Конец 10 книги серии Братство Черного Кинжала 4 страница

А его Велси?

Умершая, покинувшая. Ничего кроме памяти и праха.

Безвозвратно.

Когда его сдержанность стала действительно шаткой, он задался вопросом, кого надо было подкупить или взорвать, чтобы заработать подобную милость. Его Велси была достойной женщиной, точно так же, как эти трое других — почему же ее не спасли. Почему, черт возьми, он не был похож на тех других мужчин, ожидавших конца его дней.

Почему ему и его шеллан не было предоставлено такое милосердие, когда они нуждались в нем больше всего...

***

Он смотрел на нее.

Нет... впивался в нее взглядом.

Через стол Тормент, сын Харма, сосредоточился на Но'Уан жестким злым взглядом, словно был возмущен не только ее присутствием в доме, но и самим дыханием и биением сердца.

Выражение лица было ему не свойственно. Воистину, Тор так сильно повзрослел с тех пор, как она видела его в последний раз, даже притом, что вампиры, особенно из могучих кровей, казались практически тридцатилетними до конца своих дней. Это было не единственное изменение. Тор страдал постоянно потерей веса — независимо от того, сколько съедал за столом, у него недоставало плоти на костях, на лице, отмеченном впалыми скулами и острой челюстью и запавшими глазами, очерченными тенями.

Его физическая немощь, не зависимо от того какая, не мешала ему сражаться. Он не переоделся перед ужином, и его влажная одежда была окрашена черными масляными пятнами крови, интуитивными напоминаниями того, как проводили свои ночи все мужчины.

Тем не менее, он отмыл свои руки.

«Где его пара?», гадала она. Никаких признаков указывающих, что у него есть шеллан — быть может, все эти годы он оставался одинок? Естественно, если бы у него была женщина, то сейчас она находилась бы рядом, чтобы его поддержать.

Еще сильнее втягивая голову под капюшон, она положила вилку и нож по сторонам от своей тарелки. У нее пропал аппетит к еде.

И она не жаждала отзвуков прошлого. Последние, однако, не были чем-то, отчего она могла вежливо отказаться...

Тормент был также молод, как и она сама в те времена, когда они проводили все те месяцы вместе в той укрепленной хижине в Старом Свете, находя там убежище от зимних холодов, дождливой весны, летнего зноя и осеннего сквозняка. Четыре сезона они наблюдали за тем, как все больше и больше разбухает ее живот из-за жизни, что в нем зародилась, полный календарный цикл, в течение которого он и его наставник, Дариус, кормили, оберегали и заботились о ней.

Не так должна была проходить ее первая беременность. Не так должна была жить женщина ее сословия. И уж никак не могла она предугадать себе такую судьбу, будучи обеспеченной.

Высокомерна, чтобы что-то принять. И все же, по-прежнему, пути назад не было. С того момента, как ее похитили, оторвав от семьи, она навсегда изменилась, словно в лицо плеснули разъедающей кислотой или тело сожгли до неузнаваемости, или она потеряла конечности, или зрение, или слух.

Но не было ничего хуже этого. Само по себе было плохо, что ее испортили, а это сделал симпат? И тот стресс, послуживший причиной ее первой жажды?

Она провела четыре долгих сезона под той соломенной крышей, зная, что внутри нее созревает чудовище. На самом деле, если бы это вампир похитил ее и обманом отнял у ее семьи самое драгоценное, что в ней было: ее девственность, она просто потеряла бы свой социальный статус. До того, как ее похитили, она, как дочь Главы Совета, была очень ценным товаром, разновидностью вещи, изолированной и созданной для того, чтобы восхищаться ею в особых случаях, нечто вроде прекрасного сокровища.

На самом деле, ее отец принимал необходимые меры, чтобы сделать ее парой того, кто обеспечил бы ей условия проживания даже лучше, чем те, в которых она родилась...

С ужасающей ясностью она вспомнила, что расчесывала волосы, когда услышала тихий звук щелчка французской двери.

Она положила расческу на ночной столик.

А потом замок открыл кто-то другой, а не она...

С тех пор в моменты затишья иногда она представляла, что в ту ночь спустилась вниз, в подземные комнаты вместе со своими родными. Она неважно себя чувствовала — вероятней всего, из-за приближающегося периода жажды — и осталась наверху, потому что там ей легче всего удавалось отвлечься от беспокойного ощущения.

