Я на холсте тебя нарисовал.

Мне кажется, что я схожу с ума,

В душе течет расплавленный вулкан.

Ты бродишь в одиночестве сама,

А я мечусь, как зверь, попав в капкан.

 

Тебя я вижу словно наяву,

А наяву, как будто бы во сне.

Лишь подойти - и я тебя сорву,

Как плод запретный, райский, по весне.

 

Смотря на глаз не помутненный свет,

Походку, как течение реки,

Я вижу в них написанный ответ,

Что все хотят того же мужики.

 

И как ответить, что же мне сказать,

Чтобы разбить сковавший сердце лед.

Своей любовью что-то доказать,

Надеясь, может все-таки поймет.

 

Но портит все зияющий провал,

Где время измеренье высоты.

Я на холсте тебя нарисовал,

Пытаясь оживить свои мечты.

 

Пьянящих губ дыханье передать,

И нежную, волнующую грудь.

Нарисовал все, что хотел сказать,

Пред тем, как самому туда шагнуть.

 

И унести, забрать, не возвратить,

Твой гибкий стан пылающей рукой.

Открыть блаженство, чтобы не закрыть,

Чтоб на всегда осталась ты такой.

 

 

В порыве страсти, все-таки шагнул,

Лицом уткнувшись в грубой ткани ряд.

Хоть разум тело чуть не обманул,

Реальность возвратила все назад.

29 августа 1995 г.

 

 

ПОСВЯЩАЕТСЯ... (песня).

Без погонов и крестов,

Только честь и сохранили,

Среди вражеских постов,

Мы из плена уходили.

 

Уходили молча в ночь,

По родной степи Кубани,

Белой армии помочь,

Воевать с большевиками.

 

Пр.

Что подорвали наш станичный быт,

Разбили счастье вместе с куполами,

Той церкви, что разрушенной стоит,

Ночами плача вместе с матерями.

 

В восемнадцатом году,

Привезли свои Декреты,

Расстрелявши на пруду,

Тех, кто проклинал Советы.

 

Кулака в расход пустить,

За умение трудиться,

Ну а бедным, так и быть,

Мы дадим объединиться.

 

Пр.

Пусть на камнях построят райский сад,

Где коммунизм уже не за горами,

А по степи, лишь головы летят,

Покрылся Дон кровавыми волнами.

 

Ты же знаешь, капитан,

Что последний бой не страшен,

Но не может же дурман,

Вечно жить в народе нашем.

 

Верю я, настанет час,

Вспомнят царство Николая,

Помянет погибших нас,

Покаяньем Русь святая.

 

Пр.

С тех пор прошли десятки тяжких лет,

Россия все же сделала признанье,

А я пишу с Америки привет,

На Родину, пославшую в изгнанье.

 

25 сентября 1995 г.

 

 

В ОДИН ИЗ ДНЕЙ...

В один из дней,

Тревожащих своей

Мрачной реальностью,

Бывают такие иногда,

Как отсутствующая вода,

Когда холодной моешься

крайностью,

Мне показалось,

что я понял,

Или обнял,

Дерево Познания.

Нашей сущности,

мировоздания.

Сознания или нечто

большее,

Плохое и хорошее.

Сразу

сердце отозвалось

колоколами,

А в голове шумами.

Мы ведь знали это сами.

Но говорить боялись,

стеснялись.

Заврались совсем наверно.

Верно,

Глядя в глаза друг другу,

Парень обманул подругу.

А она потом

другого.

И покатилось все снова.

Оковы.

Да, жизнь готова,

Прощать нас

или не прощать.

Снова.

Отвечать?

Или не отвечать?

Мы боимся чувства

шестого,

Или седьмого.

Какое отвечает

за трезвый взгляд,

И всю прямоту не скрывает.

Такое бывает.

А молчание съедает.

Самого тебя, потом,

Когда ты один.

Холодный,

рассудок обжигает

Льдом.

И все оставляет на потом.

И ком все катится -

Зачем тратиться,

когда чередом все идет?

Накроет - отойдет.

Но лишь один кто-то

поймет,

Все сразу это.

Источник,

разум света,

Вольется в душу.

Извините, что потревожил,

нарушу,

Ваше уединение.

Вот тогда, откровение,

Собьет с ног,

ошарашит.

Выше поднялся -

тебя,

Тянут в болота.

Может и любя.

Но там -

слепота,

Глухота,

И ворота забиты.

А фразы избиты и пошлы.

Там нет дотошных.

Работа - сон - кровать,

Всем наплевать.

Погулять,

пожрать.

Обманешь -

простят,

Придут навестят,

Угостят,

Ядом отравы -

может они и правы.

Закроют глаза,

Хотя, может слеза,

будет внутри.

Не жмут на тормоза.

Не нравится - сотри,

Себя с пути.

Не мешай другим,

петь свой гимн.

Жанна Д’Арк сгорит,

Останется дым.

Может кто-то поперхнется,

Кому-то взгрустнется,

седым,

За то,

что сделал молодым,

Икнется.

Им никогда не узнать правду.

А может и не надо.

Зачем отрывать,

что-то менять.

Это стадо.

Не оскорбление, нет.

Просто овцы заблудшие,

невидящие свет.

Сами с собой идущие.

Не оскорбление, нет.

Но помоги им,

пастух.

Раздуй сердцем своим

этот свет,

Чтоб не затух.

Всех не изменишь,

но зачем,

Всем это знать?

Достаточно,

что ты сам,

Знаешь и веришь,

В Знание,

всем помогать.

И хотя год за два идет,

в мирное время,

Я знаю,

взойдет

Брошенное семя.

Стукнет молотком в темя.

А значит,

не зря все это.

И тяжелый день,

Сменится рассветом,

Зима - летом,

И что-то есть в этом.

8 октября 1995 г.

 

ОБРАТИЛИСЬ ВЫ...

Обратились вы не к любителю,

А целителю,

Ваших бед.

Не в своей стороне воителю,

Просветителю,

Сотни лет.

 

Он не может, себя сжигающий,

Вам позволить-то,

Взять запас.

До поры своей он решающий,

Много пролито,

Зря на вас.

 

И теперь лишь по назначению,

Направляется,

Мысли ход.

И открыто его мучению,

Удивляется,

Весь народ.

 

Вот и вы пришли, с опозданием,

Так же вывести,

Свой итог.

Он один теперь с этим Знанием,

Больше вынести,

Вам не мог.

 

Вы уходите, чтоб оправиться,

Возле трещины,

В стороне.

Но вам нравится, иль не нравится,

Перекрещены,

По спине.

 

Уносите с собой мгновения

Запоздалые

И любовь.

Вы очищены без сомнения,

Жертвы малые -

Его кровь.

18 октября 1995 г.

 

НАПИТОК ЧАШИ.

Напиток чаши Бытия,

Порою горький и тягучий,

Ты пьешь, обиду затая,

На стороной прошедший Случай.

