Тревожное утро валькирии одиночки 2 страница

— Чемодан! Отвали! — морщась, велела Ната. Она знала, что Чимоданов слушает лопухоидные новости, а после их старательно пересказывает. На какой бирже подорожала нефть, в какой банановой стране случился переворот и что сказал известный певец своей жене, которая взяла в дом сразу двенадцать бесприютных кошек. Ната же мало интересовалась новостями, не имеющими отношения к ней лично. Это был ее принцип. Исключение она могла сделать только для слов певца и то по настроению.

— Да пожалуйста! Не хочешь ничего знать — можешь и дальше пребывать в тупости! — обиделся Чимоданов и скрылся в комнате.

Ната машинально посмотрела ему вслед и взглядом, зорким как у старенькой снайперши, которая, страдая от отсутствия атакующей цепи врага, подглядывает за соседями, внезапно углядела под кроватью у Чимоданова нечто интересное. С краю у ножки, примерно на треть прикрытый соскользнувшим покрывалом, стоял небольшой красный чемодан.

— Что у тебя там? — спросила она.

Если бы Петруччо равнодушно сказал: «А, всякое барахло!» или даже ничего бы не ответил, Ната сразу потеряла бы интерес. Однако Чимоданов проследил направление ее взгляда и занервничал.

— Ничего! — быстро сказал он и захлопнул дверь перед носом у Наты.

— Нет, вы видели? Интересно, что он там прячет? — спросила Ната. Ее шустренький носик задвигался беспокойно, как у лисы.

— Думаю, динамит! Или пистолет пулемет с патронами. И, кстати, не советую влезать, — равнодушно сказала Даф.

— Почему?

— У Мефа спроси!

Ната оглянулась на Мефа.

— Спрашиваю!

— Ну они с Зудукой обожают гранаты на растяжках повсюду присобачивать. Как то я открыл у него ящик стола — ручку искал, а там граната на леске. Рвануло капитально. Я едва защиту выставил, — неохотно ответил Буслаев.

Откуда Чимоданов берет оружие и боеприпасы в резиденции мрака, давно не обсуждалось. Ученик стража мрака способен достать все, что угодно. Да и крупные чины, которым Петруччо продлевал аренду (он получил уже доступ к печати), традиционно притаскивали в своих дипломатах массу подарков. Будучи людьми неглупыми и зоркими, они отлично знали, кому и что дарить. Мефу — холодное и метательное оружие, Улите — косметику и шоколад, Нате — вещички из бутиков и модную одежду, Петруччо — автоматические пистолеты и взрывчатку. Грустнее всего было Мошкину. Ему обычно дарили какую нибудь картинку с пасущейся овечкой, гороскопы или популярные книжечки: «Как перестать дрожать и начать жить». На лестнице послышались шаги. В гостиной второго этажа появилась Улита. Заметно было, что ведьма не в духе. В руках она держала журнальчик «Сплетни и бредни», из которого доносились приглушенные вопли и сосредоточенное мужское сопение. И вопли, и сопение имели отношение к заголовку: «Задушенная телезвезда рассказывает подробности своей смерти. „Встречи со знаменитыми покойниками“ Гробыни Склеповой и Грызианы Припят ской снова в эфире».

— Болваны! Всех бы поубивала в алфавитном порядке, пропустив только букву У! — пробурчала Улита, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Потому что с «У» начинаются «уроды моральные»? — спросила языкастая Ната.

— Потому что с «У» начинаюсь я! — ответила ведьма с таким вызовом, что Ната сразу заглохла.

Заметив, что Улита смотрит на дыру в стене, Даф поспешно загородила дыру спиной.

— Привет! Я понимаю, что все мы ужасно виноваты, но я больше всех. Если хочешь кого нибудь убить, начни с меня! — проворковала она с улыбкой, подобную которой Дейл Карнеги уже много лет репетировал с суккубами в третьем отделе Тартара, отлучаясь только, чтобы вздремнуть на сковороде.

