К циклу лекций лля рабочих Гётеанума 5 страница

Если у человека пятидесяти лет извлекают наружу печень и находят, что она уплотнилась, тогда в большинстве случаев — не во всех, но в большинстве случаев — причина состоит в том, что человек в детстве, когда он был еще младенцем, вскармливался плохим молоком. То, что проявляется как заболевание лишь на пятидесятом году, имеет свои причины в самом раннем детстве. Но почему?

Видите ли, тот, кто действительно может исследовать печень, тот, кто знает, что значит печень человека, может сказать следующее. Он знает, у совсем маленького ребенка печень еще, так сказать, свежая, бодрая; она еще развивается. Печень является таким членом тела у человека, который сильно отличается от всех остальных. Печень представляет собой нечто совершенно особенное. Это можно увидеть и внешним образом. Видите ли, если вы берете какой-либо орган человека, сердце, легкие, все что хотите, то можно показать, как этот орган составляет единое целое со всем человеческим телом. Возьмите, например, такой орган, как правое легкое. Вы могли бы сказать: здесь в это правое легкое входят кровяные сосуды, несущие алую (окисленную) кровь — вы знаете, что это означает, — и выходят сосуды, несущие темную (не окисленную) кровь. Сосуды, несущие алую кровь, которые входят, содержат кислород. Он, как вы видите, распределяется по телу. Несущие темную кровь, входящие сосуды несут то, что отработано, то, что содержит углекислоту, которая должна быть удалена, должна быть выдохнута. (Имеются в виду сосуды, обеспечивающие кровоснабжение легкого и бронхов, принадлежащие к большому кругу кровообращения: arteria pulmonales, rami bronchiales, arteria subclavia, a.a. intercostales, и вены v.v. bronchiales, v.v. azygos et hemiasigos, и v.v. pulmonales. Как и во всем большом круге кровообращения, входящие сосуды, — артерии, несут от сердца алую окисленную кровь с оксигемоглобином, насыщенную кислородом. Выходящие сосуды, вены, несут к сердцу темную неокисленную «отработанную» кровь с карбогемоглобином, насыщенную углекислотой. Основной функцией легкого является газообмен, окисление гемоглобина крови до оксигемоглобина и выделение углекислоты, распадающейся на газ и воду. Выполнению этой функции содействует малый, легочный круг кровообращения. Из правого желудочка неокисленная кровь поступает в легкие через артерии — легочный ствол (truncus pulmonales, правая конечная ветвь); затем в капиллярных сетях, оплетающих легочные пузырьки, происходит газообмен. Обогащенная кислородом алая кровь поступает в две легочные вены — в левом легком их тоже две, всего же четыре, — которые входят в левое предсердие. Затем алая кровь поступает в левый желудочек, где начинается большой круг кровообращения. При переводе не используются общепринятые медицинские термины для окисленной и неокисленной крови: артериальная кровь и венозная. Строго говоря, эти термины не вполне корректны, так как в малом, легочном круге кровообращения именно артерии несут венозную кровь, а вены — артериальную. «Артериальная» буквально означает «воздухосодержащая», но это название возникло не оттого, что в этих сосудах кровь содержит кислород, но оттого, что в старину артерии считались воздухопроводными трубками, т. к. у трупов артерии пусты. Основное отличительное качество артерий определяется не тем, какая в них кровь, а тем, что они идут от сердца, кровь движется в них быстрее, чем в венах, и под большим напором — примеч. перев.).

Рисунок 9

Вы видите, что каждый орган, желудок, сердце, устроены так, что человек получает в них алую, окисленную (т. н. артериальную — примеч. перев.) кровь, в выводит не окисленную, темную с синим оттенком (т. н. венозную — примеч. перев.), но в случае печени дело обстоит иначе. На первый взгляд в случае печени все выглядит в основном так же. Если здесь у вас находится печень — печень располагается под диафрагмой с правой стороны тела — то тут вы тоже имеете входящие артерии с алой кровью и вены, отводящие темную неокисленную кровь. Если бы дело этим и ограничивалось, то печень была бы таким же органом, как и другие человеческие органы.