 

На неприкаянность Судьбы,

Тебя бросающей повсюду.

На преткновения столбы,

На все вокруг и на Иуду,

 

Что создал мир за много лет,

Единства перевоплощений.

Рождает истину ответ,

В противоборстве двух решений.

 

Балансу граней нет черты,

Они равны, но все смешалось.

Паденье низа высоты,

Лишь ощущением осталось.

 

Ты хочешь вылезти на свет,

Чтоб не достал тебя осадок?

Но в только белом, правды нет,

Ты - обреченный на упадок.

 

Испей налитое до дна,

Не выбирай, где капли Рая.

Твоя судьба - всего одна,

Тебе дана она такая.

18 октября 1995 г.

 

РАССВЕТ.

В еловом лесу -

Уже рассвет.

На носу.

Дрожит на иголках,

Где шишки,

а может нет.

И паутина,

висит на елках,

Нежно шевелясь,

сверкая.

Каплями радуги света,

Искрясь,

намокая.

И паучок,

в углу,

думает,

Может боясь

Выходить по утру,

мягко копошась.

И ранней птицы,

песня еще не спета.

Все молчат,

как

после взмаха

палочки дирижера.

Потом загалдят,

зашумят,

Свою музыку без страха,

После выхода

главного танцора.

Обволакивающего

все теплом.

И лесная мышь,

пробираясь

в свой дом,

между корней утопая,

В насыщенную тишь,

озираясь

от теней,

лапками нежно ступая,

принюхиваясь ускакала.

От запаха чужого.

Она меня

не узнала.

Большого такого.

Свободу ценя.

Но я снова и снова

прихожу сюда,

До рассвета.

Где течет

родниковая вода,

возле старых мхов.

Я провожаю лето.

Я готов.

Я уезжаю,

может быть навсегда.

Запоминаю

каждое мгновенье.

Как путник, мучаемый жаждой

от

прикосновенья

прохладного ветерка,

открывает рот,

получая забвенье.

Пока!

18 октября 1995 г.

ЭТО СОН.

Это сон,

Протяни свои руки,

Я зажму их в ладони,

Летим скорей!

Я влюблен,

Здесь не надо науки,

Мы с тобою догоним,

Клин журавлей.

 

Из квартир,

Где с балкона свобода,

Ограничена видом,

Пыльных домов,

Этот мир,

Распахнется у входа,

Я пойду с тобой гидом,

Всех берегов.

 

Погляди -

Город весь под луною,

Бросаю к ногам твоим,

В звездную ночь.

Впереди -

Мы откроем с тобою,

Рай, где не тесно двоим,

И дальше прочь.

 

Так боясь,

Упустить хоть мгновенье,

Из того, что хотели,

Свершить с тобой.

Торопясь,

Ведь придет сожаленье,

Что мы вдруг прилетели,

Опять домой.

 

Потому,

Что прекрасно ты знаешь,

Нам от себя не сбежать,

Даже во снах.

Обниму,

И ты мне обещаешь,

Завтра прийти полетать,

Тоже во снах.

 

18 октября 1995 г.

 

ПОЭТ.

 

Не может быть бездарностью поэт,

По изначально вложенной в нем сути.

Что ’’дарность’’ есть? Кто скажет мне ответ,

И кто уверен в том ответе будет?

 

Важны не рамки, в коих мы живем,

И не читаем все, что будет ниже,

А важно то, что в творчестве своем,

Он отражает то, что сердцу ближе.

 

Как видит мир, сквозь призму облаков,

К которым вдруг уносится сознанье.

И выражает строками стихов,

Порою не надеясь на признанье.

 

Пусть рифмы слоги трудно нам понять,

Пусть режут слух приподнятые темы,

Он продолжает истину искать,

Пока вам не доступной теоремы.

 

И так бывает, через много лет,

Все изменив, мы поняли вдруг сами:

Не может быть бездарностью поэт,

То были мы, ослепшие умами.

 

И признан всеми, бывший не у дел,

Его зовут молчание нарушить,

А он уже отсюда улетел,

Собой другие будоражить души.

 

21 октября 1995 г.

 

РЫБАК.

 

Рыбак, всю вьюгу проклиная,

Что за окном хотела выть,

Ходил по комнате стоная,

Мечтая рыбу половить.

 

Он был ведь профессионалом,

И знал, что уж не будет клев,

Когда пурга идет навалом,

С нулем останется улов.

 

Но все ж решил пойти на реку,

Заранее зная свой удел.

Ведь раз-то можно человеку,

Чтоб он со свистом ’’пролетел’’.

 

Метель в глаза его сбивала,

Не зная истинный итог,

Что не она его поймала,

Он скуки вынести не мог.

 

29 октября 1995 г.

 

ФИОЛЕТОВОЕ МОРЕ.

Иногда обласканный лучами

Солнца, заходящего в упреке,

Днями и ночами, со свечами,

Рисовал Он море на востоке.

 

Рисовал годами, все же веря,

Что оно уже не за горами,

Что оно волной откроет двери,

Расступившись пыльными домами.

 

И прибой вольется в закоулки,

Подавив трамваев шумных звоны.

Чайки будут вместо криков гулких,

Города, рождающего стоны.

 

Все смеялись над Его картиной,

Моря фиолетового цвета.

Уходя, чтоб жить своей рутиной,

Будничного, серого рассвета.

 

Лишь Она Его не упрекала,

Что рисует облака малины.

Что такого в жизни не бывало,

Чтоб слоны ныряли, как дельфины.

 

Чтоб на пальмах страусы сидели,

Словно попугаи Амазонки.

Чтобы клином лошади летели,

Исчезая где-то в горизонте.

 

Стоя на балконе вечерами,

Говорил Он, указав на дымку:

’’Люди убедятся в этом сами,

Скоро снимут шапку-невидимку.’’

 

И однажды, сбылось предсказанье,

Бедного художника трущобы.

На востоку вспенилось сиянье,

Солнце морем озарилось чтобы.

 

В городе вокруг столпотворенье,

Не цунами - нежною волною,

Подкатило дивное виденье,

Чтобы Их двоих забрать с собою.

 

’’Посмотрите, так же не бывает!’’ -

Все кричали, побросав заботы.

’’Вон на небе конь живой летает,

В облаках пасутся бегемоты!

 

Может это инопланетяне,

Нам абсурда радость приоткрыли,

Потому, что логика не тянет,

Враз нарушить то, что заучили.’’

 

А над всей бушующей толпою,

Что была за гранью удивленья,

Он шагал, ведя Ее с собою,

В спину получая сожаленья.

 

Тех, кто никогда не верил в чудо,

Отвечая грубостью на ласку.

Тех, кого не взял с собой отсюда,

В моря фиолетового сказку.

5 ноября 1995 г.

 

СЕДОЙ БАЙКАЛ.

Седой Байкал,

Свинцовым буруном,

Ты накатил на галечную крошку.

