Яко благословен еси во веки веков. 6 страница

Вдоль улиц, проклиная светофоры и ночные пробки на дорогах. За нами - оставленные нами по ночам семьи с вопросами - "когда же это закончится?" С нами - бестолковые ответы - "когда стационар будет, когда всех будут брать в больницы, когда..." Хлопок дверью. "Поговорим завтра?" Не слышат. СМС вдогонку - "Ты обещала не ездить больше!". Ай, не до разборок сейчас.
- Ленка опять код не записала
- У меня есть, подожди.
- Сергей, тащи чемодан.
- Бежим уже!
-Хоть бы лифт работал.
- Вот скажи мне, Петрович,отчего люди ссут в лифтах?
- Приехали.
Открытые, как правило, двери. Кровать или диван с больным. Испуганные глаза родственников с вопросом, страшнее которого нет - "Это всё?"
Это - начало конца для одних, начало вечности для других и начало новой жизни БЕЗ - абсолютно для всех близких.
Хриплое или едва уловимое дыхание, медленно сходящее на нет. Стиснутые руки дочерей, сыновей, мужей и жён. Вопросов всё меньше. Всё дольше паузы в дыхании.
Жестовый язык с Петровичем, если работаем вдвоем - салфетку дай, выведи челюсть вперед, кивок на руку - померяй давление.
Пальцы на шею - неровное биение, веко вверх - увидеть зрачок. Снова жест - жив - жива.
Кто-то из нас говорит с родственниками. Слез нет.
Мобильный, брошенный рядом, беззвучно дрожит. На экране - звонок, от которого перехватывает дыхание и который в другой ситуации отвечается с первой секунды. Молча смотрю на высветившееся имя на экране. "Пять пропущенных **" Господи, дай мне сил!
- Мама, ну поживи еще, ну пожалуйста.
- Мы вместе больше тридцати лет.
- А я не верю ни во что.
- Почему все хорошие люди так рано умирают?
-Папа, мне без тебя будет очень плохо.
- Я всё равно буду любить.
-Не могу это видеть. Не верю.
-Там будет легче?
-Ему не больно?
-Она нас слышит?
Мои пальцы на шее больного не чувствуют ничего. Взгляд на Петровича, означающий что всё кончилось.
Теперь близкие. Куда звонить, что говорить. Запах корвалола на кухне. Запах горя. Его не спутаешь ни с чем. но и описать его невозможно.
Обратно можно не спешить. Едем молча, изредка перебрасываясь малозначащими фразами.
-До завтра.
Можно не отвечать.
По спящему дому лифты ездят так громко. Поворот ключа. Тихо проскользнуть в ванную.
В такие ночи нам не снятся сны.

*** Не стать чужими можно...

Уйти тихо - тихо, без надрыва и бесконечных выяснений того, что никогда не выяснится. Без вопросов - а как я, а как он, а что скажут друзья и подруги. Смириться, не вспоминать обиды и обманы, а сохранить в себе то, что было. Ведь в каждых отношениях всегда было что - то, что приносило радость. Ведь это правда?
Сберечь те самые слова, ту самую близость. Ожидания, пусть и не оправдавшиеся, былое доверие, прошедшее добро и казавшееся таким невероятным счастье.
Не жалеть ни о чем - напрасным не бывает ничего. Не винить ни себя, ни того, кого оставили. Не задумываться о причиненной боли, не возвращаться к тому, что хочется забыть. И пусть где- то останется боль. Превозмочь себя и забыть всё плохое. И простить, если есть за что прощать. И пусть не будет ответов на все "за что " и " почему". С любовью можно проститься, запомнив лучшее, что случилось.
Верить, что пройдет ночь и настанет утро. Другое, да. Вопреки словам, которые теперь уже кажутся чужими, и могут ранить долго время, вопреки бессилию и отчаянию, вопреки всему правильному и неправильному. Принять то, что дороги могут разойтись не потому что кто - то плохой, а потому что дороги иногда просто расходятся. Любовь прощает и, увы, прощается. Но не исчезает из нас, оставаясь самой светлой памятью.

