Социально-историческая концепция. 4 страница

«Варяг у нас — преимущественно вооруженный купец, идущий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию... Варяг — разносчик, мелочный торговец, варяжить — заниматься мелочным торгом». «Осаживаясь в больших торговых городах Руси, варяги встречали здесь класс населения, социально им родственный и нуждавшийся в них, класс вооруженных купцов, и входили в его состав, вступая в торговое товарищество с туземцами или нанимаясь за хороший корм оберегать русские торговые пути и торговых людей, т. е. конвоировать русские торговые караваны». В XI в. варяги продолжали приходить на Русь наемниками, но уже не превращались здесь в завоевателей, и насильственный захват власти, перестав повторяться, казался маловероятным. Русское общество того времени видело в князьях установителей государственного порядка, носителей законной власти, под сенью которой оно жило, и возводило ее начало к призванию князей. Из соединения варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшаяся на Руси: то было великое княжество Киевское».

«Так, не видно больших торговых городов у древлян, дреговичей, радимичей, вятичей; не было и особых областей этих племен. Значит, силой, которая стягивала все эти области, были именно торговые города, какие возникали по главным речным путям русской торговли и каких не было среди племен, от них удаленных». Большие вооруженные города, ставшие правителями областей, возникли именно среди племен, наиболее деятельно участвовавших во внешней торговле.

Исторический анализ политического сознания власти и его эволюцию историк осуществил поэтапно. Политическое сознание князя в XI в., с точки зрения ученого, исчерпывалось двумя идеями: убежденностью в том, что «корм был их политическим правом», а собственно источником этого права являлась их политическая обязанность обороны земли. Идеи чистой монархии еще не было, совместное владение со старшим во главе казалось проще и было доступнее пониманию. В XII в. князья не являлись полновластными государями земли, а только военно-полицейскими ее правителями. «Их признавали носителями верховной власти, насколько они обороняли землю извне и поддерживали в ней существовавший порядок; только в этих пределах они и могли законодательствовать. Но не их дело было созидать новый земский порядок: такого полномочия верховной власти еще не было ни в действовавшем праве, ни в правовом сознании земли». Теряя политическую цельность, Русская земля начала чувствовать себя цельным народным или земским составом.

Причины феодальной раздробленности, которые Ключевский рассматривал как «политическое раздробление», он увидел в изменении представления об «отчине», что нашло отражение в словах внука Мономаха Изяслава Мстиславича: «Не место идет к голове, а голова к месту», т. е. «не место ищет подходящей головы, а голова подходящего места». Личное значение князя было поставлено выше прав старшинства. Кроме того, династические симпатии городов, вызывавшие вмешательство главных городов, областей во взаимные счеты князей, путали их очередь во владении. Ключевский привел высказывание новгородцев о том, что «они для себя его не кормили». Таким образом, «...отстаивая свои местные интересы, волостные города иногда шли наперекор княжеским счетам, призывая на свои столы любимых князей помимо очередных. Это вмешательство городов, путавшее княжескую очередь старшинства, началось вскоре после смерти Ярослава».

И наконец, третьим обстоятельством было то, что «князья не установили на Руси своего порядка и не могли установить его. Их не для того и звали, и они не для того пришли. Земля звала их для внешней обороны, нуждалась в их сабле, а не в учредительном уме. Земля жила своими местными порядками, впрочем, довольно однообразными. Князья скользили поверх этого земского строя, без них строившегося, и их фамильные счеты — не государственные отношения, а разверстка земского вознаграждения за охранную службу».

Колонизация, по наблюдению Ключевского, нарушила равновесие социальных стихий, на котором держался общественный порядок. А дальше вступили в действие законы политической науки: одновременно с пренебрежением развивается местное самомнение, надменность, воспитанная политическими успехами. Притязание, проходя под знаменем права, становится прецедентом, получающим силу не только подменять, но и отменять право.