Меня поймал,

Когда я пацаном,

Впервые проложил к тебе дорожку.

 

Заполонил,

Какой-то островок,

Моей души, суровостью признаний.

И заложил,

На память уголок,

Для следующих моих воспоминаний.

 

Тебя душой,

И телом полюбил,

Ты многих спас, а многим не достался.

Уже большой,

А детство не забыл,

Как первый раз, с волнением купался.

 

Спокойный сон,

Пучиною хранишь,

Внушая власти мудрой уваженье.

Но дрогнет он -

И ты уже не спишь,

Холодным водам, делая движенье.

 

Укрыт тайгой,

Где в яркости цветов,

Ты открываешь чудные пейзажи.

Где я весной,

Ходил вдоль берегов,

По сопкам лазил и на кручах даже.

 

Ты мне даешь,

Спасения приют,

И вновь зовешь признания послушать.

Ты не уснешь -

К тебе опять придут,

Чтоб в покаянье успокоить души.

5 ноября 1995 г.

 

ЭТО ВОСТОК.

Это Восток -

Миражи раскаленной пустыней.

Это глоток,

Солнца жаркого в стынущий иней.

 

Это мечеть,

Заунывная речь муэдзина.

Это - заметь,

Колоритных базаров картина.

 

Где продают,

Мастеров неизвестных чеканку.

И узнают,

Откровения тайны изнанку.

 

Это ветра,

Овевавшие замок эмира.

Жизни пора,

И дыхание древнего мира.

 

Тысячи лет,

Не смогли уничтожить песками.

Это ответ,

И пример, как бороться с врагами.

 

Вечный мотив,

Так же вечно бескрайнее море.

Раз посетив,

Ты забудешь про беды и горе.

 

Сразу поймешь -

Что есть более важные вещи.

И не уйдешь -

Только сердце твое затрепещет.

 

Духом времен,

Все насквозь пропитает частицы.

Ты посвящен,

Даже тайны нарушил границы.

 

Магия снов -

В притяженьи магнита потоке.

’’Вот он каков’’-

Скажешь ты, побывав на Востоке.

13 ноября 1995 г.

 

 

ДАНКО.

Огинского полонез

’’С Родиной прощание’’,

хлестко принес,

с меткостью подлинной,

свое обещание.

То,

что сбывается -

вдруг.

Когда думал,

что пронесет

этот круг.

И открывается

точность наоборот.

Зябкой осени хлопок -

незакрытые сени,

Плюнул

в лицо.

Как клюнул.

Листьями залепляя

подошвы сапог,

и вдохновляя,

чтобы ты все же смог,

Не стать подлецом,

Родину покидая.

Веди -

куда ноги глядят,

Тобой,

направляются сами.

Гляди -

еще не было крика ’’Отбой!’’,

старый солдат.

Впереди -

тоже свет с чудесами.

Там ищи свой ответ.

Вечен под небесами

скучный мир.

Полонез этот стал,

как привал.

И отчетные точки.

Старой ночки,

последний пир.

Держа сердце руками

на ветру,

иди вперед,

познавая шагами.

Данко дойдет.

Только к утру,

вряд ли кто-то поймет,

за птичьими голосами,

Ворохом

своих забот,

шорохом,

что не солнце светило

всю ночь.

И сразу прочь

побегут.

Те,

кто увидят,

в новой темноте,

после заката,

лежащего здесь.

Сразу возненавидят,

проявляя спесь,

На сердца одноразовые,

на него.

Достанут горелки газовые,

добившись своего.

И не нуждаясь,

больше в нем,

прохлаждаясь,

над огнем.

Добытый ценою жизни.

Удивляясь,

что есть еще дураки,

под луною.

Вой, как все

на нее с тоскою,

дрожи,

по росе.

Укрываясь

только собою.

Хорошо, что успели

от последней искры,

сумели,

разжечь керогаз.

И были так добры,

дав ему,

спасти нас.

На самом деле,

одному.

Кто ж виноват,

что он сердце спалил

при этом.

Знает закат,

что он утром всходил -

лишь с рассветом.

23 ноября 1995 г.

 

МУДРЫЙ ЗМЕЙ.

Красивые, как Боги,

Голодные, как пес,

Что вот протянет ноги,

Мы шли в безсмертьи рос.

 

’’Одно лишь созерцанье,

И никаких плодов’’-

Твердили заклинанье,

Посланники Богов.

 

Когда мы шли по Саду,

С желанием вкусить,

К нам Змей через ограду,

Приполз поговорить.

 

Не просто искуситель,

На изначальный грех,

А мудрый просветитель,

Талантливый из всех.

 

Он вывел нас из Рая,

Бесстрастной пустоты,

Где ангелы играя,

Смотрели с высоты,

 

На землю наслажденья,

Познания любви.

Нет лучше приземленья,

Хотя, чуть-чуть в крови,

 

Ободранные руки,

Шершавостью ствола.

Нельзя взять плод без муки,

Чтоб съесть напополам.

 

И мудрый Змей шипучий,

Сказал нам: ’’Чудаки,

Ведь годы счастья лучше,

Бессмертности тоски!’’

 

Теперь вбивает молот,

Свой мысленный отбой:

’’Вы утолили голод,

Зато какой ценой!’’

23 ноября 1995 г.

 

 

ПЛАКУЧИЕ ИВЫ.

И сразу расплакались,

ветви плакучие ивы,

Я вижу, в их шорохе,

глаз твоих голубизну.

Я вижу твой профиль манящий,

и стан твой игривый,

И в омут тебя, я бросаюсь,

ныряя ко дну.

 

Зачем вы расплакались,

ветви плакучие ивы?

Наверно заранее знали,

мой жалкий удел?

Что там не один лежать буду,

такой я красивый,

Кто смог лишь нырнуть,

ну а вынырнуть вдруг не сумел.

 

И сразу за мной,

другой стоит, брюки снимая,

Когда разошлись,

круги над моей головою.

Вы ивы плакучие,

плакать - вам доля такая,

Вас только один,

все поняв, пройдет стороною.

28 ноября 1995 г.

 

ГАРМОШКА.

В бликах мехов гармошки,

Лаковой всей панели,

Снова танцуют ножки,

Только уж поседели,

 

Волосы их хозяев,

Шатко сутулят плечи.

Ворон свой клюв раззявил.

Старость - она не лечит.

 

Помнит гармошка тоже,

Их, молодых, мотивы.

В юности все похожи,

В юности все красивы.

 

Тоже она сияла,

Красками всеми цвета.

Тоже она играла,

Песни им до рассвета.

 

И провожала маршем,

В дальние путь-дороги.

Все приходили старше,

Кое-кто и безногий.

 

Все отражались даты -

Памяти их страницы.

Все их души заплаты,

В бликах твоей зарницы.

 

Новые ноги бродят -

Синтеза век, движенье.

Вместе с тобой уходит,

Целое поколенье.

28 ноября 1995 г.

НЕ ПИШИ МНЕ ОТВЕТ.