*** Тяжёлый день - пятница.
Сегодня я провела день в поликлинике для бездомных.
Больных было немного, треть из них знакома нам по Павелецкому, остальные были доставлены службой Милосердие или пришли сами.
Психически больная женщина, приведенная добровольцем, доверительно сообщила нам, что она из Бермудского треугольника, по принадлежности причислена к инкам, и шепотом добавила, что " их там много ".

Потерявший квартиру в Новосибирске инженер пятидесяти лет, работающий живой рекламой, просил устроится на работу. Любую с проживанием. У него высшее образование. Диплом он носит с собой Потёртый, выданный в 1970 году Строительным институтом.

Некий Александр Владимирович, с ампутированными стопами, ищущий справедливости. Он выложил справки о своем пенсионном доходе, составляющим около трех тысяч в месяц. Стаж его трудовой утерян в Казахстане после развала Союза. Семьи нет, родных не признает. Требовал правды.
- Какой?
- Вы согласны с тем. что к инвалидам отношение, как к скотам?
- Согласны.
- Но вы такие же как они! Вы с ними! В одном городе и стране.
Он громко кричал, метался в крохотном кабинете от стены к стене, в полупустых кроссовках, перевязанных шнурком по месту ампутации стоп.
- Я требую справедливости!
Получив бумаги с адресами Красного креста, министерства здравоохранения, департамента здравоохранения Москвы он не успокоился.
- Справедливость где?
Её не было. Её, как мне кажется, вообще не существует.
- Всего Вам доброго, - попрощались мы с ним.
Он промолчал, собрал бумаги и вышел прочь.
Через минуту вернулся и холодным голосом сказал:
- А я не желаю вам добра. Никому из вас не желаю.
Он сказал правду. Неприятную для тех, кто её слышал, но - правду в своем отношении к нам. Благополучным.

Мы же, благополучные более или менее, относительно здоровые, иногда выражаем свое отношение к друзьям, собеседникам, сослуживцам, коллегам, в том же смысле - я не желаю вам добра -вуалируя суть под другими словами. " Не надо со мной ссорится", " Я надеюсь, что ты понял(поняла) что я сказал(сказала)", "Надо делать так, иначе будет не так " и прочее, суть которого - "не желаю вам добра. " В своей жизни я сталкивалась с этим очень редко. Три или четыре раза.

У меня много терпения. Генетически - от моей мамы.
И своя позиция в одном. Я не выношу вербально выраженную ненависть. Пусть и другими словами фразами. Всё равно они мне отвратительны. Отвратительны по сути, потому что словами можно сеять вражду и зло вокруг. И за всю свою жизнь я не переубедилась в этом.
Это не относится к больным, которые доведены до отчаяния. Это абсолютно другая категория, которую нужно бесконечно жалеть и смирять себя, свое отношение к их словам.
Я о здоровых. Может быть, усталых, раздраженных, измученных проблемами - но всё таки живых, и устроенных в этой жизни.

Что я делаю, когда такое случается со мной? Ухожу тихо и навсегда. И никогда не обижаюсь. Никогда

*** Сегодня и мы
Асфальт, дома, дверные ручки подъездов, нервы людей - все раскалено. Серо-синее, низкое небо.
Новые больные. С трудом починенная машина. Завтрашние встречи. Вызов. Потом еще один. И ещё.
В который раз хотелось сказать - не справляюсь.
Не скажу. Потому что справимся, как бы трудно не казалось. Какие бы препятствия нам не ставили.
Мы учимся, как учатся все. На наших ошибках.
Среди потока событий, офисных бурь, односложных ответов, пулеметных очередей вопросов, мы спотыкаемся, падаем, ошибаемся, попадаем под пули тех, кто отдает приказы и поручения, теряем и приобретаем, плачем и смеёмся - мы учимся. Как учатся плавать против течения.
Дни бывают очень непохожие один на другой. Люди тоже. Мы научились отпускать. Не злиться. Не отвечать на то, что нас обижает. Поняли, что отдавать - легче чем брать. Научились признавать поражения и промахи. Мы не забыли, что в жизни бывают праздники.