Да... иногда она представляла, что последовала за ними вниз, в подвал, и, оказавшись там, наконец, поведала своему отцу о странной, часто появляющейся за пределами ее спальни на террасе фигуре.

Она бы спасла себя.

Спасла бы воина напротив нее, от его гнева...

Она использовала кинжал Тормента. Сразу после рождения дитя, оклемавшись, она стянула у него оружие. Неспособная принять реальность того, что принесла в мир, она не смогла представить себя, делающей еще хоть один вздох в судьбе, на которую была обречена и вонзила лезвие в свое чрево.

Последнее, что она услышала прежде, чем ее поглотил свет, был его крик.....

Скрип отодвигаемого назад стула, заставил ее подскочить, и все сидящие за столом смокли, перестав есть, двигаться, и разговаривать, когда он выходил из залы.

Но'Уан подняла салфетку и промокнула рот под капюшоном. Никто не посмотрел на нее, как если бы они не замечали его зацикленности на ней. С дальнего конца стола, прямо на нее смотрел ангел со светлыми и черными волосами.

Переведя от него взгляд, она увидела, как Тормент вышел из бильярдной и пересек вестибюль, неся в каждой руке по бутылке с темной жидкостью, а мрачное выражение лица было ничем иным, как посмертной маской.

Опустив веки, она потянулась глубоко в себя, в попытке найти силы, необходимые для того, чтобы подойти к только что внезапно ушедшему мужчине. Она явилась на эту сторону, в этот дом, чтобы загладить вину перед дочерью, от которой она отказалась.

Однако, был здесь кое-кто и еще, нуждающийся в извинениях.

И хотя слова раскаяния были конечной целью, она начнет с платья, вернув его Тору, как только закончит чистку и глажку. Конечно это такая мелочь, но надо же с чего-то начать, а платье, принадлежавшее поколению его кровной линии, было дано ее дочери, за отсутствием у нее другой семьи.

Даже спустя все эти годы он продолжал заботиться о Хексании.

Он был стоящим мужчиной.

Но'Уан была тиха в своем уходе, но комната погрузилась в тишину, как только она поднялась со своего места. Держа голову опущенной, она покинула столовую не через арку, через которую только что вышел Тор, а через дверь дворецкого, ведущую в кухню.

Хромая, проходя мимо печей и стойки просторной кухни, и занятых и выражающих неодобрение додженов, она направилась к лестнице с простыми стенами из белой штукатурки и сосновых ступеней...

— Оно принадлежало его шеллан.

Мягкая кожаная подошва ее туфель скрипнула, когда Но'Уан повернулась. Внизу, на нижней ступени стоял ангел.

— Платье, — сказал он. — Это платье было на Веллесандре в ночь их церемонии соединения почти двести лет назад.

— О, тогда я верну платье его паре...

— Она погибла.

По спине Но'Уан пробежался холодок.

— Погибла...

— Лессер выстрелил в нее в упор. — Когда Но'Уан ахнула, его белые глаза не моргнули. — Она носила ребенка.

Покачнувшись, Но'Уан ухватилась за перила.

— Извини, — сказал ангел. — Я не приукрашиваю это дерьмо, и ты должна знать, на что идешь, собираясь вернуть ему платье. Хекс должна была сказать тебе... я удивлен, что она не сделала этого.

В самом деле. Хотя, не то, чтобы они проводили много времени вместе... и у них была уйма вопросов, вокруг которых они ходили кругами.

— Я не знала, — в конце концов, произнесла она. — Всевидящие чаши на Другой Стороне... они никогда не... — Разве что она не думала о Торменте, заглядывая в них; она беспокоилась и сосредотачивалась на Хексании.

— Трагедия, как любовь, делает людей слепыми, — сказал он, словно мог прочитать ее сожаления.

— Я не собираюсь относить платье ему. — Но'Уан покачала головой. — Я и так причинила достаточно горя. Появление перед Торментом... с платьем его пары...

— Красивый жест. Думаю, ты должна вернуть ему платье. Возможно, это поможет.

— Сделать это, — пробормотала она оцепенело.

— Напомни ему, что ее больше нет.

Но'Уан нахмурилась.

— Разве он об этом забыл?

— Ты будешь удивлена, прекрасная моя. Цепь воспоминаний должна быть прервана... поэтому я прошу отнести это платье Тору и позволить ему забрать его из твоих рук.