— С тебя, светлая? Зачем ты мне нужна? Улита встряхнула журнальчик и, согнав телезвезду, которая с негодованием демонстрировала на шее красный оттиск пятерни, показала заметку мелким шрифтом. Заметка притулилась внизу страницы. Состояла она всего из нескольких строк.

— Запомните: все действительно важные новости в прессе всегда пишут мелкими буквами. Все, что написано крупными, не стоит того, чтобы терять время, — заявила Улита.

Она так размахивала журнальчиком, что Мефу пришлось поймать ведьму за кисть и отобрать у нее «Сплетни и бредни».

— Эй, а по хорошему попросить! На Дафне пробуй свои милицейские заломчики! — весело закричала ведьма.

«Два вампира и ведьма убиты вчера ночью в районе Чумного Кладбища на Лысой Горе. Проводится расследование. Бессмертник Кощеев запросил консультативную помощь у уп.д.к.м. и отдал дело под личный контроль магу Тиштре», — прочитал Меф.

— Ага, ну раз Тиштре, значит, никаких результатов не ожидается. Через полгодика дело потихоньку прикроют, — со знанием дела сказала Ната. Она успела уже въехать, что к чему.

— А что за птица «уп.д.к.м.»? «Упырь дебильный клинический маниакальный»? — полюбопытствовал Меф.

— Не исключено. Но чаще все же: «управляющий делами канцелярии мрака», — корректно пояснила Улита.

— Оп с, ну я почти угадал! — сказал Меф и взглянул на обложку.

Телезвезда забилась в истерике, пытаясь обратить на себя его внимание. Меф мельком подумал, что если она и при жизни вела себя так назойливо, то финал был вполне закономерен.

— Постой, да это позавчерашний журнал! — сказал Меф.

— Я тоже умею различать числа… А кто виноват, что у меня нет времени читать? То Эссиорх с поцелуями лезет, то Арей с работой, — огрызнулась Улита.

При упоминании о лезущем с поцелуями Эс сиорхе Дафна незаметно толкнула Мефа ногой. Она готова была поспорить, что дело тут обстоит как раз наоборот.

— Эссиорх, хех! Бесплатное приложение к мотоциклу? Тебя вечно тянет на тупых. Пытаешься подстраховаться и избавить будущих потомков от избытка ума? — съехидничала Ната. Как всегда, язык говорил у нее прежде, чем мозг успевал подумать.

Улита посмотрела на нее таким взглядом, что у Наты заледенели десны. Рот перекосился. Губы повело в сторону, как после зубного укола.

— «Тупой» — это слово для качка, который жрет ложкой протеин, чередуя его с детской кашкой «Малыш», — сказала ведьма негромко, тем шепотом, которого понимающие люди боятся больше, чем крика. — Мой Эссиорх не такой. В одной выхлопной трубе его мотоцикла больше ума, чем будет у тебя когда либо. Поняла?

Ната случайно посмотрела в глаза ведьмы — в белые глаза с исчезнувшими от ярости зрачками — и лицо у нее стало пепельным.

— По по по… — промычала она непослушными губами.

— Это хорошо, что по по по… А то был бы тру тру труп! — проворчала Улита, остывая. — В общем, мне совсем не нравится это сообщение. В магическом мире не так часто происходят убийства, особенно когда убивают сразу троих, — добавила она.

— И особенно у Чумного Кладбища на Лысой Горе, — произнес кто то.

На верхней ступеньке лестницы, ведущей с первого этажа, сидел Арей. Никто не заметил, когда он появился. Во рту у мечника была веточка кипариса. Меф знал, что весной мечник переносится в горы и подолгу сидит там, прислонившись спиной к скале и думая неизвестно о чем. Весна тревожила и его, возвращала воспоминания.

Меф внимательно посмотрел на барона мрака. Тот определенно слышал обо всем не впервые.

— Вы уже знали обо всем, да? — спросил Меф. Арей кивком подтвердил, что да, знал.

— Да. Это я заставил Улиту прочитать заметку. Мне интересна была ее реакция.

— Никто меня не заставлял! Я прочитала сама, — обиделась ведьма.