В анализе монархической формы государственности Ключевским отчетливо проявилось его понимание идеала и влияние этнических представлений на авторскую концепцию и историческую оценку. «Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верховными правами для достижения целей общего блага». Как скоро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти». Таким образом, проводилась мысль о государе, блюстителе общего блага как цели государства, определялся характер державных прав. Ключевский ввел понятие «ответственное самодержавие», которое отличал от непростительного самодурства. С последним русские люди столкнулись уже в древности. Ключевский считал, что Андрей Боголюбский «наделал немало дурных дел». Историк признавал, что князь был проводником новых государственных стремлений. Однако во введенной А. Боголюбским «новизне», «едва ли доброй», не было реальной пользы. Ключевский считал пороками А. Боголюбского пренебрежение к старине и обычаям, своеволие («во всем поступал по-своему»). Слабостью этого государственного деятеля была присущая ему двойственность, смесь власти с капризом, силы со слабостью. «В лице князя Андрея великоросс впервые выступил на историческую сцену, и это вступление нельзя признать удачным» — такую общую оценку дал Ключевский. Популярности представителей власти, по глубокому убеждению историка, способствовали личные доблести и таланты.

Идею власти, возникшую в результате чтения книг и политических размышлений, Ключевский связывает с именем Ивана Грозного, «начитаннейшего москвича XVI в.»: «Иван IV был первым из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника божия. Это было для него политическим откровением».

Почти двухвековая борьба Руси с половцами оказала серьезное влияние на европейскую историю. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток (на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров), Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Эта бесспорная историческая заслуга стоила Руси дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни. С середины XII в. происходило запустение Киевской Руси под воздействием юридического и экономического принижения низших классов; княжеских усобиц и половецких нашествий. Произошел «разрыв» первоначальной народности. Население уходило в Ростовскую землю, край, который лежал вне старой коренной Руси и в XII в. был более инородческим, чем русским краем. Здесь в XI и XII вв. жили три финских племени — мурома, меря и весь. В результате смешения с ними русских переселенцев начинается формирование новой великорусской народности. Окончательно она складывается в середине XV в., и это время знаменательно тем, что фамильные усилия московских князей, наконец, встречаются с народными нуждами и стремлениями.

2-й период. Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая с XIII до середины ХV в. Главная масса русского населения среди общего разброда передвинулась на верхнюю Волгу с притоками. Она остается раздробленной, но не на городовые области, а на княжеские уделы, это уже другая форма политического быта. Господствующий политический факт периода – удельное дробление верхневолжской Руси под властью князей. Господствующий экономический факт – вольный крестьянский земледельческий труд на алеунском суглинке.

Важное историческое значение переходных времен Ключевский подчеркивал всегда именно потому, что такие времена «нередко ложатся широкими и темными полосами между двумя периодами». Эти эпохи «перерабатывают развалины погибшего порядка в элементы порядка, после них возникающего». «Удельные века», по мнению Ключевского, и были такими «передаточными историческими стадиями». Их значение он видел не в них самих, а в том, что из них вышло.

О политике московских князей Ключевский рассказывал как о «фамильной», «скупидомной» и «расчетливой», а ее суть определял как усилия по собиранию чужих земель. Слабость власти была продолжением ее силы, применявшейся в ущерб праву. Невольно модернизируя механизмы исторического процесса в соответствии с собственными общественно-политическими убеждениями, Ключевский обращал внимание студентов на случаи безнравственных действий московских князей. Среди условий, определивших в конце концов торжество московских князей, Ключевский выделил неравенство средств боровшихся сторон. Если тверские князья в начале XIV в. еще считали возможной борьбу с татарами, то московские князья «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов». «В награду за это Калита в 1328 г. получил великокняжеский стол...», — данному событию Ключевский придавал исключительное значение.

XIV век — заря политического и нравственного возрождения Русской земли. 1328—1368 гг. были спокойными. Русское население постепенно выходило из состояния уныния и оцепенения. За это время успели вырасти два поколения, не знавшие ужаса старших перед татарами, свободные «от нервной дрожи отцов при мысли о татарщине»: они и вышли на Куликово поле. Так была подготовлена почва для национальных успехов. Московское государство, по Ключевскому, «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».

Цементирующей основой (непременным условием) политического возрождения является нравственное возрождение. Земное бытие короче духовного влияния сильной в нравственном отношении личности (такой, как Сергий Радонежский...). «Духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа». Духовное влияние перерастает рамки просто исторического воспоминания.