Рисунок 10

Но, кроме того, в печень входит еще один крупный сосуд, содержащий неокисленную, насыщенную углекислотой кровь (vena portae — примеч. перев.); у других органов этого не бывает (за исключением легких; в легкие из сердца поступает неокисленная кровь, а выходит окисленная. В печень поступает не окисленная неочищенная кровь, а выходит неокисленная очищенная — примеч. перев.). Итак, неокисленная темная кровь (венозная), по так называемой воротной вене входит в печень, это крупный сосуд неокисленной крови. Внутри он разветвляется и обеспечивает печень неокисленной темной кровью, то есть кровью, ставшей непригодной для процессов, протекающих во всех остальных органах; эта кровь в других случаях подвергается очищению, когда выдыхается углекислота. В печень же мы постоянно посылаем эту углекислоту. Печень нуждается в том, что другие органы должны отбрасывать.

Отчего это происходит? Это происходит оттого, что печень является своеобразным внутренним глазом. Печень действительно является неким внутренним глазом. Печень — особенно когда она еще работоспособная, как у ребенка — ощущает вкус и качество молока, которое высасывает младенец из материнской груди. А гораздо позднее печень воспринимает все, что перерабатывается в человеческом теле, поступая туда как продукты питания. Печень является воспринимающим органом, глазом. Можно было бы сказать: органом осязания, органом чувства. Все это печень воспринимает. Другим воспринимающим органом у человека является глаз. Но глаз потому и воспринимает так сильно именно внешний мир, поскольку сидит глубоко внутри головы. Он целиком заполняет эту костную впадину, хотя является почти обособленным органом. Его можно извлечь наружу; он располагается совершенно обособленно от тела внутри этой костной впадины, внутри глазницы (orbitae — примеч. перев.). Другие органы чувственного восприятия не выводят нас во внешний мир так, как глаз. Если вы слышите, то вы переживаете внутренне. Музыка является более внутренним, нежели видение. Устройство глаза таково, что он не очень-то и принадлежит человеческому телу, он принадлежит внешнему миру.

Однако вследствие того, что в печень входит та неокисленная темная (венозная) кровь, которая в ином случае должна была бы выбросить углекислоту во внешний мир и стать алой (артериальной), печень становится точно так же обособленной от остального человеческого тела, как и глаз. Следовательно, печень становится органом чувственного восприятия. Глаз воспринимает краски. Печень же воспринимает, полезна ли или вредна моему телу та кислая капуста, которую я ем, полезно или вредно для тела то молоко, которое я пью. Печень тонко воспринимает это и выделяет желчь, причем желчь выделяется так же — это действительно так — как глаз выделяет слезы. Если человек огорчен, он начинает плакать. Слезы текут из глаз вовсе не напрасно. Состояние печали, огорчения связано с внешним восприятием вещей, с реакцией на внешнее. Точно так же и выделение желчи связано с тем, что печень воспринимает полезность или вредность для тела того или иного. Она выделяет то больше, то меньше желчи в зависимости от того, насколько вредно то, что получает человек. Следовательно, печень является органом восприятия.

Только представьте себе, если ребенок получает нездоровое молоко, то печень постоянно раздражается. И даже если человек достаточно здоров, и у него не сразу возникает желтуха в результате слишком сильного выделения желчи, то, тем не менее, у ребенка в этом случае создается постоянная побудительная причина для выделения желчи. Тогда печень у ребенка становится больной. Человек может выдержать много. Он может иметь печень, больную с младенческого возраста, в течение сорока, сорока пяти лет, он может носить ее в себе, и вот, наконец, на пятидесятом году она приходит в негодность: печень уплотняется, наступает цирроз.

Следовательно, здесь все не так просто: человека в возрасте пятидесяти лет кладут на патологоанатомический стол, разрезают ему живот, извлекают органы, разглядывают и выносят суждение об этом. Тут ничего сказать нельзя. Человек не является всего лишь сиюминутным существом, человек — такое существо, которое развивается в течение определенного числа десятилетий. И то, что происходило пятьдесят лет назад, может проявиться лишь спустя пятьдесят лет. Однако необходимо досконально знать человека, если хочешь это понять.