 

Не пиши мне ответ - не надо,

Лучших строк твоего письма.

Мне достаточно будет взгляда,

Что подаришь ты мне сама.

 

Мне достаточно будет тела,

Твоего - где душа дрожит.

А письмо - то такое дело,

Прочитал - и оно лежит.

 

Как живое напоминанье,

Не сбывающейся мечты.

Как себе самому признанье,

Что хотел, чтобы это ты

 

Тихим утром пришла с рассветом,

Чтоб принес тебя почтальон.

Подарил, словно прошлым летом,

Звездой павшей мне небосклон.

 

Не пиши мне ответ - я знаю,

Роковое лежит клеймо.

Но как ночь - я тебя встречаю,

А как утро - пишу письмо.

3 декабря 1995 г.

 

ПОРТРЕТ.

 

Играет тихо клавесин,

Мой мышь летучая сосед.

Сегодня в замке я один,

Как все последние сто лет.

 

Мой старый друг - подземный крот,

Порой приходит навестить.

Что день, что ночь - он не живет,

Не видеть света - ведь не жить.

 

Принцессы призрак пробежит,

Свеченьем белым вдруг к окну,

Танцуя - снова улетит,

К своим сестрицам на луну.

 

Кто я такой? Да я портрет,

Под паутиной на стене.

И за последние сто лет,

Паук, касался лишь ко мне.

 

Потом и брат, потом и внук,

И кто-то дальше из родных.

Я много пережил разлук,

Я молодой среди седых.

 

Что толку - бестолку вишу,

Не плачут краски - хоть завой.

Ты забери меня, прошу,

Принцесса милая с собой.

 

Сними заклятье палача,

Что не пускает из холста.

И пусть сгорит моя свеча -

Ведь вечность холода пуста.

 

3 декабря 1995 г.

ДУБ ГОВОРЯЩИЙ.

Ветки хлестали -

Плетью джигиты.

Ноги устали,

Руки разбиты.

 

Сходу споткнулся -

Корни расставил.

И растянулся,

Просто, без правил.

 

Солнце пригрело,

Лаской сквозь кроны.

Милое дело -

Отдых зеленый.

 

Вдруг, ниоткуда -

Голос раздался:

’’Это не чудо’’-

Дуб обращался.

 

’’Чувства в тревоге,

Не обманулись.

Правильно ноги,

Рядом споткнулись.’’

И обалдело,

Смотришь на небо.

Что же за дело?

Быль или небыль?

 

’’А погадай-ка,

Раз такой смелый!

Раз ты всезнайка,

Иль очумелый!

 

Что заставляло,

Мчаться сквозь чащу?

Что отравляло,

Путь настоящий?’’

 

Сверху доносит,

Ветром истома:

’’Дуб тебя просит,

Будь ты как дома.

 

Сядь, я ведь знаю -

Есть огорченье.

Я не гадаю,

За исключеньем.

 

Глупые люди,

Вы - человеки.

Знать, что же будет,

Хочешь на веки?

 

Карты готовы,

Веер раскину.

Только два слова,

Знай про осину.

 

Что пред тобою,

Здесь прибегала.

Карты раскрою -

Все прогадала.

 

Тоже, в тревоге,

Листья ходили.

После - под ноги,

Их подстелили.

 

Так не дается,

Знание просто.

Что-то собьется,

С жизни нароста.

 

Я возвышаюсь,

Правды делами.

Но не решаю -

Выбор за вами.’’

 

Думаешь, сидя:

’’Что же за чудо?

Вроде не видя -

Глас ниоткуда.

 

Может заспался,

От утомленья.

Все же остался,

След удивленья.

 

Кто его знает,

Может и дело,

Дуб предлагает -

Слово задело.

 

Есть же на свете.

Природы чудо.

Может быть эти.

Строки оттуда.

 

Кину тревоги -

Сгинут печали!’’

Стал я на ноги,

Глянул на дали.

 

’’Что, восседаешь,

Гордо над чащей?

В карты играешь,

Дуб говорящий?’’

4 декабря 1995 г.

ПЯТНАДЦАТИЛЕТНИЙ.

Я был на рыбалке,

Весеннего клева,

Здоровью, закалке,

Добавить улова.

 

Сидел, наслаждаясь,

Природным соцветьем,

Собой оставаясь,

Пятнадцатилетним.

 

Когда все преграды,

Сметаются сразу,

Когда для награды,

Достаточно фразу.

 

Когда ты с уловом -

Хоть пусто в котомке,

На подвиг готовым,

За всех вас - потомки.

 

Открытым душою,

Плевка не боялся,

Одною рукою,

За небо держался.

 

Фонтаном взрывалась,

Бурлящая сила,

Когда мне казалось,

Что неугасимо,

 

Вечно стремление,

Жажды открытия.

К черту сомнения,

Радости бытия!

 

 

Удочки плещутся,

В озера неводе,

Вдруг, мне мерещится -

Вроде бы нехотя,

 

Кто-то находится,

Прячется сзади-то.

Ну, я нахохлился -

Место-то занято.

 

Вижу, загадочный,

Тип появляется,

Ростом порядочный,

Но не ругается.

 

Стоя, приветствую,

Силясь узнать его.

Он мне ответствует,

Словно с ним братья мы.

 

Может не в точности,

Один на свете я?

Разница в возрасте -

Десятилетия.

 

И исчезает он,

Походкой шаткою,

И ошарашило,

Меня отгадкою:

 

Время прошедшее,

Опыта тяжести.

В юность ушедшие,

Светлые радости.

 

Сам к себе приходил,

Я - только в зрелости.

Может - набраться сил,

Может - для смелости.

 

6 декабря 1995 г.

 

СКРИП ШАГОВ.

Шаги скрипят

На снега полотне,

И дым трубы

Стать облаками хочет.

 

Давно все спят,

А ты идешь ко мне,

С клубком судьбы,

По нити тонкой в ночи.

 

 

И в каждый миг,

Ее грозят порвать,

И оттолкнуть,

Забрав клубок с дороги.

 

Но кто настиг,

Клубочек своровать,

Не улизнуть -

Он скрипом выдаст ноги.

 

И я тебе,

На встречу тороплюсь.

Плечом готов,

Опередить заторы.

 

К твоей судьбе,

Чтоб защитить стремлюсь,

На скрип шагов -

Мне слышится который.

 

7 декабря 1995 г.

КЛЮЧИ.

 

Я сколько раз уже терял,

Ключи от этого замка.

Закрытым кланялся дверям,

Хоть приходил из далека.

 

Стоять мешал мне сумок вес,

Звонок отключен уж давно.

И за отмычкой снова лез,

Хотя в подъезде так темно.

 

А где же чертовы ключи,

Я разбирался лишь потом.

Стоял, загадочный в ночи,

Но все же не попавший в дом.

 

Потом, входя бросал на пол,

Продукты, вещи, дребедень.

