Нет там никакого шлаг-бауммм-ма. 5 страница

Она, пошатнувшись, встала и пошла за ножом. Долго возилась, довольно громко ругаясь словами, каких Мазур от нее прежде не слыхивал. Наконец справилась. Все тело у него затекло, стало деревянным, и он еще долго лежал, разгоняя кровь по жилочкам, заученными движениями разминая мускулы, осторожно шевеля конечностями. Встал. Все тело зудело от ползущих под кожей мурашек.

Ольга, усевшись на мягкий пестрый диван, отхлебнула прямо из горлышка, утерев подбородок запястьем, протянула ему бутылку с незнакомой этикеткой:

– Глотнешь?

Он взял бутылку и швырнул в камин. Усердно пытаясь загнать вглубь все эмоции и чувства – которых к тому же не мог четко распознать, столь дикая была смесь, – сказал негромко:

– Надо уходить.

За окнами и в самом деле занимался рассвет.

– Да погоди ты! – неожиданно зло встрепенулась Ольга. – Дай посидеть спокойно, оклематься, все ведь болит, во все дырки драли, козлы поганые! Знаешь, что такое «вертолет»? А «моргунчик»? А меня вот научили... Отвернись ты, убери харю! Дай полежать...

Мазур неуклюже отвернулся к камину, сел в жесткое деревянное кресло и тупо смотрел на черный пепел, из которого торчали осколки бутылки, отбитое фигурное горлышко. Украдкой покосился через плечо: Ольга лежала вниз лицом, непохоже, чтобы плакала, только плечи слегка вздрагивали.

В душе у Мазура причудливо смешались теплая благодарность и злость на Ольгу – он все прекрасно понимал, он любил ее, но внутри бушевало что-то настолько первобытное, черное, что в этот миг хотелось ее убить за то, что побывала чужой. Возможно, она чувствовала то же самое, когда посылала его к Вике...

Он смотрел в камин. Не сразу понял, что за ассоциация всплыла, – потому что давно приучил себя забыть о ней...

Девять лет назад, чертовски далеко отсюда, три аквалангиста бесшумно всплыли у безлюдного ночного берега, буксируя за собой объемистые, тяжелые мешки. Вопреки их обычной практике берег был абсолютно мирным, там никто не воевал, не стрелял и не собирался в обозримом будущем стрелять – пастораль... По здешним стандартам места были глухие и отдаленные, не обремененные асфальтовыми дорогами и спутниковыми антеннами. Единственным строением был как раз коттедж, куда они бесшумно двинулись, вскинув мешки на плечо, включив приборы ночного видения.

Они управились за семнадцать минут. Всего лишь заменили половину лежащих у камина аккуратных полешек на принесенные с собой, неотличимые на вид – вполне вероятно, кто-то как раз и получил ордена за обеспечение этой неотличимости. Мазур и его ребята получили свои через две недели – и, хотя им не сказали при этом ни единого слова, все трое понимали: сработало.

Конечно, они так никогда и не узнали, один ли нагрянул в свой загородный коттедж неизвестный им по имени хозяин, с любовницей или с приятелями. Не узнали, на кого именно ставили капкан, на хозяина или кого-то из гостей. Известно им было одно: н е о т л и ч и м ы е поленья, стоило им разгореться, моментально выделили такое количество нервно-паралитического яда по имени фосген, что хватило на весь дом...

Так вот, камин в том благополучном коттедже чертовски походил на тот, возле которого сидел сейчас Мазур, не зная, как ему жить дальше с п р о и с ш е д ш и м. Если подумать, ничего удивительного: козел в золотых очках мог дать мастеру для образца красивый импортный журнальчик, тот самый, который приглянулся и покойному хозяину т о г о коттеджа...

Он невольно поежился: столько веков талдычат про судьбу, рок, Фатум и законы возмездия, вполне может оказаться... «Но я же не верю! – воззвал он про себя неизвестно к кому. – Не верю, если серьезно, ни в Бога, ни в черта, ни в рок! Почему же оно получило право меня достать?!» Встал, неуверенно подошел к Ольге. Бесшумно присел рядом, коснулся ее плеча кончиками пальцев, погладил по голове. Она тяжко, прерывисто вздохнула, подняла голову. Глаза были сухие, огромные, совершенно трезвые.

– Знаешь, что самое поганое? – спросила она тихо. – Нравилось мне, чуть ли не на всем протяжении, сто раз кончала... – и вновь уронила голову.

– Забудь, – сказал Мазур как мог мягче, погладил по плечу, секунду поборовшись с неодолимым желанием сомкнуть пальцы на изящной шее, покрытой пятнами засосов. – Представь, что мы оба заснули недели на две, дикий сон видели...

Он еще долго сидел, гладя ее по волосам, а она лежала, как мертвая, и в голове по какой-то вовсе уж неведомой ассоциации звучал гитарный перебор, хрипловатый голос Ирки-философички, той самой бессовестно красивой интеллектуалочки, объяснившей им, что они – экзистенциалисты:

Или это мы летим неистово,

или это нас волна несет.

Так порою отплывают пристани,

а стоит идущий пароход...

Тогда он верил, что Ирка писала стихи сама, лишь несколько лет спустя случайно узнал, что она их слизывала из старых эмигрантских журналов...

Глава пятая