В качестве допущения я предполагаю, что все вы материалисты. Но если вы материалисты, то вы рассуждаете так: я говорил вам, что печень является таким органом, заболевания которого могут таить свою причину еще в младенческом возрасте и могут проявиться лишь на пятидесятом году жизни. Но как обстоит дело с человеком, господа? Давайте сперва схематично предположим, что человек есть существо, состоящее из тканей, из крови, из мускулов и так далее. У него есть кровеносные сосуды, артерии и вены, у него есть нервы — все это, конечно, является материальным, это действительно вещественно. Но не считаете ли вы, что вещества, образующие, например, печень маленького ребенка, младенца, сохранились до пятидесятого года жизни? Этого ни в коем случае быть не может. Возьмите самое простейшее: вы подстригаете себе ногти на пальцах. Если бы вы не стригли ногти, они отросли бы у вас как когти у ястреба. Но ведь вы постоянно обрезаете кусочек вещества от самого себя. И если вы подстригаете волосы, вы тоже отрезаете от себя кусочки вещества. К тому же вы обращаете внимание и на то, что удаление вещества происходит не только при стрижке волос и подстригании ногтей; если вы иногда расчесываете голову, которую долго не мыли, то вы вычесываете чешуйки перхоти. Это кусочки кожи. И если бы вы не отмывались как следует, если бы с потом не удалялись маленькие чешуйки тела, ваше тело стало бы шелушиться. Это означает, что на внешний поверхности тела постоянно происходит удаление вещества.

Теперь представьте, что вы срезали кусок ногтя на пальце. Он снова отрастает. Это происходит изнутри. Так обстоит дело и со всем телом человека. То, что было внутри, в самой глубине, в течение примерно семи лет достигает внешней поверхности, и мы можем удалить все это как кожные чешуйки. В ином случае это делает сама природа, и мы не замечаем, как тонкие чешуйки всегда отделяются от нас. Само вещество, материя человека, постоянно идет изнутри наружу и там внешним образом отделяется в качестве чешуек. То, что сегодня у вас находится глубоко внутри, через семь лет выйдет наружу и отшелушится; а то, что вы тогда будете вновь иметь внутри себя, будет образовано заново, будет целиком новым образованием. Так после семи лет мягкие части веществ в составе человека образуются заново. Когда человек еще является ребенком, то это проявляется даже и в отношении некоторых костных органов. Вот почему молочные зубы мы имеем примерно до седьмого года; затем они выпадают, и, прорастая изнутри, образуются новые зубы. Они больше не меняются, они остаются, поскольку у человека уже нет больше сил, чтобы удалить эти зубы: он не может удалять их так же, как он удаляет отросший на пальце ноготь. К тому же у современных людей зубы все же не имеют свойства становиться длиннее! Человек переносит многое. Зубы сохраняются, но как долго? Через некоторое время они страшно портятся, особенно тут, в Швейцарии. Это зависит от той воды, которая приносит вред зубам, особенно в этой местности.

Но отсюда вы видите, что то вещество, которое есть в вас сегодня, вы уже не будете иметь через семь лет. Вы отбросите его и образуете новое. В смысле вещества, например, господин Доллингер стал бы уже не тем, кто сидит тут сегодня: те вещества, которые он имел прежде, ушли прочь, ушли своей дорогой. По вещественному составу он со временем стал бы совсем иным, обновленным. Хотя его и тогда называли бы прежним именем. У него то же самое имя; да, но вот того вещества уже нет, то вещество отсутствует. То, что как сила постоянно удерживает вещества вместе, следовательно, то, что становится носителем нового вещества, если старое из какого-либо места уходит — это вещество можно увидеть, если положить человека на патологоанатомический стол, но то, что как сила развивается в человеке, этого увидеть нельзя, — это и есть так называемое сверхчувственное.

Да, господа, если печень у младенца была разрушена, и на пятидесятом году возникло заболевание печени, то ведь этот кусок — то есть печень — расположенный там, внутри, совершенно изменился. То вещество давно ушло прочь. Не в веществе заключено то, что мы подверглись заболеванию печени, оно заключено в тех силах, которые невидимы. Они еще в период младенческого возраста получили обыкновение неправильно функционировать в печени. Функциональная деятельность, а не вещество, функциональная деятельность была приведена в беспорядок. Следовательно, если нам стало ясно, что происходит с печенью, мы должны сказать: совершенно очевидно, что человек, вещества в котором постоянно сменяются, должен нести в себе нечто такое, что не является веществом.

