Майкл Хардт, Антонио Негри 1 страница

Майкл Хардт, Антонио Негри

Множество: война и демократия в эпоху империи / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Культурная революция, 2006. - 559 с. ISBN 5-902764-09-2

Michael Hardt, Antonio Negri

MULTITUDE

War and Democracy in the Age of Empire

Центр исследований постиндустриального общества Журнал «Свободная мысль-ХХ1»

Майкл Хардт, Антонио Негри

МНОЖЕСТВО

война и демократия в эпоху империи

The Penguin Press

New York, London

Перевод с английского под редакцией В.Л. Иноземцева

КУЛЬТУРНАЯ Москва • 2006

Майкл Хардт, Антонио Негри

Предлагаемая книга - яркий образец современной зарубежной леворадикальной мысли. Ее авторы М. Хардт и А. Негри излагают свои неординарные идеи и гипотезы на практически забытом в нашей стране языке «высокого марксизма», используя логически строгую схему анализа обширного фактического материала. Предлагаемый ими «проект множества» нацелен на построение новой социально-политической структуры глобального общества, опирающейся на производственные отношения XXI века. Главная идея книги - обоснование возможности избавления мира от войн и насилия, созидания подлинной демократии для всех людей.

Для политологов, экономистов, социологов, специалистов в области международных отношений, а также широкой общественности.

ISBN 5-902764-09-2

Текст, 2004 © Майкл Хардт, Антонио Негри.

Предисловие к русскому

изданию, 2005 © Центр исследований

постиндустриального

общества. Перевод на русский

язык, 2005 © В.Л. Иноземцев. Вступительная

статья, 2005 © Культурная революция, 2006

Содержание

В.Л. Иноземцев. Глашатаи нового мира................... VII

Предисловие к русскому изданию........................XLIII

Слова благодарности................................... XLIX

Предисловие. Жить сообща...............................1

Часть 1. Война

1.1. Симплициссимус.................................... 13

1.2. Подавление мятежей............................... 55

1.3. Сопротивление..................................... 87

Часть 2. Множество

2.1. Опасные классы.................................... 133

2.2. De corpore......................................... 195

2.3. Зачатки множества................................235

Часть 3. Демократия

3.1. Долгий путь демократии...........................281

3.2. Глобальный запрос на демократию.................326

3.3. Демократия множества............................395

Примечания............................................433

Указатель..............................................485

Глашатаи нового мира

Это десятая - и последняя - книга из серии, с 2001 по 2005 год издававшейся Центром исследований постиндустриального общества совместно с журналом «Свободная мысль-ХХ1». Эта серия была составлена мною из философских, социологических, экономических и политологических работ, столь же непохожих друг на друга, как и их авторы. По моему глубокому убеждению, к продуктам интеллектуальной деятельности не приложима одна и та же мерка, поэтому я и мои коллеги не усматривали необходимости выдерживать какой-то «общий уровень» всей коллекции, на чем порой настаивают специалисты-издатели; в этой серии, по нашему замыслу, читатели должны были увидеть многообразие и динамизм современной западной обществоведческой мысли.

До поры до времени мне казалось, что это нам удается. Но именно до поры до времени, а точнее - до того момента, пока в сентябре 2004 года мне в руки не попала новая книга Майкла Хардта и Антонио Негри, написанная ими в продолжение широко разрекламированной, но отнюдь не впечатлившей меня в свое время «Империи»¹. Я машинально купил ее в гарвардском книжном магазине, как всегда покупаю - не открывая - книги тех авторов, чьи работы мне уже приходилось читать, а затем, перелистывая ее первые страницы в зале ожидания бостонского аэропорта, понял, что именно она должна стать «завершающим аккордом» в нашем издательском про-

¹ См.: Hardt, Michael and Negri, Antonio. Empire, Cambridge (Ma), London: Harvard Univ. Press, 2000 (рус. изд.: Хардт, Майкл и Негри, Антонио. Империя, Москва: Прак-сис, 2004).

