в свою очередь выделяли ему дополнительно съестное.|

Разведчики голодом, как пехота, не бедствовали. После удачного ночного поиска старшина для разведчиков ничего не жалел. Он знал, что спиртное, выданное за неделю, разойдется за два, три дня. Разведчикам за неделю перед выходом в ночной поиск спиртного вообще не выдавали. Оно накапливалось у старшины.

Выпив кружку чаю, я лег и тут же заснул. Во сне я слышал раскаты грома, шипение дождя и завывание ветра.

Когда я проснулся и вышел из блиндажа, присел на пустой снарядный ящик и закурил, ко мне подсел старшина и рассказал, что произошло, пока я спал, на нарах.

— Командир дивизии отдал приказ и два полных батальона, стоящих в резерве перешли в наступление.

— Это наш третий батальон и соседнего полка из второго эшелона?

— Вроде так!

— Ну, а дальше что?

— Он приказал им днем, схода, пройти болотистую низину, форсировать Царевич и сбить немцев с Кулагинских высот. После короткой артподготовки, около двенадцати часов дня пехота во весь рост спустилась |с бугра Крестовой| и вошла в болото. Никто не ожидал, что именно в этот момент, на подходе к Царевичу шли самолеты противника.

Самолеты эшелонами, группа за группой появились над поймой реки. Солдаты не успели дойти до реки, а на них уже посыпались бомбы. Два полнокровных батальона, это около тысячи, активных штыков, не считая штабов и полковой артиллерии. Все они остались в болоте. Наступление захлебнулось.

— Все не могли погибнуть, старшина!

— Говорят, небольшие группы наших стрелков успели перейти Царевич, вышли к подножью высот и спаслись от бомбежки.

Немецкие самолеты бомбили не только пойму Царевича. Бомбы сыпались кругом и на бугор Крестовой, где находился наблюдательный пункт командира полка. Бомбежка продолжалась до вечера. Сизый дым и темные облака поднятой в воздух пыли стояли над землею. В горло першило. Нечем было дышать.

К вечеру появились первые раненые. Как обычно те, кто мог самостоятельно двигаться. Сколько убитых и сколько живых осталось в болоте, никто толком не знал. Там наверно были и тяжело раненые.

Рязанцева, с группой разведчиков, накануне отправили в первую роту.

— С каким заданием пошёл он туда? — спросил я старшину. Старшина не мог ничего ответить.

К вечеру от Рязанцева пришел разведчик раненый в руку. Он зашел к старшине, чтобы забрать свои вещи. Старшина всё аккуратно сложил и надел вещмешок ему за спину. Солдат думал, что его с рукой могут, отправить в глубокий тыл на лечение.

— Танки наши сгорели! — сказал солдат.

— Они вышли на равнину, и попали под бомбежку. Пикировщики на них налетели.

— В первой роте потери не большие! С десяток солдат. Наши все живы, кроме двоих. Меня в руку осколком ранило. Двоих наших ребят убило. Вороткову осколком попало в живот. А Лагутину обе ноги оторвало. Рязанцев с ребятами до утра в первой роте будет сидеть. Так сказали в штабе полка. Рязанцев со мной послал в штаб связного. Связь не работает. В болоте много убитых лежит. Утром в первую роту капитана Павленко хотят послать. Вот тогда и отпустят наших ребят.

— Старшина! — сказал я. Дай солдату пару банок консервы. Мало ли, как там, в пути у него может с харчами случиться.

— Спасибо за службу! Больше мне нечем тебя отблагодарить!

Я знал, что капитан Павленко в наш полк прибыл сравнительно недавно. До этого он служил в заградотряде. За короткое время он от лейтенанта успел дослужиться до капитана. Претендовал на майорскую должность — как сам говорил. А потом вдруг попал на передовую. За что его отправили на убой, об этом он помалкивал и наши штабные темнили. В боях участия не принимал, хотя числился в действующей армии. В выслуге лет он раньше имел привилегию. Срок службы, для присвоения очередного звания у него был гораздо меньше, чем у нашего брата, вояк. Не воюя и находясь постоянно в тылу, он имел боевые награды. "Как же это так?" — спрашивали мы себя. "А что? Каждому — своё!" |Мы же ловили ваших дезертиров!|

Я как-то спрашивал нашего ПНШ-1 капитана Пискарева. За что он попал сюда? Пискарев улыбался, таращил глаза от удивления, мотал головой и говорил:

— Не знаю! Не знаю!