Движением губ Арей перегнал веточку в другой угол рта.

— Ну разумеется. И желание взять журнальчик у тебя возникло тоже само, — сказал он.

Улита обиженно замолчала.

— Из Канцелярии мрака никаких депеш не поступало. Я специально проверил. Обычная брехливая писанина. Только кожу зря переводят. Если бы не болтливые маги с их журнальчиками, мы бы вообще ничего не узнали.

— Я думал, на Лысой Горе у нас есть информаторы, — сказал Меф. Ему не раз приходилось получать от них бумаги и отправлять ответы.

Арей обмотал вокруг пальца и оторвал от рукава распустившуюся нитку. Кажется, в данный момент его интересовал только его рукав.

— Этому камзолу всего два века, а нитки уже рвутся. Жаль, что нельзя казнить портного… А информаторов, боюсь, придется заводить новых.

— А куда подевались старые?

— По странному стечению обстоятельств все три наших информатора оказались ночью у заброшенного Чумного Кладбища. Ума не приложу, зачем. Версия, что они решили накопать мертвяков на ужин, кажется мне малоубедительной. Все таки последнему захоронению там уже семьсот лет, — без тени юмора сказал Арей.

Даф быстро взглянула на него. Ее, признаться, шокировал цинизм стражей мрака. Она усматривала в нем что то демонстративное, скорее защитное, чем действительно циничное. Впрочем, второе искусственное «я» порой незаметно замещает первое. Прилипшую маску, пропитанную ядом, не отдерешь от лица иначе, чем с кожей.

— Так эти два вампира и ведьма… — начала она.

— Элементарная логика подсказывает, что это они и были. Иначе никак не могу объяснить их молчание, — отрезал Арей.

Что то зазвенело. Суетливо и весело запрыгали осколки. Какой то круглый предмет, похожий на кочан капусты, пробил стекло гостиной и покатился по полу, остановившись лишь у ног Дафны. Депресняк зашипел, выгнул спину и упруго вспрыгнул на подоконник. Даф тупо разглядывала то, что лежало у нее под ногами, и все никак не могла понять, что это?

Землистая щека, волосы, странно белое, чужеродно плоское ухо, перекошенный рот. Сознание замедлилось. Отдельные части никак не склады вались в целое. Наконец она поняла и завизжала. Когда у нее заканчивалось дыхание, она переводила его и визжала снова. Меф схватил ее и насильно повернул к себе, чтобы Дафна не смотрела.

— Успокойся! Не смотри! Все хорошо! — утешающе бормотал он, гладя ее по плечам и спине. Даф перестала кричать, только вздрагивала.

Улита присела на корточки и, не дотрагиваясь, стала разглядывать разбивший стекло предмет.

— Надо же! Голова. Из катапульты, что ли, ее метнули? Ни сетка не остановила, ни защитная магия, — сказала она озадаченно.

Арей бросился кокну, выглянул, однако снаружи никого уже не было. Барон мрака понял это сразу, Меч исчез из его руки. Арей неторопливо подошел, наклонился и, без особых эмоций, как капустный кочан в сетке, поднял голову за длинные светлые волосы. Лицо наискось рассекала ножевая или сабельная рана. Правый глаз смотрел кровавым провалом.

Арей внимательно изучил голову, хмыкнул и подул ей на лоб. Голова исчезла.

— Не ошибусь, если скажу, что это была голова Дафны. Хотя она и изуродована, узнать ее легко, — сказал мечник.

— Настоящая? Не муляж? Не глина? — непонимающе спросил Меф, прижимая к себе тихо плачущую Дафну.

— Вполне настоящая. Кто то вырастил Дафну или скорее подобное ей биологическое существо с помощью магии, отрезал голову и подбросил нам. Довольно сложный и трудоемкий процесс.

— Зачем?

Арей вытер ладонь о штаны.

— Такой способ обычно применяют, когда стремятся предупредить или запугать. Но ведь никто не испугался? — спросил барон мрака с особым, настойчивым выражением.