Но'Уан пыталась представить этот обмен.

— Как жестоко... нет, если вы так заинтересованы помучить его, можете сделать это сами.

Ангел вздернул бровь.

— Это не пытка. Это реальность. Время идет и он должен двигаться дальше, и в темпе. Отнеси ему платье.

— Почему вы так заинтересованы в том, как у него идут дела?

— Его судьба — моя собственная.

— Как такое возможно?

— Поверь мне, я не настраивал его на это.

Ангел так смотрел на нее, словно предлагал ей найти фальшь в своем заявлении.

— Прости, — сказала она кротко. — Но я уже достаточно причинила горя этому благородному человеку. И больше не стану частью того, что причинит ему боль.

Ангел потер глаза, словно испытывал головную боль.

— Проклятье. Ему не нужно, чтобы с ним нянчились. Ему нужна хорошая встряска... и если он не получит такую в ближайшее время, Тор будет молиться, чтобы оказаться в заднице, в которой сейчас и находится.

— Мне ничего не понятно из этого...

— Ад — многоуровневое место. И то место, куда он собирается отправиться заставит его корчиться от агонии, сравнимой только с вгоняемыми под ногти иглами.

Но'Уан отпрянула, а затем была вынуждена прочистить горло.

— Вы не имеете в виду то, о чем говорите, ангел.

— Правда. И не говори.

— Я не могу... я не могу сделать того, что вы просите.

— Нет можешь. Ты должна.

 

ГЛАВА 7

 

Переводчики: Lover_mine, Stinky, AlexandraRhage, AnnaGvo, _Little_witch

Вычитка: Айлайлесс, Светуська

 

Совершив набег на бар в бильярдной комнате, Тор даже не потрудился проверить, что за бутылки прихватил с собой. Однако, остановившись на втором этаже, он понял, что в правой руке была текила Эррадура Куина, а в левой... Драмбуйе [12]?

Ладно, о'кей, может он и в отчаянии, но вкусовые рецепторы пока еще не отказали, а это пойло было просто отстойным.

Вернувшись обратно в гостиную в конце коридора, он обменял выпивку на какой-то хороший большой выдержки ром — возможно, он сделал вид, что текила была кока-колой, поэтому прихватил оба.

Оказавшись в своей комнате, Тор захлопнул дверь, сорвал пробку с Бакарди и присосался к бутылке, глотая самогон. Остановился, чтобы проглотить и вдохнуть воздуха. Повторил. И-и-и-и еще раз... и еще. Линия огня, тянущаяся от губ к желудочному тракту принесла приятное ощущение, словно он проглотил разряд молнии, и Тор сохранял ритм глотков, вдыхая так, будто проплыл вольным брасом бассейн.

На то, чтобы выпить полбутылки ушло минут десять, а он по-прежнему просто стоял в своей комнате.

«Что довольно глупо», подумал он.

В отличие от накачивания алкоголем — это являлось крайне необходимым.

Поставив выпивку на пол, он начал разуваться ногами в тяжелых ботинках, пока не освободился от гребаной обуви. Кожаные штаны, носки и обтягивающая футболка полетели следом. Оставшись обнаженным, он направился в ванную, включил душ и забрался под него с бутылками в обеих руках.

Бутылка рома опустела под шампунно-мыльную рутину. Начав процесс споласкивания, Тор открыл Эррадуру и принялся за нее.

Лишь выбравшись из душа, он начал ощущать на себе воздействие алкоголя. Острые края его настроения приобрели иной контур и персиковый оттенок забытья. Даже когда его охватила эта волна, Тор продолжил пить, мокрым направляясь в комнату.

Тор хотел спуститься в клинику и посмотреть, как там Хекс и Джон, но знал, что она сама с этим справится, поэтому им предстояло улаживать это дело самим. Кроме того, его настроение сейчас и так было не из лучших, и Бог знал, что им достаточно было и того, что произошло в переулке.

Не нужно доводить до раздела имущества.

Он позволил одеялу осушить свое тело. Ну, ему и потоку тепла, осторожно просачивающемуся через вентиляционные отверстия на потолке. Бутылка Эррадуры осушалась дольше рома — вероятно, потому, что его желудок и так уже был переполнен выпивкой и нехилым ужином. Прикончив текилу, Тор поставил бутылку на прикроватный столик и удобнее устроил конечности, в которых уже ощущалась пьяная гибкость. Запакуй его сейчас в коробку FedEx[13], он чувствовал бы себя в ней вполне комфортно.