У меня потрясающая команда. И очень хорошие люди вокруг.
И вот что хочу вам сказать. Не бойтесь. Не сдавайтесь. Пусть у вас всё будет хорошо. Также как у нас. И что я вас люблю.

***

Наши будни
Вчера утром, зайдя в свой кабинет ощутила характерный неприятный запах.
- Петрович!!!!, - позвала коллегу, собиравшего наши бесконечные чемоданы.
Он вошёл и оценив обстановку и спокойно спросил:
- А почему сразу Петрович?
- Не знаю. Ты рядом.
- Не розами пахнет. Факт неоспоримый.
На этот раз куча виртуозно лежала в наружном проёме нашего окна, выходящего в подворотню.
Саша Чуев удивился зачем люди делают это. Мы затруднились с ответом.
Егор и Павел отреагировали оптимистично -
-К деньгам, Елизавета Петровна!

**Непреодолимое желание создать словарь перевода с чиновничьего языка на русский появилось у меня.
Чтобы кто - то, кто будет после нас, понимал значение некоторых слов, оборотов речи и предложений, используемых данной категорией людей в телефонных разговорах..

Я начинаю
" На связи" - означает
- Я всё сказал и на сегодня закончил
- Занят более важными делами
- Nada (ничто), Э. Хемингуэй.

"Давай"
- До свидания.
- Разговор закончен, я занят более важными делами.
- Всего доброго.

"Мероприятие"
-Тусовка товарищей по работе.
- Деловая встреча.
- Не могу говорить сейчас.
" не понял"
- Понял. Но не понравилось.
- Ты меня уважаешь?

А что можете добавить вы?

**** Милосердие.
" Кара не должна быть мукой" - нашла в записках доктора Гааза.
Думаю, что эта его фраза применима не только к бездомным и тем, кто, по общепринятым нормам, считается нами ниже себя. Или глупее. Или грубее. И много всяких или. Это ко всем нам.

Моральные муки малоотличимы от мук физических. Наказывая, осуждая или нравоучая кого - то, нужно быть милосердными. Потому что с нами могут поступить так же. И, если не отпустить крутой нрав и амбиции - круг замкнется на страшном сочетании палач - жертва.
Я писала об этом ранеее, имея ввиду один случай, где жертва стала измором брать палача, скидывая весь свой накопленный воз черного опыта на другого человека. Который косвенно являлся причиной неприятностей и каких - то переживаний.
В итоге - новоявленный палач берет короткие, грязные реванши, круша вокруг себя всех. Живых, мертвых, не брезгуя помянуть всуе, близких, соседей и всех, кто так или иначе коснулся конфликта.
Люди ненавидящие меняются до неузнаваемости. Это страшно. Я только одного не понимаю - были ли они такими всегда или стали такими. Ведь все мы рождаемся хорошими. Все.