— Никто, — выговорила сквозь слезы Дафна. — Но ей… мне было не больно?

— Думай сама. Это был мычащий бессловесный клон, не обладающий ни твоей силой, ни способностью соображать. Его вырастили слишком быстро, чтобы он сумел чему то научиться. Но ему было больно, — жестко сказал Арей.

— В следующий раз мы клонируем Лигула и будем отрабатывать на нем колющие удары! Пытать его раскаленным железом! — сквозь зубы произнес Меф.

Почему то, хотя явных доказательств не было, он не сомневался, что угроза исходит именно от горбуна.

Арей усмехнулся краем рта, помолчал.

— Зачем же клонировать, когда есть оригинал?

Только много ударов здесь едва ли пройдет. Его хорошо охраняют. Но даже одного точного удара может быть вполне достаточно. Отсечь голову и разбить дарх, — негромко произнес он.

—???

— И будь осторожен. Слова материальны. Тот, кому они предназначены, всегда услышит, — продолжал мечник.

Мефодий недоверчиво смотрел на него.

— Вы предлагаете мне… — начал он.

Арей сделал быстрое движение указательным пальцем, и голос замер в горле у Мефа.

— Не надо имен. Я ничего не предлагаю. Я только рассуждаю. Допустим, случится невероятное чудо, и Лигул погибнет. Упадет на перочинный ножик или подавится горошиной… Но подумай вот о чем! Трон мрака пуст быть не может. Ты готов занять его? Тогда, может, готов к резне, которая начнется сразу после гибели Лигула, если трон останется не занят?

Меф, к которому голос так и не вернулся, вопросительно посмотрел на Дафну. Та быстро и незаметно мотнула головой.

— И еще одно, — задумчиво продолжал Арей, глядя на разбитое стекло. — У меня почему то нет железной уверенности, что это сделано по приказу Лигула. У нас слишком мало фактов. Думаю, разгадку нам придется искать на Лысой Горе.

 

Глава 2

ТРЕВОЖНОЕ УТРО ВАЛЬКИРИИ ОДИНОЧКИ

 

Страсть часто превращает умного человека в глупца, но не менее часто наделяет дураков умом.

Ф. де Ларошфуко

 

В каждый конкретный момент жизни существует хотя бы одно препятствие, которое мешает расслабиться и ощутить себя счастливым. Бывает, что таких препятствий два или три, но чаще все же одно. Мелкое, досадливое, назойливое. У каждого оно свое и потому всякому другому кажется пустяком. Для кого то это достающий одноклассник/однокурсник. Для другого — прыщи на лбу. Для третьего — пустой карман. Для четвертого отсутствие близкого человека или, напротив, слишком назойливое присутствие того, кто считает себя таковым.

Кажется, если вот сейчас взять и отбросить это единственное, вытащить занозу, то жизнь станет праздником. Разве не так все устроено, что через каждые год два все предыдущие проблемы становятся смешными, а те люди, которых раньше боялся, кажутся жалкими? И смешно, и досадно: неужели этот прилизанный толстячок, трусливо пропускающий все машины на дороге, — бывший начальник, отравлявший жизнь? А этот лысеющий и грустный мужчина с коляской, в которой сидит диатезный младенец — бывший жених, ушедший к другой? А сутулый и смущенный шкет, застенчиво сующий влажную ладошку, тот самый дворовый хулиган по кличке Ржавый, встречи с которым боялся настолько, что в собственный подъезд решался проскочить лишь под охраной взрослых?

Но вот нет уже ни одноклассника, ни прыщей, есть деньги и близкие люди, но как по волшебству появляется какое то иное препятствие, и от ожидаемого счастья тебя отделяет новая стена. И опять все как прежде. Кусаешь губы и вновь чего то ждешь.