Закрыв глаза, ему казалось, что комната начала слегка вращаться, словно его кровать находилась в медленно засасывающем эпицентре воронки.

Знаете... учитывая насколько хорошо это продолжалось, ему пожалуй стоит запомнить этот запасной выход. Боль в груди снизилась до неясного отголоска; жажда крови подавилась; эмоции опустели, как мраморная столешница. Даже вовремя сна, Тору не удавалось получить такого рода передышку...

Стук в дверь прозвучал так тихо, что он было подумал будто это биение его сердца. Но затем стук повторился снова. И еще раз.

— Проклятье, гребаный ад...

Он оторвал голову от подушки и проорал:

— Что.

Когда ответа не последовало, он вскочил на ноги...

— Воу-воу тише, спокойно. Вот так, хорошо... уже иду.

Запнувшись за прикроватный столик, он смахнул пустую бутылку Эррадуры на пол. Упс. Его центр тяжести теперь делился между мизинцем левой ноги и внешней стороной правого уха, что означало, его тело хотело двигаться в двух направлениях одновременно.

Прогулка до двери была похожа на катание на коньках. Или вращающийся аттракцион. С вертолетом в качестве шлема.

И ручка была целью, к которой он двигался, хотя если учесть, каким образом дверь ходила из стороны в сторону в пределах рамы и еще не развалилась, оставалось загадкой.

Широко распахнув дверь, он рявкнул:

— Что!

Там никого не было. Но то, что он увидел перед собой, отрезвило его.

На противоположной стене коридора, на одном из медных канделябров, висел красный водопад платья Велси для брачной церемонии соединения.

Он посмотрел налево и никого не увидел. Тогда он посмотрел направо и увидел... Но'Уан.

В дальнем конце коридора женщина в одеянии шла так быстро, насколько позволяла хромота. Ее хрупкое тело неловко перемещалось под складками грубой одежды.

Вероятно, Тору удастся догнать ее. Но, твою ж мать, видимо, он боялся выбить дерьмо из женщины, и если уж он не был склонен к светской беседе за обеденным столом, то сейчас Тор себя чувствовал го-о-ораздо х-х-херовее.

Видите? Даже лыко не вяжет.

К тому же он выскочил в коридор с голым задом.

Пошатываясь, вывалившись в коридор, Тор встал перед платьем. Вещица, очевидно, была тщательно почищена и подготовлена к хранению: рукава были набиты бумагой, а вешалка была одной из тех, что создавала объем в области корсажа.

Уставившись на платье под влиянием алкоголя, создавалось такое впечатление, что юбку подхватил легкий бриз, развевая туда-сюда кроваво-красную ткань, ловя свет и отражая его под разными углами.

Только ведь это сам Тор раскачивался, не так ли?

Протянув руку, он снял с канделябра вешалку и занес платье в комнату, захлопнув за ними обоими дверь. Подойдя к кровати, он положил платье на той стороне, которую всегда предпочитала Велси — та, что была дальше от двери — и бережно расправил рукава и юбку, затратив минуту на приведение их в идеальное положение.

Затем силой мысли погасил свет.

Плюхнувшись на кровать, Тор перекатился на бок, положив голову на подушку, соседствующую с той, на которой покоилась бы голова Велси.

Дрожащей рукой он коснулся атласа в области корсажа, ощущая в ткани пластинки из китового уса, формирующие структуру платья под нежные изгибы женского тела.

Это ощущение далеко было не таким же приятным, как ощущение ее грудной клетки. Также как и атлас не был ее телом. А рукава не были ее руками.

— Я скучаю... — Он огладил контур платья в том месте, где была бы ее талия... должна была быть. — Я так сильно по тебе скучаю.

Он подумал о том, что когда-то ее тело заполняло это платье. Краткое время оно находилось внутри него, лишь мгновение одного вечера в их жизни.

Почему его воспоминаний не хватает вернуть ее обратно? Они были достаточно сильными, достаточно могущественными, вызывая заклинание, которое должно было волшебным образом наполнить ею это платье.

Вот только жила она лишь в его подсознании. Постоянно с ним, и постоянно вне зоны досягаемости.

«Вот чем была смерть, — понял он. — Великим создателем сюжета».