VII

В. Иноземцев

екте. Мне показалось, что именно в этой книге сошлись широта подходов к проблемам современного обществоведения, научная смелость авторов, глубина их социологического и исторического анализа - при очевидном следовании марксистской традиции исследования. Иными словами, в этой книге читатель может увидеть все то, что предполагалось показать ему во всей нашей библиотечке.

Авторы «Множества» - люди не только особенные, но и непохожие друг на друга, насколько это возможно. 45-летний американец Хардт, при нашей первой встрече на вопрос о том, чем он занимается, ответивший: «Всем понемногу», - почти полная противоположность 72-летнему итальянцу Негри, убежденному революционеру, который не один год скоротал в тюрьме, идеологу «Красных бригад» и автору более чем двух десятков философских трактатов. Однако это не помешало им еще в начале 1990-х написать первую совместную работу «Труды Дионисия», выпущенную издательством Миннесотского университета, в котором выходили и выходят книги самых интересных и оригинальных западных философов конца XX -начала XXI столетия². Затем последовали «Империя» и «Множество». Майкла Хардта, профессора современной европейской литературы из Университета Дьюка в Северной Каролине, я рискнул бы назвать скорее искусным популяризатором идей Негри, чем равным ему соавтором; вместе с тем бесспорно, что именно Хардту принадлежит немалая заслуга в том, что их совместные работы обрели всемирную известность, покоряя сначала англоязычную аудиторию, а уже потом поступая на книжные полки в переводе на множество иностранных языков, в том числе на итальянский. В отличие от Хардта, Антонио Негри хорошо известен как в кругу интеллектуалов, так и среди сторонников протестных движений самого разного толка, причем отнюдь не только одними своими научными трудами.

7 апреля 1979 года А. Негри и еще 30 его соратников были арестованы в Милане по подозрению в попытке свержения государственного строя. Негри считался в то время руково-

² См.: Hardt, Michael and Negri, Antonia Labor of Dionysus: A Critique of the State-form, Minneapolis (Mn.): Univ. of Minnesota Press, 1994.

VIII

Глашатаи нового мира

дителем ультралевой организации, имевшей политическое крыло в виде союза «За независимость рабочих» и военизированное - в виде так называемых «Красных бригад». На следующий день ему было предъявлено обвинение в похищении и убийстве в марте-мае 1978 года христианского демократа Аль-до Моро, пять раз занимавшего пост премьер-министра Италии. К концу года к этому обвинению добавились другие, в том числе в 17 убийствах и ряде террористических актов. Следствие по делу Негри и его сообщников стало одним из самых резонансных событий в Италии начала 80-х годов, но к середине 1982-го обвинение по большинству эпизодов стало разваливаться из-за недостаточности улик. Когда 24 февраля 1983 года в Риме открылся судебный процесс, список обвинений сократился более чем втрое. Негри к тому времени стал широко известен, в том числе и как автор пяти книг, написанных за время заключения; популярность позволила ему выставить свою кандидатуру на парламентских выборах, состоявшихся в самый разгар слушаний, 25-26 июня 1983 года. Его избрание в парламент одновременно от центральных округов Милана, Рима и Неаполя не стало неожиданностью. 8 июля процесс был прерван, и Антонио Негри покинул римскую тюрьму Ребиббия. Вскоре, однако, органы правосудия инициировали процедуру лишения Негри иммунитета; накануне голосования в Палате депутатов 20 сентября 1983 года (которая дала согласие на его уголовное преследование минимальным большинством в 300 голосов против 293) он вынужден был уехать во Францию, где провел долгих 14 лет, заседая в Совете Международного философского колледжа, а с 1984 года занимая кафедру профессора социологии и политологии в Университете Париж-8 в Сен-Дени.