В штабе полка Павленко был некоторое время без дел. Должности не имел. Определенных занятий у него не было. Он был, так сказать, на поручениях у командира полка. Пошлют туда — он и идет. Пошлют сюда, он не отказывается.

— Володя! — представился он мне однажды, когда я зашел к начальнику штаба, |по каким-то делам.| Володя мне показался, каким-то уж очень бойким и даже вертлявым. Не задумываясь, он давал другим свои советы, как воевать.

На следующий день, утром он сменил Рязанцева в первой роте. Пока Рязанцев не спеша, топал с передовой, а ходил он, всегда не торопясь, в развалку, капитана Павленко убило в первой роте. Командир полка хотел его представить к награде, а он не дождался её. Вот так оборвалась жизнь ещё одного[181].

Докурив сигарету, я вернулся в блиндаж и снова заснул. Я знал, что меня вот-вот поднимут на ноги. Утром командир полка меня снова потребовал к себе.

Когда я, оставив ординарца у входа, спустился к командиру полка в блиндаж, он сказал мне угрюмо:

— Возьми взвод разведчиков и отправляйся во вторую роту! Займете траншею, изготовитесь к обороне, а ты лично займись расследованием ЧП. Сегодня ночью немцы вырезали больше половины роты! Комбату верить нельзя. Он заинтересованное лицо. Он постарается вывернуться и замести следы. В общем, ночью погибло двадцать с лишним. Как это случилось, никто не может сказать. Отправляйся туда и выясни обстоятельства этого дела. По телефону об этом не говори. Доложишь мне лично, когда вернешься. Постарайся, чтобы поменьше людей об этом знали. Особенно при телефонистах на эту тему не стоит говорить. Они холеры, как инфекционная зараза, сразу растрезвонят по всей дивизии. Среди них стукачи и осведомители каждый первый. В полку кроме меня, тебя, комбата и командира роты никто ничего не должен знать. Начальник штаба и тот не в курсе дела. Осмотри всё на месте. В траншею посади взвод разведчиков. Пусть на время возьмут на себя оборону левого фланга полковой полосы. Кстати, вам там понаблюдать за противником весьма полезно. Завтра мы начнем получать пополнение. В первую очередь дам людей во вторую роту. С полсотни придет — своих людей уберешь!

— Ты, наверное, думаешь, что я все время дергаю тебя. Посылаю то туда, то сюда. С меня командир дивизии дерет три шкуры! Квашнин всё время грозит. Я не приказываю. Я прошу тебя по-человечески! Ты понял меня?

— Ну и дела! — подумал я, покачав головой. Командир полка со мной разговаривает, как человек и вполне прилично. Когда это было?

Все инстанции требуют продвижения вперед, грозят, предупреждают и делают выводы. А вперед идет стрелковая рота. Солдаты захлёбываются кровью. А их, солдат, угрозами и не пробьешь. Им огня артиллерии подавай, самолетов с полсотни, чтобы выкурить с высот огневые точки немцев. Слова, это трепотня. Это не пришей кобыле хвост! Это не пойми меня, как я сказал!

Солдаты, на счет угроз, народ не пугливый. Они не будут перед комбатом навытяжку стоять. Валяй, надрывайся, кричи на ротного по телефону. Ротный быдло. Он все вытерпит и вынесет, деваться некуда! Он крайний. Мажешь свою глотку до хрипоты надрывать. Солдату, этот ор, до фонаря, если немецкая артиллерия бьёт по окопам. Это не сорок первый и не сорок второй год. Солдат нынче совсем другой пошёл. Я встану и пойду на немцев? Ты сперва давай подави его огневые точки!

Артиллеристы всех мастей предусмотрительно остались на буграх, в овраге перед болотом. Они утверждают, что им издали лучше стрелять. Большой сектор обстрела! Словом, в болото нельзя с пушками лезть, и через болото они не могут переправить даже полковые пушки. Они напрягали мозги, находили нужные слова и аргументы, чтобы остаться сзади.

|Вероятно, у командира полка, не было ни желания, ни воли отправить пару полковых пушек непосредственно в стрелковую роту и поставить их там, на прямую наводку. Любой немецкий пулемет можно с первого выстрела уничтожить. Под огнем пулемёта, когда ты вылез из-за укрытия, не сделаешь и десятка шагов по земле. А стрельба из пушек по немецкой траншее издалека, это утеха для дураков. Одного пулемета в полосе наступления стрелковой роты достаточно, чтобы рота захлебнулась кровью.| Полковые пушки бьют с дистанции трех километров. Куда они бьют? Попробуй в пулемет попади!