И словно перечитывая отрывок из книги, Тор вспомнил день их церемонии соединения, то, как он нервный стоял рядом с Братьями, суетливо приглаживая свое атласное одеяние и инкрустированный драгоценными камнями пояс. Его кровный отец, Харм, все же изменил свое мнение и пришел с примирением под конец своей жизни, пропустив век его становления. И там был Дариус. Мужчина поглядывал на Тора каждую секунду или две, несомненно, переживая, что Тор спасует.

Или они оба.

А затем появилась Велси...

Тор скользнул ладонью по атласной юбке. Закрыв глаза, он представил тепло Велси, как ее живая плоть снова заполняет платье, ее дыхание расширяет и сужает контуры лифа, и как по ее длинным-длинным ногам подол юбки струиться до самого пола, ее рыжие, вьющиеся волосы спадают к черным кружевным рукавам.

В его видении Велси была реальной. Она находилась в его объятиях, смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, когда они вместе с остальными танцевали менуэт. В ту ночь они оба были девственниками. Тор был неуклюжим профаном. Она точно знала, что делать. И это был довольно милый способ вещей, продолжающийся на протяжении всей их совместной жизни.

Хотя он и обучился чертовски хорошему сексу, в охеренно кротчайшие сроки.

Они были инь и янь , и все же одним целым. Тор был сержантом в Братстве, она — генералом дома, а вместе они были всем...

«Может, поэтому все так случилось», подумал он. Тор был слишком удачлив, как и она, и Деве-Летописеце пришлось уровнять этот счет.

И вот он теперь — пустой, как и это платье, потому что то, что заполняло и его и это одеяние — исчезло.

Выступившие у него на глазах слезы, стекая с переносицы, одна за другой бесшумно капали, словно капли дождя с края крыши и впитывались в подушку.

Тор провел большим пальцем по атласу, словно потирая ее бедро, как делал, когда они были вместе, а затем закинул ногу на юбку.

Хотя, это было не то же самое. Под ним не было никакого тела, и ткань пахла лимоном, а не ароматом ее кожи. И вообще он один в этой комнате, которая так же была не их.

— Боже, как я скучаю по тебе, — проговорил он дрогнувшим голосом. — Каждую ночь. Каждый день...

***

В противоположном конце темной комнаты в углу рядом с комодом стоял Лэсситер, ощущая себя полным дерьмом, пока Тор шептал платью.

Потерев лицо, он задался вопросом какого... какого черта, все пути, которыми он мог освободиться от промежуточной «Где-то Между»[14], свелись именно к этому.

Это дерьмо начало подбираться к нему.

К нему. Ангелу, который плевал на остальных людей, который должен был стать диспашером или личным адвокатом по травмам или кем-то еще на земле, где причинение горя другим приветствовалось направлением его деятельности.

Он никогда не должен был становиться ангелом. Это требовало навыков, которыми он не обладал, и не мог фальсифицировать.

В то время, когда Создатель обратился к нему с возможностью искупить вину, Лэсситер был слишком сосредоточен на идее освобождения, чтобы задуматься об особенностях назначения. Все, что он слышал, было чем-то вроде: «Отправляйся на землю, наставь вампира на путь истинный, который освободит шеллан, бла-бла-бла». После чего он будет освобожден, а не зависнет в «ни-там-ни-сям» месте. Это казалось отличной сделкой. Ага, сначала так и было. Появиться в лесу с Биг-Маком, накормить жалкого ублюдка, приволочь его сюда... а затем ждать, пока Тор достаточно окрепнет физически, чтобы начать двигаться дальше.

Отличный план. За исключением того момента, когда все застопорилось.

Очевидно, «двигаться дальше» гораздо большее, чем просто борьба с врагом.

Он уже терял надежду, собираясь вскидывать руки... как вдруг, в доме появилась эта женщина Но'Уан и впервые Тор на самом деле на чем-то сосредоточился.

Словно свет пролился на его твердолобую бо́шку. Движение вперед требовало иного уровня участия в мире.

Естественно. Замечательно. Просто великолепно. Уложить парня в койку — отлично придумано. Тогда все останутся в выигрыше... особенно, Лэсситер. И, дерьмо, в то мгновение, когда он увидел Но'Уан без капюшона, понял, что оказался на верном пути. Она была удивительно прекрасна, такой тип женщины, который заставлял даже такого мужчину, которого ничего не пронимало, словно стоять прямее и поддергивать брюки. У Но'Уан была белоснежная, как бумага кожа и в незаплетенном состоянии доходящие до бедер светлые волосы. С розовыми губами, красивыми серыми глазами и щечками с румянцем цвета сердцевины клубники, она была слишком изумительной, чтобы быть настоящей.