Иллюзия состоит в том, что человеку кажется, будто избавившись от одной занозы, он не обретет другой. Работа стражей мрака в том и состоит, чтобы поддерживать эту иллюзию. В нужный момент добавлять на хребет человека новый вес проблем по мере того, как бедолага приспосабливается к прежним нагрузкам. И тогда измотанный, обессилевший, отчаявшийся человек падет…

Главное вовремя понять, что всех камней с дороги не уберешь. Видимо, счастье не в том, чтобы избавиться от одного препятствия и сразу обрести другое, но чтобы быть счастливым, вопреки всему. Наши беды не снаружи — они внутри нас Никто не способен устроить у нас в душе такой мрак, какой мы сами себе устраиваем и причем совершенно бесплатно.

Именно об этих противоречивых вещах думала валькирия одиночка лежа утром в гамаке. Обычно бывало так: она просыпалась на рассвете и размышляла, не делая ни одного лишнего движения. Серьезная травма, от которой ее исцелил только шлем валькирии, с раннего детства приучила Ирку к созерцательной неподвижности. Это было лучшее время для мысли — свежее, утреннее, обостренное. Именно в этот час она понимала многие вещи, которых в другое время просто не замечала или не обращала на них внимания. Часов около шести Ирка засыпала вновь, примерно на час или на полтора, после чего вставала уже окончательно.

Дверь скрипнула. Ирка поспешно закрыла глаза. Антигон просунул в щель голову, подозрительно огляделся и уставился на валькирию. Кажется, мерзкая хозяйка спит. Лицо спокойное, разве что бледное. Антигон шмыгнул лиловым носом и, вернувшись за перегородку, поставил булаву в угол.

Посидел немного на сундуке, заменявшем ему кровать, и стал возиться: колоть полено на щепки, растапливать печку буржуйку. Обычная утренняя история. Скоро мерзкая хозяйка проснется и захочет есть. Это только на словах она терпеть не может кашу. Пригорела, от котелка не отшкрябаешь, да и котелок мыть, мол, надо. А чего его мыть, когда через час другой в нем же варить картошку на обед? Картошка то в мундире, не все равно ей, в каком котелке полеживать?

Лес не ресторан, а он, Антигон, не повар. Разве что Багров принесет порой чего вкусное, подкормит валькирию. Иной раз индейку, в другой раз — две три пиццы, а то и целый обед из ресторана. Некромаги всегда умеют устраивать быт. Вот только вопроса, откуда взял, им лучше не задавать. Так спокойнее.

Для стряпни Антигону потребовалась вода. Воду они хранили снаружи, в ведре, висевшем на гвозде у люка. Иначе на крошечной кухне было не развернуться. Кикимор потянул люк и внезапно понял, что на люке не было защитных запуков. Ну и дела! Они что, всю ночь провели без магической защиты? Кикимор стал лихорадочно припоминать, ставил он с вечера запуки или нет, но так и не вспомнил и в наказание сильно дернул себя за рыжие бакенбарды.

«Антигон славный! Антигон все помнит! Думай, башка, думай!» — сказал он и ударил себя кулаком по носу. В выпуклых глазах сразу выступили слезы. Кикимор удовлетворенно кивнул. Этого он и добивался.

Оно то понятно, что молодая валькирия относится к низшей магии небрежно, без должного уважения, да только не от большого это ума. Небось и лапоток с домовым отказалась перетащить на веревке в «Приют валькирий». А перетащила бы, было бы на кого хозяйство перекинуть. Он то, Антигон, не настоящий чистокровный домовой, а так, ни то ни се.

Но так или иначе утро наступило. Ежедневник жизни решительно открылся на новой странице.

Днем Ирка и Матвей Багров сидели в «Приюте валькирий» и беседовали. Все окна в вагончике были распахнуты настежь. Погода снаружи славная, радостно весенняя. Молодая листва, промытая дождем, была того невероятного цвета, который в обычное время встретишь только у салата. Воробьи производили радостную суету в ветвях боярышника. Казалось, вся природа ждет от наступающего лета чего то особенно хорошего.

Антигон прохаживался поблизости и меланхолически шмыгал носом, роняя на практике все, что можно было уронить лишь в теории. Подразумевалось, что ему поручено сварить кофе. С другой стороны, медленнее Антигона с поручением справился бы только вампир, в принудительном порядке переведенный на томатный сок.