Еще раз получив укол,

За плохо проведенный день.

 

Пока стоял - уснули все,

Кому подарки приволок.

Бреду обратно, по росе,

Себя кляня, а не замок.

 

Что все ж меня исправный ждал,

Всегда готов, ключам открыт.

Но не успевший - опоздал,

А опоздавший - позабыт.

20 декабря 1995 г.

 

УХОДЯТ В НОЧЬ...

Уходят в ночь по лунному пути,

И с неохотой тело покидают,

Все те, кому приказано идти,

Потом и те, что этого не знают.

 

И в этот миг, с подлунной высотой,

Все понимают пойманные души.

Свой видя путь, опасный иль простой,

Что совершил, а может быть нарушил.

 

И все уже приклеены грехи,

И все уже отпущены молитвы.

И все уже прочитаны стихи,

И все уже разыгранные битвы.

 

Все промелькнет усталой чередой,

И засмеешься, может быть заплачешь.

И в чан с живой иль мертвою водой,

Ты упадешь - а как же быть иначе?

 

И я стою в полночной тишине,

Ночной порою на балконе стоя.

Живу, пока не нужен на луне,

Вернуться сверху - дело не простое.

 

20 декабря 1995 г.

 

VICTORY (ВИКТОРИЯ).

Расскажу вам свою историю,

Не дающую мне покоя.

Я стремился достать Викторию,

И узнал про нее такое:

 

Не всегда тот, кто в ней нуждается,

Прикоснется к своей жар-птице.

В этой жизни, порой случается,

Что приходит она к тупице.

 

Наслаждаясь собой - Победою,

Как бы карты не помешались.

Столь желанной но непоседою,

Когда судьбы людей решались.

 

И пока за нее сражаются-

Дань снимает со всех и сразу.

Но всегда одному достанется -

Кто ее приглянулся глазу.

 

20 декабря 1995 г.

 

ПРОМЕТЕЙ.

 

День на день не похож

всегда.

Прожив, скажешь: ’’Ну что ж!

Ну да!’’

 

Прожив, глянешь в окно,

не вдруг.

Все менялось давно,

вокруг.

 

Незаметно кралось

к тебе.

Эхом отозвалось

в судьбе.

 

А заметил ты лишь

сейчас.

Потому и не спишь

подчас.

 

Что седеют виски

сильней,

Что грустишь от тоски

по ней.

 

Что нахлынула, вдруг,

волна.

Взяв спасательный круг,

она,

 

Долбит сверху тупым

концом.

Хочет, чтобы забыл

лицо.

 

Хочет, чтобы размок,

раскис.

Чтобы ржавый замок

тоски,

 

Никогда не открыл

ключом.

Хочет, чтобы забыл

почем,

 

Продают на углу

любовь.

Чтоб лежал на полу,

ты в кровь.

 

Сам себе говоришь:

’’Иди!’’

Лучше рано сгоришь

в пути,

 

Чем отдашься во власть

воды -

Не должны же пропасть

труды.

 

Когда мокро - беги

в тепло.

Ты огонь сбереги,

назло,

 

Забирающим свет

Богам,

Пока цепи-то нет

ногам.

 

А когда закуют

в скалу,

Снизу будет уют.

В углу,

 

Где в долине из гроз,

очаг,

Твой огонь, что принес -

смельчак.

 

И за это пытал

орел.

Сердце жадно клевал

твое.

 

Обрекая на ад

из мук.

Так чему же ты рад,

мой друг?

 

Ты поленом избит

потерь,

А с другим она спит

теперь.

 

Ты прикован, а им -

гулять.

А тебе только дым

глотать.

 

 

Может дело не в ней

одной?

Ты для всех, для людей

собой,

 

Рисковал, чтобы их

спасти?!

Я наверное псих,

прости!

 

День на день не похож

всегда.

Гаснет пламя - ну что ж -

вода!

 

21 декабря 1995 г.

 

БЛУДНЫЙ СЫН.

 

На дверях был закрыт засов,

И с цепи поспускали псов.

Плотно стянуты кромки штор,

И колючкой увит забор.

 

Я не вор, хоть пришел с дорог,

Я голодный и весь продрог.

Не прохожий, а блудный сын,

Среди братьев, такой один.

 

Только вижу - нежданный гость,

Как собаке, бросают кость,

И опять на задвижки дверь.

И подумал я, что теперь,

 

Толку каяться вовсе нет,

Там, где даже не виден свет.

Раз меня не хотят впустить,

Не унижусь - уйду бродить.

 

Я не блудный, а вольный сын,

И, как айсберг с тумана льдин,

Уплыву, чтоб Гольфстрим искать.

А найдя - чтоб уплыть опять.

 

21 декабря 1995 г.

 

 

КЛИНИЧЕСКАЯ...

Ты провалился в этот мир,

И все в тебе взорвалось сразу.

Экран, заштопанный до дыр,

Перелистнул виденья глазу.

 

Ты видел правды неудач,

И столкновений попаданья.

И не решенный путь задач -

Финал последнего заданья.

 

Тебе показан тонкий смех,

Что жалко давишь ты сквозь слезы.

Все на тебя, и ты на всех -

Идешь хоть пьяный, хоть тверезый.

 

Смотри на пакость суеты,

Над неосмысливаньем дела.

Смотри - фильтруй все с высоты,

Пока душа не улетела.

 

Ты провалился в этот мир,

Не просто в кинофестивале.

На со своей душою пир,

Ты оставался на привале.

 

И делай выводы, пока,

Ты можешь сделать еще что-то.

После последнего звонка,

Приходят вечные заботы.

 

2 января 1996 г.

ЖАННА Д’АРК.

Не говорите, что я не прав,

В мысли своей желанной.

Все одолел бы ее забрав,

Ту, что зовется Жанной.

 

Всех на пути бы размел врагов,

Чтобы спасти из плена.

Розу, расцветшую из снегов,

Вырвать ее у тлена.

 

Не говорите, что нет чудес -

Вот я ее целую,

Вот говорю с ней, под звон небес,

Чувствуя, молодую.

 

’’Крыша поехала’’ - говорят,

Все мне вокруг с упреком.

Круг сожаления - и стоят,

Пальцем крутя с намеком.

 

Что ж я в музее так всех достал?

Может правы их вздохи?

Не отвечает пустынь холста,

С Жанною той эпохи?

 

Молча смотрю я тебе в глаза,

Волосы взяв рукою.

Пусть на сегодня пустеет зал,

Завтра я вновь с тобою.

3 января 1996 г.

 

 

НЕ СУДИ...

 

Не суди - да будешь не судим,

Говорят извечные Заветы.

’’Третий лишний’’ - стал ты им двоим,

Обернулись против все приметы.

 

И не требуй все вернуть назад,

Отыщи сначала в сердце право.

Выдохни, потом закрой глаза -

Был ли ты всегда по жизни правый?