И очевидно, она была прекрасна еще и по другим причинам: Она хотела загладить свою вину, и Лэсситер предположил, что если повезет, природа возьмет свое, и все станет на место... когда она упадет в койку Брата.

Уверенный. Прекрасный. Денди.

За исключением одного. Этой... картины... перед ним? Не естественно, не замечательно и не великолепно.

Такое страдание было пропастью, собственным чистилищем для тех, кто еще не умер. И будь ангел проклят, если имел понятие, как от туда вытянуть Брата.

Честно говоря, у него и без этого было довольно проблем, просто играя свидетеля.

И на этой ноте, он не рассчитывал на уважение парня. В конце концов, Лэсситер был на задании, а не добивался отношения «свой-в-доску-кореш» со своим билетом к свободе.

Проблема в том, что когда от мужчины поднялся и заполнил собой комнату едкий запах страдания, его невозможно было не ощутить.

Боже, он просто чертовски не мог с этим смириться.

Перенеся себя за пределы комнаты, он направился по коридору со статуями к парадной лестнице. Посадив свою задницу на верхнюю ступеньку, ангел прислушался к звукам дома. Внизу, после Последней Трапезы прибирались доджены, в сопровождении веселых комментариев как фон камерной музыки. Позади него, в кабинете, король с королевой... усердно «работали», о чем говорил витающий в сгустившемся воздухе связующий аромат Рофа, и тихие, учащенные вздохи Бет. Остальная часть дома была относительно тихой; Братья, шеллан и гости готовились ко сну... или к делам вроде тех, которыми занималась королевская пара.

Подняв взгляд, ангел сосредоточился на возвышающемся над мозаичным полом вестибюля расписном потолке. Над головами изображенных воинов и грозных, ржущих жеребцов простиралось синее небо с белыми облаками, что своего рода было каламбуром — в конце концов, вампиры не могли вести сражение днем. Но независимо от этого, фреска представляла собой красоту воображаемой реальности за место существующей. Когда в твоей руке кисть ты — бог, управляющий жизнью по собственному усмотрению, способный отбирать и выбирать среди каталога товаров и колоды карт судьбы свое продленное и утвержденное преимущество.

Вглядываясь в облака, он ожидал появления фигуры, которую искал, и вскоре та появилась.

Посреди огромного, пустынного поля сидела Веллесандра. Бескрайняя серая земля была усыпана большими валунами. Беспощадный ветер обдувал ее со всех сторон. Она выглядела хуже, чем в прошлый раз, когда он впервые ее увидел. Под серым одеялом, в которое она завернулась с ребенком, Велси выглядела бледнее, ее рыжие волосы превратились в унылое пятно, кожа приняла нездоровый оттенок, в глазах больше не были заметны оттенки хереса. И младенец на ее руках, крошечное, запеленованное существо, теперь мало двигалось.

Эта трагедия разворачивалась Где-то Между. В отличие от Забвения, это место не предполагало вечности. Это промежуточная станция к конечному пункту, где все было немного иначе. Какое сходство? Если вы оставались здесь слишком долго, то уже не могли выбраться. И никакой вечной для вас благодати.

В итоге вы просто перемещались в Дхунд — как ничто, без шанса когда-либо вырваться из той пустоши.

Эти двое приближались к концу своей нити.

— Я делаю все что могу, — обратился он к ним. — Просто держитесь... черт возьми, просто держитесь.

 

ГЛАВА 8

Переводчики: Stinky, Lover_mine, helenamaxi, AlexandraRhage, lorielle

Вычитка: lorielle, Светуська

 

Первое, что сделала Хекс, вернувшись в сознание — осмотрела послеоперационную палату в поисках Джона.

Его не было на стуле напротив. Так же его не было и сидящего в углу на полу. Как и на койке возле нее.

Она была одна.

«Где его черти носят?»

О, ну, конечно. Он наорал на нее посреди заварушки, а затем оставил здесь? Приходил ли он, пока ее оперировали?