Артиллеристы начинают доказывать, с пеной у рта, что командир роты врет, что командир роты трус, что немецкие пулеметы тут не при чем. У командира полка мысли растопырились. Пойди, разберись! Почему рота лежит? Почему пехота несет потери? Конечно, командир роты виноват! Проводная связь давно оборвана. В роты посланы связные. Но никто из них не вернулся назад. У командира полка не хватило ума и духа выгнать полковую братию, артиллерию с пушками на прямую позицию к солдатам в окопы. Стрельба из пушек прямой наводкой дает исключительный эффект. Через час немецкая траншея была бы забита трупами немецких солдат. Артиллеристы бояться за свои собственные шкуры. Как Царевич форсировать? Мы, мол, можем все пушки потерять!

Прикрытия с воздуха стрелковые роты тоже не имели. Зенитные пушки 257-го ЗАДа[182]прикрывают штаб дивизии. За целый день бомбежки они не сбили ни одного немецкого самолета. Каждому — своё! У них тоже удача не сыплется манной с неба.

Из прохода блиндажа докладывают:

— Прибыл связной из первой роты!

— Давай его немедленно сюда! — отдает команду командир полка.

В проходе появляется покрытый пылью солдат.

— Ну что там у вас в роте?

— Бомбят! Товарищ гвардии майор!

— Ну и что? Сам вижу, что бомбят! На то и самолеты! Чтобы бомбить!

— Где находится рота?

— Рота на том берегу под бровкой лежит!

— Так-так! — говорит командир полка и обращается к начальнику штаба.

— На солдата нужно заполнить наградной листок! — и поворачиваясь к солдату, добавляет:

— Ты будешь представлен к правительственной награде! Пойдешь сейчас обратно в роту и передашь мой категорический приказ. Командиру роты немедленно поднять роту и двигаться на высоту!

— Понял?

— Так точно, понял!

— Иди!

— Тебе, капитан, тоже нужно идти!

Я повернулся и вышел из блиндажа. Мы под бомбежкой должны были пройти низину, спустится с бугра, войти в болото и перебежками уйти в сторону реки. Впереди и справа рвались немецкие бомбы. Самолеты входили в пике, включали сирены и под раздирающий душу вой сыпали бомбы.

Облака вздыбленной земли, дыма и пыли застилали всю низину кругом. В одном месте мы залегли. Удары сыпались так близко — казалось, что мы вместе с землей куда-то летим. Мы не надеялись остаться в живых.

Кругом огромные черные всплески земли и облака сизого дыма. Удары следуют сплошной чередой. С визгом и грохотом вокруг рвутся тяжелые бомбы. Удары чередуются с неистовой силой и ревом. Дышать нечем. Делаешь вздох, ударной волной бьет в нутро так, что выдоха сделать не можешь.

Но вот наступила пауза. Самолеты отвернули в сторону. Мы вскочили на ноги и не разбирая дороги, бегом подались вперед. У реки, мы ещё раз попали под бомбы.

Часа через два бомбежка несколько спала. Мы переправились на тот берег реки и издёрганные бомбежкой, добрались до роты.

Свежая, выброшенная из траншеи земля не успела слежаться. Бруствер траншеи был рыхлый. Дерном его прикрыть не успели. Все эти дни солдаты работали без сна и отдыха. Командир полка отдал категорический приказ второй стрелковой роте немедленно зарыться в землю в полный профиль. Солдаты за два дня успели отрыть около ста метров сплошной траншеи. С правого фланга над обрывом были построены две землянки для отдыха солдат.

На кануне вечером в роте были закончены все |основные| работы, и командир роты решил дать отдых своим солдатам. На ночь он выставил смену часовых, а остальные тут же завалились спать. В землянках все не уместились. Десятка два солдат остались спать в открытой траншее. Рота получила приказ перейти к обороне. Она занимала ответственный участок обороны, прикрывала левый фланг наступления полка и дивизии.