*** Про подвал и старшую по подъезду
Фонд 7 вечера.
- Я старшая по подъезду, (неразборчиво имя).
Кивнула, говоря по телефону.
Старшая по подъезду (СПП в дальнейшем) по - свойски ввалила себя в наш диван. Обнюхала пепельницу, осмотрела вентиляционные трубы и смотрела взглядом хищницы на мою телефонную трубку.
Ой, б...дь (с) подумалось мне. Что за день такой. Заканчивать разговор не хотелось, но, увы, пришлось.
СПП обрадованно закивала, развалясь на диване.
- Почему у вас столько комнат?
-...
- Я направлю жалобу в СЭС и пожарникам.
- Направляйте.
- Здесь не курить.
- Не будем.
- До вас тут были страшные люди. мы с ними боролись.
- Боритесь и с нами. Не привыкать ни нам ни Вам. Обменяемся накопленным опытом.
- Главный тут кто?
- Он в другом помещении.
- Ага.
Пауза.
- Ваше дыхание и дым и особенно(sic!) кофе проникает в межполовые щели нашего общего пространства.
Тут мы проявили чудеса выдержки и лишь неловко улыбнулись. Внутри нас рвало, скажу честно, на части.
- Какие щели? - судорожно вздохнув, спросила я.
- Межполовые. Конструкция у дома такая.
- А кофе при чём?, - спросили ЕГор и Павел.
- Мы не выносим его запаха.А он по щелям проникает. Это страшный запах. Как будто у нас варите. Мы судить вас можем. Ну и все остальное. Мы не переносим запах кофе.
- Понятно.
- А там что? - спросила СПП вывалившись из дивана, как из гнезда.
Склад.
- Вот Вот оно. Откройте.
Открыла.
- Это, простите, что?
- Это пеленки, в которые писают, это памперсы в которые какают наши больные. Вот и все.
- Отодвиньте - хочу видеть вентиляцию. Межполовые щели переносят запахи к НАМ.
Мы вытянулись, как солдаты перед генералом и отодвинули коробку с памперсами. Трубу она увидела. Это к добру, решили мы.
- Я не прощаюсь с вами.
- Ни за что! - радостно прокричали мы ей вслед.

Завтра проведем ликбез по межполовым щелям. Мы явно не готовы к диалогу.

***…Лучше бы я тебя придумала. Или ты меня.
Иногда мне так кажется.
Тогда бы не было сомнений, разлук и боли.
Но не было бы и того, о чем знаем только мы.
Счастья - быть. Вместе.

*** Ты и я.
Моя тайна. Твой взгляд, в котором читается всё.
Мы скрывались ото всех. От близких и далёких. От мира и от города, который нас объединил.
Мои капризы - твой минимализм. Моё пламя - твоя тихая нежность. Мои слёзы и твоё "что ты снова придумала?" Моё "не бойся ничего" - твоё " справимся."
Мои слова, в которых так мало смысла и твоё молчание - в котором всё - правда.
Две жизни, сплетённые Бог знает зачем. Другие жизни, прожитые до.
Тёмный город, окно в ночь. Иногда так хочется не понимать ничего, что происходит. Иногда это получается. С тобой. Беды не уходят, но растворяются где - то далеко - далеко.
И наше вдвоём - так и остаётся только нашим.
Я счастлива.

***Сегодня после вызова мы вернулись в разграбленный фонд. И сразу стали приходить люди.
Нам принесли почти всё, в чем нуждаются больные. Некоторых я знаю, некоторых видела в первый раз.
Пришли дети наших бывших пациентов. Их забота была для нас очень трогательной, потому что для многих, после потери близких, это большое мужество нужно иметь. Чтобы не забыться в своём неизбывном горе. И не забыть о других.
Петрович отсортировал одежду, салфетки и лекарства.
Артем вставил окно, и забил его напрочь, лишив, помоги нам Господи, воров залезть к нам.
В целом, мы счастливы. Неделя, которая началась вот такими событиями, завершилась.
Всем - спасибо.
Хороших и спокойных всем выходных.

Смешные есть вопросы в моем посте закрытом.
" А вы любите? В смысле - любите. Ну, Вы поняли."
Отвечаю.
Люблю. Во всех смыслах. Чего и вам всем желаю

***Дождь. Он начался сразу после того, как мы стали загружать чемоданы в машину.
Бездомные получили первое, второе, много чая и пироги. Они были удивлены не меньше, чем я. Нет, всё таки я была удивлена больше. 50 порций обеда. Которого они не ели очень давно.
Спасибо тому, кто привез эту еду. Спасибо тому, кто подумал о них именно сейчас, осенью.
- Лиз, домой отправь!
Первый раз вижу.
- Ты с Курского пришёл? Или с Трех?
- Ты чё? - оскорбленно вскинулся. Отсюда.
А что вы хотите? Своя иерархия, свои территории, свои законы. Как и в нашем мире.
Один бродяга сегодня нагрубил мне. Злобно, раздраженно, вылив всю свою накопившуюся обиду за жизнь. Поев, подошел и попросил прощения. В этом они отличаются от нас, благополучных. Мы часто обижаем и редко просим прощения.
Появились чистенькие бабушки, которые берут в свои сумки "то, что осталось" и говорят, что поедят дома, сами. В прошлом году этого не было.