Тем временем суд первой инстанции в Риме признал А. Негри виновным по некоторым пунктам обвинения, включая терроризм и попытку свержения конституционного строя, и приговорил его к 30 годам заключения. Апелляции сократили впоследствии этот срок до 13 лет. В 1997 году Негри - к тому времени уже всемирно известный философ - добровольно вернулся в Рим в ту же тюрьму Ребиббия, которую покинул за 14 лет до этого. В 2001 году он был переведен под домаш-

IX В. Иноземцев

ний арест, а в 2003-м освобожден, хотя в Италии ему по сей день запрещено принимать участие в выборах и заниматься преподавательской деятельностью в любых учебных заведениях.

Антонио Негри - автор множества книг, наиболее известны среди которых Politico, di classe: II motore e la forma (1980), II Comunismo e fo Guerra (1980), lAnomalia selvaggia: Saggi su potere e potenza in Baruch Spinoza (1981), Macchina tempo: rompicapi, liberazione, costituzione (1982), Italie: Rouge et noire (1985), Communists Like Us [совместно с Φ. Гваттари] (1986), Fabbriche del soggetto (1987), Des entreprises pas comme les autres (1989), Constituent Power (1991), Le bassin de travail immatwiel [совместно с А. Корсани, M. Лаццарато и И. Мулье-Бутаном] (1996), Empire [совместно с М. Хардтом] (2000) и Time for Revolution (2003). В 1990 году А. Негри с коллегами основали в Париже ежеквартальный общественно-политический журнал Le futur antwieur.

О чем же пишут в своей новой книге мэтр итальянского марксизма и его молодой заокеанский коллега? Прежде всего - о том кризисном, а вернее, нестабильном, переходном состоянии, в котором оказалась современная цивилизация. О радикальных переменах в экономике, общественной жизни и политической практике, которые произошли в последней четверти XX века и сделали современный мир столь мало похожим на тот, что пытался изменить радикал Негри в свои молодые годы. О состоянии всеобщей и всепроникающей войны, которая маскируется сегодня риторикой борьбы с терроризмом и обеспечения безопасности, а на деле представляет собой изощренную систему способов подавления жизненной воли широких народных масс. И, разумеется, о том самом гипотетическом «множестве», которое, приходя на смену «массам», может вывести человечество из исторического тупика и открыть ему дорогу «в светлое будущее». В исторической части, касающейся европейской ли политической экспансии, мирового ли «революционного движения», или эволюции философских воззрений, книга М. Хардта и А. Негри в такой мере основана на реальных фактах, что порой кажется не столько теоретическим, сколько историческим исследованием. В то же

Глашатаи нового мира

время она так оптимистична по духу, что авторов нетрудно заподозрить в приверженности утопиям. В общем, эта книга -одна из самых удачных (если не самая удачная) попыток теоретического осмысления мира, сформировавшегося столетие спустя после смерти основоположников марксизма.

Теоретический характер своей книги М. Хардт и А. Негри подчеркивают на всем ее протяжении (см., напр. ее. 8,180 и 395). И даже на последних страницах, вовсю, казалось бы, предавшись футурологическим мечтаниям, они находят в себе силы остановиться и напомнить: «Наша книга посвящена теории, а потому тут не место прогнозам о том, насколько близко подошло время для принятия революционного политического решения» (с. 431). Вполне теоретическими остаются и исходные посылки их исследования. Начав с анализа радикальных перемен, происшедших на протяжении последних десятилетий как в организации производственного процесса, так и в характере самого труда, они переходят затем к исследованию соответствующих изменений в структуре современных развитых обществ и в глобальном сообществе в целом. Следующий шаг- исследование природы, характера и направлений развития существующих ныне властных структур - как национальных, так и способных регулировать глобальные политические процессы. Затем авторы возвращаются к проблеме «войны всех против всех», с драматического описания которой и начинается их книга. Хотя логика самого исследования и не совпадает с ходом изложения его результатов, я рискнул бы настаивать на том, что она именно такова, как я ее представил в этом абзаце, и потому попытаюсь выстроить основные положения книги М. Хардта и А. Негри вдоль именно этой

линии.