Московский период, по Ключевскому, является антитезой удельному. Из местных условий верхневолжской почвы выросли новые общественно-исторические формы жизни, типы, отношения. Источники московской силы и ее загадочных первых успехов крылись в географическом положении Москвы и генеалогическом положении ее князя. Колонизация, скопление населения давало московскому князю существенные экономические выгоды, увеличивало количество плательщиков прямых податей. Географическое положение благоприятствовало ранним промышленным успехам Москвы: «развитие торгового транспортного движения по реке Москве оживляло промышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами».

Экономические последствия географического положения Москвы давали великому князю обильные материальные средства, а его генеалогическое положение в ряду потомков Всеволода III «указывало» ему, как всего выгоднее пустить их в оборот. Это «новое дело» не опиралось, по представлению Ключевского, ни на какую историческую традицию, а потому могло лишь очень постепенно и поздно получить общее национально-политическое значение.

3-й период. Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая с половины ХV в. до второго десятилетия ХVII в., когда главная масса русского населения растекается из области верхней Волги на юг и восток, по донскому и средневолжскому чернозему, образуя особую ветвь народа – Великороссию, которая вместе с местным населением расширяется за пределы верхнего Поволжья. Господствующий политический факт периода – государственное объединение Великороссии под властью московского государя, который правит своим государством с помощью боярской аристократии, образовавшейся из бывших удельных князей и удельных бояр. Господствующий факт экономической жизни – тот же сельскохозяйственный труд на старом суглинке и на новозанятом средневолжском и донском черноземе» посредством вольного крестьянского труда; но его воля начинает уже стесняться по мере сосредоточения земледелия в руках служилого сословия, военного класса, вербуемого государством для внешней обороны».

Завершают 3-й период события Смуты. Ключевский рассматривал зверства Ивана Грозного как реакцию на народное возмущение, вызванное разорением. При малейшем затруднении царь склонялся в дурную сторону. «Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и государственным благом». Ключевский отказал Грозному в «практическом такте», «политическом глазомере», «чутье действительности». Он писал: «...успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка». Поэтому то, что терпеливо переносили, когда был хозяин, оказалось невыносимым, когда хозяина не стало.

Ключевский разграничивал понятия «кризис» и «смута». Кризис — еще не смута, но уже сигнал обществу о неизбежности наступления новых отношений, «нормальная работа времени», переход общества «от возраста к возрасту». Выход из кризиса возможен либо путем реформ, либо путем революции.

Если при расстройстве старых связей развитие новых заходит в тупик, запущенность болезни приводит к смуте. Собственно смута и является болезнью общественного организма, «исторической антиномией» (т. е. исключением из правил исторической жизни), которая возникает под воздействием факторов, мешающих обновлению. Ее внешними проявлениями становятся катаклизмы и войны «всех против всех».

Ключевский различал «коренные причины» смуты — природные, национально-исторические и текущие, конкретно-исторические. Он считал, что объяснение частых смут в России нужно искать, в особенностях ее развития — природы, приучившей идти великоросса окольными путями, «невозможности рассчитывать наперед», привычке руководствоваться знаменитым «авось», а также в условиях формирования личности и общественных отношениях.

Ключевский предложил многомерную характеристику смуты. Он увидел ее в политике как кризис абсолютизма, писал не только о кризисе политики властей, но и их влияния, ибо «власть... есть соединение силы с авторитетом». Смутой в экономике историк считал «глубокое опустошение в хозяйственном положении народа» — главном источнике социального дохода, расстройство производства. В социальной сфере смута проявляла себя в разрушении классов, резкой дифференциации доходов, быстром наращивании нищеты, вплоть до мора, и небывалом росте доходов верхушки; «расстройстве местничества» и росте центробежных тенденций. В международной сфере смута имела также драматические последствия: резкое ослабление позиций, угроза потери независимости. («Со всех сторон позор и в укоризну стали».) В идеологической и нравственной сферах происходит ослабление гражданского сознания; потеря ориентиров, конформизм, спячка или эмоциональный стресс, неуверенность в завтрашнем дне, утомление и разочарование от обманутых надежд; преобладание инстинкта над разумом; страх и агрессивность вместо серьезных раздумий; попытки заимствовать чужие образцы и усиление подражательства; паразитизм, выраженное стремление жить за чужой счет; стремление жить для себя.