 

Не суди - да будешь не судим,

Ни слова ни сила не изменят,

То, что лишь даровано двоим,

Что, когда имеют - то не ценят.

 

3 января 1996 г.

 

МУЗА.

Ты ее вызываешь - ответа нет,

Как и нет твоего покоя.

Раз ты сам все затеял - терпи поэт,

И в сердцах не маши рукою.

 

Ты всегда говорил, что она идет,

Несется по первому зову.

Себя не обманешь - судьба найдет,

И помни - ты одноразовый.

 

Ты стал, глядя в небо звериной тоской,

Свои осознавши минуты.

А может ты нужен для неба такой,

Закрытый внутри, но разутый?

 

Прошедший загадкой своих всех путей,

Где лишь не подвластная - муза.

Спасающим, лечащим души людей,

Упавшим под бременем груза.

 

Если муза захочет - она придет,

Подарив истории строки.

Ты захочешь - не будет наоборот,

Запомни - поэт одинокий.

12 января 1996 г.

 

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ.

Песня та - рождается от слов,

Что хотел он высказать вначале.

Песня - воплощенье его снов,

Место, где они смогли причалить.

 

И остался вроде бы пустяк -

Вылететь в сверкающие дали,

На небесно-сотканных путях,

То пропеть, что может ожидали.

 

Он поет, под ласковый кураж,

Солнца, расправляющего плечи.

Только открывается пейзаж,

Сердцу от которого не легче.

 

Чем прекрасна песня в высоте,

Тембра не считая перемены?

Тем, что ты, порою, в наготе,

Сразу обнаружишь все измены.

 

Солнце ли расстелется лучом,

Или, с высока, острее глазу.

Только ты увидишь, что по чем,

То, что не видал с земли ни разу.

 

Лебедь все же песню пропоет,

Что любовь прекраснее неволи.

И с высот на землю упадет,

От измены нестерпимой боли.

 

14 января 1996 г.

 

БОГИНЯ ЛЮБВИ.

 

Овеяны легендами черты,

И мифы превращаются рассказы.

Невиданной, не царской красоты,

Пытаясь донести хотя бы фразы.

 

И сколько полегло уже голов,

Пытаясь удостоиться победы!

Тебя в свой золотой поймать улов,

Себе потом подыскивая беды.

 

Кто ведьмой, кто жар-птицей, кто мечтой,

Кто лучшей королевой величает.

И льется кровь, в алтарь, до дна пустой -

Богиня жертве вновь не отвечает.

 

И почему нас тянет не смотреть,

И любоваться издали живыми,

А взять себе - пусть даже умереть,

Но умереть навечно молодыми.

 

14 января 1996 г.

МОНАХ.

Одинокий монах -

Неприкаянный воин.

Ты пришел мне во снах,

Мудрой силой спокоен.

 

Мы стоим на мосту,

Полупризрачной дымки.

И летят в пустоту,

Лишь слова-невидимки.

 

И картины в черед,

Скачут перед глазами.

Все ты знал на перед,

Скажешь под образами.

 

Когда встретил в пути,

Ниндзю белого клана.

Не давая пройти,

Ты спросил, без обмана,

 

Чтоб открыл он секрет,

Совершенства удара.

Ниндзя молвил в ответ:

‘’Лишь в бою, но не даром.’’

 

Лихо прыгнули в круг,

Да кружение тела,

Да мелькание рук,

Да со знанием дела.

 

И, когда ты летел,

С переломом ключицы,

Ты сказал, что успел,

Кой-чему научиться.

 

Выше опытом стал,

Ты с разбитой ногою.

Ниндзе, только сказал,

Что узнал больше вдвое.

 

И, когда он убил,

Тебя в страшном ударе,

Ты сказал:’’Я открыл,

То, что он не подарит.’’

 

Ты постигнул всю суть,

Все искусства секреты.

Выбрав сам себе Путь,

Узнавая ответы.

 

Ходит где-то во снах,

Мудрой властью спокоен,

Одинокий монах -

Неприкаянный воин.

 

Я, проснувшись, сидел,

Размышляя об этом.

Равен жизни предел,

Совершенства ответам?

17 января 1996 г.

 

ИСКУССТВО.

Кто ты,

Посмевший указать,

Что мне писать и не писать?

Листы,

Черкав карандашом,

В том доме, где не приглашен.

 

Лишив,

И растоптав до тла,

Огонь и искорку тепла.

Пришив,

Тому, кто все ж приник,

Клеймо, а может быть, ярлык.

 

Боясь,

Не понимая стиль,

Себя не сдав еще в утиль.

Стремясь,

Сровнять и насадить,

Как петь, читать и говорить.

 

Мой друг,

Себя не упускай,

И в душу их не запускай.

Вокруг,

Тебя хотят другим? -

Судить потомкам, а не им.

 

Какой

Ты был, каким ты рос,

Про вечно ищущий вопрос.

Про твой

Неординарный взгляд,

Когда бежишь - они стоят.

 

Всегда,

Не веря голосам,

Твори искусство только сам.

Тогда,

Забрезжит лишь рассвет,

Когда в свободе палок нет.

 

22 января 1996 г.

 

КАПИТАН (песня).

Моему другу,

Дудину Сереге -

посвящается...

Колыхая бархан,

Словно ветром листок,

Проходил караван,

Проходил на Восток.

 

Там сидел капитан,

На верблюжьем горбу,

И колышет, сутан

Складки, сон наяву.

 

Пр.

Это море волной,

Бросит палубы нос.

Это он молодой,

Дерзкий юнга-матрос.

Это вновь двадцать пять -

Впереди океан.

Это море, опять,

Дарит странствий дурман.

 

Это паруса звон -

Брызги солнцем в глаза.

Но погонщика стон,

Возвратил все назад.

 

Это солнца мираж -

Отражение грез.

Это на абордаж,

Его взяли всерьез.

 

Пр.

Не сердись, капитан,

Потому, что пески,

Часто дарят обман,

Взглядам смертной тоски. (2р.)

 

30 января 1996 г.

 

НА КРАЮ ОБРЫВА...

Стояли на краю обрыва двое.

Потом разбежались и прыгнули.

И не упали с неба на скалы.

А парили в облаках.

И когда они опустились,

Снова на край обрыва,

Видевший это странник,

Спросил, как им это удается,

Против всякой логики,

Парить в небе.

Подобно птицам.

 

Один из них ответил,

Что все очень просто.

Здесь сосредоточены

Концентрированные,

Восходящие потоки воздуха.

На них можно держаться

И не падать на землю.

 

Сильно разбежавшись,

Странник прыгнул с обрыва.

И разбился вдребезги,

Об острые скалы,

Шумящие внизу прибоем.

 

Молча переглянувшись,

Эти двое снова,

Прыгнули с обрыва,

И стали парить в небе.

 

И когда они приземлились,

Другой странник,

Спросил, как им это удается.

И ответили они ему так же.

 

И прыгнул он с обрыва.