Если как следует продумать эту мысль, то придешь к тому, что, базируясь на научной основе, невозможно быть материалистом. Только те люди, которые верят, что человек и в пятьдесят лет имеет в себе то же самое вещество, которое содержалось в нем, когда он был ребенком, являются материалистами. Чисто научные причины с необходимостью приводят к тому, что в основе человека лежит духовное начало, что человек несет в себе духовное начало.

И вы ни коим образом не должны полагать, господа, будто эти материальные частицы печени, которые вот уже как пятьдесят лет вышли оттуда прочь, построили саму печень, что они могли как-то способствовать образованию печени. Для этих материальных частиц там, собственно не остается ничего кроме пространства. То, что постоянно строит печень заново, — это сила, которая представляет собой нечто сверхчувственное. Она постоянно отстраивает эту печень заново.

Таким отстраивающимся заново должен стать и весь человек, если он вообще хочет прийти в мир. Силы, которые находятся в его печени, должны быть в уже тогда, когда человек формируется в теле матери. Вы могли бы сказать: в теле матери женские яйцеклетки сочетаются с мужскими семенными клетками, и из этого возникает человек. Однако, господа, человек может возникнуть из такого смешения веществ с тем же успехом, как и заболевание печени на пятидесятом году может возникнуть под воздействием веществ, которые пришли в негодность в первые годы жизни (имеется в виду, что этих веществ давно нет в организме — примеч. перев.). Вещества всегда должны быть в наличии. Но тот, кто утверждает, что в материнском теле человек образуется из веществ сам по себе, должен был бы также утверждать и то, что если я положу тут кусок дерева и просижу рядом с ним пару лет, то тогда через пару лет оно превратится в прекрасное скульптурное изображение.

Естественно, что вещество должно быть предоставлено в распоряжение духа. Это и происходит в материнском теле. Не человек образуется в материнском теле, но вещества, подобно материалу скульптора, обрабатываются духом, и тем самым в человеке создается то, что постоянно отстраивает его заново, по мере того как физическое вещество выбрасывается. Мы нуждались бы в гораздо меньшем количестве пищи, чем употребляем при еде, если бы вещество имело большее значение. Тогда мы должны были бы много есть только в детском возрасте, чтобы стать больше. Но, вырастая до двадцати лет, в случае если бы вещество оставалось в нас тем же самым, мы бы после вообще не нуждались в пище. От этого оказались бы в выигрыше работодатели — ведь детский труд сейчас запрещен, а рабочим есть было бы не нужно! Это была бы прямо-таки чудесная история! Но то, что нам постоянно приходится есть, даже когда мы вполне выросли, доказывает, что не вещество остается постоянно пребывающим в течение жизни человека, но душевно-духовное начало. Оно должно присутствовать еще перед тем, как вообще состоится зачатие человека, оно находится в наличии и с самого начала перерабатывает вещество так, как оно перерабатывает его и в дальнейшем.

Когда человек рождается, можно увидеть, что в самый начальный период своего детства он почти постоянно спит. Он постоянно спит. Здоровым для человека является только то, что он в самый начальный младенческий период бодрствует около двух часов; в остальное время младенец должен спать; у него есть потребность спать почти все время.

Но что это означает: младенец имеет потребность спать, ему надо спать. Это означает, что его мозг еще должен быть чуточку живым. Белые кровяные тельца еще не должны слишком оживленно сновать по телу; они еще должны находиться в покое, эти белые кровяные тельца, а мозг еще не должен быть мертвым. Поэтому младенцу надо спать. Но и мыслить он еще не может. Как только он начнет мыслить, его мозговые клетки будут все больше и больше отмирать. Пока мы бодрствуем, те силы, благодаря которым мы растем, возбуждают в мозгу, помимо прочего, некоторые процессы, удерживающие мозг в мягком состоянии. Но если рост прекращается, если мы не растем, то даже в состоянии сна этим силам становится все труднее проникать в наш мозг. Как следствие, мы научаемся мыслить все лучше и лучше по мере того, как становимся старше. Однако в нашем мозгу все больше проявляется тенденция к мертвому состоянию, после прекращения роста у нас в мозгу постоянно происходит отмирание. Человеку приходится переносить весьма многое. Он еще очень долго удерживает свой мозг в таком состоянии, когда тот по ночам становится мягче, приобретает достаточную мягкость. Но все же наступает время, когда силы, направляющиеся вверх, в голову, уже не могут больше поддерживать мозг в нормальном состоянии — тогда подступает старость.