Начну с характера и главных особенностей современного трудового процесса. В соответствии с основными выводами теории «постиндустриального общества», М. Хардт и А. Негри констатируют, что «в заключительные десятилетия XX века индустриальный труд утратил гегемонию, и на смену ему пришел "неовеществленный" труд, то есть - обеспечивающий либо создание нематериальных благ (знаний, информации, связей или отношений), либо эмоциональной реакции» (с. 139).

XI В. Иноземцев

Важнейшими особенностями нового вида труда они считают, во-первых, то, что ему «свойственно выходить за пределы ограниченной сферы сугубо хозяйственных процессов, [напрямую] вовлекаться в общественное производство и воспроизводство» (с. 90); во-вторых, то, что этот вид деятельности несет на себе печать аффективное™ (см. с. 139); и, в-третьих, то, что «нематериальный труд имеет тенденцию приобретать общественную форму сетей, основанных на коммуникации, сотрудничестве и эмоциональной привязанности» (с. 91). Главным следствием распространенности нематериального, или неове-ществленного труда в книге представлено появление так называемой неовеществленной собственности, которую можно воспроизводить бесконечно и которая поэтому способна находиться повсеместно в одно и то же время (см. с. 380).

Справедливости ради следует отметить, что до этого момента М. Хардт и А. Негри скорее повторяют известные положения теории «постиндустриального», или «информационного» общества, чем развивают их. Однако если для «постин-дустриалистов» характерно стремление связать эти положения с распространенными представлениями о социальном и экономическом развитии, то наши авторы спешат обнаружить в новой деятельности те и такие черты, которые свидетельствовали бы о принципиальной чуждости ее буржуазным устоям. Они полагают, что деятельность, характеризующаяся постоянным сотрудничеством между бесчисленными индивидуальными производителями, не создает продукта, который можно обратить в частную собственность; при этом, по их мнению, расширение сферы нематериального производства «способно непосредственно расширить сферу того, чем мы владеем сообща» (с. 147), а отсюда следует вывод о неизбежности расширения сферы общего (коммунитарного) и сокращения сферы частного (буржуазного). В доказательство приводятся как соображения относительно угрожающей частному владению легкости воспроизведения, от которой зависит ценность информационных продуктов (см. с. 223), так и указания на волюнтаристский характер присвоения в частную собственность результатов научных исследований, осуществляемого на фоне деклараций о продукте традиционных видов производства

XII

Глашатаи нового мира

знаний как общем наследии всего человечества (см. с. 229). Однако какими бы ни оказывались конкретные аргументы, именно изменение характера труда рассматривается М. Хардтом и А. Негри в качестве главной причины происходящей в современном мире модификации отношений собственности и обмена.

Думаю, что такая причинно-следственная связь возможна, но отнюдь не обязательна. Представленный в книге подход имеет важное преимущество перед традиционным марксизмом, и оно состоит в том, что становление нового вида труда служит предпосылкой обретения производством общественного характера, а не его следствием. В то же время известно, что в различные исторические периоды объектом собственности -пусть и не частнокапиталистической - становились как продукты коллективной деятельности, так и вообще блага, не являвшиеся продуктом труда (как, например, земля), и даже сами люди. Общение между индивидами во все времена было производственным ресурсом, но оно не было преградой для частного присвоения. Поэтому хотя мысль о расширении сферы общего под влиянием перемен в трудовой деятельности в целом представляется верной, делать из этого вывод о преодолении частной собственности не вполне, на мой взгляд, корректно.