Я прошел в землянку, где находился командир роты. Разведчики остались в траншее.

— Ну что у тебя? — спросил я его.

— Комбат грозился под суд отдать! Кричал, что я во всем виноват! А я трое суток не спал! Оставил за себя помкомвзвода.

Мы прошли с командиром роты вдоль траншеи. В ней в разных позах сидели и лежали убитые солдаты. Кого смерть застала лежа на боку, кого настигла сидя на корточках. Все они перед смертью спали и остались с закрытыми глазами. Один видимо успел открыть глаза и принял смерть стоя. Он лежал ничком на дне прохода и смотрел невидящим взором куда-то в небо. Винтовки солдат остались на месте.

Я понимал, что командир роты все это время маялся без сна |и отдыха на ногах|. У него минуты не было, чтобы прилечь на короткое время. Комбат вечером каждый раз вызывал его к телефону. Связь работала. |Командира роты через каждые два часа вызывали к телефону и требовали отчета.| А с кого еще можно три шкуры снять? Ясно дело с Ваньки ротного! Приказы те по всем инстанциям друг другу передаются, а выполняет их всегда одно лицо.

Комбат получил приказ по инстанции сверху, передал его командиру роты и требует исполнения. А Ванька ротный из офицеров в роте один. Это солдаты. А это их командир. |Солдаты свою линию гнут, у них смекалка для этого.| Ротный, кровь из носа, должен выполнить данный ему приказ. Вот и крутись и решай, что вперед, а что потом. С солдата полковое начальство не спросит. У нас на войне исполнитель один. С него и дерут три шкуры все кому не лень. Войну ведут стрелковые роты. Ванька ротный и делает войну. Вот он за всё и отвечает.

Когда траншея была готова, ротный доложил комбату и лёг спать. |Лейтенант понадеялся на солдат, пошел в землянку и решил выспаться, чтобы к утру, на рассвете, быть на ногах. Примеру ротного последовала свободная смена.| Солдаты тоже завалились в землянку. А на кого там места не осталось, расположились в траншее. Часовые, видя, что все спят, присели на корточки и заклевали носами.

Нужно было принять какие-то меры. Но никто не подумал об этом. Немцы тоже в ночное время спят.

Солдаты были убиты ножом. По этому вопросу особых доказательств не требовалось. И так всё было видно. Но кто были эти люди? И сколько их было тут? Потом постепенно выяснилось, что ножом работал один. Если здесь вдоль траншеи прошел один, то видимо решительный был человек, ничего не скажешь! Но кто он был? Наш или немец?

Если он был наш и сидел среди своих, ждал только случая, чтобы все легли и уснули! Кто он? И откуда он? Если он был среди солдат и затаился на время? То отпечатки его ног на свежей и рыхлой земле бруствера будут только на выходе.

— Пойдем в левый край траншеи, посмотрим там! — сказал я командиру роты и спросил.

— Когда это произошло?

— Чуть светать стало, я вышел из землянки. Решил проверить часовых. Прошел шагов пять, вижу, один поперек траншеи лежит. Потряс его за плечо. Он не шевелится. Вижу под ним кровь на дне траншеи. Иду дальше, второй и третий тоже мертвы. Кричу своего помкомвзвода — никто не отвечает. Прошел еще вперед, смотрю опять мертвые. Вернулся в землянку, велел соединить меня с комбатом. Доложил что в роте ЧП, погибли двадцать человек. Вот собственно и всё.

Мы прошли до конца траншеи влево, здесь часовых ночью не было и на дне траншеи я увидел четкие отпечатки немецких сапог. На рыхлом отвале земли переднего бруствера были видны глубокие следы тех же ног. Вот след ног на бруствере, вот отпечаток сапог спрыгнувшего. Вот отпечаток руки, когда он держался за край траншеи. По следам и по убитым было видно, что в траншее с ножом действовал один человек. Он не дошел до конца траншеи вправо, Там были землянки и он побоялся, напороться на часового.

В том месте траншеи, где он вылез наверх и поднялся на бруствер, были видны отпечатки его коленок и рук, а затем два широких шага в сторону нейтральной полосы. Вот собственно и вся картина гибели наших солдат.