Отчего, собственно, человек действительно умирает? Конечно, если какой-либо орган погибает, дух уже не может больше работать, подобно тому как нельзя больше работать на машине, которая не в порядке.

Но независимо от этого мозг становится все жестче и жестче: дух не может больше привести мозг в порядок. В течение дня мозг непрерывно разрушается, поскольку не тело, а именно духовно-душевное упорядочивает деятельность мозга. Однако последнее, если можно так выразиться, подобно яду; это духовно-душевное начало разрушает мозг в период бодрствования. Поэтому, чтобы вновь восстановить мозг, мы должны спать. Если бы мозг не мог мыслить, тогда бы этот мозг не умерщвлялся, но становился сильнее. Ведь рука, которая не думает, которая работает, становится все сильнее и сильнее. Мозг же при мышлении становится все слабее и слабее. Мозг не есть орган, который мыслит благодаря своей жизни, нет; он мыслит из-за того, что он умирает. Вследствие этого тело становится, в конце концов, непригодным для человека. Дух присутствует, но тело становится, в конце концов, негодным для него.

Это обнаруживается и в том случае, о котором, если вы вспомните, я вам уже говорил: печень является органом чувственного восприятия своего рода, внутренним глазом. И есть, господа, заболевание печени, когда в возрасте около пятидесяти лет печень у человека становится жесткой, уплотняется — я недавно это сообщал. Впрочем, в пожилом возрасте печень всегда бывает несколько уплотненной. У маленького ребенка она свежая и мягкая. Тут есть красно-коричневые тканевые дольки — печень состоит из таких тканевых долек — они образуют своего рода сеть. Такова ткань печени.

Итак, в детском возрасте эта печень совершенно мягкая и эластичная. Но она становится тем жестче и плотней, чем старше человек. Представьте себе, та же самая история происходит и с глазом. Если человек становится старше, то внутренняя часть глаза становится все жестче и жестче. Если уплотнение приобретает болезненный характер, то возникает катаракта. Если уплотнение печени приобретает характер болезни, то возникает цирроз печени, сопровождающийся абсцессами печени и так далее.

Но даже в здоровом состоянии печень изнашивается и оказывается непригодной, чтобы служить в качестве чувственно-воспринимающего органа, как, изнашиваясь, непригодным становится глаз. Печень все меньше и меньше воспринимает, насколько полезны или вредны те или иные продукты питания; ведь она становится изношенной. При старении, печень уже не служит так хорошо, чтобы правильно судить, полезны или вредны поступающие в желудок вещи. Она уже не так хорошо выполняет защитные функции. Печень, если она здорова, способствует тому, чтобы полезные вещества распространялись в теле, а вредные — задерживались. Если же печень повреждена, то вредные вещества поступают в железу кишечника, в лимфу, распространяются по телу и вызывают различные заболевания. Происходит так, что стареющий человек уже не может больше внутренне воспринимать свое гело, как мог он воспринимать его раньше благодаря печени. Он становится, я мог бы сказать, внутренне ослепшим по отношению к своему собственному телу. Если человек слепнет внешним образом, другой может стать ему поводырем, может помочь ему. Если же человек становится внутренне слепым, то процессы, протекающие в нем, становятся неупорядоченными, и в скором времени возникает рак кишечника, рак желудка, рак привратника (пилорического отдела) или в другом месте, где функция печени нарушена. Тогда тело становится непригодным. Тогда новые вещества, которые должны постоянно отбрасываться, не могут поступать в тело правильным образом. Душа ничего не может больше поделать с таким человеческим телом и наступает время, когда тело должно быть полностью отброшено.