Но М. Хардт и А. Негри идут гораздо дальше, двигаясь к своей центральной идее - к идее «биополитического». По их мнению, изменение характера современной деятельности обусловливает стирание границ между рабочим и свободным временем, между деятельностью на производстве и «работой для себя», между отчужденной деятельностью и творчеством (см. с. 90 и др.). Отсюда следует смелый вывод: в новых условиях «среди различных форм труда нет... приоритетных форм: ныне всякий труд задействован в общественном производстве» (с. 137). Он подтверждается также тем, что «производство знаний, языковых форм, сетей коммуникаций и отношений социального сотрудничества охватывает все общество, включая его беднейшие слои» (с. 166). «Для общественного производства, -пишут М. Хардт и А. Негри, - принципиально важны креативность и изобретательность, свойственные бедноте, безработным, лицам с частичной занятостью и мигрантам. Точно

XIIIВ. Иноземцев

так же, как общественное производство осуществляется сегодня внутри и за пределами фабричных стен, оно в равной мере присутствует в рамках отношений найма и вне таковых. Нет общественной черты, которая разделяла бы производительных и непроизводительных работников. Пора полностью отказаться от старого... марксистского противопоставления производительного и непроизводительного труда» (с. 173).

Это новое общественное производство - можно сказать, «производство всего усилиями всех» - М. Хардт и А. Негри называют биополитическим производством; «прилагательное биополитический, - подчеркивают они, - указывает на прогрессирующее размывание традиционных различий между экономической, политической, социальной и культурной сферами» (с. 140). Идея «биополитического» является одной из центральных в книге, но не стоит обманываться относительно глубины ее проработанности. Несмотря на ясно заявленный теоретический характер работы этих современных марксистов, за каждой их теоретической выкладкой скрываются недвусмысленные практически-революционные выводы. В данном случае таковых просматривается два. С одной стороны, концепция «биополитического производства» призвана убедить читателя в том, что уход с исторической арены традиционного индустриального пролетариата и крайняя раздробленность и разобщенность подавленных классов не мешают организации всеобщего сопротивления. Более того, все угнетенные - от высокооплачиваемого наемного программиста до нищего индийского крестьянина - едины в своем качестве производителей «общего», а потому могут стать базой революционного движения. С другой стороны, «эксплуатация в условиях гегемонии нематериального труда не есть... присвоение стоимости, измеренной в единицах индивидуального или коллективного рабочего времени, а, скорее, это захват ценностей, произведенных кооперативным трудом и, тем самым, обретающих общность в результате циркуляции в общественных сетях (курсив мой - В.И.)» (с. 146). Поэтому господствующий класс естественным образом глобализируется, и вечный непримиримый конфликт между угнетенными и угнетателями переносится из

XIV

Глашатаи нового мира

узких пределов национального государства на безграничные пространства всего земного шара.

Подытожим. Вывод М. Хардта и А. Негри о том, что происходящие изменения в характере современной трудовой деятельности создают основу для преодоления ряда закономерностей капиталистического производства и для созидания нового типа общности, вполне убедителен. Можно - пусть отчасти - согласиться и с тем, что продукты нематериального производства не могут (или не должны, что не одно и то же) обращаться в частную собственность; ведь «частное владение знаниями и информацией - лишь помеха к контактам и сотрудничеству, лежащим в основании социального и научного творчества, и ничего более» (с. 230). Однако утверждения, согласно которым совершенствование форм труда создает основу для такого «биополитического производства», которое устраняет все различия между отдельными видами человеческой активности, требуют более серьезной аргументации. В логику авторских построений не вполне укладывается и их желание зачислить представителей глобального доминирующего класса в паразитирующую прослойку - ведь и их «деятельность» (пусть даже деструктивную), если быть последовательными, следовало бы относить к биополитическому производству отношений, сетей и смыслов.

Но авторы идут своим путем. Охарактеризовав значение нематериального труда в глобальном «биополитическом производстве», они настаивают: этот труд тоже эксплуатируется, причем его эксплуатация становится лишь более изощренной. В этом пункте возникает понятная потребность придать соответствующую концептуальность новому социальному противостоянию: определить, что именно приходит на смену традиционным общественным классам, а также прояснить вопрос о том, кто является коллективным субъектом биополитического производства, обретающего глобальный масштаб.