— Небось Мефодию Буслаеву ты кофе быстрее делал! — дразнила его Ирка.

— Вы меня уже сто раз этим попрекали, тош нотская хозяйка! Дохляндий Слоняев мог убить госпожу! Антигон спасал ей жизнь! — огрызался наследник кикиморы.

— Жизнь спасают другими способами! Оружием! Не угощая гадов кофе! — заявил Матвей Багров. В последнее время любое, даже случайное упоминание о Мефе раздражало его до крайности.

Антигон посмотрел на Багрова и замерцал носом, алкоголическим по сути, но ехиднейшим по существу.

— Тебе самому не надоело, некромаг? Если бы можно было убить языком, в последние три месяца ты бы прикончил Дохляндия Слоняева раз триста, — вкрадчиво заявил потомок домового и кикиморы и отправился в соседнюю комнату грохотать чайником.

Багров смутился. У него достало ума признать, что Антигон прав. Меф стал его занозой. С тех пор, как ученик волхва понял, кого любит валькирия одиночка, он думал о Мефе даже чаще, чем об Ирке. Ненависть — чувство более мучительное, нежели любовь, особенно если к нему примешивается уязвленное самолюбие.

Ирка потянулась как кошка. В такое утро чувствовать себя несчастной было нереально. Жизнь и веселье переполняли ее. На столе лежал разрезанный ананас и большой кусок ветчины, в котором торчал охотничий нож. И то и другое принес, разумеется, Багров.

— Откуда? — спросила Ирка неосторожно.

— Что, нравится? Мне тоже нравится. В мертвяке одном нашел, — небрежно отвечал Матвей.

— Ветчину???

— Прости. Я думал, ты про нож спрашиваешь, — сказал Багров.

Ирка схватила со стола зачитанный учебник сербского языка (ей органически требовалось постоянно чему то учиться) и, смеясь, бросила его в Багрова.

— Мимо! Книги нельзя бросать плашмя. Нужно вкручивающим движением, стараясь попасть переплетом в кадык! — назидательно заявил Багров.

— В следующий раз так и сделаю. Причем запущу не тонким учебником, а энциклопедией. А пока скажи: ты мог бы полюбить глупую женщину? — спросила вдруг Ирка. Вопрос возник сам собой. Заранее Ирка его не продумывала.

Матвей наклонился и, подняв учебник, сдул с него пыль.

— Это в порядке демагогии или деловое предложение? — уточнил он.

— Это просто вопрос. Серьезный.

— Ну хорошо. Тогда и я, так и быть, стану, серьезен. Глупую и радостную женщину или глупую и раздраженную?

— А что, такая уж большая разница?

— Колоссальная. Радостная женщина по определению не может быть глупой. Даже если бегает босиком под дождем, ест снег и бросается книгами… И потом кто тебе сказал, что ты глупая?

— Опять двадцать пять! Ты можешь все стрелки не переводить на меня? Есть такое слово «абстракция», — сказал Ирка.

— А есть такое понятие — «долгое динамо». Девушка не говорит ни «да», ни «нет», но и не отпускает тебя.

Ирка оскорбилась.

— Это я тебя не отпускаю? Антигон, открой дверь!

— Я не нанимался двери открывать! — сердито отвечал кикимор.

— Антигон, сейчас схлопочешь! — крикнула Ирка.

— Ага, дождешься тут, как же! Поцелуи одни. Хоть бы пинок разик дала, а то не допросишься. Те валькирии, которые думающие, они небось каждый день своих оруженосцев по мордасам утюжат! Заботятся, значит, чтобы все путем! — проворчал кикимор, плевком в пространство показывая, что он думает по этому поводу.

— Так тебя целуют? Старик, как бы я хотел оказаться на твоем месте! — воскликнул Багров.

Ирка смутилась. Она в самом деле нередко бросалась тискать и целовать Антигона, когда ей бывало весело. Уж очень потешно он ругался и отбивался.