Да, господа, это видно, как тело год за годом сбрасывается: ведь когда вы чешете голову или подстригаете ногти, вы отбрасываете прочь то, что стало ненужным. Однако то, что в качестве силы находится внутри, остается. Если же все в целом становится непригодным, тогда то, что работает внутри, уже не может создать ему замену. Тогда, подобно тому, как вы отбрасывали от тела ногти, чешуйки кожи и другое, вы отбрасываете теперь все тело, а то, что остается от человека, это и есть духовное. Так что вы можете сказать: если я понимаю человека, то я понимаю его в отношении его тела и духа; неправда, что человек представляет собой одну только телесность.

Видите ли, можно сказать, что этот вопрос находится исключительно в компетенции религии. Но это не только религиозный вопрос. Наука, развиваемая Гётеанумом, показывает, что речь тут идет не только о религиозном вопросе. Благодаря религии человека успокаивают, что он не умрет, когда умрет его тело. Это по существу эгоистическое чувство, и проповедники считаются с ним. Они говорят людям, что те не умрут. Здесь речь идет не о религиозном вопросе, здесь идет речь о самых практических вещах. Тот, кто ограничивается укладыванием человека на патологоанатомический стол, вскрывает ему живот и разглядывает печень, никогда не придет к мысли о необходимости прилагать усилия к тому, чтобы ребенок в младенческом возрасте вскармливался как следует. Только знающий, в чем тут дело, придет к мысли, как необходимо воспитывать ребенка, чтобы он смог стать здоровым человеком. Значительно важнее способствовать здоровью в детстве, чем потом лечить болезнь. Однако что могут знать об этом те, кто смотрят на человека только как на некий вещественный чурбан?

Этот пример может наглядно продемонстрировать, о чем я говорил. Но давайте возьмем другой пример. Допустим, ребенок уже в школе, и я постоянно пичкаю его всевозможным вздором, учу, перегружая его память, так что ребенок не может прийти в себя. Да, господа, тут ум действительно напрягается. Но неправда то, что напрягается один только ум (дух), поскольку ум постоянно использует для работы тело. И если я неправильно преподаю ребенку, неправильно воспитываю его, неправильно развиваю его память, например, я тем самым уплотняю у него вполне конкретные органы, поскольку то, что используется в его мозгу, при этом не поступает в другие органы. И если вы слишком сильно отягощаете мозг ребенка, то его почки становятся больными. Это значит, что вы можете сделать ребенка больным не только посредством телесных, вещественных влияний, но и посредством преподавания и воспитания; вы можете сделать ребенка здоровым или больным.

Видите ли, все это имеет практический характер. Если поистине постигают человека, то и в школе могут организовать нормальный педагогический процесс. Если же знают человека так, как знает его современная наука, то в университетах читают лекции на тему — как мы уже видели — как выглядит печень, какие там красно-коричневые печеночные дольки (lobuli hepatis — примеч. перев.) и так далее. Конечно, то, что я рисовал вам тут, смогут описать и в университете. Но вот дальше им приходится умолкнуть, этим они и ограничиваются. Такая наука не является практической, она ничего не может дать школе. Учителю такая наука не может помочь. Учителю может помочь, когда он знает: если печень на тридцатом году жизни выглядит так-то и так-то, то для правильного ее развития я должен в восемь-девять лет делать то-то и то-то; для того, чтобы она развилась правильно, не надо подгонять ребенка в соответствии с принципами наглядного обучения; в восемь или девять лет надо давать ребенку то, что правильным образом направляет развитие его органов. Так я, например, должен что-нибудь рассказать ему, и пусть он это мне перескажет, передаст содержание рассказанного; я не должен перегружать его память, пусть она будет предоставлена самой себе. Вот что можно посоветовать, если знаешь человека в теле, душе и духе. Только тогда и можно воспитывать, как следует. И я спрашиваю вас: разве это не является более важным, чем рассказывать людям истории о неземной жизни и успокаивать их, читая проповеди о том, что они не умрут, когда умрет их тело? Последнее наверняка не происходит — это я доказывал вам, — но таким образом проповедники воздействуют всего лишь на эгоизм людей, которым хочется пожить; именно этим пожеланиям идут навстречу проповедники. Однако наука должна руководствоваться не пожеланиями, а фактами; тогда познание этих фактов может быть использовано на практике. Оказать кое-какую помощь школе можно лишь, когда действительно постигаешь человека.