Два отделения разведчиков я распределил по всей траншеи. Командиру роты велел, собрать всех убитых солдат, спустить их под обрыв, вырыть в кустах общую могилу и без всякого шума засыпать погибших.

— Разведчики останутся здесь! — сказал я командиру роты. А я должен вернуться немедленно в полк. Своих солдат разобьешь на две смены! Поставишь в траншею вместе с моими ребятами! Мои, тоже половина будет стоять, половина спать. Без отдыха, люди нести службу не могут. Со мной пойдет мой ординарец. Думаю, что к вечеру сюда вернусь! У меня за старшего останется Серафим Сенько. Вот вы с ним по очереди и отдыхайте! Мои разведчики твоим солдатам спать не дадут. На счет этого можешь быть абсолютно спокоен. Так, через каждый часик пройдешь по траншее, поговоришь с ребятами о том, о сём.

Особенно не горюй! Твоя вина конечно есть. Но не такая, чтобы тебя отдавать под суд. Карьеру ты себе испортил! Комбатом тебе не бывать! По собственному опыту знаю. С роты тебя не снимут. Так в роте и останешься воевать. Попрекать тебя до самой смерти будут. Такие у них на этот счет языки. Я тоже года два в "рыжих" ходил. Не отчаивайся лейтенант! Может, ранит и избавишься от них.

Мы спустились с ординарцем под бугор, вышли на тропинку и побежали вдоль опушки леса, пока под ногами была твердая земля. По болоту мы шли не торопясь. Немец болото обстреливал минами, торопиться было не куда. |и не за чем.| Через речку переправились быстро. До командного пункта полка то бежали, то шли медленным шагом приглядываясь к разрывом. В общем, добрались мы до блиндажа без особой нервотрёпки и труда.

Когда я спустился в блиндаж, командира полка на месте не оказалось.

— Что-то случилось? — подумал я. За его столом сидел начальник штаба нашего полка Денисов. Он оторвался от телефона и показал мне рукой — садись мол. Закончив разговор, он повернулся ко мне. Я сказал ему, что меня вызвал лично "Первый". Начальник штаба пропустил мои слова мимо ушей.

— Значит "Первый"! — произнес задумчиво он.

— Командира полка больше нет!

— Его, что убило?

— Убило, не убило! А в полку его больше нет!

— Докладывай мне! Что у тебя там?

Я подробно доложил о происшествии во второй стрелковой роте. В заключение я сказал, что командир роты в этом не виноват. Его заставили без отдыха и без сна рыть траншею в полный профиль. Комбат накануне вечером в роте не был. Комбат грозит ротного отдать под суд. Думаю, что он просто перестраховывается, хочет подставить ротного вместо себя под шишки. Потом я спросил Денисова, есть ли возможность пополнить роту солдатами, чтобы освободить разведчиков от несения службы в обороне.

— В ближайшие три, четыре дня пополнения не будет. Обещаю прислать замену, как только полк получит маршевую роту. Тебе самому придется пойти в роту и это время побыть с разведчиками там.

— Учти, что это не только наш левый фланг, это фланг всей дивизии. Он должен быть надежно прикрыт. А мы, как видишь, ничего не можем сделать. Немцы могут нас обойти со стороны Кулагинских высот.

— В таком случае, — сказал я, — снимите Рязанцева из первой роты. Я пошлю его в Кулагинский лес, пусть разведает обстановку на нашем левом фланге. Может и языка, где по дороге возьмет.

— Я согласен! — ответил Денисов.

— Можешь Рязанцева из первой роты снять! Я доложу об этом в дивизию. Держи меня в курсе дел! В случае изменения обстановки и обрыва связи донесения будешь слать связными.

|- Ты свободен!| — Можешь идти!

Я вышел из полкового блиндажа, зашел в землянку к связистам и велел соединить меня со старшиной разведки.

— У меня к тебе Тимофеич срочное дело! Слушай и запоминай! Пошлешь связного к Рязанцеву в первую роту, пусть тот немедля снимает разведчиков и отправляется к тебе. Скажешь приказ полка, |лично майора Денисова.| Накорми ребят и передай Рязанцеву, что сегодня ночью он должен выйти со своей группой ко мне в расположение второй стрелковой роты. Пусть подготовит снаряжение для поиска. Хватит ему в окопах с пехотой валяться.