Кикимор хмуро уставился на Багрова. Уступать ему свое место он явно не собирался.

— Мечтать не вредно. Мечтать опасно, — резонно отвечал Антигон.

Ирке за это захотелось расцеловать его снова. Видя, что против него ополчилась не только Ирка, но и Антигон, Багров вспылил.

— Знаешь, валькирия, чего ты действительно хочешь?

— Ну и чего?

— Ты просто хочешь быть несчастной со своим идиотом Мефом! У тебя на лице написано: счастливой не буду, но страдать умею со вкусом. Прям хоть табличку вешай: «Копаюсь в себе совковой лопатой! Не справляюсь с объемом работ! Срочно пришлите экскаватор!»

Ирка выслушала его спокойно, почти не изменившись в лице, но холодная вода в ее чашке вдруг закипела. Матвей слишком поздно понял, какую допустил ошибку. Нельзя судить внутренний мир женщины по мужским законам, исходя из банальной логики. То, что сшито иглой Евы, не ковыряют отверткой Адама. Через внутренний мир женщины можно перешагнуть, можно не принять его во внимание, можно даже разбить его вместе с сердцем — женщина все простит, но вот издеваться над ним не следует.

— Багров, я сто раз тебе говорила! Сейчас я не люблю никого.

Багров посмотрел на Ирку с недоверием, как на цыганку, которая, подув на вашу денежку, чтобы снять с нее сглаз, спрятала ее в свой карман.

— Не верю! Типичный самообман! Часто так называемая утрата чувств — просто проявление временной усталости, — заявил он.

Не исключено, что они поссорились бы — не в первый, кстати, раз, но тут в люк настойчиво постучали. Ирка, которая никого не ждала, начала удивленно привставать, но Багров опередил ее.

— Сиди, я сам!

Он взялся за скобу и потянул люк на себя.

— Доброго здоровьица! — услышала Ирка вкрадчивый старушечий голосок.

Багров выглянул и невольно сделал шаг назад.

— Мамзелькина! — сказал он.

В «Приют валькирий», озираясь, вскарабкалась сухонькая старушка. Надо отдать ей должное, не всякая бы в ее возрасте забралась по канату. Однако Аида Плаховна не только влезла, но и не рассталась со своим зачехленным орудием. Даже запыхавшейся не выглядела. Если и пыхтела, то больше из кокетства.

— Вы как, по работе или так? — сурово поинтересовался Багров.

Мамзелькина остро взглянула на него запавшими глазками и погрозила сухим пальцем.

— Ох не любишь ты меня, некромаг! Не любишь!

— А за что вас любить?

Аида Плаховна пожевала пустыми челюстями. Вопрос, заданный в лоб, похоже, ее озадачил.

— Так вот некоторые ж любят. Чимоданов вон, как прихожу, раз по тридцать здоровается. Да и Ната туда же…

— Это они подлизываются. Думают, что пощадите, когда время придет! — сказал Матвей.

Аида Плаховна посмотрела на него с особенным интересом.

— А что, милок, думаешь, не пощажу? — спросила она.

— Надо будет — не пощадите… Раз детей и женщин убиваете, влюбленных разлучаете, какой может быть разговор? — сказал Багров.

Мамзелькина слегка смутилась и пробормотала что то про разнарядку и что вечно все равно жить не будешь.

— А войны? Сколько вы на них народу укладываете… — продолжал Багров.

Но Аида Плаховна уже оправилась. В этом вопросе она, видимо, твердо стояла на ногах.

— И, родной! На войнах и без меня справляются. Кишки выпускать — дело нехитрое. Иной раз только по полю пройдешься, чикнешь кого из раненых косой, чтоб не мучились зря. А так я ж больше по болезням, да по несчастным случаям… Так не любишь? — снова спросила она у Багрова.

— Не люблю.

— Ты уж хоть бы скрывал, что не любишь. А, некромаг?

Поняв, что его дразнят, Багров демонстративно отвернулся. Аида Плаховна меленько захихикала, точно загремела мелочью в стаканчике.

— Выпить есть? — спросила она.