Характерными, с точки зрения Ключевского, были следующие черты смуты: «Власть без ясного сознания своих задач и пределов и с поколебленным авторитетом, с оскудневшими... средствами без чувства личного и национального достоинства...»

«Старое получило значение не устарелого, а национального, самобытного, русского, а новое — значение иноземного, чужого... но не лучшего, усовершенствованного».

Конфликт центра и мест. Усиление сепаратистского сознания. Отсутствие общественных сил, способных оживить страну. Перерождение властных структур при авторитарных традициях в России.

Ключевский внимательно изучил характер смут XIII и XVII вв. и их ход. Он пришел к выводу, что смута развивается сверху вниз и является продолжительной по времени. Смута XVII в. длилась 14 лет, а ее последствия — весь «бунташный» XVII в. Смута последовательно захватывает все слои общества. Сначала в нее вступают правители (первый этап смуты). Если верхи не способны или не хотят решать коренные проблемы, которые и привели к смуте, то смута спускается «этажом ниже» (второй этап смуты). «Разврат высших классов. Пассивная храбрость народа». «Высшие классы усердно содействовали правительству в усилении общественного разлада». Они закрепляли старые обычаи в новой оболочке, оставляли нерешенными насущные задачи — главную пружину смуты, и тем предавали народ. А это, в свою очередь, усугубляло смуту. Такое разрушение «национальных союзов» чревато вмешательством иностранцев. Так, смута спускается на «нижний этаж» и недовольство становится всеобщим. Излечить смуту можно, только устранив причины, вызвавшие эту болезнь, решив проблемы, вставшие перед страной накануне смуты. Выход из смуты идет в обратном порядке — снизу вверх, особое значение приобретает местная инициатива.

Выход из Великой смуты XVII в. в условиях развития крепостного права и абсолютизма имел свои особенности (противоречивый, камуфляжный, антигуманный и потенциально взрывной характер). Так, в российскую традицию вошел априорный, кабинетный подход к реформам, когда народу предлагается готовая программа (или набор лозунгов), а желания и возможности народа при этом не учитываются.

Ключевский «как бы предупреждает будущих реформаторов России, задумавших ее европеизировать: опыт показывает, как важно учитывать в программах возрождения глубинные причины болезни — и общее, и особенное, иначе их реализация может дать противоположный результат», — считает исследователь данного сюжета Н.В. Щербень. Все дело в преодолении инерции авторитарного мышления и тенденций к монополизму.

Положительную работу смуты Ключевский видел в печальной выгоде тревожных времен: они отнимают у людей спокойствие и довольство и взамен того дают опыты и идеи. Главное — это шаг вперед в развитии общественного самосознания. «Подъем народного духа». Объединение происходит «не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и просто гражданской безопасности». Освободившись от «скреп» авторитарного государства, национальные и религиозные чувства начинают выполнять гражданскую функцию, содействуют возрождению гражданского сознания. Приходит понимание того, что можно заимствовать из чужого опыта, а что нельзя. Русский народ слишком велик, чтобы быть «чужеядным растением». Ключевский размышлял над вопросом о том, как «пользоваться огнем мысли европейской, чтобы он светил, но не жегся». Лучшая, хотя и тяжелая школа политического размышления, по мнению Ключевского, — народные перевороты. Подвиг Смутной эпохи в «борьбе с самим собой, со своими привычками и предубеждениями». Общество приучалось действовать самостоятельно и сознательно. В переломные эпохи в муках рождаются новые прогрессивные идеи и силы.

Смута имела и негативные последствия для общественного сознания: «Разрушение старых идеалов и устоев жизни вследствие невозможности сформировать из наскоро схваченных понятий новое миросозерцание... А пока не закончится эта трудная работа, несколько поколений будут прозябать и метаться в том межеумочном, сумрачном состоянии, когда миросозерцание подменяется настроением, а нравственность разменивается на приличие и эстетику». На заре «разделения властей» в России «вотчинность» власти одержала верх над избранным народом представительным органом. Восстания, «черных людей» против «сильных» вызывали «приказную подделку под народную волю» — феномен, сопровождавший всю последующую историю России. Произошли социальные изменения в составе господствующего класса: «Смута разрешилась торжеством средних общественных слоев за счет социальной верхушки и социального дна». За счет последних дворяне получили «больше прежнего почести, дары и имения». Горечь вывода Ключевского заключалась в том, что потенциальные возможности смуты в будущем сохранялись, т. е. никакого иммунитета на будущее смуты не дают.

Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым, считал Ключевский, принадлежит к числу наших исторических сказок. Напротив, Борис готов был на меру, имевшую целью упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевладельцев. Это — закон, на который не решалось русское правительство до самого освобождения крепостных крестьян. Характеризуя Бориса Годунова и анализируя его ошибки, Ключевский в своих суждениях руководствовался собственными политическими симпатиями: «Борису следовало взять на себя почин в деле, превратив при этом земский собор из случайного должностного собрания в постоянное народное представительство, идея которого уже бродила... в московских умах при Грозном и созыва которого требовал сам Борис, чтобы быть всенародно избранным. Это примирило бы с ним оппозиционное боярство и — кто знает— отвратило бы беды, постигшие его с семьей и Россию, сделав его родоначальником новой династии». Ключевский подчеркивал двойственность политики Годунова: за наушничество он начал поднимать на высокие степени худородных людей, непривычных к правительственному делу и безграмотных.

4-й период. С начала ХVII в. до половины ХIХ в. Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского. «Русский народ распространяется по всей равнине от морей Балтийского и Белого до черного, до Кавказского хребта, Каспия и Урала. Политически все почти части русской народности соединяются под одной властью: к Великороссии примыкает одна за другой Малороссия, Белороссиия и Новороссия, образуя Всероссийскую империю. Но эта собирающаяся всероссийская власть действует уже с помощью не боярской аристократии, а военно-служилого класса, сформированного государством в предшествующий период – дворянства. Это политическое собирание и объединение частей Русской земли и есть господствующий политический факт периода. Основным фактом экономической жизни остается земледельческий труд, окончательно ставший крепостным, к которому присоединяется обрабатывающая промышленность, фабричная и заводская».

Ключевский стремился не только к углубленной разработке научной стороны «Курса», но и ставил перед собой задачу достигнуть художественного изображения, живого восстановления русского прошлого. Самые сложные экономические и социологические проблемы одухотворялись под его пером. А созданные им портреты отдельных исторических деятелей и групповые социальные характеристики князя, земледельца, московского боярина, служилого человека и т.п. признавались достойными Тацита, Шекспира, Льва Толстого.

Россия и Запад. В 1890/91 году в Политехническом музее Ключевский прочитал десять публичных лекций под названием «Западное влияние в России после Петра I». Особое внимание в них уделялось новым явлениям в истории России, происходившим в результате петровских реформ. Эти изменения Ключевский связывал прежде всего с влиянием Западной Европы на политическую структуру общества, на образование, быт и культуру. Под «западным влиянием» он понимал не только механическое перенесение в Россию идей и политических учреждений западноевропейских стран (в первую очередь Франции), а изменения русской действительности, главным образом относящиеся к дворянству. Василий Осипович рисовал яркую картину российского XVIII века, разоблачал паразитизм дворянства (особенно со времени закона о вольности дворянства), давал острую характеристику сменявших друг друга на престоле самодержцев и самодержиц. Развивал он эту тему и в целом ряде статей по истории русской культуры и общественности, многие из которых признаны шедеврами русской исторической литературы.

В лекциях и статьях Ключевский давал не только портреты деятелей русской культуры, но и мастерски воспроизводил ту общественную почву, на которой вырастали и эти деятели, и созданные ими образы. Литературные персонажи ученый воспринимал как исторические явления, отражающие большую сложность жизни. Он изучал через эти образы разнообразные культурные слои и типы российской действительности: без них «пустеет история нашего общества». При помощи литературных шедевров Ключевский проникал в духовную глубину человека и в нравственную историю общества. Художественная литература для него — ценнейший исторический источник. Сами же писатели, помимо их конкретного творчества, были для Ключевского важны как «общественные типы».