И стал парить среди облаков,

Барахтаясь и кувыркаясь,

В концентрированных,

Восходящих потоках воздуха.

Которых там никогда не было.

 

И переглянулись эти двое.

И махая невидимыми крыльями,

(Потому, что были ангелами)

Пролетели мимо странника,

Что все так же кувыркался,

Не падая вниз на скалы.

Который им поверил.

 

И из новых странников,

Найдется такой,

Что не упав с обрыва на скалы,

Составит ему компанию.

30 января 1996 г.

ПЕРЕЛЕТНЫЕ ПТИЦЫ (песня).

 

Летят перелетные птицы,

Таможни нарушив закон.

Но воздух, не знает границы,

Для тех, кто свободным рожден.

 

Мы делим, куски урывая,

Всю землю, поставив забор.

Про воздух совсем забывая,

Один он для всех до сих пор.

 

Пр.

И в небе птицы перелетные летят,

С земли, со злости, кто-нибудь стрельнет.

Им все завидуют, завидуя молчат,

Создав себе, как утешенье самолет.

 

Когда же они возвратятся,

С манящей дали голубой,

Мы их не заставим остаться,

Как мы остаемся с тобой.

 

И вновь, холода наступают,

Под снегом мы падаем ниц,

А птицы не юг улетают -

Природа не знает границ.

 

Пр.

6 феврала 1996 г.

 

НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ...

Непредсказуемое - можно предсказать,

В своей душе лишь стоит покопаться.

И там, такое можно отыскать,

Чему, потом, не стоит удивляться.

6 феврала 1996 г.

ВЫ ПОНИМАЙТЕ...

Вы понимайте то, что я пишу,

Кто как захочет - смысла в этом много.

Но свой, один - я все ж не разглашу,

И потому трудна моя дорога.

 

Я буду знать, что не напрасен труд,

Когда кому-то это все поможет.

Чужие шишки - мимо упадут,

Чужая радость - личную умножит.

 

Лишь тот, кто сам сокрытое поймет,

И разгадает посланные строки,

Все обойдя, получит и найдет,

Своей души сокрытые уроки.

 

6 февраля 1996 г.

 

СТАРАЯ ДУДОЧКА.

О детстве своем и отрочестве,

Ты грустно споешь в одиночестве.

Не в том одиночестве брошенном,

Как старом костюме поношенном,

Пылящемся в старом комоде.

 

Споешь свою песню, но тихую,

Как пахнет закат облепихою.

Как хочется нам откровенную,

Покрытую пледом Вселенную,

Но не одеваясь по моде.

 

Ты грезишь картинами сладкими,

Себя обдувая загадками.

Поешь, как равнина туманами,

Как грезит верблюд караванами,

Бродя в зоопарке с вольером.

 

Куда ты покатишься ветрами,

Измерив судьбу километрами.

Супами, прогорклою кашею,

Всегда, если волей - не нашею,

И суточным бегом с барьером.

 

О детстве своем и отрочестве,

Ты вспомнишь, порой, в одиночестве.

Хотя все вокруг не теряются,

Не бросив тебя, улыбаются,

А, просто, нахлынет порою.

 

И ты берешь старую дудочку,

Поймав ностальгию на удочку.

Идешь без дороги, уверенно,

Все прошлое сзади проверенно,

Себя укрывая игрою.

 

16 февраля 1996 г.

 

СКАЛОЛАЗКА МОЯ.

Что ты ждешь от завтрашнего дня?

Расскажи чудесными глазами.

Обними покрепче лишь меня,

Чтоб продлить скольженье тормозами.

 

Знаю, можешь мне не говорить,

Вместе мы карабкались на кручи,

Лед крошили - жажду утолить,

Преодолевая хлопья тучи.

 

Горной и пьянящей чистоты,

Мир лежал у ног и на ладони.

После ’’восьмитысячника’’, ты,

Все в другом воспринимаешь тоне.

 

И теперь, скользим мы налегке,

Вниз - где город, смоги и машины.

Чтобы завтра, снова вдалеке,

В связке вместе, покорять вершины.

 

Их еще так много впереди,

С риском, поскользнувшись - оступиться.

Если страшно - дома посиди,

Только сидя трудно ошибиться.

 

16 февраля 1996 г.

 

ЛУНАТИК.

Кажется, порою - все отдам,

Чтоб ходить как ты по проводам.

Чтобы легче пуха

на ветру,

Чтоб ни сна ни духа,

по утру.

 

Где бы не был, что бы не глядел,

Вижу, как ты беспредельно смел.

Вижу все ночные

чудеса.

Зависти больные

голоса,

 

Походя, приходиться давить.

Мимоходом, все-таки ловить,

Мысли о причале

суеты.

Все-таки в начале

я и ты,

 

Вместе так бродили под луной,

Весом из компании одной.

Только грубый возглас,

даже крик,

Враз добавил возраст,

я старик.

 

Я упал, проснувшись на лету,

Ты - остался на своем посту.

В небо не подняться

мне опять,

Спать и просыпаться -

не гулять.

 

Этим не болеют, не живут,

Лунатизм не подвиг и не труд.

Состоянья редкий,

Божий дар,

Выбил из меня меткий,

крик-удар.

2 марта 1996 г.

ПИАНИСТ.

Пианист - сыграй мне на рояле,

Про давно забытую любовь.

Мы с тобой свое не отыграли,

Паутину с клавиш сбросим вновь.

 

Под лучами лунного заката,

Серебрящим головы сильней,

Ты сыграй, как мне играл когда-то,

Песню-воплощение о ней.

 

И под эти сотканные звуки,

И дыханье пьяных фонарей,

Нежно я беру ее на руки,

Унося по памяти своей.

 

Нежностью прощаю, колыхая,

Прижимая к порванной груди.

От судьбы ударов отдыхая,

Тех, что ожидают впереди.

 

Руки кружат воздуха потоки.

Приоткрыв усталые глаза,

Вдруг, я замечаю в суматохе,

Ту, что ты мне песнею сказал.

 

Вся стоит, как будто бы живая.

Нет, живая! Точно, я узнал!

Та, моя одна и дорогая,

Та, что я любил и проклинал.

 

Пианист - уже ты на рояле,

Делать научился чудеса!

Мы с тобой свое не отыграли,

Новый шанс нам дали небеса!

3 марта 1996 г.

 

 

СКАКОВАЯ ЛОШАДКА.

Скаковая лошадка -

Ставки делает люд.

Никому и не жалко -

Кони деньги дают.

 

И хрипит на исходе,

Шпоры лупят в бока.

После скачек - походит,

Под уздой седока.

 

А когда раздается,

Ипподромный ‘’Отбой!’’

Тот пацан прокрадется,

Хлеба взявши с собой.

 

Он покормит, вздыхая,

Постоит, посидит,

И лошадка, живая,

Умным глазом глядит.

 

Как все с возрастом шатко,

Этот сторожа внук,

Любит просто лошадку,

Не за деньги - как друг!