Застонав, Хекс, попробовала перевернуться на бок, но со всеми этими трубками капельниц торчащих из ее руки, и, подсоединенными к груди проводками, решила не выдергивать все штепсели из розеток. А, ну, и еще то удачное совпадение, что кто-то проделал в ее плече большую дырищу. Причем неоднократно.

Скривившись, она легла обратно, чувствуя, как все, находящееся в этой комнате начинает ее раздражать. Удушливо-спертый воздух, разгоняемый потолочным вентилятором, трескотня приборов за спинкой кровати, жесткие, как наждачная бумага, простыни, твердокаменная подушка и излишне мягкий матрас...

«Где, черт возьми, Джон?»

Господи Боже, неужели она совершила ошибку став ему парой. Она решилась на это по любви — и это ничто не изменит, да она и не хотела бы этого. Но ей стоило об этом дважды подумать, прежде чем сделать все официально. Несмотря на то, что традиционные роли полов у вампиров изменились — огромное за это спасибо Рофу, ослабившему роль Древних Традиций — патриархальное дерьмо все еще зависало над шеллан. Вы можете быть другом, девушкой, любовницей, коллегой — блядь, да хоть автомехаником — при этом зная, что ваша жизнь принадлежит лично вам.

Но Хекс пугало, что как только твое имя оказывалось на спине мужчины — и что еще хуже, чистокровного мужчины-воина — все менялось. Как и ожидания.

Твоя пара могла накричать на тебя и думать, что ты не способен за себя постоять.

«Где Джон?»

Сытая этим по горло, Хекс поднялась с подушек, выдернула трубку капельницы и закрутила зажим, чтобы физраствор и все остальное не накапало на пол. Затем отключила звук кардиомонитора позади себя, и свободной рукой сорвала с груди датчики.

Правую руку пришлось прижать к грудной клетке — ей же просто надо было уйти, а не флагом размахивать.

Ну, хоть без катетера и на том спасибо.

Спустив ноги на линолеум, Хекс осторожно встала, мысленно поаплодировав себе за то, что она такой хороший маленький пациент. В ванной комнате Хекс умылась, почистила зубы, и воспользовалась туалетом.

Вернувшись в палату, она ожидала увидеть Джона в одном из двух дверных проемов.

Не тут-то было.

Хекс медленно обошла кровать, так как ее тело стало непослушным из-за лекарств, проделанной операции и необходимости в кормлении, хотя, Бог свидетель, использование вены Джона — последнее, в чем она была заинтересована. Чем дольше он будет отсутствовать, тем дольше она не захочет видеть эту обезьянью задницу.

Черт бы его побрал.

Вернувшись в палату и оказавшись у шкафа, Хекс открыла филенчатые дверцы, сбросила свою больничную сорочку, и сменила ее на какой-то медицинский костюм — который, естественно, оказался не на нее, а прям на богатыря. И это не метафора. Напяливая на себя одежду одной рукой, Хекс проклинала Джона, Братство, роль шеллан, женщин в целом... и особенно, рубашку со штанами, когда пыталась с помощью одной руки закатать штанины, лужицей растекшиеся на полу вокруг ее ног.

Направляясь к двери, Хекс старательно игнорировала тот факт, что идет искать свою пару, и вместо этого сосредоточилась на проносящихся в ее голове песнях, этаких счастливых капеллах «ТОП 40», как «Кто дал ему право кричать на нее на поле боя», «Как, черт возьми, он мог оставить ее здесь одну», и самая популярная «Все мужики — сволочи».

Да-ду, да-ду.

Распахнув дверь, она...

Напротив, в коридоре, на твердом полу сидел Джон, его колени были под максимально согнутым углом и походили на крепления для палатки, а руки скрещены на груди. Его глаза встретили ее в тот же миг как только она появилась — и не потому, что он посмотрел как она выходит, а потому, что он как раз был сосредоточен на этом участке пространства задолго до того как она вышла.

Мелодия в ее голове смолкла. Джон выглядел так, словно прошел через ад и голыми руками прихватил с собой пламя дьявольской обители.

Расцепив руки, Джон показал:

«Я подумал, что тебе захочется побыть в одиночестве».

Вот дерьмо. Он это сделал. Джон уничтожил ее дерьмовое настроение.

Подойдя к нему, Хекс опустилась рядом с ним на пол. Он не помог ей, и она знала, что Джон сделал это нарочно — способ почтить ее независимость.