***…Рояль занимает большую часть комнаты. Сначала на нём стояли ноты, позже сверху них появилась икона. Потом ещё одна. Потом ещё. Иконы видно с кровати, на которой лежит наша больная.
Ещё только войдя в квартиру становится понятным, что этот дом, в котором дочь - центр их домашнего мира.
"Леночка любит..."- далее мать перечисляла то, что любит Леночка. Как росла и как училась, как стала пианисткой.
" На этом рояле она занимается с 8 лет", - говорила мать, держа дочь за руку. Или за колено, худобу которого скрывала пижама, или за стопу, на которую был натянут носочек и который тоже болтался на ней, и который мать поправляла. Чтобы не было холодно. И чтобы не отпускать.

"Папа готовит мне еду, а мама всё время со мной" - Лена и её мама улыбались и рассказывали нам о том, что было съедено за время, прошедшее с нашего последнего визита.

"Сергей тоже готовит." - это о муже Лены. Он ходил за бесконечными рецептами и, понимая всё, сумел до самого конца продержаться - любя, борясь не только за день, а за каждый прожитый ею час. Их час вместе.
Тетрадка, где маминым почерком перечислено выпитое и съеденное. "Половинка мандарина." "Сок -вода." Температура по часам. Пульс и давление.

" Я их так люблю. Всю мою семью. Маму, папу, Серёжу."

Я стараюсь никогда не задаваться вопросом "За что?" находясь около больного.
Случилось - значит случилось и нужно помочь, пока можно помочь. Иначе невозможно.
В этом доме, пропитанном любовью этот вопрос всё -таки вырос откуда - то, напрочь выбив наработанную привычку не думать о причинах.
Она была похожа на оленёнка - точеная фигура, тонкие руки и огромные карие глаза. Хрупким был и её взгляд, и голос, но мир, который она создала вокруг себя, был чётким, устоявшимся, и имя тому миру - любовь. Я не могла представить, что будет с ними, тремя людьми, когда она уйдёт. Она, как будто чувствуя это, переживала один день за другим. Вопреки логике и прогнозам.
В предопоследний вызов Петрович отзвонил и сказал мне "Приезжай. Это конец." И ошибся.
Не знаю какими силами, но она пережила эту ночь. И ещё пять длинных ночей, пока не перестала дышать совсем.

Я не знаю, что сейчас на её рояле. Сергей вчера приезал в наш подвал.
Он сделал большую фотографию, с которой смотрит она - их Лена. У снимка сидит мама и тоже смотрит в её лицо.
Со слов Сергея, все как - то держатся. Втроём.
Её силой и той любовью, которую она им оставила вместо себя.

"Лиза, я их так люблю. Маму, папу и Серёжу. "

***…Я часто задаю себе вопрос - узнаем ли мы друг друга там, куда все уйдем?
Ты не думал об этом никогда?
Все казалось когда - то сплошной весной. И не думалось об осени. Ни тебе, ни мне. И о несбывшихся мечтах не думалось.
Сейчас всё ещё так живо и от этого так бывает тебе больно. И от неизбывности тоски, и от осознанности выбора, и от придуманных нами обид и непридуманного, неподдельного счастья.
Хотя, казалось бы - как от счастья может больно, правда? Оказывается - может. Но тем не менее - оно манит нас. Не боль, не печаль, а счастье.
Счастья, которого кто - то может испугаться, а кто - то - нет. Но каким бы не был выбор одного из нас - он все равно - наш. Вместе. Как наша нежность, как наши руки и наше молчание вдвоём. И наше небо, в которое смотрим ты и я. Как раньше.
И те, кто любят - обязательно узнают друг - друга. Здесь. Или там.

*** Отец