С XVII в. не раз повторялось однообразное явление. «Государство запутывалось в нарождавшихся затруднениях; правительство, обыкновенно их не предусматривавшее и не предупреждавшее, начинало искать в обществе идей и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце, обращалось к Западу, где видело старый и сложный культурный прибор, изготовлявший и людей и идеи, спешно вызывало оттуда мастеров и ученых, которые завели бы нечто подобное и у нас, наскоро строило фабрики и учреждало школы, куда загоняло учеников». «Новая европеизированная Россия в продолжении четырех-пяти поколений была Россией гвардейских казарм и барских усадеб». «Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум». Ставя вопрос о западном влиянии в исторической перспективе Ключевский размышлял над современными проблемами.

История и политические проблемы современности. Повышенную конфликтность русского общества Ключевский связывал с наследством, полученным от вечевых институтов, где спорные вопросы решались в кулачных боях. Из века в век шло накопление нерешенных проблем. Процесс изменений протекал мучительно, оставляя в сохранности прежние социальные силы и тенденции, возрождающие кризисные явления. Так, попытки создания в XVII в. представительных органов в политике вылились в камуфляж абсолютизма, а в экономике — в закрепощении крестьян.

Крепостное право имело развращающие и разлагающие для страны последствия. Уже после его отмены Ключевский дал достаточно грустный прогноз: «...пройдет, быть может, еще целое столетие, пока наша жизнь и мысль освободится от следов этого гнета».

В условиях самодержавного правления и дворянского господства государство задавило народ, его труд и жизнь. «Государственные требования, донельзя напрягая народные силы, не поднимали их, а только истощали». «Государство пухло, а народ хирел». Историк подчеркивал, что прогресс шел на костях народа. «Привычка расправляться без суда и следствия была особенно наболевшим недугом государственного организма, от которого хотели излечить власть возможно радикальнее».

Антимонархические и антидворянские взгляды Ключевского проявились в характеристиках культурно-психологического облика дворянства, который в ряде случаев историк нарочито доводил до гротеска.

«Когда надломились политические скрепы общественного порядка, оставались еще крепкие связи национальные и религиозные: они и спасали общество» в период смуты. Московский народ выработал особую форму политического протеста: люди, которые не могли ужиться с существующим порядком, не восставали против него, а выходили из него, «брели розно», бежали государства. В обществе проснулась (под влиянием произвола Грозного) смутная и робкая потребность в законном обеспечении лица и имущества от усмотрения и настроения власти.

Ключевский поставил проблему генезиса бюрократии в России. Уже в XVII в. московское правительство начинает править обществом посредством дворянства, а в XVIII в. это дворянство само пытается править обществом посредством правительства. «Но политический принцип, под фирмой которого оно хотело властвовать, перегнул его по-своему: в XIX в. дворянство пристроено было к чиновничеству как его плодовитейший рассадник, и в половине этого века управлялось не аристократией и не демократией, а бюрократией, т. е. действовавшей вне общества и лишенной всякого социального облика кучей физических лиц разнообразного происхождения». XIX в. стал веком бюрократии.

Роль личности в истории. Обращаясь к личности, Ключевский пытался подойти к характеристике народа, его духовности и этики. Инициатива исторического движения принадлежит личности. Индивидуальность ума и талант Ключевский относил к области исторического изучения. Но личность исторична и представляет первостепенную силу в «людском общежитии»; личность, имеющая несчастье стать вне союза, теряется для истории. Личности присущи все свойства социального. Она является носительницей нравственности и культуры. Особое значение для чередующихся поколений имеет воспитание, которое создает историческое преемство материального и духовного достояния.

Русских правителей XVIII в. Ключевский делил на две категории. К «необычным» он относил Петра Великого, а к «случайным» — всех остальных.

Познакомившись с Западной Европой, Петр навсегда остался под обаянием ее промышленных успехов. Осматривая фабрики в Париже, Петр особенно пленился шпалерной и гобеленовой и захотел основать такую же в Петербурге. «Ни за кем из своих Петр не ухаживал так, как за заграничными мастерами: по инструкции Мануфактур-коллегии в случае, если иноземный мастер захочет выехать за границу до контрактного срока, производилось строгое расследование, не было ли ему какого стеснения, не обидел ли его кто-нибудь, и хотя бы он не выразил прямо недовольства, а только показал вид недовольного, предписывалось жестоко наказывать виновных».