Ответ на каждый из этих вопросов имеет принципиальное значение для судеб марксизма. Как известно, ни основоположники марксистской теории, ни (тем более) их последователи не смогли уйти от классового подхода и от традиционной дихотомии «индивид - общество». Если сегодня можно

XVВ. Иноземцев

Глашатаи нового мира

соглашаться с прогнозом К. Маркса и Ф. Энгельса о становлении в будущем бесклассового общества, то их убежденность в том, что путь к такому обществу лежит через победу пролетариата, оказалась явной ошибкой. Они сумели заглянуть за горизонт столетий, когда говорили о новом обществе как своего рода постэкономическом, но ошибались, связывая его начало с преодолением капиталистического, а не экономического строя. Их логика была безупречна, когда они обосновывали идею преодоления частной собственности в коммунистическом обществе, однако давала сбой при доказательствах, будто степень «обобществления» производства, достаточная для становления такого общества, уже была достигнута.

М. Хардт и А. Негри - и в этом состоит их несомненный вклад в марксистскую теорию - предприняли попытку отойти от подхода, свойственного марксистам индустриальной эпохи. Выход из «западни», в которую попали ортодоксальные марксисты, они видят в новой парадигме, рассматривающей формирующееся глобальное сообщество как множество (multitude), которое не сводимо ни к массе, ни к классу, ни к народу. Понятие множества занимает центральное место в их книге, и потому на нем следует остановиться подробнее.

Если народ представляет собой общность, сплоченную определенной идентичностью, и потому воспринимает себя как некое естественное единство (см. с. 4); если сущность массы состоит в ее неразличимости, и она способна «двигаться в унисон лишь потому, что составляет расплывчатый, единообразный конгломерат» (с. 5); если, наконец, понятие пролетариата «имеет ограничительный характер - не только для того, чтобы отличать рабочих от собственников, которым не нужно трудиться, чтобы заработать на жизнь, но и чтобы отделить рабочий класс от остальных трудящихся» (там же), то множество «является активным социальным субъектом, действующим на базе того, что связывает личности воедино. Множество - это внутренне разнообразный, сложный социальный субъект, строение и деятельность которого базируются не на идентичности или единстве (и тем более не на отсутствии различий), а на том, что в нем есть общего (курсив мой - В.И.)» (с. 130). Множество невозможно свести к какому-то одному об-

XVI

лику, поскольку оно составлено из представителей отдельных культур, рас, этносов, тендеров, сексуальных ориентации, разных форм труда, образов жизни, мировоззрений и устремлений; «множество - это плюральность, не поддающаяся упрощению; единичные социальные различия, присущие множеству, всегда должны находить свое выражение и не должны нивелироваться до состояния одинаковости, единства, общей идентичности или нейтральности» (с. 135). В общем, оно «характеризуется радикальными различиями составляющих его личностей, которых нельзя синтезировать в единую идентичность» (с. 429).

Эти особенности множества проявляются и на политическом уровне. Если признавать за множеством способность к экономической, политической и общественной самоорганизации, то «унитарный суверенитет постепенно становится излишним... Дело не только в том, что суверенитет более не относится исключительно к сфере политического. Множество просто изгоняет суверенитет из политики» (с. 410) - хотя бы потому, что само не является и не может быть источником суверенитета (подробнее см. с. 397).

Итак, что же такое множество? Можно ли определить его в более позитивном ключе, не прибегая к постоянным противопоставлениям, не вполне проясняющим суть вопроса? Что представляют собой элементы множества? Как они соотносятся между собой? Эти и подобные им вопросы немедленно возникают у любого читателя, и на них следовало бы поискать ответы, тем более что здесь имеет место еще одна проблема.