 

3 марта 1996 г.

 

ДУЭЛЯНТ.

По утрам - выезжаешь в лес,

Пистолеты берешь рукой.

И в глазах разгорится бес,

Секунданта забрав покой.

 

Выстрел крови взобьет фонтан,

Следом вырвется чей-то крик.

И поручик и капитан,

На один угодят шашлык.

 

Жизни их положив конец,

Стал ты прав, и закончен спор.

Пуля-дура несет венец,

Не всегда где хорош актер.

 

Звезды цепью висят гирлянд,

Но в Аду все же иль в Раю,

Ты окажешься, дуэлянт,

Пулей смерть не отбив свою?

 

4 марта 1996 г.

СНЕГОВИК.

Есть любовь - как снеговик.

Тяжкой зимнею порою,

Во дворе его воздвиг,

Развлекаючись игрою.

 

Отшумели холода,

И весна теплом накрыла.

Сразу талая вода,

Из под снега проступила.

 

Есть игрушки на сезон,

Он прошел - и умирают.

Только есть ли в том резон,

Что они того не знают?

 

И опять зима и снег,

Ты во двор идешь в перчатках.

Снеговик - не человек,

Не оставил отпечатков.

 

Ты другого создаешь,

Улыбаясь, словно другу.

Плох наш мир, или хорош,

Тем, что все идет по кругу?

 

4 марта 1996 г.

 

РАЙСКАЯ ГРУША.

 

Груша больше не нужна,

Для поддержки аппетита.

Сэкономлена она,

Хотя вкусом не забыта.

 

Просто, раньше, я сбивал,

Их камнями. И с забора,

Палкой тоже доставал,

Поедал все, без разбора.

 

И случайно я пришел,

К очень выходу простому:

Быть женатым - хорошо,

Правда лучше - холостому.

 

Потому, что райский плод,

Что запретный очень сладок,

Только в прок тогда пойдет,

Когда рвешь ты то, что надо.

 

 

Не ползешь к плоду когда,

А с земли сбиваешь в ствол,

Плод поднимешь - ерунда,

Но процесс уже пошел!

7 марта 1996 г.

 

ВОСПЕВАЮЩИЙ СОЛНЦЕ.

 

Что же в нем находят от поэта? -

Ждет он всеми фибрами души.

Клюв уже открывши для ответа,

Что у птиц - все песни хороши.

 

Ждет, себе отыскивая место,

Шпорами на босую ногу.

И, взлетев с курятника насеста,

Солнце кукарекает в снегу.

 

Зная: все равно наступит лето,

Вроде бы не глуп он и не туп.

Только, воспевателя рассвета,

Восхваливши - отправляют в суп.

 

7 марта 1996 г.

МАЛЕНЬКАЯ САГА.

 

Так и ничего не напишу,

Сжав рукой листок в комок бумаги.

Просто, среди звезд я посижу,

Полагаясь на теченье саги.

 

Сага та, вокруг и подо мной,

Из себя расплескиваясь крана,

Я кружусь под солнцем и луной,

Щепкой ручейка и океана.

 

Может ни к чему отображать,

То, как чувства душу бередили.

Как, порою, хочется бежать,

От того, что долго не ходили.

 

И бежишь, разбрызгивая грязь,

Ощущая по колено море.

От себя бежишь ты, не таясь,

И себе бежишь опять на горе.

10 марта 1996 г.

 

БЫЛИНА.

Куда дорога приведешь,

Ты все ж меня?

Где жизнь поломана за грош,

Иль за коня?

 

Где жизнь свою ты загубил,

Уже в пути?

Где раньше продал, чем купил,

На паперти?

 

Куда дорога поворот,

Свой совершит?

Кто раньше встретит у ворот,

Иль согрешит?

 

Ответь мне камень, расскажи,

Что между строк.

Куда дорога та лежит,

Путей-дорог?

12 марта 1996 г.

 

 

СТИЛЬ.

Как он пишет разные пейзажи!

Все же подражает или как?

То водой разбавит, то намажет,

То рублем преподнесет пятак.

 

Как классифицируются грезы,

Отражений жарких миражи?

И к кому из классиков серьезных,

Ты себя относишь сам, скажи?!

 

Кто не понимает эти краски,

Кто не понимает этих поз.

А не поняв, и построив глазки,

Помидор кидают вместо роз.

 

Все искали, где к чему придраться,

Критика захлебывалась в штиль.

Но ему в советах - не нуждаться,

Он в безстилье выразил свой стиль.

14 марта 1996 г.

 

СВОЙСТВЕННО ВЕДЬ ЛЮДЯМ...

 

Надоело что-то мне грустить,

Надоело соковыжиматься.

Лучше будет мне ее простить -

Свойственно ведь людям ошибаться.

 

Свойственно ведь людям и прощать,

И не забывать об этом надо.

Свойственно потом не навещать,

Те места, где выпили мы яда.

15 марта 1996 г.

 

СЛЕПОЙ КОМПОЗИТОР.

Слепой композитор,

играл на органе,

А свет витражами игрался.

Молящийся вздрогнет,

сидящий привстанет,

Прохожий входя - оставался.

 

И все исчезало куда-то

с круженьем,

Лишь звуки, ведущие разум.

Души открывалось

свое отраженье,

И плачешь, не вымолвив фразу.

 

Слепой композитор

не видел стоящих,

Их завороженные лица.

Им слух заменил

радость глаз настоящих,

Заставив сердца отвориться.

 

И птицы слетались

на крышу костела,

И время на месте стояло.

И почки пробились

на прутьях метелок,

И небо дождем зарыдало.

 

И все, кто стоял

под готической крышей,

Подумали вдруг ниоткуда:

 

Он слеп потому,

что дано ему слышать,

Глазами не зримое чудо.

 

17 марта 1996 г.

ГЛУПАЯ ПУЛЯ.

Бурная ночь позади,

Бьет, словно знает, как надо.

Тяжким похмельем в груди,

Словно отдача прикладом.

 

Вечером - снова в мишень,

Все проклиная стреляешь.

Если прицелиться лень,

Будет синяк - ты же знаешь.

 

Пальцем нажав на курок,

Хочешь увидеть удачу,

Зная, что в маленький срок,

Сразу получишь отдачу.

 

Глупая пуля летит,

Вряд ли туда, куда надо.

Каждый же выстрел в груди,

Сразу отдастся прикладом.

 

17 марта 1996 г.

АВАНГАРДИСТ.

Он, из тех авангардистов,

Что иголкою в стогу.

Во дворе - шагает пристав,

На обед - стоит рагу.

 

Он рисует на фанере,

Черно-белый силуэт.

Стиль - помешанный на вере,

Что царя и Бога - нет.

 

Доказал уже соседу,

И соседке - на беду,

Что рагу они к обеду,

Все ж получат по труду.

 

Все бы складно, только пристав,

Что смотрел через окно,

Не любил авангардистов -

За бесцветное кино.

 <