— А что, уже нигде не угощают? Так на похороны сходите! — брякнул Багров.

Хихиканье Аиды Плаховны стало несколько

натянутым. Такие шутки она совсем не любила. Тут можно было увлечься и заиграться.

— У меня, кажется, есть бутылка пива, — сказала Ирка, спеша к Матвею на помощь.

Аида Плаховна насмешливо протянула руку. Бутылка прыгнула ей в ладонь. Мамзелькина поглядела на криво нахлобученную пробку и, ухмыльнувшись, поинтересовалась:

— Когда открывала?

— Неделю назад, — сказала Ирка.

— И меня угощаешь? Эх, молодая зеленая… Сама то пила?

— Пыталась. Ничего другого не было. Даже воды. Только пиво и подсолнечное масло. Пришлось выбирать из двух зол меньшее, — стала оправдываться Ирка.

Багров удивленно уставился на нее. Ирка покраснела и принялась объяснять, что пиво приволок Антигон. Учитывая, что магазин он посещал ночью и через окно, набор продуктов был хаотичный. Мародерствующий кикимор вслепую загребал все, на что натыкалась рука. В результате одной жидкости для мытья посуды оказалось около десяти бутылок. Столько же упаковок с зубной пастой и мыла. Видимо, ночной рейд Антигона поначалу пролегал через хозяйственный отдел. В результате весь его пыл там и остался. Зато продуктов кот наплакал — коробка вафель в шоколаде, банок тридцать кукурузы, четыре банки тушенки и полусъедобные каши для отсутствующей микроволновки.

Поступок Антигона, аморальный с точки зрения света, оправдывался тем, что кикимор начертил на просыпанном сахаре руну, известную в Эдеме как «руна приятных неожиданностей». В результате у директора магазина за одну ночь на лысой голове выросли русые кудри. Никто из знавших его прежде до конца жизни так и не поверил, что они настоящие. Его заместительница, дама бальзаковского возраста и борцовской наружности, вышла замуж за скромного и застенчивого миллионера, который, будучи человеком демократичным, зашел в магазин купить сухой корм для кота. Учитывая, что украденные Антигоном вафли были скверные, а кукуруза напоминала вкусом рыбьи глаза, можно было считать, что кикимор заплатил больше, чем получил.

— Ладно, котята мои неутепленные! Мы люди не гордые. Не дают, так свое выпьем, — великодушно сказала Аида Плаховна.

Мамзелькина театрально вздохнула и извлекла из воздуха большую бутыль с золотисто желтым содержимым, на дне которой, точно обнимая красный перец, свернулась ящерица.

— Не медовушка, конечно, зато из самой Мексики. И там тоже люди умирают, — сказала Аида Плаховна, целуя ящерку через стекло.

Налила. Выпила. Пока она пила, Ирка с Матвеем переглянулись. Оба чувствовали, что старушка притащилась неспроста.

— Кстати про похороны, — сказала Мамзелькина, что то припоминая. — Была я тут недавно на одних. Хоронили водителя кладбищенского автобуса. Он был человек одинокий. Присутствовали в основном коллеги. Один из них хорошо сказал: «Всю жизнь, Вася, ты возил других. Теперь вот везут тебя». Душевно, правда?

Аида Плаховна некоторое время прождала реакции и обиженно вытерла губы.

— А где смех, некромаг?

— Мне не смешно. Зачем вы пришли? Чтобы рассказать эту историю?

Мамзелькина улыбнулась одними губами и подошла к Матвею совсем близко. Багров побледнел, но не отстранился. Аида Плаховна положила руки ему на плечи.

— Красивый браслет, некромаг. Ты его никогда не снимаешь, не так ли? — сказала она с неуловимой угрозой.

Багров невольно взглянул вниз. Мамзелькина именно этого и добивалась. Сухими пальцами она быстро коснулась макушки Матвея. В тот же миг Багров мешком осел на пол. Глаза его закатились. Ирка рванулась к нему, опустилась на колени, а затем вскочила и надвинулась на Мамзелькину.