Возможно, внимательный читатель заметил в приведенных выше цитатах своего рода неуверенность авторов книги: описывая множество, они говорят то о «личностях», то о «представителях разных культур», то о «единичных социальных различиях», то еще о чем-либо подобном. В данном случае следует заметить: это не ошибки или непоследовательность авторов; ответственность за эту нестройность несем мы - переводчики и редакторы книги. В оригинале во всех этих отрывках³М. Хардт и А. Негри говорят о том, что они называют сингу-

^! Этим отрывкам соответствуют: странице 4 русского текста - страница XIV английского оригинала; страницам 135 и 429 - страницы 105 и 355 оригинала.

XVII

J В. Иноземцев

лярностью, или сингулярием (singularity), применяя понятие, которым пользуются в естествознании и которое образовано от латинского singularis - отдельный, особый. Сингулярий является своего рода квантом множества, но в то же время во всем множестве невозможно встретить двух одинаковых син-гуляриев - и именно это отличает авторскую дихотомию «сингулярий - множество» от традиционного противопоставления индивида и общества. К сожалению, несмотря на все предпринимавшиеся мною и моими коллегами усилия, воспроизведение терминологического стиля авторов не могло быть обеспечено без предельного усложнения текста; поэтому в большинстве случаев понятие «сингулярий» переводится в книге как «личность». Понимая, что эти два термина не могут считаться идентичными, я все же счел возможным пойти на это - основываясь в том числе и на своем собственном опыте использования термина «личность» вместо понятия «индивид» при описании человека, способного к творческой, и потому несводимой к любой иной, деятельности⁴. Рассуждая о сингулярий, М. Хардт и А. Негри имеют в виду «социального субъекта, чья оригинальность не может быть сведена к чертам сходства и отличает его от других (курсив мой - В.И.)» (с. 129), причем особо подчеркивают, что «компоненты "массы" или "толпы" не проявляют себя как личности (в оригинале более жестко: are not singularities - В.И.) - и это с очевидностью доказывается тем, как легко различия между ними утопают в однообразии целого (курсив мой - В.И.)» (с. 130). Таким образом, здесь и далее под личностью мы понимаем нечто большее, нежели индивида в традиционном смысле слова - а именно человека, который не может и не должен презрительно считаться компонентом безликой и серой массы.

Установив, что наиболее значимым взаимодействием в современном мире является взаимодействие между сингулярием, или личностью, и множеством, М. Хардт и А. Негри идут дальше, пытаясь выяснить, что именно способно сплотить множество; вопрос этот оказывается особенно актуальным, если

⁴ См., напр.: Иноземцев, Владислав. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире, Москва: Aademia, Наука, 1998, ее. 247-285.

XVIII

Глашатаи нового мира

учесть, что истории практически неизвестны широкие социальные движения, которые предполагали бы, по сути, отказ от коллективной идентичности их участников. В качестве ответа на этот вопрос они предлагают версию, которая, с моей точки зрения, больше представляет собой субститут, нежели полноценное решение проблемы. Так как «строение и деятельность множества базируются на том, что есть общего» между составляющими его членами, то это общее и называется авторами основой сплоченности множества. М. Хардт и А. Негри пишут: «Парадоксальным образом, общее возникает на обоих концах биополитического производства: это и его конечный продукт, и исходное условие. Общее является одновременно и естественным, и искусственным; это наша первая, вторая, третья и так далее натура. Нет такой личности, которая не конституировалась бы во множестве. Нет коммуникации, которая не имела бы всеобщего характера, поддерживающего и приводящего ее в действие. Нет и такого производства, которое не было бы одновременно сотрудничеством, основанным на общности. При таком биополитическом устройстве множества пересекаются с другими множествами, и из тысяч точек пересечения, из тысяч корней, соединяющих множественные производства, из тысяч отражений, рождающихся в каждой личности, неизбежно восстает жизнь множества. Множество представляет собой разрозненный набор личностей, порождающий общую жизнь; это своего рода социальная плоть, организующая саму себя в качестве нового общественного тела» (ее. 420-421). Множество, добавляют они, конституирует само себя, являясь «чем-то вроде языка, способного к самовыражению» (с. 409). Сколь убедительна эта позиция и что она дает для дальнейшего анализа?