В этом и состоит отличие науки, развиваемой в Гетеануме, от всякой иной науки. Здесь хотят поддерживать науку на таком уровне, на котором она смогла бы принести пользу не только паре людей, непосредственно принадлежащих к ученому сословию; здесь хотели бы сделать науку общечеловеческим достоянием, чтобы она шла на пользу человечеству и работала ради его развития.

Современная наука практически работает только в области техники и лишь иногда в других областях, например в медицине, хотя и не особенно эффективно. А вот изучение, например, теологии или истории — спросите сами: какое применение в жизни имеет все это? Теолог никогда не использует свою науку в своих проповедях; он вынужден говорить то, что люди хотят от него услышать. Или спросите юриста, адвоката, судью! Он изучает свой предмет для того, чтобы зазубрить его и сдать экзамен. А затем он забывает его как можно быстрее, ибо судить ему приходится на основании совсем других законов. По отношению к живущим людям это нельзя применить. Короче, мы имеем науку, которая потеряла связь с практической жизнью. А это плохо.

Отсюда вы также можете видеть, что среди людей действительно возникают классы. Жизнь такова, что все, существующее в ней, должно применяться. Следовательно, если наука такова, что ее нельзя использовать, то эта наука бесполезна, а люди, которые занимаются этой наукой, тоже в известном смысле бесполезны; вот так и возникает класс бесполезных людей. Тут вы имеете классовые различия.

В моей работе «Основной пункт социального вопроса» я пытался обосновать то, что классовые развития в сущности обусловлены духовной жизнью. Но того, кто говорит правду, со всех сторон объявляют фантастом. Однако вы можете убедиться, что тут речь идет не о фантастике, но о настоящем, действительном познании, речь идет о том, как поставить науку на службу практике, чтобы она действительно могла вмешиваться в жизнь. Тогда люди будут спокойно относиться и к смерти.

Это, естественно, трудно для некоторых из вас, причем именно по той причине, что школьное воспитание не таково, каким оно должно быть. Но постепенно вы будете понимать эти вещи. Вы можете быть уверены, что и другим не удастся понять это правильно. Когда приходится иметь дело с современной наукой со всеми ее средневековыми атрибутами, то видишь, что она собой представляет. Когда я докладывал в Оксфорде о науке, развиваемой в Гетеануме, это очень заметно отличалось от того, о чем обычно докладывают в Оксфорде. Это совсем другое течение, и оно будет понято лишь со временем.

Мне бы хотелось, чтобы вы поняли, как трудно проникнуть во все это. Проникнуть трудно, но это произойдет, это должно произойти, так как иначе человечество просто погибнет.

ПЯТАЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах, 13 сентября 1922 г.

Господа! Вещи, которые мы обсуждали с вами на последнем занятии, столь важны для понимания того, о чем мне надо будет говорить дальше, что я хотел бы хоть парой слов снова провести их перед вашим взглядом. Не правда ли, мы видели, что человеческий мозг состоит главным образом из маленьких образований, имеющих звездообразную форму. Но лучи этих звезд простираются очень далеко. Ответвления этих маленьких существ переплетаются друг с другом, оказываются сотканными друг с другом, так что мозг представляет собой своего рода ткань, возникшую описанным мною образом.

Маленькие существа, подобные находящимся в мозгу, есть также и в крови; различие между ними состоит в том, что мозговые клетки — так называются эти маленькие образования — не могут жить (днем), только ночью, во время сна, они могут немного жить. Они не могут реализовать состояние жизни. Они не могут двигаться, поскольку они напиханы рядом друг с другом, как сельди в бочке, они скомканы в кучу. Но кровяные тельца, белые кровяные тельца, находящиеся в составе красной крови, могут двигаться. Они повсюду плавают, по всей крови, двигают своими отростками; эта их жизнь несколько приостанавливается, немного замирает только тогда, когда человек спит. Следовательно, сон и бодрствование связаны с вышеуказанной деятельностью или бездеятельностью мозговых клеток, вообще нервных клеток, а также тех клеток, которые в качестве белых кровяных телец плавают в крови повсюду, циркулируют внутри.